Отрывок из романа «Расовая война»
А прошлым летом сектанты в деревню нагрянули, и ну ходить по дворам.
В тот летний день Григорий Кузьмич ремонтировал старый штакетник с резными дощечками. Деревянные столбы забора покосились от времени, и старик подкапывал их, выравнивал, вбивая молотом в землю у их основания обрезки старых металлических труб, чтоб затем залить основание цементным раствором. Старый кованый молот достался Григорию Кузьмичу по наследству от деда. Отец Григория Кузьмича, Кузьма Епифаныч, был трактористом, а дед — Епифан, кузнецом на селе был знатным. И Григорий Кузьмич не просто хранил инструмент деда, как дорогую реликвию рода, но часто работал им: нужно ли было раздробить глыбу дикого камня в щебень или вбить сваю в землю — лучшего инструмента в хозяйстве для подобной работы не было. Как-то на вопрос ещё маленькой внучки, он с гордостью вымолвил:
— Этим орудием твой прапрадедушка добывал хлеб насущный в тяжкой борьбе за жизнь. Ковал людям штуки разные: от щеколды, топора и косы… до оградки кладбищенской… Лошадям, боевым и тягловым, подковы ковал на счастье.
С высоты двора старику было видно, что к нему направляются двое, и, судя по их одежде, из городских, мужчина и женщина. Вот они приблизились к старику и вежливо поздоровались. Григорий Кузьмич лишь кивнул головой в ответ, так как обе руки его были заняты: в одной — молот, другой он удерживал столб забора. Не отрываясь, он продолжал своё дело, как вдруг услышал вопрос женщины:
— А вы знаете, кто такой господь бог?!
Григорий Кузьмич не столь удивился наивному, даже для школьника в первом классе, вопросу, сколь раздосадовал, что он вынужден отрываться от важной работы ради праздного разговора. Он смерил взглядом пришельцев: оба прилично одетые: мужчина — в светлом костюме, при галстуке, женщина — в строгом жакете. Лицо мужчины слащавое, а у женщины — с напускною строгостью, не свойственной её моложавости; и на лицах обоих, будто печать, будто вывеска: «Высочайшая миссия!»
«Так это ж свидетели Иеговы, — догадался Григорий Кузьмич, — намедни атаман станичный предупреждал, что они по деревне ходят».
Старик, оторвался от своего занятия, левой рукой опёрся о столб забора и, стоя в проёме калитки с молотом в правой руке, подпоясанный толстою бичевой, напоминал грозного Тора с боевым оружием в крепкой деснице. Он меж тем решал: отвечать ли ему на глупый вопрос сектантов, или вежливо попросит незваных гостей убраться?
— У вас, уважаемые, разве своих дел нету, что по дворам шныряете? — наконец спросил он с недовольством в голосе. — Али решили господу богу помочь в обуздании атеистов?
— Дела господа — это долг человека, и их делать нужно в первую очередь, а потом уже и свои, — елейным голосом ответил мужчина в галстуке.
— Раз дела господа, то и делать эти дела ему. Или ваш бог бездельник?
Сектанты, не ожидавшие от деревенского мужика столь дерзкого оборота, опешили. А старик продолжал:
— Выходит, оно так и есть, ежели он перелагает свои заботы на смертных, укорачивая и без того краткий час вашего существования.
Железная логика старика и впрямь обезоружила проповедников. Но тут женщина стала выправлять ситуацию:
— Да нет же, — мягко возразила она, — вы не понимаете. Бог призывает творить волю его.
— Неужто вам известна воля всевышнего?! — усмехнулся Григорий Кузьмич, — разглаживая бороду свободной рукой.
— Здесь изложена воля бога, — открывая толстую книгу, сказал мужчина и уж начал было читать, как старик прервал его:
— Да ты не в книгу, а на себя, посмотри! Человек пред богом, что муравей пред человеком. Ежели муравей оставит свои дела и примется угождать человеку, творя волю его, то он, горемычный, и одной зимы не протянет — издохнет с голоду у себя в своей норке. А проку от его угождения человеку — ноль. Но муравей тем и мудр, что не измышляет лишнего и не придумывает себе чью-то волю, а делает лишь свои дела, не отвлекаясь на пустопорожнее. Бог-то, он вечен, а вы — сегодня по чужим дворам шляетесь, а завтра — в могиле гниёте. Ощущаете разницу между собой и богом?
Опять воцарилась пауза. Где-то там, в извилинах скудных сектантских мозгов сейчас шла усиленная работа — поиск цитаты авторитетного богослова против логики этого деревенского вольнодумца.
— А как же служение богу? — наконец спросила женщина.
— Служение богу в том-то и состоит, чтобы не оставлять своих дел и не соблазнять на грех прочих. Али знать не знаете: кесарево — кесарю, а божие — богу. Воля бога в пословице русской: не знаешь броду, не лезь в воду.
— Но мы — свидетели… — возразил было мужчина.
— Видали мы таких свидетелей? — усмехнулся Григорий Кузьмич и, вздохнув во всю грудь, громко вымолвил: — Ваш дед, небось, комиссарил свидетелем коммунизма, а внуки комиссарские в свидетели к Иегове подались. Не сидится ж вам, шило в заду зудит: притащились в глухомань деревенскую учить несмышленых славян уму-разуму. Я-то век живу на своей родной земле и про божью волю лучше вас разумею. А вы… одно слово — пархатые.
При указании национальности свидетелей Иеговы как ветром сдуло. «Боятся, паразиты, разоблачения», — подумал Григорий Кузьмич и принялся доделывать начатую работу.
