Отец, помимо официальной работы, имел небольшой бокс по ремонту отечественного автохлама, попутно скупая, реставрируя и приторговывая запчастями всевозможного калибра. Кстати, под его надзором местечкового рабовладельца, с малолетства кочуя по гаражам и боксам, перебирая и отмывая в бензине и соляре автодетали, в меня навсегда, до единого винтика, въелась чёрно-белая энциклопедия советского автопрома. Так же, как и ненависть к нему. Как бывшие любовники, расставшись злейшими врагами, исходят отвращением и презрением не то, что к вздохам некогда желанных объектов своей страсти, но не могут больше слышать от них даже повседневных слов, так и я, при аритмичном клокоте мотора каких-нибудь жигулей-москвичей испытывал внутренний дискомфорт и стыд за запавшие на поршнях кольца, да прогоревшие клапана.
Так вот, перекусив навесные замки и подобрав ключ к основному внутреннему, который отец смастерил сам и о существовании и секрете которого знали только свои, шныри двух дружков дядьки Сашки вскрыли ремонтный бокс отца. Воришки украли не только закупленные совсем недавно новенькие запчасти в заводских промасленных упаковках, но поживились даже расточенными моторными блоками и наварной резиной! Был нанесён ощутимый урон как по семейному бюджету, так и по репутации отца!
Дядька Сашка же ликовал и сиял! Пакость самому ближнему, за мелкие обиды прошлого и настоящего, были его кипучим вдохновением, его самым надёжным афродизиаком к вечерним салатам из артишока! Было не трудно догадаться, что данная подлянка адресовывалась в большей мере моей матери – злейшему и непримиримому врагу Семьи. Мерзкий скунс, он никогда не забудет ни только своей расцарапанной в молодости рожи новоявленной невесткой, но и её упорного презрения к ненавистным родственничкам мужа.
У младшенького с его дружками, в другом конце города, помимо всего прочего был точно такой же бизнес, как и у отца, но более масштабнее, прибыльнее и успешнее. Если бы это была конкуренция, то мне было бы проще вынести приговор – бизнес есть бизнес, никаких эмоций в его развитии и защите! Но отбоя в клиентах не было ни у них, ни у отца – отказов в обслуживании из-за перегруженности хватало у обоих. Впервые я стоял перед дилеммой, в которую вогнал меня мой, то ли задвоивший, то ли затроивший, мозг. Да, мне для разрядки нужна была та самая казнь в чистом виде, но никак не месть! Казнь того, или тех, кто вбирал в себя беззакония, питался скверной человеческой сущности, в ком царствовал порок. Оголённая и нанизанная на кол обыденного бытия душа требовала избавления! И тут один Я умело обманул МЕНЯ другого, превратив банальную в исполнении месть в спасительную для моей души казнь. Но с халтурным подходом к достижению духовного равновесия мы закономерно косячим, наказывая самих себя досадными промахами…
Дружков дядьки я выследил в их, подражающей американским фильмам автослесарне, когда они там только вдвоём подсчитывали недельную выручку своего мелкого, но обширного бизнеса. Образ гангстерского логова, украшенного брутальными плакатами популярных зарубежных боевиков, вперемежку с яркими афишами индийского синематографа, и разбавленных календарными вырезками секс-просвещения в духе подросткового максимализма форм, опошляли калеки советского автопрома. Ноль первый жигуль с раскуроченным моторным брюхом на фоне заезженного, но сановитого форда, неприятно кольнул в мою больную печёнку – моторный блок, ставший ему донором и готовый к пересадке, был из ворованного у нас имущества. Отец, моторист-самоучка, отводивший грешную душу в возне с движками разного калибра и износа, имел привычку оставлять при помощи зубил всевозможные насечки, понятные ему и некоторым посвящённым в его творчества, на ремонтируемых им железяках. Уверенность взломщиков в своей безнаказанности за счёт многолетней спайки с дядькой Сашкой и его авторитетной поддержкой, то ли притупила их бдительность, то ли внушила то же пренебрежение к отцу и его домашним.
-Здорово, мужики, - вежливо обратился я к пересчитывающим навар авторитетам, усердно слюнявящим мятые, униженные долларом купюры.
-Мужики на зоне лес валят и телогрейки шьют! – авторитетно заявил один из них, Вася-Мерс, поднявший свой капитал и положение за счёт перегона тачек из Германии. На иномарках лично из-под его зада каталась, в том числе, и вся семья главного прокурора. – Ты как сюда попал, чухан?
-Так это ж, племянник Санька… Нет? – Почти узнал меня второй, Ахрор, всегда нарочито вежливый и внимательный, но очень мутный и опасный тип, бывший и отсидевший мент. – Один из сыновей этого…
-Да, понял я! Кажется, узнал, - ответил партнёру Вася. – Тебе чего надо, парень?
-Так, мимо проходил, - сообщил я, без малейшей враждебности и заинтересованности в собеседниках.
-Ты там охранника не видел, что ли? – зациклился на вопросах подозрительный мастер перегона.
-А он там должен быть? – удивился я, принявшись с интересом разглядывать пёструю коллекцию сувениров, навезённую Васьком из стран его бизнес-маршрута и из таких же поездок его команды, которыми был заставлен весь их основной офис. Местечковая мафия, знаете ли вы, со своим особым среднеазиатским колоритом! – Бавария! – указал я на массивную пивную кружку с откидывающейся крышкой из чистого цинка. Тяжёлый глиняный кубок украшал барельеф охоты с собаками, саму крышку же венчала отлитая из данного серебристо белого металла голова оленя.
-А ты не тот самый… Э-э, как там? – въедливый ум бывшего мента пытался что-то для себя сопоставить. Меня, вернее некоторые слухи обо мне, часто путали с моим средним братишкой – брутальным на вид и с подходящим разным кривотолкам взрывным характером. Интересно, что им этот придурок, дядька Сашка, успел растрепать? Как ещё донести до деда, что его младшенький, рано или поздно, обязательно подведёт под монастырь весь его семейный подряд, если он не прекратит посвящать того в то, что тому знать вообще не нужно?!
-Нет, это – братка мой! – успокоил я местных, растущих как грибы, авторитетов, уже в который раз за вечер переслюнявивших свои капиталы в местной валюте.
Бизнес-планы, как я слышал, были у этой омерзительной троицы друзей детства далеко идущими. Первым же пунктом в их списке, надёрганным ещё с самых подростковых прыщей влажными ладошками, оставался бордель. Но замутить официально логово разврата с будуарами похоти, длинными коридорами зуда, в несколько этажей порока и с большими красными фонарями у входа в мир растления, каждый раз мешали пережитки морали и начавшие строиться по стране мечети. Поэтому пока приходилось довольствоваться побочным содержанием девочек «по вызову», насилуя свои амбиции гигантов секс-индустрии мелким сутенёрством.
-Так, вот, и шёл бы себе мимо! – не унимался Вася-Мерс.
-Можно? – Проигнорировав посыл, я взял с полки понравившуюся мне кружку. – Тяжёлая, - заметил я. – Как пить-то из неё?
-Поставь на место! – Подскочил со своего места неугомонный Васька и тут же получил гордостью своей коллекции в область виска. Немецкое качество без проблем справилось с взвешенным и точным ударом.
Блеснувшее у самого носа лезвие ножа в другой опытной руке внушило бывшему менту достаточно благоразумия остаться сидеть на месте, а не дрогнувшие ладошки держать на виду.
-Там, в шкафу, есть ещё, раз в десять больше, чем здесь, - сообщил он мне о наличии дополнительных к грабежу средств у себя за спиной, поглядывая то на меня, то на своего товарища, застывшего на полу в глубоком нокауте.
-Отлично! – похвалил я его оперативную готовность к сотрудничеству. – Доставай скорее!
Заточенная под подозрительность чуйка мента-сидельца не совсем доверяла моим фальшивым намерениям разбойного обогащения и, поворачиваясь от меня к шкафу, он никак не мог решить для себя: то ли открыть в нём сейф, то ли схватиться за пистолет в кобуре под весёлой гавайской рубахой. Врезавшаяся в его затылок кружка, при повторном применении не по назначению, разлетелась осколками по кабинету. Но в смазанном ударе, приведшем к гибели инструмент обильных возлияний и оставившем в сознании моего оппонента, виноват был не я, а сам потерпевший – учуяв подвох, он дёрнулся в последний момент! Поэтому кружка обрушилась на него слабоватой боковиной с разукрашенной лепкой, а не усиленным углом своей нижней части!
Дядя Ахрор, как ещё в детстве меня заставлял называть своего верного дружка дядька-скунс, а совсем не «шавкой продажной», упершись одной дрожащей рукой о край стола, стал медленно подниматься со стула. Второй рукой, сквозь пёструю рубашку, он пытался ухватиться за свой пистолет. Довести дело до нокаута помог уже мой локоть, уже без труда нашедший злополучный затылок.
-Мы всё вернём! – придя в себя, осознав происходящее, сделав выводы и оценив надёжность верёвок и узлов на своих конечностях, заверил меня Ахрор.
-Это дядька твой, Сашка, нас подбил на эту шнягу! Сдалось нам барахло твоего отца! – отмазывался Васёк. – С него и спрашивай!
Я стоял в дверях, вернувшись от охранника их пещеры с сокровищами, дав им немного времени прийти в себя после глубокой релаксации. Предоставив подсудимым возможность высказаться в свою защиту, я поставил на стол, всё так же разделяющий верных товарищей, свёрток из толстой и промасленной бумаги – голос неминуемого правосудия. Расправив на себе бумажную мантию, поверх покрывающих стол бумажных купюр, возвысилась голова охранника. Вася-Мерседес, взвизгнув, вместе со стулом, к которому был привязан, снова оказался на полу, бывший мент Ахрор, побледнев, отвернулся в сторону, пробурчав себе под нос:
-Лучше бы мне, сейчас, с башкой не дружить.
«Не верь им, - посоветовал мне охранник, сосредоточившись на кусочке курицы, застрявшей у него в зубах, которую ещё недавно поедал на своём посту. – Пока их головы у них на плечах – откровений от них не дождёшься! Юлить будут до последнего!»
Что именно он имел в виду под «последним», помощник обвинителя не уточнил, а я не счёл нужным переспросить.
-Бля-а-а, ох, бля-а-а! – стонал на полу от ужаса дядя Вася, разбив при падение ещё и лоб. – Убери! Убери-и это отсюда-а!
«Это дерьмо меня и при жизни не замечало, - отметил качества одного из подсудимых караульный. – Гнилой человек!»
Свои же раболепие и исполнительность верного пса, охранник оставил в прошлом, как и своё тело.
-Слушай, парень, - Ахрор-мент, стараясь не смотреть на окровавленную, с высунутым языком голову, пытался поймать мой взгляд. – Сюда рано утром должна жена моя заехать, забрать часть выручки из сейфа и… не важно… и с ней мой младший будет… Когда закончишь с нами, не оставляй нас так… - Он кивнул в сторону, попиравшую дары мамоны, голову. - Прошу… Умоляю!.. Мне жаль… Честно… За всё…
Иногда мы немного ошибаемся в людях… Или, это те самые люди ошибаются в себе, даже не подозревая, что может скрываться за их подлостью и враждебностью?!
«Ни фига себе – поворот! – не удержалась от комментария и голова, всё ещё смакуя кожицу птицы своим длинным языком. – Она ещё с тушки грешной не снята, а добродетель из неё уже так и прёт!»
Моменты, когда не надо никого изображать, когда отброшена в сторону и забыта одна из множества человеческих личин, обнажив твою истинную сущность это – только моё время, только мой наркотик, исключительно наш покой и наше мироощущение. Больше не существует в природе ни Вася-Мерседес, ни Ахрор-мент – их личности, как и многие другие, дающие мне жизнь и удовлетворение, стёрты из памяти и забыты.
Входя не ножом, а самой возбуждённой частью себя в трепещущую от животного ужаса и боли плоть, плоть человека разумного, обладающего душой и безумным страхом смерти, ты впитываешь в себя его жизнь! Рывок лезвия, как последний толчок взрывающего твою суть в мириады звёзд огненного импульса, испускает из тела жертвы потоки крови, высвобождает душу! Торжество возмездия! Козёл отпущения, вобравший в себя все грехи, все нечистоты этого мира, приговорён и принесён в жертву! «…потому что душа тела в крови, и Я назначил ее вам для жертвенника, чтобы очищать души ваши, ибо кровь сия душу очищает… (Левит 17:11)» - говорит Господь наш, открывается мне, взывает ко мне, повелевает мне!
«Со стороны это, капец, как жутко выглядит! – прокомментировала голова охранника мои манипуляции то ли палача, то ли священника сперва с Витей-Мерсом живым, а потом уже испустившим дух. – Здорово, начальник, - поприветствовал он свежесрезанную и истекающую кровью голову рядом с собой. – Ты больше орать, как свинья, и матюгаться не будешь?»
«Прости меня, Глеб, что развёл тебя тогда, с автовозом, на долг с него подписал и заставил отрабатывать здесь.» – Искренность головы дяди Вити, с ещё застывшим на её моське ужасом, была неподдельной. Я это знал.
«Сильно! – охранник так же оценил и раскаяние, и уровень облапошивания. – Кого хочешь винил и подозревал, но только не тебя! И… если на то пошло, то и ты меня прости, что с женой твоей… того… спал»
«Да, что уж там – все под Богом ходим!» – Витя-Мерс облегчённо вздохнул, даровав и так же обретя прощение. Я был рад за них обоих, за их жертвенность, воздавшей им обретением мира с самими собой и с теми, кого обидели… Хотя бы здесь и сейчас.
Я тщательно обтёр нож – нехорошо крови жертвы принесённой смешиваться с кровью жертвы в которой всё ещё теплится душа, и обернулся к Ахрору. Бывалый бывший мент как раз и должен был стать моей отдушиной! Казнь раскаявшегося до того, как стать кровавой жертвой, возненавидевшим давящий его грех перед лицом смерти – вот та самая истинная жертва искупления!
-Ты и вправду о чём-то сожалеешь? - я впервые заговорил с приговорённой жертвой. Я обошёл стол и обошёл его, чтобы взглянуть ему в глаза – он всё ещё пытался всеми силами не смотреть на забрызгавшую добрую половину кабинета кровь и уже на две головы на столе. – О чём-то конкретном? – всё-таки решил я его испытать несмотря на то, что всё моё нутро требовало немедленной кульминации.
-Тебе разве не всё равно, как тебя там – Альберт, кажется? – Он, всё-таки, вспомнил моё имя. – Ты ведь меня так и так зарежешь, как барана, с трёпом за жизнь, или без него.
-Видать, ты знаешь даже лучше меня – как оно будет, - заключил я, неподвижно стоя над уготовленным для заклания. Моё ровное дыхание, спокойное лицо, немигающие и пустые глаза за забрызганными стёклами очков – разве этого мало для короткой и душевной беседы?! Ах, да, нож – руку с ним, не торопясь, я завёл себе за спину.
«Не хочу портить момент, - вмешалась, под давлением ещё неостывшего мозга, голова Васи, - может, не стоит мучить его ещё больше? Душевные муки, скажу я вам – тот ещё ад на земле! В сравнении с ними лезвие по горлу – вообще ни о чём!»
«Подтверждаю!» - подключился и охранник.
Вот только где это они могли так намучиться? Ну ка, расскажите!
«Ну, это… - Василий немного сконфузился. – Там, где прямо сейчас наши внутренние сущности, по головкам нас, за наши прегрешения, точно не гладят!»
«Лучше бы вон – это самое терзали и жгли всеми известными способами! – голова охранника указала на обезглавленный труп Вити-Мерса. – Чем все эти пытки и истязания наших душ!»
-Так, к сведению, - решил всё же исповедаться следующий в очереди на труп, - Сашка, дядька твой, не так давно, вспоминая свою мать, проболтался о том, что умереть ей помогли. Говорил, что у кого-то у «них» есть даже подозреваемый - кто-то из родственников. – Дядюшка Ахрор совсем невесело улыбнулся. - Отцу своему он, по какой-то там причине, говорить пока не собирался, видать, как всегда, что-то там замутить в своих интересах надумал. Ты ведь его знаешь – тот ещё жук… Да, как и мы все, что там говорить. – На лице жертвы, где каждая его морщинка, каждая черта, каждый мускул, каждый нерв были закалены суровыми условиями непростой жизни, проявилась глубокая душевная скорбь, закономерно сменившая раскаяние. – Мы тогда, с Витьком, как-то не совсем ему поверили, посмеялись даже…
Впервые, закалывая жертву я смотрел, не отрываясь, ей в глаза: от момента непроизвольного, животного отражения в них страха неминуемой, но всё же с безумной надеждой на жизнь, смерти; с затухающим в них разочарованием, когда клинок, как жало, входит в плоть за глоткой, как клин, лишая тебя возможности двигать головой, но всё ещё не отнимая у тебя дыхание; и оно – взор, отражающий откровение души, в котором не только принятие неизбежности, но и покорность справедливому возмездию, позволяющее лезвию пустить твою кровь, лишить тебя дыхания! Впервые жертва в моих руках омывает своею кровью не только мои пороки, но и убеляет перед вечностью себя! Вот он – мой первый агнец Бытия! И это – не непорочная дева, не богомолец с многолетним стажем, и даже не младенец Иисус! Это – раскаявшийся грешник, недавний мошенник, злодей и убийца! У его крови другой запах, иной вкус, ибо она не свежий и чистый сок винограда, а перебродившее и окрепшее вино, пьянящее и уносящее тебя к тайнам вечной души! Я растворяюсь в теряющих жизнь глазах жертвы и на мгновение, всего на самый короткий миг успеваю вместе с его душой заглянуть за порог смерти, в тот самый Рай!
Блаженство!!!... Блаженство!!.. блаженство!.. – мой восторг постепенно сходит на нет, отныне оставляя в памяти неизгладимые впечатления и теперь навсегда утверждённую веру! Дыхание успокаивается, трезвость ума, рефлексы, ощущения себя и всего тела - возвращаются. Голова Ахрора присоединяется к двум другим, заскучавшим на столе. Но откуда-то я знаю, что последняя головушка донимать меня разговорами не будет, освободившись от этого проклятья своим покаянием.
«Кто бы мог подумать!.. - Вася-Мерс с восхищением разглядывал безжизненный фейс друга напротив себя. – Я всегда был уверен, что он – самый отмороженный из нас! Даже жертвуя на постройку мечети и то умудрялся поиметь что-то для себя!»
«Так ведь с мечети, не с Бога! – парировала просветлённая смертью голова охранника. – Здесь разница, может, и не заметная для смертных, но существенная в ощущениях высших сил!»
«Согласен, - не возражала голова-собеседник. – В принятии тебя Небесами не простительна лишь прямая хула на Творца…»
Упражнения голов в теологии прервало то, что их все три я запихал в фанерный ящик из-под автопричиндалов. Вывоз биозапчастей в мои планы не входил, но не откликнуться на просьбу того, кому не отказали в Эдеме, было бы в высшей мере не этичным.
Обезглавленные тела, замотав в брезент и половики для удобства транспортировки, я загрузил во внедорожник Витька. Головы поехали рядом со мной на сиденье. Заметив ещё одну прилипшую к ним купюру со стола, я вышвырнул пропитанную кровью бумажку в окно.
«Всё правильно, - оценил мою принципиальную бескорыстность Витя-Мерс из промасленного ящика. – Честных денег, среди всего этого бабла, там почти не было…»
