Ну ограничение и ограничение, я черт его знает, что оно ограничивает, я уже так купил.
(Типичный чешский клиент)
Сядьте дети, сядьте в круг, я фонарик принесу, и сейчас у костра буду страшные риелторские сказки рассказывать. Свет выключить не забудьте, будет "очень страшно и жутко смешно"(кажется, это был слоган Очень Страшного Кино, но я не уверена)
В далекой-предалекой стране Чехии люди научились давать право пользования недвижимостью отдельно от права владения. Так возникло věcné břemeno - особоe право, которое вы даете человеку, позволяя как-либо использовать свою недвижимость. Говорят, лишь старшие из семьи, шаманы молний, воды и дорог удостаиваются этой чести... Не каждый об этом праве знает - избранные лишь удостоены, что законы чтят и читать их умеют, да знают, кого просить, да где смотреть. О том и сказ.
Жил-был пан Яшек. И было ему хорошо. К восьмидесяти годам у него уже ничего не болело, зрение уже не позволяло отличить сына от дочери а кошку от пакета, и ходил он гулять с той же периодичностью, что и под себя. Потому и квартиру он решил подарить сыну, но с условием - даст сын ему заветное право дожить в доме родном. На том и порешили. Прошло с того дня десять лет, и преставился пан Яшек. Поплакали по нем дети, поплакали, вытерли слезы горючие нотариальным заверением, да и продали квартиру пану Гмождинке.
Пан Гмождинка приехал, квартиру посмотрел, деньги сразу отдал. Документы между собой подписали, чтоб все по-людски, без кровопийц этих, чтоб их всех молотом социализма по земле раскатало, и зажил припеваючи, ремонт себе сделал, обои наклеил, но все чудилось ему по ночам: кто-то шаркает тапками по полу, вздыхает жутко. Проснулся в одну из таких ночей пан Гмождинка, смотрит перед собой - сидит у него на кровати старый дедушка, как из воздуха сотканный, и говорит: "Ты чего все тут переставил? Как я жить тут буду?" Пан Гмождинка аж от страха побледнел и дышать как забыл. "Вы", - говорит- " Уж преставились, достопочтенный". Дух зубами скрипнул, зарычал, зашипел, и все твердил: "Тут жить буду! Право мое! Сын мне обещал, в кадастре записал, не уйду никуда. С тобой жить буду!"
На утро пан Гмождинка сам не свой. Куда идти? Люди-то что скажут? Пошел, сталбыть, пан Гмождинка на кадастр. Сел за столом, да пригорюнился. Рассказал им как есть, что тревожит его по ночам злобный дух. А в ответ ему с кадастра: "Таки и шо? Вот у него в кадастре, право записано". "Так он же мертв давно"- взмолился пан Гмождинка - "Сколь надо заплачу, только право это у него заберите". "А бумаги-то где, что мертв? Вы листину принесите, тогда и речь держать будем". Так и ушел пан Гмождинка ни с чем.
Шел он себе, шел, головы не поднимая, беды своей решения не зная. Как быть? Что делать? и решил пан Гмождинка: "Продам. Я ремонт там сделал, продам дорого, мне еще на одну хватит, а новые хозяева уж сами как-нибудь пусть." Сказано - сделано. Как раз об эту пору у пана Гмождинки на работе пани Скельна замуж вышла, гнездышко семейное уж больно искали, а оно тут оп - и подвернулось.
Приехала пани Скельна, деньги сразу отдала, ну пан Гмождинка же, свой же человек, зачем чужих-то звать, ну ток Бога гневать, ну вы шо. Отдали сколько попросил, взяли сразу с мебелью, но решили, что в ванной бы плиточку переложить, а то плиточка голубая, а они девочку ждут. Ну тут же все угодники розовую плиточку велели! Сказано - сделано, и вот уже новая розовая плиточка в ванной. С цветочками.
Ночь настала, чует пани Скельна - за руку ее держит кто. Муж? Да нет, чужая рука. Проснулась, а у них с мужем на кровати дедушка сидит, как из воздуха сотканный. "Зачем"- слезы льет- "плитку меняли? Я ее из Гаррахова на своем горбу за коммунистов пер, а вы менять? Черт с вами, что спите вместе, инцест дело семейное, но плитку-то, плитку-то пошто?" Пани Скельна визжать, муж свет включил - а дед сидит. А ему шо, он право имеет. Поночевали так ночь, поночевали другую... что делать? Куда идти? Попробовали на кадастр, да вернулись несолоно хлебавши - не было у них заветной листины. Сидят, думы думают: как дух проклятый извести, ведь житья не дает! Управдом и тот на его стороне - на все ведь соглас покойного нужен. Письменный. Не жизнь - каторга. К кому за помощью? Муж говорит - к риелтору, жена говорит - к священнику, теща шлет к юристу, а свекр нахрен: сами заварили, сами ешьте, нас в это не впутывайте.
В общем, сговорились муж, жена, да теща, что пойдут ко всем троим, пусть помогут хоть кто, хоть чем.
Первая пришла жена. Акурат к заутрене. Поймала кнеза за рукавок и говорит: "Отче, помоги. Злой дух в доме моем. То ли помер он там, то ли что, но все твердит, что право имеет жить с нами будет, измучил - сил нет, упокой, а?" Кнез на нее посмотрел, подумал, в бородке жидкой почесал, святой водой крест на челе нарисовал и благословил, мол, ступай, девица, а то неотложку вызову. А пани Скельна все его за рукав держит. Говорит: " Христом тебя молю, помоги, нечисть же!" Вздохнул кнез глубоко, почесал в бородке... "Ну,"- грт- "С нечистью это от Епархиата одобрение ждать надобно. Ежели Епископ благословит, сталбыть... Месяц-другой займет." Погрустнела пани Скельна, пошла из церкви прочь: не охота с мертвецом-то еще месяц в доме жить. Ну что, может, хоть муж с матушкой чего наловят.
Теща второй пришла. Юрист ее послушал-послушал, деньги данные пересчитал, в кассу спрятал... "Ну, "- грт- "Ежели листины нема, то и суда нема. Ищите детей, чей мертвец-то был, с них листину спросите, на кадастр отнесете, и будет вам покой. Следующий!".
Муж же к нам пришел порог оббивать. Он как вошел, как зыркнул - так и половина клерков кто в дверь, кто в окно, кто-то аж под унитаз забился с перепугу: ишь, нечасто к нам живые-то заходят, да при том адекватные. Один только не шелохнулся, Мирославом звали. Он пять лет работал, он и у вурдалака мясо из пасти забрать мог. И поведал пан Скельный горе ему свое. Да так горько ему стало, что аж разрыдался. Тут уж клерки подсуетились : кто воды принес, кто пледик, кто-то шоколад припер, кто просто платочком обмахивал. Стали все вместе думу думать, чем помочь. "Есть," - сказал Мирослав- "Решение горю твоему. Да не одно, а несколько сразу.Только помощь мне твоя понадобится, да доверенность. Можем ведь как: можем и с духом выкупить, но за два серебрянника, а можешь помощи попросить, как готово будет - дашь нам десять грошей, и квартира при тебе, и право у духа уйдет".
Кивнул пан Скельный, подписал о помощи прошение, на всякий случай доверенность выписал и пошел отдыхать. А в офисе возня началась: встал Мирослав, созвал к себе младших помощников и говорит: " Ты, Зденько, на ведомство пойдешь земляное, в третье окно пять раз постучишь, скажешь, что от меня, сунешь им грош, да попросишь узнать, кто им эту квартиру продал да как они ее достали, и будешь розматывать, пока не дойдешь до тех, кто пока владел, право дал усопшему. Ты, Любавко, пойдешь на ведомство судейное, в шестое окно три раза стукнешь, скажешь что от меня, дашь три гроша, в пол поклонишься да спросишь: как доказать, что усопший упокоился, неужто из всех листин одна только заветная? Ну а ты, Николко, со мной пойдешь, в ведомство страховое. Там такие грымзы живут, что я один вовек не управлюсь"
И пошли мы все, солнцем палимы. Шли мы архивами темными, очередями длинными, сквозь полчища канцелярских тварей, и добыли таки листину нужную. Не совсем такую, конечно, но тоже действенную. Принесли на кадастр - за пана Скельного челом бить, листину принесли, еще два гроша дали, да вложили.
Через неделю и пан Скельный пришел, да не один - с женой и тещей. Уж и радовался он, и смеялся - всего за десять грошей от такой мороки его избавили. Перестал дух ночами приходить, жену мучить, стенать да плакать. И квартира стала чудо как хороша сразу: до того хороша, что тот, кто продал, теперь локти себе до кости сгрыз.
... Всей этой красочной истории, кстати, можно бы было и избежать, если бы дети пана Яшека или пан Гмождинка обратились в агенство по недвижимости. Более того, они бы могли получить за эту квартиру гораздо больше денег, как это произошло у семьи Скельных, позднее продавших квартиру в два раза дороже и переехавших в собственный дом: любое ограничение права собственности, даже если оно - на усопшего - сильно снижает цену жилья и требует проходить бюрократический ад каждый раз, когда в квартире нужно что-то изменить.
Почему право использования квартиры паном Яшком не исчезло после его смерти? Скорее всего потому, что его дети попросту забыли о необходимости пойти на кадастр и попросить удалить его всвязи со смертью уполномоченной особы. А уж почему это произошло - для меня загадка до сих пор. Имена всвязи с GDPR изменены, событи реальны, а уж верить мне или нет - целиком ваше дело, дорогие читатели.