Мистика лесов

Это не касалось семейства Силуяновых. Оба старших брата вместе с «девятикратным» дедом в любое свободное время ломались на строительстве. Деньги-то у них были, но, в основном, на материалы. Да и правило: «Хочешь, чтобы хорошо было сделано — сделай сам» — никто не отменял. Жёны нянчили младенчиков дома, а старшая ребятня — две девки и два пацана — всё лето шныряли на стройплощадках.

Надо заметить, что Пашка назвал сына в честь брата. Так же поступил и Костик. Получалось, что когда девятикратный дед вопил: «Паха, Костька, где вас черти носят? Тротуарную плитку привезли, машина улицу загородила», то к недоделанным воротам неслись сразу четверо — сыновья и внуки. Одну девочку назвали в честь Пашкиной бабки Аксиньей, или Ксюхой, а Костину дочку, как его мать, — Марией, то есть Махой. Взрослые ребят не жалели, они вкалывали от светладцати до темнадцати согласно своим силёнкам.

Ещё три года назад, когда на размеченных участках рыли фундамент, дед побеседовал с подростками: соседний дом странный, но неприкосновенный. Кто туда заберётся, станет нарушителем законодательства Российской Федерации. А за это будут отвечать их родители. Младшие Паха с Костиком презрительно переглянулись: да кому он нужен, этот дом, если на стройке столько интересного. Их пообещали научить сварочным работам. А вечером или рано утром можно сгонять на речку, порыбачить или искупаться. Девчонки были в ссоре из-за разметки будущих цветников и общей игровой площадки, поэтому просто смолчали.

Когда новостройки подвели под крыши, с ребятами насчёт соседского дома поговорили отцы. Константин считал, что с детьми нужно быть честными, поэтому выложил всё: и старые легенды, и похождения деда, и их собственные с братом приключения. Павел только зубами скрипнул: такими рассказами только ещё больше интереса вызовешь. Он не понимал, что у современных детей совсем, совсем другие интересы. Но у отличницы и всезнайки Махи была очень богатая фантазия; в её голове теснились всевозможные проекты, чаще всего неосуществимые… И отцовский рассказ стал зерном, которое упало в почву, очень плодородную для всяческих авантюр.

Семьи встречали Новый год на родительской квартире — это была традиция, которую не сломали ни занятость детей, ни хвори внуков. На два дня трёшка превращалась в муравейник. Детям — радость и свобода для всяких безобразий (праздник же), взрослым — душевная встреча с близкими, которых никак не удавалось часто видеть.

Зато Рождество должны были отметить в новом доме Константина, куда уже успели завести мебель.

Шестого января с утра было холодно. На серовато-голубом небе маячило солнце, похожее на бледный желток яиц от кур соседней птицефабрики. Но к вечеру потеплело, небо затянула белая муть и посыпал такой снег, какого не было долгие годы. Он валился с неба огромными комками небесной ваты, быстро покрывал посёлок и округу. В этом снежном мареве красиво мелькали неоновые разноцветные гирлянды на окнах. Когда стемнело, большое семейство уселось за стол. Поднялся патриарх — девятикратный дед, пожизненный атеист, ни разу не перекрестивший лба и не знавший молитв. Он трубным голосом произнёс совсем необычную речь:

— Детки мои золотые… внучки драгоценно-бесценные… Мы с матерью прожили очень трудную жизнь. Натерпелись бед и обид. Кто помог нам выстоять, вырастить вас, не сломаться, не помереть в трудный час? Я не знаю… Но всё это было не зря — ради того, чтобы сейчас видеть ваши счастливые лица в новом огромном доме, о котором я даже не мог мечтать. Поэтому вот вам мой наказ — живите с Богом в сердцах! Это трудно, но иначе нельзя. На этом жизнь держится.

Его голос дрогнул, он вытащил платок и вытер глаза. Бабушка обняла его.

Потом начались поздравления, пожелания и пир горой.

Но старшие пацаны заметили, что Маха то и дело прищуривается на часы. Они сразу поняли: сестрица что-то затевает. Причём такое, о чём нельзя говорить заранее. Или вообще никому говорить нельзя. Двоюродный брат Костик, который за столом сидел рядом с ней, тихонько сказал: «Маха, если что, мы в деле. Уяснила?» Вредная девчонка многозначительно промолчала.

Взрослые решили, что в Рождество не будет ни песен, ни танцев. Когда, согласно старым традициям колядования, во двор вошла пьяненькая молодёжь и вразнобой затарахтела какой-то разухабистый рэп, совсем не в тему, дед насыпал им в мешок остатков со стола. Ребятня захихикала над нетрезвой толпой, а взрослые пожелали колядующим здоровья и всяческих успехов. Только девятикратный дед сурово нахмурил брови.

— А водочки по… по традиции… нальёте? Можно и полную бутылку дать…  мы же старались! — попросил почти не стоявший на ногах парнишка.

И дед совершил первый грех в новом году: сунул колядующему под нос кукиш и погнал компанию со двора. Семья облегчённо вздохнула: дед пьяных не любил, мог и метлой отходить. Потом все посмотрели на соседские фейерверки и отправились спать.

Братики не спускали глаз с Махи, которая то и дело отводила глаза в сторону тёмного заснеженного дома. Наконец она отдала приказ, но тихо:

— Сбор в гостиной в три часа ночи. Захватите конфет побольше, понадобятся бенгальские огни, если они остались. И свечи. А ты, Паха, на всякий случай, возьми свою бейсбольную биту.

Пашка кивнул, хотя бита была совершенно новой, в пластиковом футляре. Он выпросил-таки разрешение у отца поменять вид спорта, хотя ходил в велосекцию с шести лет.

Конечно же, никто не дождался трёх часов ночи. Компания была готова к приключениям уже в два. Ну не сидеть же одетыми в гостиной, дожидаясь времени, когда, по поверьям, в мире чаще всего рождаются или умирают люди?

Ксюха с Махой захватили ветки пихты с красивыми стеклянными шарами, купленные родителями в городе. Искусственные ёлки никто не признавал, а срубленные деревья было жалко.

— Зачем тебе эти веники? — спросил братик Костя.

— Для понтов, — исчерпывающе ответила Маха.

— Конфеты, свечи и бенгалки тоже для понтов? — поинтересовался братик Паха.

Назначение биты он прекрасно понял.

Маха тяжко вздохнула. Ну а для чего же нужны все эти праздничные прибамбасы? Всем всё нужно объяснять. Сами могли бы догадаться.

Ребята осторожно, подсвечивая путь мобильниками, миновали прихожую, заваленную шубами, дублёнками, пуховиками и горой обуви. Какая же красотища ожидала их во дворе! Снегу навалило выше коленей. Сразу стало ясно: это совершенно особенная Рождественская ночь.

— Надо было у бати на Новый год снегоход просить, — сказал Паша.

— Обязательно, — откликнулась злоязычная Маха. — Деточка сидел бы зимами у окна и дожидался своего шестнадцатилетия.

Пашка с удовольствием сунул бы сестре снегу за шиворот. Но визит в нахохлившийся в сугробах дом — дело запретное, возможно, опасное. Вдруг Маха поднимет визг или вообще психанёт? Лучше не связываться. Но руки чесались.

Парнишкам пришлось прокладывать путь для девчонок. И всё равно перед воротами они оказались в виде снеговиков, потому что никто не упустил возможности слепить снежок и запустить его в братцев и сестричек. Ребята обхлопали себя перчатками, потопали сапогами, вытрясли шапки — нужно ведь выглядеть прилично, когда отправляешься в гости.

А их явно поджидали! Как ни странно, старый ржавый замок куда-то делся, а между створками кованой калитки образовалась восхитительная щель. И в неё было легко проникнуть!

Молчаливая, но очень аккуратная и предусмотрительная Ксюха украсила калитку одной пихтовой веточкой.

Дорожка к дому была вычищена, на старых выщербленных плитках узорчато лежали только что нападавшие снежинки, похожие на бабушкин оренбургский платок-паутинку. На них было даже жалко наступать! Ксюха обернулась, удивлённо подняла брови, тихонько дотронулась до спины сестры и показала на ту часть дорожки, по которой ребята уже прошли. Маха посмотрела и сказала:

— Пацаны, гляньте-ка: за нами нет ни одного следа!

— И что? — спросил не слишком сообразительный Пашка.

— А то, братик, что, если мы вдруг куда-нибудь денемся, нас никто не найдёт! Нет следов человека — нет самого человека! — воскликнула Маха.

— Предлагаю вернуться, — вымолвила чуть дребезжавшим голосом Ксюха. — Может, люди заходили в дом и оставались там навсегда. Исчезали для этого мира. Думаю, снежинки — предостережение для нас.

— И батя говорил, что у дома никогда следов не было, — добавил Пашка.

С родной сестрой у него всегда были траблы, а вот с двоюродной — полное согласие.

Маха уставила мерцающий взгляд на Костика, дожидаясь его мнения.

И он высказался:

— Всё в порядке, всё здорово. Подошли к дому, испугались и повернули назад. Так и нужно, ребзя! Будет что в старости вспомнить! И вообще, мы крутые, лучше нас под боком у родителей никто не умеет сидеть.

Маха усмехнулась, оценив настроение и иронию Костика, и добавила:

— Ага, ступайте назад. Передавайте привет сестричке Алиночке. Когда пойдёте с дядей Вадиком покупать для неё памперсы, себе тоже захватите.

Но Ксюха, когда нужно, умела проявить твёрдость:

— Вы можете издеваться и зубоскалить над опасностью, она от этого никуда не денется. И не надейтесь, что я уйду одна и позволю вам безрассудство. Войдёте в дом — позвоню деду и отцам. А так, отведите душу, поглазейте в окна.

Маха достала мобильник, безуспешно поводила по экрану пальцем, потрясла, потыкала… Тёмный экран так и не вспыхнул.

— Ага, хоть сейчас звони, — сердито сказала она, поглядела на ворота и добавила: — Только вернуться нам, Ксюха, не удастся в любом случае.

Все увидели схлопнувшиеся створки и огромный ржавый замок на них.

— Не думала, что так всё серьёзно… — прошептала Ксюха. — Хотела только разделить с тобой забаву, сестра. За парнями присмотреть…

Пашка растерянно сказал:

— И что теперь делать?

— Колядовать! — заявила Маха. — Рождественская ночь у нас или что?

— Вот ты и начинай! — резко бросил ей родной братец.

— Блин… — растерялась Маха. — Знала бы, что так получится, у Светки из православной гимназии что-нибудь узнала.

— Ты же что-то новогоднее для школьной ёлки учила на двух языках, — напомнил ей Пашка.

— Вообще-то так… Но я на первом потоке лингвистического лицея… Это же седьмой класс обычной школы! — попробовала оправдаться Маха.

— А ну, забубень нам по-басурмански! Авось за колядку сойдёт, — засмеялся Костик, который вообще не проникся бедой и продолжил зубоскалить.

Маху никогда не нужно было упрашивать выступить. Она развернулась к дому и продекламировала «Буря мглою небо кроет…» по-русски, довольно бодро по-английски и совсем плохо, сбиваясь, по-французски.

Несколько секунд ребята молчали, а потом дружно ахнули: в глубине за тёмным стеклом одной из комнат зажёгся неяркий оранжевый свет. Ребята медленно двинулись к окну, совсем этого не желая, будто ноги решили не подчиняться им.

— Я не могу остановиться… — прошептала Ксюха.

— Fine! Come one step closer to me! — тихо сказала Маха.

— Что? — не понял Пашка.

— Это Киплинг, «Книга джунглей». Охота Каа на Бандер-Логов. Напоминает то, что с нами происходит, мы движемся вопреки своему желанию… — объяснила Маха. — Сейчас уткнусь носом в стекло… Папа говорил, что током стукнет…

Костик, самый старший из компании, засмеялся:

— Эх, гуманитарий! Стекло не проводит электричество!

Странно, что он всё ещё воспринимал происходящее игрой.

И тут раздались щелчки замков, а потом тихий скрип туго открывающейся двери.

— Ой, нет! — взвизгнула Ксюха. — Меня тянет к двери! Давайте схватимся за руки и ни за что не станем входить!

— А почему бы и не войти, если нам открыли? Чего вы боитесь? — Костик, видимо, хотел продолжить игру.

— Мы застрянем в доме навсегда! — захныкала Ксюха.

— Так уж и застрянем, — усмехнулся Костик. — А если нас тут кто-то, скорее что-то, захочет задержать, не забывайте, что дед и родители разберут этот дом по брёвнышку, но нас отыщут. Думаете, они не догадаются, куда мы отправились?

Но ноги уже несли ребят к двери.

В маленькой прихожей вспыхнул такой же тускло-оранжевый свет, как и в окне. Она была заставлена старинными гардеробами, высокой стойкой для зонтиков, обувными полками. Из дома не тянуло холодом, наоборот, чувствовалось тепло жилища. Но пылью и старьём пахло — будь здоров! Ребята так расчихались, что еле-еле остановились.

Они прошли дальше, сталкиваясь локтями и натыкаясь на вещи. Страх неизвестности почему-то пропал, снег с их одежды и сапог тоже — но не растаял, а просто исчез. Компания затопала в гостиную. Сердца гостей замирали от томительного ожидания чего-то необыкновенного, пусть немного пугающего, но жутко интересного. Ведь сегодня Рождество!

Сколько же в этой гостиной старинных вещей! Такие только в фильмах увидишь. Но взгляды ребят притягивало большое кресло с подголовником у окна. Прямо чувствовалось, что кто-то в нём сидит и смотрит на заснеженный двор. Но подголовник, обитый бархатом, закрывал затылок сидящего. Фигурные лаковые ножки кресла оканчивались большими колёсиками. До самого ковра на полу свисала накидка с золотистой бахромой, и ног хозяина кресла тоже не было видно.

— Здравствуйте, — неожиданно тоненьким голосом сказала Маха. — Простите за вторжение, но дверь сама открылась. Мы подумали: поздороваемся, поздравим с Рождеством, да и уйдём.

Колёсики заскрипели, кресло стало медленно поворачиваться…

Кого ожидали увидеть гости? Может, даже полуразложившуюся мумию владельца дома! Недаром в гостиной ощущался запах тления.

Ксюха закрыла лицо ладонями. Пашка одной рукой обнял сестрёнку Маху за плечи, другой покрепче сжал биту и приготовился постоять за всех и за себя, если нужно. А у Костика глаза стали огромными и, кажется, даже удлинился любопытный нос.

Колёсики разогнались и наконец резко развернули кресло. Ребята вздрогнули…

Оно было пустым!

— Здравствуйте, дети… — раздался тихий, шелестящий голос. — Не пугайтесь… Просто я очень, очень много лет не слышал стихов на французском… Надо сказать, у вас ужасное произношение, мадемуазель. Но стихи любимого поэта на любимом языке заставили меня полюбопытствовать…

Кто бы ни говорил с ребятами: призрак или вообще человек-невидимка — он зря покритиковал Маху! Она считала, что достойна только похвалы.

— А ничего, что я в школе учила французский только на факультативе? — принялась спорить самолюбивая девчонка. — И в лицее я только полгода! Но всё равно лучше всех в группе занимаюсь!

Она вывернулась из-под руки брата, шагнула вперёд и пошла «в наступление»:

— А вы вообще кто такой? Почему вас не видно? Вы здесь один или в компании невидимок?

— Маха, ты бы полегче… — предупредил её Костик.

— Шшш… — раздалось из кресла. — Я не хотел вас обидеть… Просто моя мама родилась и училась во Франции.

— Значит, вы с детства билингвал, на двух языках говорите, — не успокоилась Маха. — И что? Я, может, позже ещё восточные языки освою! И всё-таки, почему вас не видно?

— Меня можно было увидеть только в фотоальбомах, — тяжко вздохнул невидимка. — Но фотографии пришлось сжечь.

— И это глупо! — пошла вразнос Маха. — Уничтожить фотки — это всё равно что уничтожить память, часть своей жизни!

— Поверьте, мадемуазель, я рыдал, когда жёг альбомы. Словно заново хоронил любимых и родных, расставался с самим собой…

— Извините… — наконец одумалась Маха. — Может, вам станет легче, если всё расскажете нам?

Послышался звук, будто кто-то шмыгнул носом, потом — сдержанные всхлипы.

Вдруг ожила стоявшая молча и неподвижно Ксюха, смело подошла к креслу и положила носовой платок… на воздух! То есть на невидимые колени.

— Спасибо вам, добрая девушка… Я, наверное, сто лет не лил слёз… Но стало полегче, это правда.

Через три минуты, которые показали большие стрелки на громадных напольных часах, компания уже пожимала невидимые, но дрожавшие морщинистые руки, тёплые, как у всякого человека. А потом Пашка подкатил кресло к дивану, на котором уместилась ребятня и стала внимательно слушать сначала рассказ невидимки о его жизни, а потом и о тайнах дома.

— Я родился в тысяча девятисотом году, — начал невидимка.

— Ого! Ему же сто двадцать три года! — ляпнул удивлённый Паха. — Нифига!

Его сразу с обеих сторон легонько стукнули девчонки, а Маха не упустила случая позанудствовать и блеснуть познаниями:

— По правилам этикета в присутствии человека нельзя говорить о нём в третьем лице! Слоупок! Обращайся по имени!

— Душнила! — огрызнулся братец.

— Простите, это я виноват в нарушении этикета — не представился, — прошелестел невидимка. — Но я давно отказался от своего имени, на это были серьёзные причины. Называйте меня Николай Николаевич. Мой отец был учёным, он вместе со своим другом и соратниками создал новую науку. Но их всех или расстреляли как врагов народа, или бросили в лагеря. Мама умерла от горя, перед смертью наказала мне не повторять ошибки отца — не стараться бежать впереди времени, не делать открытий, к которым люди не готовы. Я поклялся ей выжить, избрал другой путь — стал врачом. Сменил имя, сжёг фотографии, уехал туда, где меня никто не знал, кроме одного друга. И вот однажды в сельскую больницу доставили умирающего из лагеря для заключённых, у которого была моя прежняя фамилия. Он был без сознания и шептал два имени — моё и мамино. Отец звал нас! А я… не осмелился взять его за руку и сказать: «Папа, я здесь!» Ведь рядом были главврач и коллеги… В голове завертелось: «Что подумают? Что скажут? Молча осудят или донесут куда надо?» С тех пор со мной что-то случилось…

Каждое утро моё отражение в зеркале понемногу бледнело. Моё тело теряло цвет. Первым это заметил мой друг-художник. Он сказал: «Ты будто исчезаешь!» И мы сначала шутя, а потом и всерьёз разработали план на тот случай, если вдруг однажды я перестану быть видимым. Так я купил и обставил этот дом. Обеспечил через подставных лиц плату за него и землю. У меня был выход — наказать себя за то, как поступил с отцом, покончить с собой. Но клятва матери сыграла какую-то магическую роль… Вот так я и существую — ненавидя себя и не имея возможности уйти из жизни.

В гостиной после слов Николая Николаевича долго стояло молчание. Все по-разному переживали эту историю. Ксюха хлюпала носом и вытирала слёзы. Маха хмурила брови и щурила глаза, видимо, выбирая варианты, как нужно было поступить Николаю Николаевичу. Костик бормотал: «Что это была за наука-то? Генетика или кибернетика?» Паха постукивал концом биты в ковёр и с откровенным презрением глядел на кресло. Весь его вид говорил: «Ух, я бы за своего батю всех порвал!»

Вдруг Маха задала странный вопрос:

— А вы рассказали своему другу, почему вдруг обесцвечиваетесь?

Николай Николаевич ответил не сразу:

— Я хотел. Но не получилось. Это был единственный человек, который меня знал с детства, знал о нашей семейной трагедии. Он бы никогда не предал меня. Но я не мог, не мог предстать перед ним негодяем!

Маха продолжила докапываться до несчастного невидимки:

— И этот ваш самый лучший друг, узнав о случае в больнице, сказал бы вам: «Ты негодяй и предатель»?

До Костика что-то дошло, и он похвалил Маху:

— Шаришь в психологии, систер.

Николай Николаевич горячо воскликнул:

— Нет, что вы! Это было страшное время для страны… Он бы понял… Он любил меня, как брата. А когда любят, то прощают, а не презирают и тем более не казнят!

И тут Маха с интонацией родного деда, не терпящей возражения, сказала:

— Вам просто нужно встретиться с матерью, отцом, своим другом и всё им рассказать. Уверена, они вас не осудят. И мы тоже — Маха обвела ребят взглядом — вас не осуждаем! Каждый может сделать ошибку.

Она опустила глаза и тихо добавила:

— Даже я…

— Спасибо, — с теплотой откликнулся Николай Николаевич. —  Но не нужно называть меня невидимкой. Я просто исчезнувший из времени человек. Да, именно так: исчезнувший из времени…

Ребята дружно возмутились, а Ксюха горячо воскликнула:

— Это не так! Сейчас, когда вы всё нам рассказали, то вернулись и в наше время, и к людям. Вы есть на земле, и это здорово!

Но ответа они не услышали.

Ребята ещё посидели в тишине, обратились к Николаю Николаевичу, но он снова не ответил. Они стали обшаривать весь дом, ни нигде не натолкнулись на невидимое тело. Старик куда-то делся… Обиделся на них, особенно на Маху? Или ушёл навсегда к тем, кто любит и прощает?

— Так, все слушают меня! — скомандовал Костик. — Мы ещё не осмотрели чердак. Паха, в кухне я видел лестницу. Полезли наверх. А девчонки пусть сидят и ждут.

— Да? — тоненьким голоском, конечно же, с целью поиздеваться, сказала Маха. — Девчонки ищут подвал и лезут туда!

— Я тебе полезу! — рассердился брат Паха.

— Мы сами обыщем подвал, а вы, так и быть, можете его найти. Ковры и дорожки поднимите, — распорядился Костя.

Ребята ещё попрепирались, но потом пришли к согласию: у мальчишек всё же больше силы и ловкости.

Ксюха и Маха с замиранием сердца прислушивались к топоту ребят на чердаке. Радостных возгласов не услышали и расстроились. Молчание братьев означало, что человек, исчезнувший из времени, исчез и из их жизни. Парни спустились с несколькими толстыми старинными альбомами и уныло сказали:

— Они пустые. И от них пахнет гарью.

—  Дай хоть посмотреть, в чём хранили фотки сто лет назад, — попросила Ксюха.

Она открыла один альбом, и — о чудо! — он оказался полон фотографиями. Ребята внимательно рассмотрели их. А в последнем, самом большом, оказалась тьма фоток младенца, гимназиста, студента, человека в белом халате и шапочке со стетоскопом на шее, в добротном костюме со звездой Героя социалистического труда.

Маха показала на портрет и сказала:

— Познакомьтесь, это наш Николай Николаевич.

— Если в альбоме появилась его фотография, значит, он вернулся в своё время! — заявил Костя.

Ребята поставили открытый альбом в кресло, украсили стол веточками со стеклянными шарами, насыпали в вазочку конфеты и хором поздравили человека, обретшего свой век:

— С Рождеством!

Настала пора уходить. Ксюха попыталась обнять всех разом: и братьев, и сестру. Получились не объятия, а куча мала. Она прослезилась и сказала:

— Пусть никто из нас никогда не исчезнет!

— Такого не бывает, — завредничала невысокая Маха, стиснутая предплечьями рослых братьев. — Люди разъезжаются, умирают, в конце концов.

— Тупая ты, Маха, — высказался Пашка. — Это же в переносном смысле: давайте всегда помнить друг друга.

И Маха в первый раз в жизни не стала ему противоречить.

Двери дома оказались открытыми. А когда ребята шли по дорожке, то на ней оставались следы. Девочки воткнули в сугробы бенгальские огни и свечки и зажгли их. Огоньки и искры отразились в стёклах старого дома. Он впервые праздновал Рождество.

К концу каникул дом Николая Николаевича завалило снегом чуть ли не до середины окон. И ребятня дружно помахала лопатами. А летом этот дом сделали музеем.

Кто-то из ребят рассказал об о всём деду. Но не признался в этом, а дед не выдал болтуна, потому что был задан очень важный вопрос: по какой причине исчезнувший из жизни человек признался во всём именно ребятишкам Силуяновых? Дед долго размышлял, а потом собрал внуков и сказал: «Наш сосед впервые встретил тех, кто явился не что-то забрать, то есть поступить так, как поступило с ним время, а что-то отдать. Это внимание, человечность и доброту. Вот такими всегда и будьте».

А вы догадались, кто из ребят проболтался деду?

Народ десятилетиями создавал легенды, одну страшнее другой. Болото было топким и опасным — вот и говорили, что на холме живут поколения водяных ведьм, которые собирают урожай человеческих душ. И действительно, гибли и ягодники, и охотники, и просто любопытные, пытавшиеся добраться до дома. В трудные годы, когда у людей не было работы и находились те, которые воровали всё подряд — от проводов и металла до всякого барахла, зловещее болото отнимало особенно много жизней. Если в городе по разным причинам кто-то пропадал, то обыватели шептались: его забрало болото.

Костя Силуянов вырос на рабочей окраине. Уж ему-то многое было известно о таинственном доме! Ещё в конце девяностых годов прошлого века он, подростком, не раз пытался добраться до холма. Вместе с ребятами исследовал две протоки, которые питали крохотное озерцо. Странное дело, иногда они были вполне проходимыми для небольшого плота или лодки. А иногда их снизу, из тёмной, густой воды что-то цепляло. Может, коряга, а может… ведьмина рука! Сначала ребятня пугалась, а потом освоилась: если даже и есть какая-то водяная ведьма, пытающаяся опрокинуть плот, то не вечно же она сидит в воде! Просто нужно найти подходящий момент, когда её там не будет: к примеру, отправится по другим ведьминским делам.

И такой момент был обнаружен: это время, когда заросли рогоза и других трав освещала полная луна. Туман тогда исчезал, вода в протоках становилась такой прозрачной, что, посветив фонариком, можно было увидеть скопление корней, гниющих веток и даже дно, которое из-за ила напоминало распотрошённую бабушкину перину.

Ребятня, как известно, удивительный народ. Она, в отличие от взрослых, которые знают жизнь со всеми её опасностями, удивительно бесстрашна: сунет свой нос в те места, которые старшие обойдут стороной; с другой стороны, сочинит ужасную сказку про самые обычные вещи. Так и случилось, когда в полнолуние Костя со своим закадычным дружком Карповым Пашкой отправились на болото ночью.

Родителей Костяна часто не было дома по ночам. Его отец работал машинистом, водил поезда. А мама трудилась в депо в постирочном цеху в депо: всю ночь заправляла мокрое постельное бельё для пассажиров в пышущую жаром-паром гладильную машину, с которой и стоять-то рядом невозможно. Это очень вредная работа для сердца и лёгких, но мама за неё держалась, выходила в ночные смены — нужно было кормить-одевать четырёх детей. Люди считали, что родители Костика — удачливые, непьющие люди, при работе и зарплате. Ну а то, что цены в магазинах съедали эти зарплаты за полмесяца, никто почему-то не думал. Пашка вообще был свободным человеком: жил с бабкой, которую ни во что не ставил; числился безотцовщиной, а его мама ни на одной работе не могла удержаться из-за пристрастия к выпивке, слонялась по чужим мужикам. Где дадут поесть, нальют стаканчик, спать уложат — там и дом родной.

Так вот, ребята собрались порыбачить в протоке. Мужики изредка добывали там карпов чуть ли не на пять килограммов. Поговаривали, что ночью выходят из своих убежищ и сомы. Костик и Пашка смело пошли на болото: там и днём-то никого почти не бывает, а уж ночью точно никто не сунется. И время самое подходящее — полная луна распыляла таинственную синеву на лесок и болото, превращала мир в леденящую кровь сказку. Но друзьям было не до сказок: наловить бы рыбы для жарёхи. К мясу на рынке не подступишься, а выданная в продовольственных наборах противнейшая китайская тушёнка давно закончилась. Пашка так вообще её не видел, жевал макароны, словно сделанные из резины, заедал переросшей редиской.

Ребята вытащили хорошо заныканный плот из-под скопища мусора на краю болота, подволокли его к протоке и, отталкиваясь жердями, медленно повели в направлении к озерцу. Оно в этом году из-за жары сильно уменьшилось, зато наплодило больше топей.

Дом с холма смотрел на рыбаков тёмными окнами. А за его фигурный конёк на крыше, казалось, зацепилась какая-то яркая звезда.

— Не зевай по сторонам, — сердито буркнул другу голоднющий Пашка. — Как бы не застрять здесь, протока-то вроде узкой стала. И вообще, доставай свою наживку.

Наживкой служили несколько мелких рыбёшек наваги, которую Костик стащил у матери. Этим он обделил своего кота, подумал: «Обойдёшься, Шкет. Давай лови мышей, нахлебник». Но вечно голодного Шкета было жалко… А ещё жальче, если они никого на эту навагу не поймают. Времена были такие, что и худосочная, с высохшими головой и хвостом, пованивающая рыбёшка была не лишней.

— Давай подальше пройдём, — предложил Пашка.

Но Костик внезапно почувствовал неприятный холодок под старой курткой. Не к добру эта дрожь, ой, не к добру. Ладно уж, не стоит настаивать… Он знал, что у него плоховато работает интуиция, и поэтому, несмотря на эти холодные мурашки по спине, послушался товарища. Он надел на крючок навагу, у которой тотчас отвалилась голова, бросил поближе к мохнатым от травы «берегам» протоки. Сразу почувствовал тяжесть, повёл леску. Кто-то, схвативший наживку, послушно двинулся за ней. Лунный свет помог разглядеть тёмную широченную рыбину. Пашка не оплошал, подвёл сачок и с кряхтением от натуги вытащил на плот нечто… Блеснула кожа.

Ребята дружно выругались. Это была всего лишь кожаная куртка. Правда, тяжёлая от воды, как здоровенный сом. Друзья немного поругались, но больше от неудачи, чем от зла друг на друга. Костик хотел спихнуть «улов» в воду, но Пашка попытался рассмотреть куртку. Ничего, вроде целая… Носить всё равно нельзя, но, может, в карманах что-нибудь найдётся. Увы, они были пусты. Однако одна её пола отвисла. Пашка пошарил и сказал: «Кажись, лопатник. В рваную подкладку завалился». И сунул разбухший бумажник в мешок.

— Слышь, Паха, давай поворачивать оглобли. Нутром чую, нужно щемиться, да побыстрее, — бряцая зубами, сказал Костик.

Его трясло не от страха. Он ощутил нечто большее, словно смерть дохнула холодом в лицо. Но у Пашки было другое мнение.

— Мне жрать завтра будет нечего, — сказал он.

Костик знал, что он преувеличил. Его бабка держала огород, приторговывала зеленью у магазина. Уж на макароны-то для внука всяко-разно у неё нашлись бы деньги. Но во дворе жила здоровенная собака Тайсон. На неё бабка жалела вермишели и прочего. Костик понимал друга, поэтому провёл плот подальше и снова наживил крючок.

Место оказалось подходящим: под «берегом» протоки темнела ямища. Её дна не доставал призрачный лунный свет. Костик вновь стал озираться, глянул на дом. Звезда сползла с его конька и, красноватая и зловещая, подобралась чуть ближе к плоту.

— Костян, зырь-ка… — прошептал Пашка.

Он глядел в воду. Лунные лучи тоже. Только они светили чуть искоса.

Донный ил, похожий на пух, шевельнулся по бокам кого-то огромного, прятавшегося под серым слоем. Внезапно, очень стремительно, высунулась гигантская пасть, рванула что-то, тоже скрытое илом, и затрясла из стороны в сторону. Вода стала как бурый кисель. Луна теперь лишь поблескивала на поверхности, на которой кругами расходилась рябь. А когда муть осела, друзья увидели, что из глубины всплывает человеческая рука со скрюченными пальцами.

Пашка заорал, отшатнулся и рухнул спиной в воду. Костик, сам еле-еле удержавшийся на узеньком плоту, сначала схватил Пашку за ноги, лицо которого, синее с чёрным раскрытым ртом, ушло под воду. Тогда Костик плюхнулся на живот и вцепился в Пашкину куртку, подтянул его ближе, затем за шиворот поволок из воды.

Какое-то время они так и лежали на плоту «валетом», Костик постанывал от ужаса, Пашка извергал из глотки тухлую проточную воду. Хорошо, что жерди не потонули. Ребята, страшась сунуть в воду пальцы, поймали их и быстро погнали плот назад. Они не стали прятать его от других сорванцов, бросили там, где вылезли.

Трясясь, как вымокший котёнок, Костик побежал к лесочку, который отделял рабочую окраину от болота. А Пашка подхватил всё, что могло связать их с такой трагичной рыбалкой: мешок и сачок. Детское ведёрко с навагой и самодельное удилище остались чёрт знает где.

Мама Костика, вернувшаяся со смены, пощупала лоб бледного, вялого сына — температуры не было. И она легла отсыпаться, наказав ему внимательно следить за младшими, сварить им кашу, начистить картошки для обеда.

Только к вечеру Костик пошёл узнать, как там его друг. Пашка оказался совсем плох: лежал на диване лицом к стене и отказывался даже слово сказать перепуганной бабке. Она поделилась с Пашкой тревогой: онемел-де внучок, то лаялся с ней из-за всего, а теперь лежит молчаливым бревном. Она уже сама и воды для полива натаскала, и проклятую животину Тайсона накормила, а он всё молчит. Отец-то у него был психом ненормальным, мать — пьянь конченая, вдруг Пашеньке какая-то хворь передалась?..

Костик ткнул Пашеньку в бок так, что тот охнул, поднял его и потащил окучивать бабкину картошку — а вдруг она врача вызовет? Тогда расспросов не оберёшься, а они вовсе ни к чему.  

И только в сумерках ребята рассмотрели бумажник. В нём не оказалось документов, только записная книжка с именами, напротив которых стояли цифры, и деньги. Они решили смолчать о приключении и находке, потому что испугались не милиции, которая бы их затаскала или даже обвинила. А тех, кто мог стоять за утопленником, — рэкетиров, всё больше набиравших силу и вызывавших всеобщий страх. Может, даже сама милиция их боялась. Друзьям не было ни капельки стыдно за ужас и малодушие. Свои жизни показались дороже.

Но как поступить с «деньгами мертвяка»? Ведь они прокляты, это ясно, как божий день. Но дни-то проходили, а вместе с ними — и суеверный страх. А деньги между тем потихоньку обесценивались. Но кое на что хватило…

Зато возрос интерес к дому и тайнам болота. Из лесочка они наблюдали за ним и неожиданно для себя решили обязательно пройти к дому, как только ударят морозы, чтобы можно было миновать болото. Ребята прислушивались ко всяким байкам, но отбрасывали мысли о чертовщине и чудесах, водяных ведьмах или отшельниках-колдунах. Она сочли, что дом — пристанище какой-нибудь банды или преступной группировки. Кто-нибудь нормальный сразу же вспомнил бы о жертве сома и преступлении. Костик и Пашка, видимо, нормальными не были. А может, их переполняла та же самая отчаянная смелость юности, которая когда-то заставляла подростков рваться на фронты, бежать из дома и уходить на бригантинах в море?

Холода жахнули крутым минусом в декабре. Да такие, что даже замёрзли подпитываемые из-под земли протоки. А озерцо оказалось лужей с корочкой льда. Костик позаимствовал у отца из сейфа для ружья бинокль, и друзья внимательно рассмотрели болото и холм с домом. В нём никто не разжигал печь — на каменной трубе лежала шапка снега.

— Видишь сухие будылья, которые торчат из-под снега? Высокие растения всегда там, где есть твёрдая почва. А вот места, похожие на маленькие равнины, это наверняка топи. Под снегом, конечно, лёд. Но он тонкий, наступишь — и провалишься. А ползти не сможешь, моментом от холода окоченеешь, — объяснил другу Костик.

— Брешешь, — ответил подросший, возмужавший Пашка, которого взяли на полставки разнорабочим в магазин.

Теперь он и его пёс были всегда сыты.

— Мне папка рассказал. Я его не просил, он сам разговор завёл, — возразил Костик. — Ты думаешь, мы первые, кто к дому подбирается? Батя по малолетству тоже зимой туда ходил с корешами.

— И что они видели? — заинтересовался Пашка. — Водяных ведьм или бандитов?

Костик фыркнул:

— Ты кончай повторять эти бредни. Просто старый дом. В каждое окно видно, что в комнатах стоит мебель, рухлядь всякая. Только людей нет. Но на дорожке к крыльцу снег убран, на газонах в бурты сложен.

— А почему окно не выставили и внутрь не залезли? —  задал резонный вопрос Пашка.

Костик помолчал, а потом попросил:

— Скажу, если ржать и дразнить не станешь.

Пашка поклялся жизнью своего пса Тайсона и мечтой о мотоцикле.

— Короче, Паха, там такая история. Она много раз повторялась с батиными сверстниками. Болото всякий пройдёт. А вот холм кого попало не пустит. Ещё замок на железной ограде есть. С виду — любым подручным средством сковырнёшь. А на самом деле — шиш. К стеклу даже не дотронешься, как будто током шибанёт. Только… Ты обещал не ржать!  Только входная дверь сама откроется… Тихо так, вкрадчиво, мол, заходите, гостями будете. И тут накатит такой страх, такой ужас, что с холма кувырком скатишься, до леса добежишь и только потом подумаешь: больше я к этому дому никогда не подойду! Это всё равно что в свою собственную могилу запрыгнуть и ждать, пока песком завалят! Поэтому поколения местных ребят не рвались в дом. Кто-то на своей шкуре ужас испытал, кто-то, поумнее которые, на их опыте научился.

Пашка еле удержался, чтобы не заржать, и спросил:

— Значит, ты бате поверил. А ничего, если он тебя специально пугал?

— Была такая мысль, — согласился Костик. — Только я всё равно пойду, с тобой или без тебя.

— Я тебе покажу, как это без меня! — рассердился Пашка. — Короче, когда выдвигаемся?

— Да в любое свободное время!

На том и порешили.

Но, как говорится, человек решает, а Бог располагает. Трудная ли судьба, изношенный ли тяжкой работой организм или сам Бог распорядились так, что старая Пашкина бабка не проснулась холодным декабрьским утром. Пашка растерялся и побежал к своему другу в одних тапках, трусах и майке по тридцатиградусному морозу. Вломился в дом и уселся, рыдая, у двери. Мать Костика сразу догадалась, что случилось, крикнула старшему сыну:

— Одень его в тёплое, налей горячего чаю и капни туда «Рижского бальзаму», который отец привёз. Сам пробовать не смей, убью!

И побежала в Пашкину избу, покричав у окон соседок:

— Ильинична померла!  

Пашка пробыл весь день у Костика, то спал, то ломился бежать к врачам с воплями:

— Пусть что-то сделают, бабка ещё вчера курей рубила, тесто ставила на ночь, своему Богу молилась! Не верю, не верю, что померла! Я, наверное, её плохо тормошил! А холодная она, потому что у стариков эти… вены, что ли, плохие! Ба-а-абонька моя! Ро-о-одненькая!

Женщины всё сделали, как нужно. Старушку увезли в морг; соседи скинулись на похороны, кто сколько смог. Словом, всё, как у людей: жил — помер — проводили на погост. Больше хлопот оказалось с Пашкой. Он всё рыдал и не мог остановиться, хотя при жизни старушки не было ни одного дня, чтобы он с ней не поругался. Родители Костика не выпустили его из своего дома до самых похорон. Хорошо, что на кладбище он стоял совсем обессиленный и только утирал чьим-то платком глаза, ставшие красными узкими щёлками.

Все жалели Ильиничну. Да что там — когда садились в автобус, прибежал пёс Тайсон с оборванной цепью и стал тоненько, по-щенячьи скулить над песчаным холмиком с искусственными цветами. Тогда к нему бросился Пашка, обнял, и они оба громко выплакали своё горе: Пашка — басовитым рёвом, а Тайсон — волчьим пугающим воем.

После поминок Костя привёл почти невменяемого Пашку к себе. Батя вдруг достал бальзам, налил полстакана и выпил. Костикова мать онемела от такой наглости, уставила руки в бока и хотела начать скандал, несмотря на то, что в доме находился страдающий подросток.

А батя лихо налил себе ещё и спросил её:

— А скажи-ка, мать, сколько у нас сынов-наследников?

Женщина вытаращила глаза и начала тихо, но зловеще:

— Ты, поди, спьяну-то считать разучился? Четырёх родил и ума не нажил?

А батя сказал:

— Сама считать не умеешь! Пятеро у нас с тобой сынов!

Снова выпил и со стуком поставил стакан на стол.

Мать Костика похлопала глазами, села к столу, налила и себе. Выпила, скривившись от горького бальзама, и тоже стукнула стаканом:

— Верно!

Так был решён вопрос об усыновлении двенадцатилетнего Пашки. Бабка-то лишила родительских прав мать-пьянчужку, а отец его остался неизвестен этой истории, людям и Богу. Новый брат был тихим и печальным; работал по двору, как взрослый, часто обнимал пса Тайсона и что-то шептал ему в мохнатое ухо. Улыбнулся только первого января, когда получил свой первый в жизни новогодний подарок — импортные кроссовки. О таких никто из других братьев даже не мечтал. Но они порадовались за Пашку. И даже не позавидовали. Вроде бы.

Больше Костик и Пашка не помышляли о вылазке к таинственному дому; более того, не один раз отлавливали у болота младших и сурово, но с положительным результатом учили их не лезть в опасные места.

Вскоре ветхое жильё на окраине снесли, а людям дали благоустроенные квартиры. Громадная семья Силуяновых получила всего трёшку, но и этому была очень рада. Жить стало труднее: теперь у семейства не стало огорода. Но подросшие старшаки хватались за любую работу. Однажды не пришли ночевать, прислали с соседским мальчишкой записку, мол, разгружают вагоны. Отец расстроился: сыновьям бы об учёбе думать нужно. А мама чуть в больницу не попала из-за нервов. Она хотела запретить парням работать, но отец сказал:

— Хватит рыдать. Они почти мужики. А мужчины всегда сами выбирают свой путь. Наши-то о младших заботятся. Думаешь, мне не горько, что пацаны вкалывают? Но это их решение.

Костик выучился на инженера, Пашка стал машинистом, как отец. Подросли и младшие. Скоро все вылетели из родительского гнезда, женились, обзавелись своими детьми. Даже последыш, шестой сын, семнадцатилетний Вадька-оболтус стал отцом прехорошенькой дочки.

- Оклемаются, - устало ответил тот.

Козлов быстро перевёл взгляд на окружённых «авторитетов», они были похожи на пленённых фашистов, не дёргались, не воинствовали, не смотрели в его сторону, не молили о помощи, покорно отдавшись ужасу, который их настиг. То же происходило и с теми, кто стоял на коленях - в глазах плескался зашкаливающий страх, перемешанный с безумием, губы шевелились то ли в молитве, то ли в проклятии.

- Вы не справились, майор, - произнёс лейтенант, проследив за его взглядом, - они наши. Этих, - кивнул он в сторону охраны, стоящей на коленях, - забирай, они свидетели, и не только для вас. А теперь уходи, твои пули нас не остановят, не теряй времени, ни своего, ни нашего, против нас оно тоже работает.

У Козлова тряслись поджилки, от осознания невозможности происходящего, мысли в голове путались, но всё же он заставил себя задать, может и не самый важный вопрос, и тем не мене, пришедший ему в голову. - А почему ты банде Хасана выбора не предложил?

- Ты сам себе ответил, - усмехнулся воин, - банда, она и есть банда, а с бандитами не договариваются. - Он развернулся и пошёл к своим солдатам.

В начавшем оседать тумане, они тоже приобретали человеческий облик, такие же измученные, израненные, в грязной и изодранной военной форме, первых лет войны, бойцы молчали, в их взглядах не было ни осуждения, ни злобы. Стоя напротив него, спокойные и прямые, они не собирались не обороняться, не наподдать. Опустив руку с пистолетом, Игорь смотрел на эти лица, усталые, суровые, грязные и окровавленные, в эти глаза, переполненные такой болью, такой безысходной скорбью, что ему самому, до сведения скул, захотелось плакать.

Не успев справиться с эмоциями, так и стоя истуканом, как сквозь слой ваты, Козлов услышал слова лейтенанта, обращённые к пленным: «Вы не достойны чести умереть от пули, вам не будет предоставлена возможность быть похороненными как люди, такие как вы не имеют право осквернять землю своим существованием, не имеют право на скорбь близких и вечную память. Вы заслужили только небытие и забвение.»

Перед лицом близкой и такой реальной смерти, окружённые как будто очнулись от ступора, задергались и заметались в панике, но сильные руки, подхватив каждого с двух сторон, вот уж поистине мёртвой хваткой, поволокли их в сторону противоположную въезду в город.

Раздавшийся в ватной тишине выстрел, вернул Игоря в реальность, он бросился на землю и только потом понял, что стреляют сзади.

- Не стрелять! – Завопил он, пытаясь перекричать пальбу, но это было невозможно. Немного приподнявшись, он увидел, как те, кто стоял на коленях, распластались на асфальте, прикрыв головы руками. «Армейская выучка, - подумал майор, - надо же, неужели кадровые военные? Хороша карьера!»

Сзади продолжали палить.

- Не стрелять!! - Козлов перевернулся набок, и неистово маша рукой, вопил во всю мощь своей глотки. Всё было бесполезно, Игорь выстрелил вверх, но звук его выстрела утонул в грохоте табельного оружия. Кое-как поднявшись, он, пригибаясь, рванул к полицейским машинам, не переставая кричать и махать руками.

Первая опомнилась Надя. Сидя на земле, прижимая обеими руками пистолет к груди, она полными ужаса и слёз глазами смотрела туда, где растворились в тумане таинственные мстители, навсегда утаскивая с собой семерых нелюдей.

Сашка Гладышев пытался броситься в погоню, но пришедший в себя Глеб вовремя подставил ему подножку.  Дольше всех продолжали стрелять Лёша и Павел, водители служебного транспорта, но в конце концов и их удалось остановить. Козлов опустился на землю и прижался спиной к переднему колесу машины. Где-то за тоннелем послышались сирены машин ГИБДД и группы поддержки.

6

Уже в отделении они узнали, что службу ГИБДД странным образом вовремя не известили об аварии, а водитель машины поддержки, которую вызвала Надя, желая сократить путь, почти полчаса кружил по улицам хорошо известного ему микрорайона. Но группу Козлова это не удивило, их сейчас вообще мало чем можно было удивить.  Надя тихо всхлипывала, сидя в углу кабинета, Глеб и Сашка мрачно опустив головы сидели за столом друг напротив друга, Алла с Русиком, ещё не владеющие информацией, растерянно наблюдали за абсолютно подавленными коллегами. Шофёров Лёшу и Пашу дежурный сержант Вика Королёва, отпаивала в дежурке коньяком из личных запасов Кудрявцева. Сам Козлов докладывал о проведённой операции в кабинете полковника.

- Ну и что ты мне прикажешь с этим делать? – После очень долгого молчания, мрачно поинтересовался Кудрявцев.

- Я рассказал, то, что видел. – Измученный Игорь даже не пытался оправдываться.

- И далеко ты с этим собрался?! – Гаркнул вышедший из себя Владимир, - Куда ты там к свидетелю ездил, в Кащенко?

- В Ганнушкина.

- Вот туда тебя и отправят, тебя не то что в органах, тебя даже дворником работать не возьмут!

- Ни я один там был, вся группа видела, и ещё шесть свидетелей.

- Ну с ними я сам разберусь, а тебе даю день отдыха, и что бы на следующее после этого утро, был у меня с новым отчётом.

- И что же я напишу?

- Придумаешь, не дурак! Остальные твою версию поддержат, можешь на меня положиться. И подумай Игорь, хорошо подумай!

Утром следующего дня Игорь сидел на скамеечке возле могилы отца. По заведённой самим собой привычке рассказывал о маме, о себе, но только не о вчерашнем дне, не любил, не хотел сваливать свои проблемы, даже на умершего батю. Однако, от вопроса, чтобы тот ему посоветовал, трудно было отделаться даже на обратном пути. Игорь вспоминал, как они ходили на шашлыки, и это были всегда долгожданные и счастливые выходы на природу, как отец смастерил скамейку и столик на их любимом месте возле небольшого ручейка, а впереди была такая большая и полная радостных надежд жизнь. Вспомнил, как они всей семьёй посещали городской краеведческий музей, в этот музей их – детей - водили и всем классом. Прекрасные экскурсоводы, влюблённые в своё занятие, рассказывали о истории города, и места, на котором он был построен, в зале Боевой Славы слова их становились особенно торжественны, ещё бы, ведь Зеленоград был городом Боевой Славы, и тогда об этом все помнили.

Город был заложен в тысяча девятьсот шестидесятом году на месте трёх исторических деревень Крюково, Матушкино и Савёлки. Именно здесь, на сороковом километре Ленинградского шоссе, в ноябре – декабре тысяча девятьсот сорок первого года, проходила последняя линия обороны Москвы. Бойцы, срочно стянутые сюда с других рубежей, в том числе и вчерашние школьники, не успевшие пройти полную подготовку, не все были полностью укомплектованы, не все имели оружие, в летнем обмундировании в декабре самой лютой зимы двадцатого века, против хорошо экипированной и обученной армии вермахта, на которую к тому времени работала половина Европы.  При закладке города, среди множества свидетельств тех страшных событий, строители находили вещмешки с учебниками по химии и физики, эти мальчики собирались учиться, жить и созидать. Но все они понимали, что здесь и сейчас решается исход войны, понимали это и немцы. За небольшой посёлок Крюково и, прилегающие к нему деревеньки Каменка и Горетовка бои шли три дня, те, кому посчастливилось выжить, потом вспоминали, что более кровавой битвы им не приходилось видеть. И всё-таки, они выстояли не отошли и не сдались, слова «Родина» и «до последней капли крови» не были для них пустыми истрёпанными лозунгами. Именно отсюда восьмого декабря тысяча девятьсот сорок первого года, впервые с начала войны, началось победоносное наступление советских войск.  И именно отсюда, из этого города третьего декабря тысяча девятьсот шестьдесят шестого года, в преддверии двадцать пятой годовщины разгрома немцев под Москвой, траурным торжественным шествием на Красную площадь везли останки неизвестного солдата.

А что же сделали с городом мы – их потомки, - думал Игорь, - если им, даже мёртвым невыносимо с таким мириться? И это ведь Зеленоград, считай Москва, а что творится за пределами кольцевой дороги, особенно там, куда транспорт доезжает раз год по обещанию?

Кое-что Козлов слышал, мама, после смерти отца уехавшая жить в дедов дом, и с которой он поддерживал постоянную связь по телефону, рассказала ему, как в соседнем селе, четверо отморозков насмерть забили мужика, не захотевшего делиться шиномонтажным бизнесом. Причём, упыри выложили запись убийства в интернет, для устрашения других непокорных, конечно, их взяли по горячим следам, но цели своей они добиться успели. А в единственной на полторы области больнице, пожилую пациентку с перитонитом врач отправил по месту жительства за пятьсот километров, заставив её подписать отказ от операции, а женщину с приступом почечных колик, домой, попить анальгинчику и собирать анализы для планового обследования.

Игорь давно не был в деревне, перестал ездить, ещё когда дед был жив, рос, появлялись другие интересы, сколько раз он потом жалел, что так мало успел у него спросить. А ведь дед любил рассказывать, сам прошедший войну, много рассказывал о том, как его родные места выживали в эти тяжкие, для всех годы. Игорь теперь и сам знал, что многочисленные памятники, обелиски и курганы славы, величественными стражами окаймляющие всё Минское шоссе, напоминают живым о том, что земля эта усыпана костями и без всякой меры полита кровью тех, кто защищал её. Шальная мысль, пришедшая в голову, заставила его поёжиться: «Вдруг и эти павшие начнут вставать и вершить правосудие там, где люди потеряли разум и стыд, и так по всей необъятной территории, где проходила эта страшная битва? А может это и правильно» - ответил сам себе майор.

Отчёт Козлов заранее отправил по электронке, и, когда он вошёл в кабинет полковника, Кудрявцев долго смотрел на него исподлобья. Майор молча сел на стул возле его стола.

- Ну и что теперь. – хмуро спросил Владимир, - отставка?

- С переводом можешь помочь? – Ответил Игорь вопросом на вопрос.

- И куда собрался?

- В дедову деревню.

Кудрявцев шумно втянул носом воздух и сильно хлопнул по столу обеими ладонями.

- Это на те-то зарплаты, да и с чего ты решил, что там ставки есть?

- Мне всё равно, хоть дежурным на телефон.

Вовка резко встал, и подойдя к окну, опёрся кулаками о подоконник.

- Вов, а ты помнишь во что мы в детстве играли, - тихо заговорил Игорь, - мы же в разведчиков играли, в партизан, в тех же неуловимых мстителей. Мы все героями стать хотели, а сейчас… - Майор помолчал, - Ты вот спроси у себя, есть тебе что внукам рассказать, а главное, будет ли им это нужно? Впрочем нет, не спрашивай.

Кудрявцев досадливо хекнул, мотнув головой, и снова вернулся к своей теме.

- Твои родители два года здесь за квартиру горбатились, и что, всё для того, чтобы ты в деревню уехал?

- Мои родители, - твёрдо сказал Игорь, - учили меня быть честным, они хотели, чтобы я человеком вырос. И я вырос, Вовка, вот сейчас точно вырос.

После ухода Козлова, Владимир ещё долго стоял у окна. «Ну конечно, - думал он, - хорошо тебе, алименты выплатил - и свободен. А тут старшей квартиру в ипотеку, своей избушку на курьих ножках двухэтажную, огурцы ей сажать приспичило. Младшего обалдуя ещё учить и учить…»

Он смотрел сквозь стекло на пруд, вокруг которого щебетала, расцветала всеми красками жизнь. Гуляли мамашки с колясками, отдыхали родители с детьми, миловались молодые парочки. Город действительно ожил, даже воздух стал чище, и Кудрявцев подумал, что если уж и рассказывать что-то внукам, так это то, как его отец однажды предложил и помог пацанам вырыть и оборудовать настоящий фронтовой блиндаж. Как они устилали его лапником, делали крышу из досок и куска старого толя. Как по окончанию работ, с замиранием сердца забрались туда, а когда пошёл дождь, радовались, что они сидят под крышей настоящего военного блиндажа, как настоящие солдаты. Когда дождь ливанул сильней, и вода, проникающая внутрь через отверстие входа, достигла их щиколоток, за ними пришли родители и буквально вытащили всех наружу, через размокший и осклизший лаз, грязных, но не побеждённых. Блиндаж на завтра было решено восстановить, но сволочной дождь шёл два дня, и на месте славного боевого сооружения образовалась липкая глиняная яма, в которую даже наступать было опасно, дабы не оставить в ней сапоги. Отец пообещал им выкопать новый на более надёжном месте, но затея как-то сама собой забылась за делами, а память о блиндаже осталась на всю жизнь. И до сих пор полковник Кудрявцев был уверен, что такого вкусного чёрного хлеба с солью он не ел больше никогда.

Он отвернулся от окна, и, подойдя к офисному шкафу, достал оттуда бутылку водки. Первым делом полковник сделал то, о чём давно мечтал, но всегда стыдил себя - аккуратно отклеил от бутылки маленькую фольгированную рыбку, минуту полюбовался ей и положил в ящик стола, рядом с пистолетом.

Эпилог

Вечером девятого мая майор Игорь Козлов стоял перед мемориальным комплексом «Штыки» на сороковом километре Ленинградского шоссе. Торжественное шествие с возложением венков давно закончилось, и сейчас у мемориала было не много народа - те, кто захотел лично положить цветы, или просто постоять у памятника.

Игорь в который раз перечитывал эпитафию на стене и думал, - знал ли автор этих слов насколько он окажется прав? Когда погода начала портиться, и пошёл мелкий противный дождь, Игорь не удивился, он развернулся, провожая взглядом последних посетителей монумента, спешивших уйти, и улыбнувшись, повернулся обратно к стене мемориала. Перед ним, выстроившись в шеренгу, стоял бессмертный взвод, солдаты отдавали ему честь, надпись на стене за их спинами гласила:

«Здесь защитники Москвы, погибшие в бою за Родину, остались навеки бессмертны».

Конец

Зеленоград, 2025г.

Четверых погибших удалось опознать сразу, все они были в базе данных. Совершенно интернациональная компания была связана одинаковыми преступлениями в прошлом, вымогательство, грабёж, разбойные нападения, и такими же, на удивление, мягкими приговорами за содеянное. А вот с пятым убитым всё получалось не так просто, машина, водителем которой он несомненно являлся, была оформлена на третье лицо, в базе данных сведений о нём не нашли, и всё же, благодаря неожиданно широкому кругозору Сашки Гладышева, его удалось идентифицировать по фотографиям в некоторых СМИ, где убитый присутствовал на весьма важных городских  мероприятиях, в компании очень серьёзных людей. Прояснить, ещё что то, касающееся этого фигуранта, Козлов поручил Глебу Заславскому, который в силу своих «высокопенёчных» замашек, имел такой же круг общения.

Собственно говоря, только Заславского и ждали на очередной планёрке. Глебушка не любил приходить вовремя, вот и сейчас прошествовал на свободное место, не особо утруждаясь извинениями. Однако за сведения, добытые им, Козлов был готов простить ему жлобство.

Дамир Манкуртов, по кличке Хасан - пятый погибший на Проектируемом проезде, имел весьма впечатляющий послужной список у себя на родине, поэтому и сбежал оттуда лет десять назад. Однако в новой среде обитания Дамир быстро обзавёлся нужными связями, влиятельными друзьями, и благодетелями. Глебу удалось доподлинно узнать, что Манкуртов занимал очень важное, хотя и неофициальное место при не самом последнем чиновнике городской префектуры. Чиновник этот был выходцем из девяностых и серьёзно интересовался торгово-поставочной сферой в городе, городской ПОК давно был для него лакомым кусочком. После того, как стало известно о инциденте, сей вершитель судьб человеческих, как с цепи сорвался, землю рыл, даже обратился к смотрящему по городу, но уголовная элита не имела сведений ни о исполнителях, ни о заказчиках, в её же круг интересов подобные разборки не входили. Тогда чиновник поклялся сам разобраться в этом деле, и, чего бы ему это не стоило, добраться до виновников, однако очень быстро прекратил свой розыск, и, по некоторым сведениям, заинтересовался благотворительностью. Причина подобного поворота в приближённых кругах не известна, но ходят смутные слухи, что с чинушей кто-то поговорил.

- Кто, конечно, не известно? – Спросил Козлов.

- Нет, может кто-то из префектуры, не девяностые всё же. - Пожал плечами Заславский.

- Так, есть ещё что-то новое?

- Так точно, товарищ майор. - Русик улыбался во все свои тридцать два, - у нас ещё два шизика, только допросить нельзя, в больнице оба.

- Ну конечно, - ядовито прошипел майор, улыбка Руслана его вообще раздражала, но замечания он не сделал.

- Докладывайте.

- Да это в общем то не доклад, я случайно узнал, вчера у друга был, вот его младшая сестра и рассказала. Два её одногруппника – нарика, поехали, простите, заболели, оба утверждали, что видели зомбаков, один после этого совсем завязал, а другой, наоборот, ещё больше подсел, теперь оба в Ганнушкина.

- А с чего вы взяли, что это наши свидетели?

- Так я по времени сверился, они называли день, когда пропал один из наших курьеров, а девчонка это точно помнит, по тому, что у них субботник тогда был.

- Госпитализацию проверили?

- Проверили, – встряла в разговор Надя.

- Выходит, они могли быть свидетелями похищения, и допросить нельзя, а главное - опять зомби, - вслух рассуждал майор, - ну, хоть святых выноси, будь они все трижды кляты! Ну ладно, хрен с зомбя́ми, это может быть грим и камуфляж, но что делать с госпитализированными психами, простите, потерпевшими, не может же столько человек обладать такой сильной впечатлительностью, чтобы головой поехать из-за ряженых уродов. А камеры слежения, уж они-то точно слабыми нервами не страдают, однако по всем эпизодам одна и та же картина, рябь в моменты появления преступников, что все ломаются в нужный момент? Да, и ещё экспертиза… - Козлов замолчал, отбивая пальцами по столу барабанную дробь. Молчали все.

***

Экспертиза по орудиям убийства, с вероятностью девяносто восемь и восемь десятых процента показала, что убийства были совершены штык - ножом образца тысяча девятьсот тридцатого года и сапёрными лопатами образца тысяча восемьсот шестьдесят девятого года. Более того, следы ржавчины и распада метала, обнаруженные в ранах, свидетельствовали о том, что предметы, которыми были нанесены телесные повреждения, пролежали в земле как минимум семьдесят лет.

- Чёрные копатели, - высказался Гладышев, - тем более, что далеко мотаться не надо, Зеленоград же.

Да, это Игорь и сам знал, в его детстве, несмотря на все предупреждения и строжайшие запреты родителей, они с друзьями вытаскивали из земли столько страшных игрушек войны, что удивляться приходится, как они все умудрились вырасти. Но тогда никому из них и в голову прийти не могло, что это может быть предметом бизнеса, а если бы кому-то и пришло, был бы побит всем скопом.

- А может быть экстрасенс, - неуверенно протянула Надечка, - ну, я по поводу воздействия?

- Маловероятно, - откинулся на спинку стула Заславский, - даже если допустить, что подобные индивидуумы существуют, как ты себе представляешь, обхват такой аудитории, да и на видеокамеры, эти уникумы никаким образом подействовать не могут.

- Значит всё-таки технологии? – Предположил Сашка.

- Похоже, на данный момент, это самая вероятная версия, - неохотно пробормотал Козлов, - но она всё равно не объясняет отсутствие следов, и то, каким образом преступники в прямом рукопашном бою смогли избежать пулевых ранений. Однако делать что-то нужно. Надя и Руслан, берёте на себя все театральные площадки города, что там у нас есть, Ведогонь, КЦ, и прочие театральные студии, интересуетесь всеми, кто уволился. ушёл, всеми радикалами, всем имеющим отношение к гриму и костюмам. Саша, ты займёшься сведеньями по черным копателям, Алла, к вам у меня будет очень непростое задание, я получу для вас допуск к архивам, а вам придётся проштудировать все возможные случаи, связанные с использованием запрещённых технологий, или что-то похожее на то, за последние десять лет.

- Ого! – Выдохнула Аллочка.

- Поэтому я и сказал непростое. Я вас не тороплю, но всё же помните, что времени у нас нет.

- А я? - Как можно равнодушнее спросил Глеб.

- А ты через свои знакомства и связи, всеми правдами и неправдами, попытаешься поговорить с госпитализированными, и желательно, как частное лицо. Выходные на эти дни я тебе устрою.

Не то, чтобы майор надеялся на сногсшибательные результаты, но и полного безрезультатива он тоже не ждал, однако расследования Нади с Русланом, Гладышева и, Аллочки, не вылезавшей из архивной статистики даже в выходные, именно такими и оказались. Только Заславский, на удивление подавленный и задумчивый, смог сообщить то, что ему удалось узнать. Нарики, как их называл Глеб, изначально не казались ему надёжным источником информации, и он не ошибся. Один из пациентов клиники на Потешной улице, оказался абсолютно не коммуникабелен, второй, хоть и мог общаться, на все вопросы, твердил только одно: «Они мёртвые, мёртвые, все, все мёртвые». Что же касалось курьеров, от которых Заславский ждал более обнадёживающих сведений, то после подземного путешествия, более или менее адекватно разговаривать могли только двое, пропавшие последними, но и они не в состоянии были дать хоть сколько ни будь полезные показания. «Мертвецы, ходящие мертвецы, ходящие и говорящие мертвецы»! – Было всё, что от них удалось услышать.

- В результате, - подвёл Глеб итог своему докладу, - я не знаю, что в результате, если честно, мне и самому как-то не по себе после этих… Может быть это заразно?

- А что, если и в самом деле вирус? – Округлил свои и без того большие глаза Русик.

- Но вы мне это бросьте, фильмы ужасов дома обсуждать будете, а у нас есть только факты и доказательства, - не выдержав рявкнул Козлов, - даже если у нас их нет.

Да, у них опять ничего не было, ни одной, хоть немого подтверждённой версии, за то у них было новое преступление, да ещё какое!

- Огнестрел, - вводил майор в курс дела, - Борис Субботин, сын довольно известного в городе депутата, вчера был убит выстрелом в упор прямо возле жилой многоэтажки, в одиннадцать часов вечера, а как известно, это уже не самое тёмное время суток. Свидетелей нет, следов нет, некоторые жители дома слышали выстрел, но решили, что это взрыв петарды, учитывая, что скоро День Победы. Ранее убитый проходил по делу наезда со смертельным исходом - три месяца назад, ублюдок, находясь в состоянии наркотического опьянения, выехал на автобусную остановку, погибла молодая женщина, чудом уцелел ребёнок, мать успела оттолкнуть его на газон. Папаше - депутату удалось замять дело и отправить отпрыска за границу, но козлевичу не сиделось там, через два месяца он вернулся, а вчера снова совершил наезд на пешеходном переходе. Пожилая женщина госпитализирована в тяжёлом состоянии. По словам очевидцев, водитель крайне неуверенно вёл машину, с места преступления скрылся. – Игорь выдохнул, помолчал и продолжил, - Надя, свяжитесь со всеми информационными каналами в городе, разошлите фотографии и приметы машины, будем искать свидетелей через СМИ, Алла, на вас все результаты с места происшествия и экспертиза, мужской состав - на «передовую», ищите всё, что можно, и всех, кого можно. Да, и помните: если мы и здесь ничего не нароем, всей группе впору готовить рапорты об отставке.

Свидетелей, которые видели машину Бориса оказалось достаточно, но все их показания заканчивались на въезде автомобиля в тот самый двор, где и произошло убийство, дальше Субботин как будто стал невидимкой, до самого обнаружения его тела. А впрочем, Козлов уже не удивлялся, похоже было, что ему осталось признать невозможность раскрытия этого преступления, и с позором уйти на пенсию.

Однако совершенно неожиданно, в органы позвонили родственники потенциального свидетеля, и, в силу очень преклонного возраста этого свидетеля, а главное его уникальности, майор сам выехал по адресу. Девяностодвухлетняя пенсионерка Валентина Ивановна Рынденкова проживала с семьёй внука в доме, рядом с которым было совершено убийство, и даже в близко расположенном подъезде.

- Понимаете, - говорил молодой мужчина, внук Валентины Ивановны, - если не этот случай, мы бы и внимания не обратили. Нет, бабушка, она нормальная, но иногда, от скуки что ли, начинает выдумывать, мы ещё решали, надо звонить или нет, но потом в новостях свидетелей стали искать, вот мы и подумали, а вдруг важно.

- А что, странное что ваша бабушка говорит? – Спросил Игорь.

- Да ещё бы не странное, братьев говорит своих из окна видела, на войне погибших, но ведь она и обознаться могла, кого-то же она видела, галлюцинаций то у неё никогда не было.

- Понятно. – Сказал Козлов закусив губу. От чего-то заныло под ложечкой.

- Все четверо, - говорила Валентина Ивановна, мечтательно глядя в стену. - Иван, Степан, Пётр и Фёдор, красивые, молодые, такие, как тогда, когда на фронт уходили. И руками мне махали, как тогда.

- А дальше, - чуть более не терпеливее, чем следовало поинтересовался Игорь, - что они делали?

- Ничего не делали, - пожала плечами пенсионерка, - помахали мне руками и ушли.

Козлов досадливо вздохнул, но всё же продолжил, - Так зачем они приходили, как вы думаете?

- Как зачем? Звали меня, пора уже, скоро свидимся!

5

Утром Алла Калинина доложила о результате баллистической экспертизы, у следователя Игоря Козлова опустились руки. Полковник Кудрявцев ждал в кабинете, идти к нему майору было не с чем.

- Ну что, завещание составил? Я уже! – Поприветствовал его начальник.

Игорь промолчал.

- Беда у нас Игорёк, большая беда, хмуро продолжал полковник, - мало того, что отец убитого в Гаагский суд жалобу подал, так ещё и кризис у нас в городе криминальный.

- Как это?

- А так, статистикой по сводкам поинтересуйся – резко снизилось число квартирных краж, аферисты и вымогатели вообще затаились, на рынках стало вдвое меньше карманников и щипачей, и так во всей злачной сфере, а главное, стремительно падает наркобизнес.

- Да уж, - невесело усмехнулся Козлов, - беда, какой не ждали.

- А ты не ёрничай, уж кому как не тебе знать, чем это грозит. Войной это грозит, войной «авторитетов», старые сейчас кинуться свои сферы восстанавливать, а новые - под шумок - свои налаживать. И плохо будет всем, под эти жернова попавшим, а в особенности нам, нам вообще прилетит со всех сторон, потому что мы за месяц не смогли раскрыть одну сраную шайку.

- Сраную, - возмутился Игорь, - если у них восстановленное оружие времён войны, это уже даже не шайка, это военизированная организация!

- Ты про баллистику, да брось, таких коленных мастеров на пятачок – пучок, кстати поручи своему Мурадяну, или как там его, пусть займётся.

- А почему ему?

- А по тому, что, майор, остальная твоя группа мне для другого нужна будет. – Кудрявцев, то ли прокашлялся, то ли прокряхтелся и продолжил, - В общем Игорёк, движуха уже началась, из надёжных источников известно, гости к нам едут, высокие, «саммит» у них тут на высшем уровне. Думается мне, твои мстители не захотят пропустить такой случай.

- И что моя группа будет делать, – округлил глаза Козлов, - авторитетов охранять?

- Ну не тупи ты, ей-Богу, совсем что ль мозги растерял? Во-первых, и до них доберёмся, когда-нибудь, но мстители сейчас важней, а во-вторых, не охранять, а использовать как наживку. Все возможные ориентиры буду тебе скидывать, ты только будь наготове, и учти, Козлов, если ты и это дело просрёшь, тогда точно суши сухари.

***

Четыре машины двигались по Ленинградскому шоссе в сторону области. Дорогие, надёжные, они тем не менее не привлекали внимания кричащей роскошью. Пассажиры этих машин вели себя абсолютно спокойно, в трёх автомобилях находилось по два телохранителя на двух спутников, в четвёртом трое на одного. Впереди и сзади ещё два внедорожника эскорта. О дороге не заботились, всё было схвачено, члены экипажа этих машин могли себе позволить даже отменить дорожные работы. Единственное, чего они не могли себе позволить, это перекрыть движение на трасе такого значения, но, ради конфиденциальности и спокойствия, с этим приходилось мириться.

А впрочем, время было выбрано не случайно – пятница, вечер, дачники уже начали своё паломничество, вряд ли кто-то решится устроить засаду на дороге, заполненной машинами с мирными обывателями и детьми.

Оперативная группа в составе Гладышева, Жигаревой, Заславского и самого Козлова, на двух служебных машинах следовала по улицам города в направлении второго въезда в Зеленоград, что на сороковом километре Ленинградского шоссе. Они ехали без сирены, спец сигналки Кудрявцев разрешил использовать только в экстренном случае. Уже за три километра до выезда начала собираться пробка, Игорь чертыхнулся.

- Да не напрягайтесь, товарищ майор, - успокоил водитель служебного «Москвича-3», - нормально всё будет.

- Нет Лёша, - ответил Козлов, вглядываясь в небо через лобовое стекло, - в этом деле всё не нормально. Кажется, погода портится, - добавил он ни к кому не обращаясь.

Погода действительно портилась, тёплый и солнечный майский денёк стремительно превращался в хмурый и сырой, тучи закрыли небо мгновенно, как на записи с утроенной скоростью. Внезапно поднялся ветер, принёсший совсем не весенний холод, и так же быстро стих. Пробка, хоть и неохотно, но всё же двигалась вперёд. Игорь сжал кулаки от напряжения, заметно нервничали и Сашка с Надей на заднем сидении.

- Это что, туман? – Вдруг спросила девушка, посмотрев в окно. Игорь резко повернул голову вправо, туман стремительно надвигался, отделяясь от кустарников лесополосы, поднимаясь из-под колёс автомобилей, клубясь под отбойниками.

- Чёрт, чёрт. Чёрт, - стукнул майор кулаком по панели, - Лёша выбирайся!

- Так тоннель же впереди!

- Вот по этому и выбирайся, срочно. Паша! - Почти кричал Козлов в рацию водителю второй машины, - не отставайте!

Лёха выкрутил руль, пытаясь выехать на соседнюю полосу, и в этот момент, со стороны Ленинградки, раздался визг множества тормозов, сводящий скулы скрежет метала и глухие удары.

- Сирену на крышу! – Гаркнул майор, - Надя, вызывай группу поддержки.

***

Благополучно свернув с Ленинградки на въезд в Зеленоград, машины уже приближались к тоннелю, но внезапно и слишком быстро появившийся туман сильно нервировал, разговоры утихли, вместе с туманом накатило странное томящее и напряжённое ожидание. И вдруг громкий звук шин, скребущих асфальт, заставил вздрогнуть всех пассажиров элитных машин. В мутной дымке юзом вылетела на встречную полосу и закрутилась на месте старенькая малолитражка. То, что происходило дальше, было похоже на фильм-катастрофу. Отреагировав на происходящее, выехавший из тоннеля водитель огромной гружёной фуры совершил резкий разворот влево, перегородив обе полосы. Следующий со стороны Льяловского шоссе бетоновоз, произвёл такой же манёвр вправо, так же закрыв собой бо́льшую часть дороги. Отрезанный от «патронов» первый джип охраны, не задумываясь, резко развернулся на месте и попытался объехать раскорячившийся поперёк трассы тяжеловоз, но накренившийся прицеп, медленно, но, верно, заваливавшийся на бок, накрыл машину, погребя всех под многотонным грузом сгущёнки.  Второй внедорожник эскорта не успев затормозить на полном ходу врезался в бетономешалку.

***

Когда Лёша, водитель служебной машины, одному ему известным маршрутом вырулил к месту происшествия, все четыре полосы выезда из тоннеля опустели, кроме большегрузов, так и замерших на своих местах и зажатых между ними четырёх машин. Второй полицейский автомобиль, следовавший за первым по пятам, встал с ним рядом. О том, что случилось, майору по телефону доложила Алла Калинина, оставленная в отделении для связи, но ни Алла, ни они сами не могли понять, каким образом на забитой автомобилями дороге не произошло больше ни одного столкновения. А как до приезда ГБДД и спецслужб, выезд из тоннеля оказался пустынным, Козлов вообще предпочёл не думать.

В белёсой, зловещей мути, кроме четырёх легковушек, беспорядочно застывших на месте, угадывались ещё семь человеческих фигур, опасливо жавшихся друг к другу.

- Свет на дальний! – Распорядился Козлов. Только теперь он разглядел трёх мужчин, лежавших на асфальте, в позах, не оставляющих сомнения в состоянии их здоровья, ещё шестерых, стоявших на коленях возле брошенных машин, с заложенными за головы руками, и тех, кого майор так давно желал увидеть.

Вокруг семерых, сгрудившихся, гуртом, как овцы, отбившиеся от стада, неровным полукругом выстроились серые, высокие тени, в руках у них было оружие.

- Все за машины, - скомандовал Козлов. - Без моего приказа не стрелять, из укрытия не выходить.

Игорь достал пистолет и вышел из «Москвича». На их присутствие вообще не обращали внимания - точно, гипнотизёры чёртовы, - подумал он и громко скомандовал: «Всем бросить оружие, у меня приказ стрелять на поражение».

На него опять не отреагировали. Козлов напряжённо всматривался в колышущуюся мглу, тени в серой дымке начали обретать различимые черты – пустые глазницы, чёрные провалы щёк, обнажившиеся челюсти, белеющие в полумраке кости. Майора пробил озноб, он судорожно вздохнул, и, превозмогая панику, ещё раз отчаянно заорал: «Оружие на землю, или мы открываем огонь!» - Голос предательски сорвался, Игорь закашлялся.

Крайняя тень повернула голову и, хромая, сделала несколько шагов по направлению к нему.

- Не с места, - Козлов направил пистолет на идущего, - оружие на землю!

Продолжение следует.

- Так откуда появились то?

- Да не ниоткуда, мля, как с неба свалились, етить.

- Понятно, добежал хоть?

Ильяс потянул из трубочки вишнёвый сок, принесённый ребятами и скривил разбитые губы. - Кислятина, не могли чего покрепче принести.

- Не положено, - сухо ответила Надя, - больница.

- Не положено, - недовольно проворчал Иммаметдинов и вдруг мрачно продолжил, - Не добежал, в лесу вообще хоть глаз выколи и корни, три раза падал. Моя потом орала как выдра резанная, нет что бы налить, видит же супругу х… плохо, а она верещит, как сирена полицейская.

- Что, так и не налила? – Поинтересовался Руслан с еле заметным ехидством.

- Налила, - мстительно ухмыльнулся потерпевший, - я в сортире закрылся и никого туда не пускал, пока не накатили.

- Ой, - округлила глаза Надечка, - а с детьми то так зачем?

- А затем, те ещё деточки, видят же отец расстроенный пришёл и морды воротят.

По всему было понятно, что других сведений от Ильяса получить не выйдет.

А дело, между тем, насчитывало уже четыре тома. Группа, кроме Аллы Калининой, которую одну оставили разбираться в «буреломе» этих томов, в авральном режиме занималась поиском пропавших людей. И снова находили, и опрашивали всех возможных свидетелей, устанавливали места, где в последний раз видели пропавших, выясняли личности родственников и друзей, определяли круг общения. Хотя, учитывая специфику занятий разыскиваемых, сделать это было совсем не просто. И снова полиция наткнулась на непроницаемую завесу.  Свидетелей не было вообще, от немногочисленных друзей и родственников удалось узнать, что пропавшим никто не угрожал (ну по крайней мере, не больше обычного), слежки за собой никто из них не замечал, а если, что и было, разыскиваемые об этом не говорили.

***

Денис сидел на лавочке и смотрел на осевший уже холмик, укрытый свежими цветами. С каждой зарплаты Денис старался сделать здесь что-нибудь, оградку, столик, скамейку, ну и цветы, конечно, всё время живые цветы. Зачем он это делал, он и сам не знал, жизнь ушла из Дениса сразу после гибели жены. Если бы не ребёнок, чудом выживший после наезда, Денис не задумываясь отправился бы вслед за ней. Даже тот факт, что виновника этой трагедии не посадили, не терзал его, невыносимая боль отодвинула жажду мести на задний план. Хотя иногда Денис задавал себе вопрос, что он скажет сыну, когда тот вырастет - Такая жизнь, сынок, такая жизнь?

***

Мало того, что следствие буксовало, так за это время пропали ещё два представителя всё той же ненавязчивой профессии, а в довершение, Кудрявцев снова вызвал на ковёр.

- Берёшь себе дело Галины Трутник. – Без обиняков сообщил он.

- Так там же сердечный приступ. – Возразил Козлов, о происшествиях ему теперь докладывали, так что майор был в курсе происходящего в городе. Галина Власьевна Трутник, найденная мёртвой на одной из аллей городского лесопарка, была так называемой «мошенницей на доверии», в компании двух подельниц, она, представляясь сотрудницей муниципальных служб, обманом вымогала деньги у одиноких стариков.

- А пропавшая сумка, до сердечного приступа и довести можно. – Не сдался Владимир.

- Так была же бригада с экспертом, чисто там, а сумку могли мародёры забрать.

- Да, а деньги из неё потерпевшим отдали тоже мародёры?

- Откуда сведенья?

- От потерпевших, старая школа, в полицию заявили.

- Описали?

- Нет, деньги в почтовом ящике лежали.

- Нууу. Может кто-то из новостей узнал, а с полицией связываться не хотели, мало ли какие причины. – Козлов и сам понял, что несёт чушь.

- Ага, прям Тимур и его команда! Да и в новостях этого ещё не было, ты давай не юли, они уже во вкус вошли, это убийство Игорь!

- Выяснить ещё надо.

- Вот и выясняй, твоё это дело.

3

Все обследования места гибели Трутник, и предыдущие отчёты единогласно подтверждали отсутствие каких-либо следов, совпадающих по времени со следами, оставленными самой Галиной, присутствия вторых лиц следствие не подтверждало.

Козлов с мрачным выражением на лице ждал полного сбора группы на планёрку.

- И так, что мы имеем, - скорее резюмировал майор, - Ну серые – это понятно, грим, камуфляж, не совсем ведь идиоты, лицами светить. Ночь, внезапность, выбор места, это характеризует все же людей опытных, так что школьников можем отмести. А что у нас по Трутник? – Обратился Козлов к Заславскому.

- Выяснено её место проживания, подельницы скрылись в неизвестном направлении, объявлен розыск, есть фотографии.

- Хорошо, что по пропавшим?

Воцарилось молчание, через долгую минуту Гладышев выдавил, - да всё то же, как сквозь землю провалились, вообще никаких следов.

- Следы, - протянул Игорь, - куда же они деваются, чёрт бы их побрал!

- Ммм, - вдруг подала голос Алла.

- Да, - встрепенулся майор.

- По поводу следов, я проштудировала все отчёты по происшествиям, так вот, описание следов, или просто отсутствует, или, что в большинстве случаев, сделан акцент на то, что следы не обнаружены.

- И какие из этого можно сделать выводы? – Несколько заторможенно спросил Игорь.

- Не знаю, допустим, следы на площадках отдыха, это ещё понятно – большая посещаемость, трудно выделить, но как можно перевернуть машину на клумбе, не оставив следов, вам не кажется это странным?

- У вас есть предположения?

- Нет, - потупилась Алла, но тут же снова вскинула голову, - есть ещё кое-что странное! При всех инцидентах не было свидетелей.

- А чем это странно?

- Ну как же - конец апреля, хотя бы молодёжь должна гулять допоздна, собачники там, а при опросе народа на улице, и это не единичный случай, люди отвечали, что испытали странный упадок сил и сильное желание покинуть именно это место, незадолго до происшествий, и чем дальше, тем лучше.

- У вас есть какие-нибудь версии?

- Ну, я не физик, но всё-таки слышала о определённых разработках в области звуковых волн, способных влиять на моральное и психическое состояние человека.

- Вы серьёзно полагаете, что какие-то доморощенные мстители способны разработать сложные технологии на коленках в условиях, скажем, обычной квартиры? Или мы всё-таки имеем дело с сумасшедшими гениями, вообразившими себя вершителями?

- Я прошу прощения, Игорь Витальевич, - поджала красивые губки Аллочка, - но вы забываете, что Зеленоград строился, как первый в России город электроники, сюда были приглашены лучшие профессионалы со всей страны, да и наш МИЭТ до сих пор выпускает очень хороших специалистов в области физики и кибернетики.

- Что ж, я надеюсь, Вы сможете прояснить этот вопрос? – Набычился в свою очередь Козлов.

- Я не уверена, но постараюсь! – Не без пафоса ответила Калинина.

***

Скорость была бешеной, он и сам был в бешенстве, встреча с нужным человеком ожидаемых результатов не принесла, хоть он и заручился некоторыми обещаниями.

- Ну я вам устрою, засранцы, вы у меня ещё спляшете, вы у меня узнаете, кому дорогу перешли, молитесь, если умеете, всех раком поставлю! – Мысли закипали, эмоции зашкаливали, да ещё этот грёбаный дождь.

Проезжая часть была на удивление пустынна, но это не волновало, уж его то машину знают все. И вдруг в пелене дождя, как будто из воды соткался силуэт. Оглушительный визг тормозов, и машина остановилась прямо перед человеком в плохо определяемом одеянии, человек не сдвинулся не на сантиметр.

- Сраный бомж, ну что ж, ты вовремя! – На лице появилась звериная радость, рука нащупала на сиденье полицейскую дубинку, подаренную когда-то друзьями. Перехватив предмет поудобнее, с оскалом на лице, он вышел прямо в дождь.

- Ну что, заблудился, образи… - От увиденного, слова застряли в глотке, дубинка выпала из рук.

***

По преступлениям Галины Трутник нашлось много свидетелей и потерпевших, опознание внешности, множество заявлений, в том числе и от тех, кто не сделал этого раньше. А вот по факту гибели самой Галины, сведений не было вообще. Алиби всех потерпевших, включая их родственников и близких друзей сверкало идеальной прозрачностью. За всю многолетнюю практику Козлова такого не было ни разу, всегда существовали какие-то нюансы и несостыковки, а вот сейчас ни одного пробела, как будто пол города готовилось к этому преступлению, как в «Убийстве в Восточном экспрессе» Агаты Кристи.

Зато дело с пропавшими наркокурьерами решилось в одночасье. Влетевшая на планёрку Надя, за которой едва успевал Русик Мурадян, выпалила, на ходу скидывая ветровку: «Игорь Витальевич, это важно!».

Оказалось, что два дня назад в городе был проведён плановый рейд по задержанию граждан без определённого места жительства. Необходимость этого мероприятия была обусловлена ещё и тем, что в последнее время, участились стычки между этими самыми гражданами. В результате проведённого рейда, было выяснено, что большая группа бомжей вдруг перекочевала с Восточной промзоны - считавшейся, между прочим, у «вольных лучников» одной из лучших в городе зон обитания - в центральную его часть. Местные же «Робин Гуды» не захотели делить свои территории и объявили пришлым войну.

Допрошенные «восточники» без обиняков поведали о причине своего бегства, а именно: за последнюю неделю, или чуть больше, из-под земли стали слышны глухие стоны и вой. Учитывая то, что на «Восточке» находится старое городское кладбище, желающих разбираться в происходящем не нашлось.

После, в срочном порядке полученного разрешения на осмотр канализационных ответвлений Восточной промзоны, спустившиеся туда специалисты в сопровождении группы МЧС, за несколько часов разыскали и выудили оттуда всех семерых пропавших, в разной степени адекватности и самочувствия, но живых. Чем они там дышали, что пили и ели, даже представлять не хотелось.

Однако, основываясь на том, что состояние всех потерпевших было стабильно тяжёлым, руководство больницы категорически запретило любые посторонние контакты с ними. У майора опять ничего не было. Конечно, не все дела в послужном списке Козлова являлись ровными и успешными, были и висяки, но тогда что ни будь упиралось в осложнения обстоятельств расследования, не смогли найти скрывшегося преступника, не собрали доказательную базу, такое случается, не всё и не всегда идёт гладко. Но сейчас он имел дело с преступниками – невидимками, неуловимыми мстителями, чёт бы их побрал. Козлов всё больше погружался в безысходное отчаяние. Вечером этого же дня они с Кудрявцевым крепко дерябнули в его кабинете.

Домой Игорь шёл пешком. Зеленоград в принципе можно пройти пешком по диагонали, а дом Игоря вообще располагался минутах в сорока размеренным шагом.

Козлов смотрел по сторонам и испытывал странный диссонанс, бултыхаясь три недели в этом бесконечном «болоте», он по чему-то думал, что город тоже должен был замереть, съёжиться от происходящего. Но город оживал и расцветал, посвежели, как будто встрепенулись люди, даже дышалось как-то легче. Наверное, причиной тому была весна, первая кружевная, полупрозрачная зелень, первая травка, щебетание птиц. Или нет, или в городе стало лучше по другой причине? Козлов тряхнул головой – похоже, мне пора в отпуск!

***

Его прозвали Хасан за глаз, изуродованный во времена бурной молодости, он был не против. С собой он взял самых проверенных, обязанных ему всем. С городским ПОКом надо было что-то решать, вряд ли этот щенок, заигравшийся в высокие принципы, пойдёт на его условия добровольно. Значит пойдёт по-другому. На встречу Хасан выехал намного раньше, решил проверить, что бы не было нежелательных свидетелей. Проектируемый проезд и в светлое время суток был не сильно загружен, а сейчас обе полосы вообще пустовали.

- Сама судьба помогает! – Усмехнулся Хасан, и вдруг, за поворотом, в свете фар, прямо на проезжей части, выросла тень, рядом с ней, как из-под земли, поднялась ещё одна, и ещё, и ещё.

- Это что за клоуны? – Прошипел Хасан, притормаживая. – Ну, я им сейчас устрою цирк, - цедил он сквозь зубы, вылезая из машины.

***

Дело Галины Трутник встало на прочные тормоза, и, если бы не чудом вернувшиеся деньги, Козлов давно бы доложил об отсутствии состава преступления, списав всё на сердечный приступ. Зато по первым эпизодам внезапно нашёлся свидетель, и хоть его, Козлов уже привык к этой чертовщине, не оказалось возможным допросить, подробности его обнаружения говорили сами за себя.

Вездесущая Надечка Жигарева заинтересовалась вызовом полиции и скорой помощи на знакомый адрес, адрес фигурировал в показаниях пострадавших на Школьном озере, как место проживания одной из участниц произошедшего нападения. Одинокая, не имеющая постоянного места работы, Антонина Петровна Горбунова, по прозвищу Горбушка, и раньше являлась частым поводом для вызова полиции, по причине шумных гулянок в её квартире, иногда заканчивающихся драками. Но с некоторых пор, в квартире Горбуновой воцарилась абсолютная тишина, соседи даже думали, что она уехала, о чём и сообщали участковому, несколько раз приходившему, чтобы получить показания по происшествию на шашлычной площадке. На звонки в дверь Антонина не отвечала, на повестки не реагировала, оперативники решили, что женщина скрывается у кого ни будь из друзей, как и многие другие. Однако несколько последних дней из её квартиры стал раздаваться тихий плач и скулёж, и обеспокоенные соседи снова вызвали полицию.

После того, как представители власти выбили дверь, они обнаружили абсолютно трезвую, истощённую женщину, забившуюся в дальний угол комнаты. Все стены её квартиры были оклеены листами из Библии и разрисованы крестами, сама она, подвывая, призывала всех покаяться, ибо время пришло! Представители власти, недолго думая, вызвали перевозку.

- Прям кино. – Подвёл итог Надечкиному докладу Сашка Гладышев, - «Омен»!

- Цирк с конями. – Мрачно добавил Глеб Заславский.

- Алла Георгиевна, - поднял голову Козлов, - вы узнали, что ни будь про звуковые волны?

- Да, Игорь Витальевич, эти разработки очень серьёзны, по степени секретности приравниваются к государственной тайне и занимаются ими в закрытых институтах. Я не думаю, что учёные, получающие за это очень хорошие деньги, были бы заинтересованы в утечке такой информации. Если только, как вы и сказали, сумасшедшие гении, или обиженные на систему. Вы, наверное, помните, в девяностые происходила большая чистка кадров научно-исследовательских институтов, но таких сведений у моих источников нет.

- Это всё?

- Нет, я нашла ещё одного свидетеля по инциденту на шашлычной площадке, вообще-то он дал показания, но к ним не отнеслись серьёзно. Павел Яковлевич Кашин, на данный момент находится в четвёртой психиатрической больнице города Москвы, был госпитализирован по собственной просьбе.

- Эээ, и вы предлагаете взять у него показания?

- Ну, во-первых, я полагаю, с показаниями у нас не густо, а во-вторых, позвольте мне договорить.

- Да, простите, продолжайте.

- Мне удалось связаться по телефону с его лечащим врачом, он сообщил, что у больного стойкий синдром, но во всём остальном он абсолютно критичен, помнит, как его зовут, дату рождения и место прописки, разумно отвечает на все вопросы, не касающиеся происшествия. Поэтому, я прошу санкции на посещение и беседу с Павлом Яковлевичем.

- Надо же, а девочка на таран идёт! – Про себя подумал Козлов, - А впрочем ладно, девчонка толковой оказалась. «Я поеду с вами», —сказал он вслух.

Павел Кашин оказался сухопарым, невысоким мужичком, со следами борьбы с «зелёным змием» на покрытом сосудистыми звёздочками лице. Он перебирал узловатыми пальцами на руках и напряжённо смотрел под стол, стоящий перед ним. Лечащий врач, настоявший на своём присутствии при беседе с подопечным, коршуном нависал над следователями.

- Зачем это, вы же всё равно, не поверите, - неохотно начал говорить Павел. - Никто не верит, даже те, кто сам там находился. Не хотят признавать того, что было, но я-то точно помню, и знаю, что я видел.

- Расскажите пожалуйста, - попросил Игорь, - это важно для расследования, именно за тем мы здесь.

- Да рассказывать-то особо нечего, и не спрашивай меня, откуда они взялись, не знаю, мы только поляну накрывать начали, а тут Горбушка как заверещит, ну мы, значит, обернулись, а они стоят.

- Сколько их было, помните?

- Вроде бы пятеро, но точно не скажу. Главный у них там был, он страшнее всех, по тому, что говорил.

- Что-то страшное говорил?

- Страшное, да и сами они страшные.

- Чем страшные?

- А тем, что мёртвые.

Воцарилось минутное молчание. Первой опомнилась Аллочка.

- Как вы определили, что они мёртвые? – Спросила девушка, тщательно подбирая слова.

- Что там определять-то, мёртвого от живого, что ли, отличить трудно. - Махнул рукой Кашин.

- Так как же он говорил, если мертвый?

- А не знаю, как. Только от слов этих я сначала по земле катался и кулаками колотил. А потом у меня как будто, всё нутро перевернулось, и жизнь моя поганая, как в кино передо мною прошла. Катюшку свою вспомнил, которую сам же со свету сжил, дети от меня сбежали и на квартиру не позарились, а дальше… Нет мне прощения, нет оправдания! - Павел Яковлевич обхватил голову руками и зарыдал горько и безутешно.

В ту же минуту, лечащий врач, в приказном порядке, выдворил гостей за дверь и позвал процедурную сестру.

Стоя в коридоре и не в состоянии свести мысли воедино, Козлов думал, что он упустил.

- Мы забыли спросить, как они выглядели. – Сказала Аллочка.

- Мда, забыли, - протянул Игорь, - и вряд ли нас сюда допустят в ближайшее время.

- Ну, можно будет связаться с лечащим врачом, через какое-то время?

- Свяжитесь пожалуйста.

Продолжение следует.