Когда ему становилось больно, он мечтал о смерти. Он открывал бутылку пива и вглядывался в пустоту. Она не корила его, она не призывала к действиям. Потому что они были давними знакомыми, обрученными с самого рождения. Костлявыми пальцами, тянущимися из пустоты. Страхом, пронизывающим до пяток. Словно он вляпался в отменное дерьмо. Попал в ненужное место в неудобное время.
Зачесывая перед зеркалом волосы или кидая в пруд камни, он мечтал о свободе. Свободе перемещения между городами и рельсам междугородних составов, каждый раз вспоминая отца, догонявшего тронувшийся от полустанка поезд. Стук колес становился чаще, но проводница не закрывала дверь, дожидаясь мужчин, бежавших за последним вагоном.
Свобода жаркого солнца, свобода выжженной на солнце травы. В запахе спермы на колосках пшеницы и мокрых от пота грудей созревшей знакомой. В переживаниях лета и ощущении холода зимы. Когда его рука медленно скользнула в ее трусики, чтобы обдать жаром изнемогающее от желания тело.
Их слезы были подобны дождю. Весеннему, падающему теплыми каплями на оживающую землю. Одинокими, в объятьях дрожи и монотонного покачивания тела. В картинках ярких камней, свежевыжатого сока и на висевших на прищепках в ванной фотографиях. В свете красной лампы, в свете багряного заката. На белых листах бумаги, проявлявших застывшее прошлое. В осколках битого стекла, в трещинах морщин и пластиковых емкостях с химическим раствором.
Линза собирала свет в образы. Она выстраивала гармонию, она сводила воедино вечные моменты. Забытые, ушедшие в прошлое. Бессмысленные картинки и фрагменты пейзажей. Образы смерти и самоубийства, преследующие его каждую секунду. В провалах памяти и в узких улицах надежды. Бегущие по трубам горячей водой. Кипятком, бьющим в подвале фонтаном ржавого пара. Под деревянным полом, скрывавшим бездну, преследовавшую его по пятам. Под развалинами могил и в костях покойников.
Ему хотелось уйти из жизни самостоятельно, без помощи врачей. Он не желал ждать ее в больничной палате. Смерть пугала его не меньше, чем отсутствие смысла жизни. Поэтому он взывал каждую ночь к небесам. Ждал ответа и не находил поддержки. Бросал окурки и шел дальше. Мечтал и кончал на алые губы каплями крови, некогда целовавшие его в объятьях безумия.
Он знал, что остановить время ему не удастся. И бежать ему было уже некуда. Мир вокруг просчитал его план. Со всеми пустырями и неоплаченными счетами. На непонятных языках, на долю мгновения вперед. В любви, так никогда и не познанной во взаимности. Смытой слезами, сожженной в огне свечи. В ее глазах, разбивших нежное сердце. Как всегда, такая милая и теплая, дающая радость на рассвете и вселяющая надежду. Она враз отобрала его свободу. Взамен на веру и отчаяние. Падение было недолгим, но стены были непригодны для того, чтобы взобраться обратно.
Никто не мог повторить ее искусство, никто не был в силе воспроизвести оригинал. Они всегда были номер два. Они всегда были позади ее светлых волос. Позади смеха и улыбки. Смытые осенними дождями образы прошлого и пошлого отношения к молодым стервам. Кошмарами, клыками животного на его шее.
Каждое утро он пытался найти хоть какие-нибудь аргументы, чтобы наконец заснуть, измотанный и напуганный. Он не понимал отчего люди были так жестоки к нему. Разрывая любовь, словно старые журналы. Бросая вызов детям, играющим в песочнице. Ударами острого кинжала, когтями на горле. На стенах комнаты, на обоях и в стихах. Она помогала ему писать жизнь, несмотря на то, что смерть притаилась за их спинами. Без надежды на будущее, открывая очередную бутылку вермута. Рука об руку, под зимними фонарями.
Они шли к перекрестку надежд, а он читал ее мысли по движениям губ и в холоде глаз. Еще некоторое время они могли быть вместе, но не вечно. Слова уже не имели никакого значения для нее. Она могла расплакаться в его куртку, но сдерживала себя. В пустоту, в никуда. В белоснежную рубашку и телефонные разговоры. Это был груз ее прошлого, который так и не отпустил их до конца. Он тянулся следом, полз соблазняющей змеей. Смотрел в ее глаза и целовал ее тело.
- Давай, иди ко мне.
- Нет, я не хочу.
- Ха-ха, давай же.
- Нет.
Они все ехали за счастьем, но находили суету и долги. Им было не на что опереться, они были словно птицы, которые пережидают ночь на крышах. Выглядывая в узкие окна, они вылезали на утро, чтобы продолжить существование в одиноком мире. Чтобы упасть на землю и ходить перед людьми, сверкая яркими перьями. Манить путников, обращать внимание застенчивых домоседов и юных извращенцев. Они искали свое открытое сердце, где могли бы свить гнездышко, обосновавшись в кирпичных стенах навсегда. До конца дней или пока ветер не сорвет их паутину ничтожества. В момент, когда он схватил ее руку и они попрощались.
- Я не могу так, у меня нет дома.
- У меня нет его тоже.
- Это не то же самое.
- Но и у тебя есть дом.
- Отстань, я не хочу продолжать.
Перед пешеходным переходом он подумал о ребенке. О том, как она будет выглядеть в белом платье. О ее фигуре и родах. Он был бы по-настоящему счастлив и она улыбнулась в ответ, как-то странно посмотрев на него. Это не было тайной. Пришел его черед задавать дурные вопросы. Ставить ловушки и варить глинтвейн ее переживаний. Это был конец и начало. Из этой ситуации им суждено было сделать выводы.
Никотин успокаивал его нервы и убивал тело. Алкоголь дарил счастье, забирая наутро хорошее настроение. Друзья не желали слушать о его проблемах, близкие яростно скалились и указывали на дверь. Бог, как всегда, молчал. Этот сукин сын всегда молчал, когда дело касалось серьезных вещей. И он ненавидел его за это в моменты опустошения и разочарования.
- Привет, серое ничто! Привет одинокая дорога и вечный самоанализ! И тебе, гребанная тишина.
Он перелистнул страницу книги. Сотни страниц, тысячи букв, миллионы смыслов и холод одиночества. Без права на ошибку, в мире жестких уроков. В стенах сумасшедших домов, в окнах ссор и взаимных обид. Сколько их будет еще, желающих строить счастье по справочникам молодых блядей и житейским советам ублюдочных мам? Сколько еще бездомных душ ворвется в его жизнь и коснется кровавой рукой белоснежных занавесок? Губами отводя кожу на крайней плоти. Мечтая о далеких странах, отлучении и изнасиловании по собственной воле в стенах древнего монастыря.
