При этом наша класснуха преподавала русский и литературу. С нами не справлялась, мы конфликтовали. Мысль о том, чтобы что-то интересное замутить, придумать для нее никому в голову не приходила. Вручили перед уроками в сентябре один на всех вшивый букетик? До свидания.
Иное дело дорогая обожаемая Анна. Тут мы решили расстараться. Она опрометчиво обмолвилась, что любит Пушкина.
Автор коллажа Елизавета Легостаева
Сама виновата! Запустила реакцию, послужила катализатором вдохновения. А какая муза, такие и бестии, ею неосторожно на путь творчества наставленные. Это я о нас, десятиклассниках.
Дело было накануне восьмого марта. Не спрашивайте зачем выбирать мрачную драму про Пиковую даму в такой день. Тем более, что учительница наша не была юной прелестницей.
Увы, втемяшилось. На мистику потянуло, не иначе...
Постарайтесь и представьте шестнадцатилетнюю оторву в качестве Старухи из Пиковой дамы, а трех спортивных оболтусов ее ровесников в роли - карт.
Высоченный блондин Вовочка – сам себя назначил Германном и нарезал вокруг древней перечницы (меня в образе Графини) круги. Лез обниматься/целоваться, - гаденыш геронтофил. А наша умница отличница и спортсменка Владислава каким-то образом оказалась Пушкиным.
Чувствуете да, как все неоднозначно задумывалось?
Может просто Поэт не пришел в последний момент и Влада нас выручала? Бросилась на амбразуру. Или наоборот, это был самый настоящий Пушкин из всех возможных?
Времени на подготовку и репетиции не оказалось.
Вчера решили, а сегодня изображаем. С костюмами разумеется напряженка. Но кого и когда такие мелочи тормозили?
Остальные ашки, не актеры, как нормальные люди, принесли из дома заварку, плюшки, сахар-рафинад и салфетки. Постарались, вложились в процесс поздравления.
Химия была последним уроком.
Все со звонком дружно кинулись сдвигать столы.
Фердинандовна смотрела за этим действием заинтригованно, явно предчувствуя приятности, но не подозревая мистической глубины. В которую все рухнут вскоре.
Шесть заговорщиков ускользнули из класса в раздевалку. Пересчитаем нас актеров: Тройка, Семерка, Туз, Старуха Графиня, Германн и великий Поэт. А. С. Пушкин.
Парни прикрепили к пиджакам карты – важная подробность для сюжета – английскими булавками.
Я натянула поверх школьной формы длинную темно-зеленую юбку, сгорбилась. Повязала зачем то темно синий шерстяной платок, (старуха дворянка, угу) нацепила очки. Закашляла и ссутулилась.
Очаровательная Влада с томом Пушкина в руках была спокойной. Ничто не предвещало безобразий. Хотя? Наше все, наше Солнце, Поэт и бабник, мужчина, красавец с кудрями! А Влада? Не похожа!
Блондинка отличница брыкалась, но мы уговорили/заставили ее натянуть спортивные штаны с лампасами. (В тот день была еще и физкультура)…
А в качестве замены темных локонов Поэта, замотали голову Влады тюрбаном. Который изготовили из? Потной черной футболки Вовки.
Вывернутые наизнанку короткие рукава висели над щеками – по мнению Вовки и моему - совсем как бакенбарды.
По мнению Влады это больше напоминало уши черного спаниеля. Доказать нам это поэт не смог. И пошел выступать с обмотанной футболкой головой, но зло затаил
Наконец обнялись на дорожку, проговорили, кто за кем выходит и что делает/творит, пора! Господа актеры выдвинулись в сторону кабинета химии.
Германн (он же на самом деле Вовка), по случаю Восьмого марта прятал за спиной пучок гвоздик. Сжимал их со всей недюжинной силушкой, измочалил стебли, потеряли по дороге часть цветов.
Влада один ему в петлицу пиджака пыталась прикрепить или в карман. Мстила за «прическу», факт.
В итоге приколола все той же английской булавкой, вроде как украсила товарища.
Класс как раз приступил к разливанию чая по бокалам и кружкам.
Наша любимая Анна Фердинандовна присела к первому из сдвинутых по центру столов, достала из подсобки две коробки шоколадных конфет. Видимо ее уже поздравляли, угощали до нас.
Приземленные люди. Какая банальщина – дарить сладости?! Вот мы, умники и умницы, решили впечатлить педагога настоящим искусством!
В дверь постучали и на пороге класса явился А. С. Пушкин в черном потном тюрбане на талантливой голове, в спортивных штанах с лампасами.
Поэт... Может себе позволить.
Анна Фердинандовна наверное ждала от своих дорогих Ашек приятных праздничных слов... Но не фантасмагории и экшна…
Под ее взором Пушкин смутился, от этого неожиданно – наоборот - обнаглел, чтобы преодолеть стеснительность, и первое, что проорал зайдя в кабинет, в лицо нашей не юной химичке:
-Старуха! Подлая старуха!!!
При этом Поэт тыкал книгой в сторону учительницы. Анна Фердинандовна уронила ложечку на блюдце и жалобно спросила.
Класс захихикал, а Пушкина несло. Он взывал, завывал, уткнувшись в текст и подняв одну руку вверх, как на картине про юного лицеиста и Жуковского (или то был Державин?), не важно.
Анна Фердинандовна подпрыгнула от этой новой цитаты из классика, все затаили дыхание. Актеры сошли с ума?
- Графиня Анна была своенравна, как женщина, избалованная светом, скупа, погружена в холодный эгоизм, как и все старые люди, отлюбившие в свой век и чуждые настоящему.
Класс онемел: поздравление любимого препода все себе представляли иначе. А химичка взялась за сердце. Пушкин не заметил или пренебрег.
Поэт невозмутимо продолжал выискивать и зачитывать отмеченные карандашом в тексте отрывки из Пиковой дамы. Он шел по пути поздравления, не давал сбить себя с курса и время от времени в самых пафосных местах, демонстративно тряс бакенбардами.
Сразу после фразы Пушкина, которой явно не было в тексте, что…
- Уж полночь близится, а Вовочки все нет…
В замерший класс предсказуемо ворвался наш Германн.
В кабинете Герой начал озираться, забыл текст, а репетиций не было. Мы помним? За каким-то лешим подошел к химичке и вручил ей остатки гвоздик.
Анна Фердинандовна, парализованная нашим творчеством, не смогла их взять. Руки не слушались. Германн потряс, теряющими бутоны цветами перед ее лицом, и положил гвоздики на чайное блюдце.
Тут, хромая, явилась Старуха.
До меня с опозданием, как до жирафа, дошло, что подволакивать ногу тоже было не обязательно. Почему раньше не сообразила? Не знаю.
От яркого осознания пошлости наших действий, вместо правильного поздравления учительницы, ваша я не дохромала до ожидающего меня Германна и уселась., почти упала. Но не на приготовленный стул, а на стол перед доской.
Пригорюнилась. На самом деле, без притворства. Взялась обеими руками за башку. Застонала.
Поэт, не замечающий моего отчаяния, в это время витийствовал. Тыкал книгой в нашу учительницу и в Германна.
- Почему ж не попробовать своего счастия?...
Вопрошал страстный бабник Пушкин.
Германн и химичка с ужасом смотрели друг на друга. Поэта несло, строго по тексту, цитата за цитатой, но как это звучало?
- Представиться ей, — пожалуй, сделаться ее любовником, — но на это все требуется время — а ей восемьдесят семь лет, — она может умереть через неделю.
Тут Германн опомнился, дошло и до него, заметался между Старухами.
Я на столе, справа от него, а слева химичка.
Германн, раздираемый душевными муками, поцеловал Анну в щечку и твердой поступью направился ко мне с той же целью.
Потянулся ко мне, всхлипывающей на столе, губами…. А что мелочиться? Старух в классе сейчас две? Две! Обеих положено осчастливить. Оптом!
Ваша я взвыла и опрокинулась навзничь на стол, начала брыкаться.
Карты, притомившиеся ждать в коридоре, не дожидаясь пока их позовут, боком дружно полезли на сцену, то есть в кабинет.
Как мгновенно стало ясно всему классу Туз питал ко мне горячие чувства. С разгона, не разбираясь, он зарядил кулаком по затылку наглецу Германну.
Другие карты среагировали адекватнее. Если это слово уместно. Тройка схватила Туза, а семерка повисла на Германне, который оцарапался об английские булавки, озверел и завопил.
Некстати вмешался Пушкин, гневно начал призывать актеров к ответу. Для большей доходчивости Поэт колотил книгой по плечам увлекшихся лицедеев, лупил по головам. Твердил важную по его авторскому мнению мысль.
Наступило некоторое просветление в наших умах, и Туз выпустил Германна, а Семерка и Тройка перестали толкаться, тоже отцепились от товарищей.
Пушкин свирепо, нам стало ясно, что этот точно не раз и не два затевал дуэли, показывал раскрытой книгой на меня, угу.
- Графиня не отвечала, не отвечала. Ясно? Германн увидел, что она умерла...
За первым столом тихо всхлипывала химичка, до которой наконец дошло, что же здесь происходит: не жестокое издевательство над возрастом, а искренняя жажда порадовать!
Так как я села, а по сценарию должна наоборот упасть, Тройка решила мне помочь. Нажала на плечо, чтобы шустрая покойница, норовившая вообще слезть со стола, улеглась.
Но я стала сопротивляться, Тройка оцарапала меня английскими булавками, я завизжала. На выручку кинулся Германн.
Мы свалились и завозились за столом втроем. В запале затоптали косынку и порвали мою юбку.
Кто-то из одноклассников догадался начать аплодировать, чтобы остановить шоу. Задние встали, чтобы лучше видеть и громко хлопали.
Передумав драться, чему опять способствовал Поэт, актеры поднялись, взялись за руки, поклонились сначала Анне Фердинандовне, которая крутила в руках остатки гвоздик, а потом остальным зрителям.
Пушкин так неистово тряс головой, что с него, наконец свалился тюрбан.
На переднем плане сцены, перед доской, Три карты от избытка адреналина и общей лихости танцевали маленьких лебедей. Двигались слева направо: от входа в класс до Анны Фердинандовны, потом справа налево, от любимой учительницы до двери.
Взялись руками друг за друга, растопырили локти, взбрыкивают ногами, балет достойный Большого театра.
В это время позади лебедей Старая Графиня горько рыдала на груди у Пушкина, который оглаживал покойницу по спине и шепотом уверял на ухо, что в целом, как ему кажется, представление удалось.
Германн, вошедший в роль соблазнителя, посылал всем зрителям воздушные поцелуи и подмигивал некоторым девочкам.
Наконец все остановились и заткнулись.
В наступившей пронзительной тишине Анна Фердинандовна, поблагодарила за поздравление, сказала, что наша трактовка классики ее сильно удивила, но не разочаровала.
- Во всяком случае, это было необычно. Многое я видела за почти сорок лет в школе, но такое первый раз! Спасибо, дорогие!
Восьмое марта это не обязательно просто букет цветов для любимой учительницы, правда?
Авторы ваши Наталя Шумак & Татьяна Чернецкая