Страна гуляла за столом – у яркой елки!
Шел оливье, в духовке ждали перепелки.
А пацаны пошли на штурм. Такое дело.
Так приказала им страна, так захотела!
Она бросала конфетти на снег кровавый
Прости нас, Господи, прости! Как мы не правы.
И Грозный юношей встречал, представьте сами,
Ни серпантином с мишурой, а - трассерами.
Пока чиновники в Кремле рапортовали,
Все те, кто ходят по земле, к ней припадали.
Не оценить с Москвы в бинокль грозу-угрозу -
В любом проеме и окне - по дедморозу!
Блатных там не было детей - им там не место.
Когда покруче замесить людское тесто,
Приходит час простым парням задачу ставить:
Идти в огонь! И навсегда - в людскую память…
… За домом грохнул РПГ – и сразу вспышка!
На окровавленный рояль упала крышка.
… По ним стреляли из окон и из подвалов.
Горел вокзал, рычал металл, земля дрожала!
Кусали наших пацанов стальные пчелы,
И бесконечно длился бой - слепой, тяжелый…
… Их взяли в плотное кольцо и обложили,
Они держались и дрались, покуда жили.
Их командир хрипел в эфир – просил подмоги -
Она к ним шла. Реально шла! Теряя ноги.
Стекала кровь по мостовым водой Лагидзе,
Но был блокирован проспект Орджоникидзе.
Не бросил раненых ребят полковник Савин,
И на прорыв они пошли под вечер сами!
На трех машинах, все в крови и вдоль железки.
Одна дошла, хотя была на тонкой леске.
Глядят с укором до сих пор глаза живые -
Враг жил на нашей частоте, знал позывные!
Кто без разведки бросил в бой, кто выдал шифры? -
Те, для кого война – не боль - всего лишь цифры!
А материнские сердца в ночи молились,
Чтоб их птенцы прошли огонь и возвратились.
И я прошу тех пацанов: «Простите, братцы!»
Пусть мне тогда, на тот декабрь, всего пятнадцать.
Пусть я там не был - я там был! Мы все там были.
И гул горящих площадей мы не забыли!
Пока ты в разуме еще, пока ты в силе
Не забывай своих детей, моя Россия.
