Цари на Руси всегда пытались пересчитать своих подданных. Надо же было понять, с кого и какие брать подати и кого в случае чего можно забрить в армию. Одну из переписей шестнадцатилетний государь Алексей Михайлович Романов повелел провести из-за жалобы обедневших дворян. Впрочем, никаких переписей бояре проводить не просили.
В 1645 году Алексей Тишайший получил челобитную от бояр, которые «от служеб обедняли, и от олжали великими долги и коньми опали, а поместья их и вотчины опустели и домы их оскудели и разорены без остатку от войны и от сильных людей».
Понятно, что страдания бояр от государственной службы и разорения от войн царя волновали мало. А вот на урон обедневших дворян от «сильных людей» он внимание обратил.
Крупные землевладельцы часто захватывали крестьян, которые принадлежали их менее состоятельным соседям, или укрывали беглых. Это было несложно — у самых богатых дворян в собственности были огромные наделы, тысячи крестьянских дворов. Когда срок поиска беглых крестьян заканчивался, новые владельцы спокойно записывали их на себя.
Получалось, что большое количество крестьянских душ оставалось скрыто от государева ока. Подати за них никто не платил, мужчин в армию не забирали. Чтобы всех пересчитать и раз и навсегда привязать к хозяевам, в 1646 году царь издал указ о переписи.
«Как крестьян и бобылей и дворы их перепишут… по тем переписным книгам крестьяне и бобыли, и их дети, и братья, и племянники будут крепки и без урочных лет… А которые люди, после той переписки, учнут беглых крестьян принимать и за собой держать, а вотчинники и помещики тех крестьян, по суду и по сыску и по тем переписным книгам, отдавать…».
Народ переписывали писцы и подъячие. Они должны были учесть всех мужчин, в том числе, детей, указав их возраст.
Перепись позволила закрепостить крестьян еще больше, но говорить, что это был сколько-нибудь точный учет населения, я бы не стал. Он и значительно позже велся из рук вон плохо, вспомните хотя бы «Мертвые души».
Вот как выглядели сказки (записи в переписных книгах) времен Алексея Михайловича: «Во дворе поп Иван Иванов сын Севергин с детьми с Петрункою, да с Сенкою, Петрушка 13 лет, Сенка 10 лет; у него ж кабальной человек Мишка Олферов 17 лет;
Во дворе диячек Ивашко Иванов сын Аввакумов с детьми с Микифорком, да с Ондрюшкою, Микифорка 14 лет, Ондрюшка 8 лет; у него ж живет: Савка Онтропов сын Скотин, да Ивашко Игнатьев сын Кашин, Савка 20 лет, Ивашка 15 лет;
Во дворе просвирня Аленка с сыном с Петрушкою, у Петрушки сын Тишка 4 лет».
Заметьте, в перепись затесалась просвирня Аленка, хотя женщин, вроде бы, не учитывали. Перепись на местах вели государевы люди: писари и подъячие, то есть, говоря современным языком, московские чиновники. По дворам они сами не ходили. Зачитав всем заинтересованным лицам царский наказ, они «священником и старостам и целовальником и всяких чинов людем велели приносить сказки, за своими и за отцов их духовных руками, что в тех селах и деревнях и в починках дворов в них крестьян и бобылей … детей в братей и племянников и сосед и подсоседников...».
Учесть надо было всех, крестьян «не таить и не воровать», чужих людей на себя не переписывать, всех крепостных сверять по крепостным бумагам. Начиная с этой переписи, любого беглого крестьянина можно было вернуть хозяину на основе переписных бумаг. Урочные года, после которых поиск прекращался, фактически отменили.
Моё
