Чарская

Л. А. Чарская «Проданный талант»

17-летний начинающий художник Алексей Ратманин едет в Петербург, навстречу славе, успеху и деньгам. Талантливый юноша мечтает поступить в Академию и верит в свою счастливую звезду.

Честолюбивый, но бездарный художник Марин, задумывает заставить Алёшу работать под своим именем. И когда тот остаётся без денег и узнаёт, что его мать тяжело простужена, делает предложение, от которого трудно отказаться.

Алексей «понял, что ему предлагают продать свой талант, продать навсегда», что «путь к той славе, о которой он мечтал столько лет, славе художника, закроется для него навсегда».

Пойдёт ли юноша на некрасивую сделку?

С одной стороны – его будущее, с другой – больная мать в страшной нужде.

Чтобы узнать, какой выбор сделает молодой человек и сумеет ли выбраться из страшной ситуации, скачивайте рассказ:

https://t.me/classical_lit/10276

Произведение издано в 1907 г. М. О. Вольфом. Интересно, что на обложке указано, что это рассказ, а на титульном листе – повесть.

- Лидия Чарская – одна из популярных детских писательниц начала XX века. Она стала одной из первых признанных женщин-писательниц. Она также написала роман «Смелая жизнь» о другой женщине-писательнице Надежде Дуровой.

- Чарская писала о жизни подростков, сама воспитывалась в Институте благородных девиц, а главные темы её произведений – взросление, приключения, становление характера, дружба и любовь.

- Настоящая фамилия писательницы – Воронова. Псевдоним взяла будучи актрисой (от слова «чары»).

- Чарская написала очень много, и даже Корней Чуковский, не любивший её как автора «истерично-сентиментальных институтских повестей», признавал ее вклад в русскую литературу и помогал в голодные советские годы получить паёк: «Это безобразие. Харитон получает (паёк), а она, автор 160 романов, не удостоилась».

- После революции её произведения были запрещены, но она продолжала писать под псевдонимом. Крылатой фразой стало название ее стиха «Мастер Пепка».

В нашей библиотеке вы можете бесплатно скачать более 200 произведений Л.Чарской. Ссылки на самые известные:

https://t.me/classical_lit/10197 - Княжна Джаваха

https://t.me/classical_lit/10198 - Записки институтки

https://t.me/classical_lit/10228 - Некрасивая

В этот день родилась русская детская писательница и актриса Лидия Алексеевна Чарская.

Лидия Алексеевна Воронова родилась в Санкт-Петербурге 19 января 1874 года у прикомандированного к Николаевской Инженерной академии поручика Лейб-Гвардии Егерского полка Алексея Александровича Воронова и Антонины Дмитриевны Крахоткиной.

Семья жила в достатке, родители любили свою дочь, и все, казалось, было радостным и безмятежным. Но не под счастливой звездой родилась маленькая Лида. Вскоре умерла ее мать. И всю свою любовь девочка перенесла на отца. Возможно, это помогло им обоим перенести тяжкую потерю. Вдвоем они проводили дивные вечера. И Лиде казалось, что так будет всегда.

Но однажды все переменилось. Отец женился. В дом вошла чужая женщина. Отношения с новой хозяйкой дома настолько не сложились, что Лида несколько раз убегала из дома. Тогда было решено отвезти ее в Петербург в Павловский женский институт. В то время семья жила в Шлиссельбурге, этого требовала военная служба отца. Дорогу Лида не помнила, но зато в памяти навсегда осталось тяжелое воспоминание от первой встречи с обстановкой института, который жил по строгим, раз и навсегда установленным правилам. Для живого впечатлительного ребенка институт показался казармой, тюрьмой, в которой ей предстояло теперь жить.

Несхожесть с другими детьми ее возраста проявилась довольно рано. Уже в 10 лет она писала стихи, а в 15 лет взяла за привычку вести дневник, записи которого частично сохранились.

В августе 1897 года Лидия подала прошение о приёме на драматические курсы в Императорское Санкт-Петербургское Театральное училище. На третьем курсе, играя в экзаменационных спектаклях в Михайловском театре, впервые начала использовать фамилию-псевдоним Чарская. Какой смысл вложила в это звучное слово Лидия Алексеевна, нам не известно. Но можно предположить, что оно родилось по аналогии со словами "чары", "очарованье", "колдовство". Роли ей доставались второстепенные, эпизодические, жалованье тоже было невелико.

В сентябре 1900 года была утверждена неклассным художником на действительной службе в Императорских театрах. Окончив курсы спустя год она поступила в Александринский театр.

За работу в театре платили не слишком много, что в конечном итоге и подтолкнуло Лидию, очень нуждавшуюся в средствах, к писательскому делу: в 1901 году она начала писать повесть «Записки институтки», основанную на её школьных дневниках, которая публиковалась по частям в детском журнале «Задушевное слово», под её сценической фамилией Чарская.

Молодежь зачитывалась ее произведениями, восторженно встречая новые книги. В анкете, сделанной в одной детской библиотеке, на вопрос, чем не нравится библиотека, было получено в ответ: „Нет книг Чарской“». По словам Ф. Сологуба, «…популярность Крылова в России и Андерсена в Дании не достигла такой напряженности и пылкости…» Повести Лидии Алексеевны переводились на иностранные языки. Переведенная на немецкий, английский, французский, чешский языки, она вошла в каждый дом, в каждую семью, где росли дети. Была учреждена стипендия для гимназистов имени Чарской.

Повести "Княжна Джаваха", "Люда Влассовская", "Вторая Нина", "Записки маленькой гимназистки", "Сибирочка", "Лесовичка", рассказы "Волька", "Первый день", "Два сочельника", "Корректорша Варкунина", сказки "Золотая свирель", "Волшебная сказка" и другие - вот неполный перечень того, что взахлеб читало подрастающее поколение начала XX века.

После Октябрьской революции Чарская, как и все другие писатели дворянского происхождения с «буржуазно-мещанскими взглядами» в творчестве, попала под запрет, а её книги были причислены к бульварной литературе. В 1918 году закрылся журнал «Задушевное слово», и последняя повесть Лидии Чарской, «Мотылёк», так и осталась неоконченной; позднее она с огромным трудом опубликовала 4 маленькие книжки для детей под псевдонимом «Н. Иванова».

В 1924 году она ушла из театра, жила на актёрскую пенсию.

В школах устраивались «показательные суды» над Чарской. В 1920 году была составлена «Инструкция политико-просветительского отдела Наркомпроса о пересмотре и изъятии устаревшей литературы из общественных библиотек», в списке которой упомянуты книги Чарской. В дальнейшем инструкция была пересмотрена и многие книги вновь были разрешены, но произведения Чарской так и остались под запретом. В школах самым обидным для девочки стало обвинение в том, что она похожа на институтку из книг Чарской.

Сама писательница подвергалась травле со стороны коллег литераторов:

Виктор Шкловский написал статью "О пище богов и о Чарской" (название "Пища богов" он позаимствовал у Геpберта Уэллса) в "Литературной газете":

"...Ко мне пришла веселая, шумливая компания пионеров. Шумели они о разном. И между прочим говорили они о том, можно ли читать Чарскую, можно ли читать Клавдию Лукашевич? Хорошая книга «Маленький лорд Фаунтлерой»? Они мне напомнили о таких книгах, которые я читал лет тридцать назад. В каких трещинах живут эти книги? Что им дает это паршивое бессмертие?

<...>

Эти институтки, которые описаны Чарской, – не думал я, что придется мне о них писать, – эти институтки были жалкие ограниченные люди. Они живут в плохих книгах, которые вы читаете...."

Корней Чуковский выступая на Первом съезде советских писателей:

"Нашим нынешним детским книгам надо противопоставить тогдашнюю детскую литературу для масс. Об этой детской литературе для масс принято теперь говорить очень много плохого, но самое плохое в этом отношении ещё не указано. Раньше всего необходимо сказать, что она была вся продажна и за планомерное развращение детей получала от правительства деньги... Чарскую нельзя трактовать (как её трактуют теперь) как пошлую романтическую институтку. Чарская отравляла детей сифилисом милитаристических и казарменно-патриотических чувств. «Победа русского оружия», «мощный двуглавый орёл», «русские молодецкие груди», «обожаемый русский монарх» - это было у неё на каждом шагу... Когда русское «христолюбивое воинство» ночью «искрошило» спящих горцев, она пролепетала со сладенькой институтской ужимкой: «Сладкое чувство удовлетворённой мести»."

Самуил Маршак на том же съезде:

"...вслед за яростными критическими атаками, которые он вел на слащавую и ядовитую романтику Чарской и ей подобных. "Убить" Чарскую, несмотря на ее мнимую хрупкость и воздушность, было не так-то легко. Ведь она и до сих пор продолжает, как это показала в своей статье писательница Е. Я. Данько, жить в детской среде, хотя и на подпольном положении. Но революция нанесла ей сокрушительный удар. Одновременно с институтскими повестями исчезли с лица нашей земли и святочные рассказы и слащавые стихи, приуроченные к праздникам."

Поэтесса Елизавета Полонская сохранила в своем архиве письмо Чарской, написанное в 1920-е годы, в котором писательница рассказывает о своей тяжелой ситуации:

"…я третий месяц не плачу за квартиру…и боюсь последствий. Голодать я уже привыкла, но остаться без крова двум больным — мужу и мне — ужасно…"

Однако были и те, кто хорошо отзывался о Лидии Алексеевне. Борис Львович Васильев, сын офицера российской императорской армии и русской дворянки, автор повести "А зори здесь тихие" и сценария к фильму "Офицеры", однажды написал:

"Если Григорий Петрович Данилевский впервые представил мне историю не как перечень дат, а как цепь деяний давно почивших людей, то другой русский писатель сумел превратить этих мертвецов в живых, понятных и близких мне моих соотечественников. Имя этого писателя когда-то знали дети всей читающей России, а ныне оно прочно забыто, и если когда и поминается, то непременно с оттенком насмешливого пренебрежения. Я говорю о Лидии Алексеевне Чарской, чьи исторические повести - при всей их наивности! - не только излагали популярно русскую историю, но и учили восторгаться ею. А восторг перед историей родной страны есть эмоциональное выражение любви к ней. И первые уроки этой любви я получил из "Грозной дружины", "Дикаря", "Княжны Джавахи" и других повестей детской писательницы Лидии Чарской."

И дети по-прежнему читали её книги, несмотря на то, что достать их было совсем не просто: очевидцы вспоминали, что соседские ребята приносили Чарской продукты и даже деньги, та взамен давала им почитать свои рукописи.

Чарская была кем-то вроде русской Джоан Роулинг, к тому же добропорядочной, благонамеренной и патриотичной. Она писала не только о сказочных персонажах и o гимназистках с институтками, но и, например, о героине Отечественной войны 1812 года кавалерист-девице Дуровой.

Всего за 20 лет творчества из-под пера писательницы вышли около 80 произведений.

Умерла Лидия Алексеевна в 1937 году в Петербурге и была похоронена на Смоленском кладбище.

Виктор Шкловский написал статью "О пище богов и о Чарской" (название "Пища богов" он позаимствовал у Геpберта Уэллса):

"Ко мне пришла веселая, шумливая компания пионеров. Шумели они о разном. И между прочим говорили они о том, можно ли читать Чарскую, можно ли читать Клавдию Лукашевич? Хорошая книга «Маленький лорд Фаунтлерой»? Они мне напомнили о таких книгах, которые я читал лет тридцать назад. В каких трещинах живут эти книги? Что им дает это паршивое бессмертие?

Товарищи-пионеры, не мы одни стреляем «пищей богов». В нас стреляют пищей карликов. Вот эти книги – это способ борьбы, это способ не дать расти, способ затушить кривую. Книги эти плохие, написанные жалким бедным языком."

Эта статья Шкловского была опубликована в "Литературной газете" 5 апреля 1932 года. В том же самом году рассуждавший об ограниченности институток, о паршивом бессмертии русских книг и о советской пище богов Виктор Шкловский совершил поездку на Беломорканал. Ему принадлежит немалая доля материалов, вошедших в известный сборник 1934 года, прославляющий эту стройку века на костях заключённых. Среди работавших на строительстве Беломорканала зэков был родной брат Шкловского, Владимир (позже, в 1937, его расстреляли). Другой его брат, Николай, был расстрелян за принадлежность к правым эсерам ещё в 1918 году. Сестра Елена умерла в голодном Петрограде в 1919. Сам Шкловский в 20-х годах тоже арестовывался, а его жену красные однажды взяли в заложники и отпустили за выкуп. На Беломорканале его спросили, как он себя здесь чувствует, и он ответил: "Как живая лиса в меховом магазине". Шкловский боялся

Это русская писательница Лидия Чарская могла жить, не показывая страха. Муж её (вроде бы) погиб, сын (кажется) эмигрировал, имущества её лишили, доходов тоже, книги её запретили. Ей было нечего терять, она впроголодь жила в нищенской квартире, болела туберкулёзом, ходила в своём допотопном пальто в церковь и уже ничего не боялась. А советские производители пищи богов буквально тряслись от страха в обществе, которое сами же построили.

От Чарской их корёжило страшно. Чарская определённо не была ни Достоевским, ни Толстым. Но она была хорошей детской писательницей, добившейся в России большей популярности, чем Жюль Верн во Франции или Андерсен в Дании. Впрочем, Лидию Алексеевну читали не только от Варшавы до Харбина. На западноевропейские языки её тоже переводили и издавали немалыми тиражами. В общем, Чарская была кем-то вроде русской Джоан Роулинг, к тому же добропорядочной, благонамеренной и патриотичной. Она писала не только о сказочных персонажах и o гимназистках с институтками, но и, например, о героине Отечественной войны 1812 года кавалерист-девице Дуровой. Известно, что Чарская создала около трёхсот произведений, в том числе под псевдонимами. Полной библиографии Чарской не существует до сих пор. Сразу после 1917 года её книги попали под запрет, однако она умудрялась и далее издаваться, скрываясь за всё новыми вымышленными именами (что затрудняет сегодня работу исcледователей её творчества). В 20-30-х годах дети продолжали зачитываться повестями Чаpcкой, этим свидетельством нормальной жизни в нормальной стране.

Корней Чуковский (из выступления на Первом съезде советских писателей, 1934 год):

Нашим нынешним детским книгам надо противопоставить тогдашнюю детскую литературу для масс. Об этой детской литературе для масс принято теперь говорить очень много плохого, но самое плохое в этом отношении ещё не указано. Раньше всего необходимо сказать, что она была вся продажна и за планомерное развращение детей получала от правительства деньги... Чарскую нельзя трактовать (как её трактуют теперь) как пошлую романтическую институтку. Чарская отравляла детей сифилисом милитаристических и казарменно-патриотических чувств. «Победа русского оружия», «мощный двуглавый орёл», «русские молодецкие груди», «обожаемый русский монарх» - это было у неё на каждом шагу... Когда русское «христолюбивое воинство» ночью «искрошило» спящих горцев, она пролепетала со сладенькой институтской ужимкой: «Сладкое чувство удовлетворённой мести»

Самуил Маршак (из выступления на Первом съезде советских писателей, 1934 год):

"Стихи его [Чуковского - b], связанные с литературными традициями и в то же время проникнутые задором школьной "дразнилки", считалки или скороговорки, появились вслед за яростными критическими атаками, которые он вел на слащавую и ядовитую романтику Чарской и ей подобных [атаку на Чарскую Чуковский вёл с 1912 года ]. "Убить" Чарскую, несмотря на ее мнимую хрупкость и воздушность, было не так-то легко. Ведь она и до сих пор продолжает, как это показала в своей статье писательница Е. Я. Данько, жить в детской среде, хотя и на подпольном положении. Но революция нанесла ей сокрушительный удар. Одновременно с институтскими повестями исчезли с лица нашей земли и святочные рассказы и слащавые стихи, приуроченные к праздникам."

В нормальных условиях Корней Чуковский и Самуил Маршак не могли конкурировать с Лидией Чарской ни по одному, ни вместе, ни в составе более широкой группы. Однако советская издательская политика не имела с нормой ничего общего. Повести Чарской изымали из библиотек, а книги её недругов выходили миллионными тиражами.

Однако есть люди, которые всегда остаются людьми. Борис Львович Васильев, сын офицера российской императорской армии и русской дворянки, один из тех писателей советского времени, которые останутся в русской литературе, боевой офицер, переживший то, что обычно убивает (а ему доводилось и выходить из окружения, и подрываться на мине), честный человек, ничем не запятнавший своего имени, однажды написал:

"Если Григорий Петрович Данилевский впервые представил мне историю не как перечень дат, а как цепь деяний давно почивших людей, то другой русский писатель сумел превратить этих мертвецов в живых, понятных и близких мне моих соотечественников. Имя этого писателя когда-то знали дети всей читающей России, а ныне оно прочно забыто, и если когда и поминается, то непременно с оттенком насмешливого пренебрежения. Я говорю о Лидии Алексеевне Чарской, чьи исторические повести - при всей их наивности! - не только излагали популярно русскую историю, но и учили восторгаться ею. А восторг перед историей родной страны есть эмоциональное выражение любви к ней. И первые уроки этой любви я получил из "Грозной дружины", "Дикаря", "Княжны Джавахи" и других повестей детской писательницы Лидии Чарской."

Одни воспитывались на русской литературе, другие росли на советской пище богов. Вот две фразы, прозвучавшие уже в наши дни:

1. «Пока русские не предложат новый фантастический проект — они не выживут<...>Никакого умеренного позиционирования внутри существующей системы для русских не существует. Они либо пойдут в сторону мессианства, либо на ликвидацию. Они лишние в этом устройстве мира — это страшно».

2. «Русский народ не уступит. Санкции, там, нормы, права, какие? У нас всегда была норма 125 грамм хлеба в сутки и право победить! Это и будет нашим ответом на санкции!»

Одну из этих фраз произнёс Сергей Кургинян, обладающий репутацией бешеного комми создатель какого-то мутного политического движения сталинистского толка. Другая принадлежит Алишеру Усманову, британскому подданому-миллиардеру и владельцу неприлично длинной яхты. В норме коммунисты и капиталисты говорят противоположные вещи. Но только не в случае с советскими людьми. Сентенции советского "коммуниста" и советского "капиталиста" настолько совпадают по форме и по сути, что не зная, кому из них принадлежит та или иная фраза, определить её авторство по содержанию невозможно. Потому что и "коммунизм", и "капитализм" носят у советских фиктивный характер, a реально только их отношение к русским, генезис которого нетрудно проследить до самого Герцена.

Но знаете, что самое смешное? Чарская опять издаётся массовыми тиражами, и русские дети опять зачитываются её повестям. A Герцен с призывами к русским умереть за Польшу, и Ленин с тирадами о русской швали, и Сталин с обещаниями дерусификации русскиx городов, и Шкловский с жалобами на паршивое бессмертие русских книг, и Чуковский с приравниванием русского патриотизма к сифилису, и англо-узбекский яхтсмен с идеей выделять русским по 125 граммов хлеба, и истеричный театральный режиссёр с предложением русским помессианствовать или помереть - все они сегодня воспринимаются русскими только в качестве говорящих мартышек.

Источник