ЧАСТЬ 1: "ПРИЗНАНИЕ"
— Я не твоя жена, а её сестра-близнец! — призналась она после года брака. — Настоящая Аня погибла в тот день.
Михаил замер с поднятой чашкой кофе. На кухне повисла удушающая тишина, нарушаемая только тиканьем часов и шумом дождя за окном. Он медленно поставил чашку, и та глухо звякнула о блюдце.
— Что за бред ты несёшь? — его голос прозвучал хрипло, будто простуженный.
— Я — Катя. Всегда была Катей, — она обхватила себя руками, словно пытаясь согреться. — Прости. Я больше не могу врать.
Миша смотрел на женщину перед собой — такое родное лицо, каждую чёрточку которого он знал наизусть. Или думал, что знал? В голове зашумело, как будто он разом опрокинул стакан водки.
— Катя погибла пять лет назад. Разбилась на мотоцикле в Таиланде, — он говорил медленно, чётко проговаривая каждое слово. — Ты была на её похоронах. Мы вместе были.
Она покачала головой, закусив губу — этот жест, такой знакомый, вдруг показался чужим.
— Это Аня погибла. А я... я просто воспользовалась тем, что ты был в командировке. Когда ты вернулся, я уже заняла её место.
— Заткнись! — он резко встал, опрокинув стул. — Просто заткнись!
Флэшбек накрыл его, как волна.
...Год назад. Он возвращается из трёхмесячной командировки в Сингапур. Аня встречает его в аэропорту — немного другая причёска, чуть похудела. "Решила сменить имидж, пока тебя не было". Первые недели она кажется непривычно рассеянной, путает какие-то мелочи из их общего прошлого. "Последствия стресса", — объясняет семейный врач. "Бывает, память шалит после сильных переживаний"...
— Год, — прошептал Миша. — Целый грёбаный год.
— Я люблю тебя, — тихо сказала она. — По-настоящему люблю. Не как сестра мужа, а...
— Заткнись! — он впечатал кулак в стену. На обоях осталось тёмное пятно. — Ты... ты понимаешь, что ты натворила? Это же... это статья!
Она вздрогнула, но продолжала говорить:
— Помнишь тот вечер, когда я впервые не смогла вспомнить имя нашей школьной учительницы? Ты ещё так удивился... Или как забыла про твою аллергию на клубнику и купила клубничный торт?
— Или когда перепутала, какое платье было на мне в день нашей свадьбы? Ты списывал это на стресс, на усталость. А я просто... не знала. Не могла знать.
Миша опустился на пол, привалившись к стене. В голове крутились обрывки воспоминаний — странности, мелкие несостыковки, на которые он закрывал глаза. Не хотел замечать? Или не хотел знать правду?
— Зачем? — только и смог выдавить он.
Она присела рядом, но не решилась дотронуться.
— Я любила тебя. Ещё до вашей свадьбы. Всегда любила, с того дня, как Анька привела тебя знакомиться с семьёй. Но ты выбрал её. Она была... правильной. Надёжной. А я — взбалмошная художница, вечно в поисках приключений.
Дождь за окном усилился, барабаня по карнизу как обезумевший.
— Когда это случилось... авария... я первая узнала. Позвонила её телефон, какой-то таец... Я рванула туда, сразу, даже никому не сказав. Думала, успею, спасу... — её голос дрогнул. — Не успела. А потом... потом я просто не смогла. Не смогла позвонить и сказать, что она погибла. Я знала, как ты её любишь. И я... я подумала...
— Что сможешь её заменить? — горько усмехнулся Миша. — Как куклу? Одну сломали — возьмём другую, похожую?
— Нет! То есть... сначала да, наверное. Но потом... потом всё стало по-настоящему. Наши вечера, разговоры до рассвета, твои объятия по утрам... Я влюблялась в тебя заново, уже не как Анина сестра, а как...
— Как самозванка, — он резко встал. — Как чёртова самозванка, которая украла чужую жизнь!
Она осталась сидеть на полу, сгорбившись, обхватив колени руками.
— Что теперь? — спросила тихо.
Миша подошёл к окну. За мутными от дождя стёклами расплывались огни вечернего города.
— А ты как думаешь? — он обернулся, и она поёжилась от его взгляда. — Заявить в полицию? Рассказать всем правду? Что ты год водила всех за нос — меня, родителей, друзей?
— Родители знают, — прошептала она.
— Они узнали через месяц. Мама... она же чувствует. Всегда нас различала, даже в детстве, когда мы специально путали их...
Новая волна ярости накрыла его.
— То есть все знали? Все, кроме меня, да? Развлекались, наблюдая, какой я идиот?
— Нет! Они хотели рассказать, но я умоляла... Клялась, что сама признаюсь, только... только попозже. Когда будет подходящий момент...
— И это, значит, подходящий момент? — он схватил куртку. — Год спустя?
— Миша, пожалуйста... — она вскочила, протянула к нему руки.
— Не трогай меня! — он отшатнулся как от прокажённой. — Просто... не трогай.
Входная дверь хлопнула так, что задрожали стёкла. Катя медленно опустилась на пол, прижимая к груди его забытый шарф. Пахнущий его одеколоном, такой родной...
— Прости, Анька, — прошептала она в пустоту. — Прости меня, сестрёнка. Я всё испортила. Как всегда...
ЧАСТЬ 2: "ПРОШЛОЕ"
Дождь хлестал по капоту, дворники едва справлялись. Михаил гнал машину по пустынным улицам, не особо разбирая дороги. В висках стучало: "Не Аня, не Аня, не Аня..."
Память услужливо подкидывала воспоминания, складывая их в новую, жуткую мозаику.
...Десять лет назад. Первая встреча с сёстрами на дне рождения общего друга. Аня — в строгом платье, волосы убраны в гладкий хвост. Катя — растрёпанная, в драных джинсах, с татуировкой на щиколотке.
— Мы с Катькой как инь и ян, — смеялась тогда Аня. — Она творческий хаос, я — вечный порядок.
Визг тормозов — Михаил едва успел затормозить перед светофором. Красный свет походил на кровавое пятно в пелене дождя.
...Их первое свидание с Аней. Тихий ресторанчик, неспешный разговор. А через окно видно, как Катя носится по улице с этюдником, пытаясь поймать закатное солнце на холст. "Чокнутая художница", — фыркнула тогда Аня, но с такой нежностью...
Телефон разрывался от звонков — сначала Катя (или уже не-Аня?), потом тёща, потом снова Катя. Михаил отключил звук.
...Их свадьба. Катя была подружкой невесты. Немного пьяная, она поймала букет и расхохоталась: "Теперь твоя очередь, сестрёнка! Найди себе такого же классного мужика!"
Миша резко развернул машину. Он знал, куда нужно ехать.
Старая мастерская на окраине города выглядела заброшенной. Но окна светились тусклым светом, и из трубы шёл дым. Катя всегда приезжала сюда работать, когда было паршиво на душе.
Настоящая Катя. Не его жена.
Он толкнул дверь. В нос ударил знакомый запах краски и скипидара.
— Я знал, что найду тебя здесь.
Она вздрогнула, но не обернулась. Стояла перед огромным холстом, где в бешеном вихре красок угадывались два женских силуэта.
— Расскажи мне всё, — его голос звучал глухо. — С самого начала.
Катя отложила кисть. На потёртых джинсах расплывались пятна краски — прямо как тогда, при первой встрече.
— Мы с ней всегда были разными, — начала она, всё ещё не оборачиваясь. — Даже удивительно, как из одной яйцеклетки вышли такие противоположности. Аня — отличница, гордость родителей. Я — вечная заноза в заднице.
Она наконец повернулась, и Миша с удивлением заметил, что она накрасила губы той же помадой, что носила раньше. Не той, что использовала, изображая Аню.
— Знаешь, что самое паршивое? — горько усмехнулась она. — Я ведь правда тогда улетела в этот чёртов Таиланд. Не разбилась, как все думали, просто... сбежала. От её идеальной жизни, от вашей идеальной любви, от собственной влюблённости в тебя...
Она подошла к захламленному столу, достала из-под вороха эскизов потрёпанную папку.
— А потом она прилетела за мной. Нашла каким-то образом, прилетела в эту дыру... Мы поругались. Сильно. Я наговорила ей... всякого. А она психанула и уехала на этом проклятом байке.
Катя протянула ему папку. Внутри были фотографии — две одинаковые девочки в разных нарядах, две девушки-подростка, уже непохожие, две взрослые женщины...
— Я не сразу поняла, что случилось. Думала, она просто обиделась и не отвечает на звонки. А потом позвонили из больницы... — её голос сорвался. — Знаешь, что она мне сказала напоследок? "Ты всегда хотела быть мной. Так попробуй! Посмотрим, справишься ли!"
Миша молча листал фотографии. Вот они втроём на его дне рождения. Вот в парке развлечений — Аня держит его под руку, а Катя корчит рожи на заднем плане...
— Когда я узнала, что её не спасли... что-то во мне сломалось, — Катя закурила, глубоко затягиваясь. — Я просто поехала домой, к нам домой, взяла её документы, телефон... А ты был в командировке, и я подумала... подумала...
— Что смогу исправить! — она резко обернулась, и в глазах блеснули слёзы. — Хоть что-то исправить! Я ведь виновата в её смерти. Если бы не моя истерика, если бы не моя дурацкая ревность...
— Ревность? — Миша замер. — К чему?
— К вашему счастью. К тому, что ты выбрал её, а не меня. Что она, как всегда, получила всё самое лучшее...
Она подошла к холсту, провела пальцами по красочным разводам.
— Знаешь, что самое страшное? Я ведь почти поверила. Почти стала ею. Научилась говорить как она, двигаться как она... Только вот любить как она — не получилось. Потому что я люблю тебя по-своему. Как Катя, а не как Аня.
Михаил смотрел на неё — растрёпанную, с пятнами краски на одежде, с дрожащей в пальцах сигаретой. Такую непохожую на его идеальную, аккуратную Аню.
Или это Аня была непохожа на настоящую Катю?
ЧАСТЬ 3: "ВЫБОР"
В мастерской повисла тишина, нарушаемая только шумом дождя по жестяной крыше. Михаил разглядывал последнюю фотографию из папки — три улыбающихся лица на фоне новогодней ёлки. Всего два месяца до трагедии.
— Почему родители согласились молчать? — спросил он наконец.
Катя нервно усмехнулась, закуривая новую сигарету:
— А ты не догадываешься? После той истории с таблетками...
Она осеклась, прикусив губу — и вдруг Михаил понял, что этот жест принадлежит именно ей, Кате, а не Ане. Просто год назад он убедил себя в обратном.
— Ты не знал? — она как-то сразу сжалась. — Чёрт. Прости. Я думала... Аня же всегда всё тебе рассказывала.
— Договаривай, — его голос стал жёстким.
— За полгода до свадьбы Аня пыталась... — Катя запнулась. — В общем, передоз антидепрессантов. Её еле откачали.
Миша почувствовал, как земля уходит из-под ног. Он опустился на продавленный диван:
— Что ты несёшь? Аня никогда...
— Никогда не пила таблетки? — Катя горько рассмеялась. — Ещё как пила. Года три, не меньше. Прятала ото всех свои приступы паники. Ты же знаешь нашу маму — "В приличных семьях не бывает психических расстройств".
Она подошла к столу, вытащила из ящика помятый конверт:
— Вот. Нашла у неё в вещах, когда... ну, когда всё случилось.
Михаил развернул сложенный втрое лист.
"Катюша, сестрёнка.
Прости, что всё так вышло. Я знаю, ты любишь его — может, даже сильнее, чем я. И он бы полюбил тебя, если бы не я. Я ведь всегда была твоей тенью, правильной девочкой, которая делает всё как надо. Знала бы ты, чего мне это стоило...
Я устала, Кать. Устала притворяться идеальной. Устала глотать эти чёртовы таблетки, чтобы соответствовать. Устала бояться, что однажды маска треснет.
Береги его. И прости меня, если сможешь.
Аня"
— Это... это предсмертная записка? — хрипло спросил Миша.
— Не знаю, — Катя покачала головой. — Может, просто записка. Может, план побега. Может... — она замолчала.
— Может, она специально погнала тот байк на повороте, — еле слышно закончила Катя. — Местные потом говорили — там каждый год разбиваются. Особенно в дождь.
Михаил смотрел на фотографию в руках. Аня улыбается, идеально уложенные волосы, безупречный макияж. Всегда такая правильная, такая собранная...
"Знала бы ты, чего мне это стоило..."
— Зачем ты мне всё это рассказала? — он поднял глаза на Катю. — Почему именно сейчас?
— Потому что устала притворяться. Как и она когда-то. Мы с ней правда были как инь и ян — только наоборот. Она пряталась за маской идеальной девочки, я выставляла напоказ свой бардак. А в глубине души...
— В глубине души вы были похожи.
— Да. И знаешь, что самое паршивое? — Катя подошла к холсту, провела пальцем по линии, разделяющей два силуэта. — Этот год с тобой... Он был настоящим. Каждый поцелуй, каждое "люблю", каждый момент. Просто...
— Просто ты любила за двоих, — тихо закончил Михаил. — За себя и за неё.
Она кивнула, не оборачиваясь. По щеке скатилась слеза, оставляя дорожку в пятнах краски.
Миша встал, подошёл к ней. Развернул за плечи:
— Посмотри на меня. Нет, просто посмотри.
Она подняла глаза — заплаканные, без привычной подводки. Глаза Кати, не Ани.
— Я не знаю, что делать дальше, — честно сказал он. — Не знаю, смогу ли простить обман. Не знаю, смогу ли...
— Понимаю, — она попыталась отвернуться, но он удержал.
— Но я знаю точно: ты не Аня. И никогда ею не была. Даже этот год... ты просто не могла ей быть.
— Потому что я любил не её. Я любил тебя. Такую, какая ты есть — с этими твоими дурацкими татуировками, с пятнами краски на одежде, с вечным бардаком в голове. Просто... просто мне понадобился год, чтобы это понять.
За окном наконец перестал барабанить дождь.
ЧАСТЬ 4: "НОВОЕ НАЧАЛО"
В предрассветных сумерках мастерская казалась другой — будто декорации сменились за ночь. Тусклый свет превращал холсты в молчаливых свидетелей, а пятна краски на полу напоминали следы каких-то неведомых существ.
Они просидели так до утра — на продавленном диване, среди разбросанных фотографий и недопитого остывшего кофе.
— Знаешь, что я вспомнил? — Михаил вертел в руках пустую чашку. — Тот день, когда "ты" вернулась. Я ещё подумал: "Что-то в ней изменилось".
Катя грустно усмехнулась:
— И списал всё на стресс?
— Нет. То есть да, но... — он помолчал. — Я подумал: наконец-то она живая. Настоящая. Понимаешь?
— Не очень, — она подтянула колени к груди, обхватила их руками.
— Аня всегда была как фарфоровая статуэтка. Красивая, безупречная и... холодная. А ты... ты была тёплой. Живой. Я думал, это она наконец оттаяла, а на самом деле...
— На самом деле это была другая женщина, — закончила Катя. — Удобное объяснение, да?
В её голосе прорезалась горечь. Михаил повернулся к ней:
— Нет. Это была ты. Просто ты. Со своими дурацкими привычками, которые пыталась спрятать. С этой дурной манерой разговаривать во сне. С любовью к острой еде, которую Аня терпеть не могла...
— Прекрати, — она дёрнулась. — Не надо...
— Надо, — он взял её за плечи. — Потому что я хочу знать — где настоящая ты? Та, которая рисовала до рассвета, плевав на режим? Которая могла сорваться в три ночи за вдохновением? Которая смеялась как ненормальная и плакала над глупыми мелодрамами?
— Она здесь. Просто... запуталась. Заигралась. Знаешь, как в театре — сначала играешь роль, а потом...
— А потом роль начинает играть тебя? — он невесело усмехнулся. — Как Аня со своей маской идеальной девочки?
Она кивнула, размазывая слёзы по щекам:
— Только я хотя бы знала, что играю. А она...
— Она заигралась до конца, — тихо закончил Михаил.
Они помолчали. За окном занимался рассвет, окрашивая небо в нежно-розовые тона.
— Что теперь? — спросила Катя, глядя в окно.
— Теперь... — он встал, подошёл к холсту. — Теперь мы начнём сначала. Ты, я. Без масок. Без ролей. Без призраков прошлого.
— Тогда не получится, — он пожал плечами. — Но мы хотя бы попробуем по-честному. Как думаешь, сможешь?
Катя поднялась с дивана, подошла к нему — неуверенно, будто боясь спугнуть момент.
— Я могу начать прямо сейчас, — она глубоко вздохнула. — Привет. Я — Катя. Художница-раздолбайка, люблю острую еду и ненавижу ранние подъёмы. И я... я безнадёжно влюблена в мужа своей покойной сестры.
— Привет, Катя. Я — Миша. Зануда-архитектор, который год прожил с одной потрясающей женщиной, думая, что она — другая. И знаешь что? — он слабо улыбнулся. — Кажется, я тоже в неё влюблён. В настоящую её.
За окном окончательно рассвело. Первые лучи солнца упали на холст, и два силуэта на нём вдруг показались не разделёнными, а слившимися в один.
— Знаешь, что сказала мне Аня в последнюю нашу встречу? — Катя прислонилась к его плечу. — "Иногда нужно потерять себя, чтобы найти настоящую себя". Тогда я не поняла. А сейчас...
— А сейчас, кажется, начинаю понимать.
