Этот снимок с видом на Кронверк (Артиллерийский музей), Петропавловскую крепость, замёрзшую Неву и раскинувшийся за ней огромный город сделал замечательный петербургский фотохудожник Александр Петросян...
...и, глядя на такую живописную картину в начале необычно тёплой календарной зимы под конец 2024 года, хочется вспомнить записки французской художницы Элизабет Виже-Лебрён, сделанные больше двухсот лет назад.
В Санкт-Петербурге можно вообще не заметить холодов, если с наступлением зимы совсем не выходить из дома, настолько у русских усовершенствованы способы поддержания тепла. Печи везде столь хороши, что в каминах, по сути дела, нет никакой необходимости; это не более чем предмет роскоши. На лестницах и в коридорах воздух такой же, как и в комнатах, двери между которыми держат открытыми без всякого от сего неудобства. Император Павел ещё в бытность свою великим князем путешествовал по Франции под именем графа Северного и говорил тогда парижанам: «В Санкт-Петербурге мы только видим холод, зато здесь чувствуем его». Помню, когда я возвратилась в Париж после семи с половиною лет, проведённых в России, и однажды была с визитом у княгини Долгорукой, мы обе так закоченели, что невольно приходило на ум: чтобы не мёрзнуть, на зиму надобно уезжать в Россию.
Выходя из дома, здесь прибегают к таким предосторожностям, что даже иностранцы не страдают от суровости климата. В каретах ездят, надев высокие плисовые сапоги на меху и в подбитой мехом же епанче. При семнадцати градусах театры закрываются, и все сидят по домам. Наверное, только я одна ухитрилась, ничего не подозревая, отправиться с визитом к графине Головиной, когда термометр показывал восемнадцать градусов. Она жила довольно далеко от меня, на большой улице, называемой Перспективной; по дороге к ней я не повстречала ни единого экипажа и немало сему дивилась, но всё-таки ехала. Было так холодно, что сначала я подумала, уж не отворены ли стёкла в карете. Завидев меня в своей гостиной, графиня воскликнула: «Боже мой! Как вы только решились выехать? Ведь сегодня почти двадцать градусов!» При сих словах я вспомнила о бедном моём кучере и, не снимая шубы, возвратилась к карете, и мы сразу же поехали домой. Но голова моя замёрзла так, что в ней началось некое кружение. Если бы меня не натерли одеколоном, я попросту лишилась бы рассудка.
Но совершенно поразительно то, что прежестокий холод почти не действует на простолюдинов. И от сего ничуть не страдает их здравие: было замечено, что более всего столетних старцев живёт именно в России. Здесь вельможи и вся знать ездят о шести и даже о восьми лошадях; возницами у них служат совсем ещё маленькие мальчики, лет восьми-десяти, и управляются они с поразительною сноровкою. Для восьмёрки лошадей их полагается двое, и занятно видеть сих детей, весьма легко одетых и даже подчас в расстёгнутой рубашке на таком холоде, который за несколько часов отправил бы на тот свет французского или русского гренадера. Мне хватало и двух лошадей, и я всегда поражалась смирению возниц, которые никогда не жаловались. Если им приходится дожидаться своих господ в самые жестокие холода, они всегда сидят неподвижно и только изредка притопывают ногами, чтобы хоть немного согреться, а мальчики устраиваются под лестницами. Правда, у них меховая одежда и меховые рукавицы, и если где-нибудь бал или приём гостей, им дают крепкие напитки и дрова для костров на улице или во дворе.
Русские пользуются для развлечений и самой суровостью их климата. Невзирая на прежестокую стужу, они устраивают катание на санях, как днём, так и ночью при свете факелов. В некоторых кварталах сооружают снежные горы и по ним с бешеной скоростию скатываются вниз, впрочем, без малейшей опасности, поелику нарочито приставленные люди сталкивают вас сверху и принимают внизу.
Одна из красивейших церемоний — это освящение Невы, совершаемое каждый год архимандритом в присутствии всей императорской фамилии и всех высших сановников. Поелику в сие время года лёд на реке не менее трёх футов толщины, для сего делается прорубь, из которой после церемонии каждый может брать святую воду. Довольно часто женщины окунают в неё своих младенцев, и бывает, что несчастные сии жертвы суеверий выскальзывают из рук и утопляются; но матери отнюдь не оплакивают своих чад, а, напротив того, радуются вознесению своего ангела на небо, где он будет молиться за них. Император должен выпить первый стакан воды, каковой подносит ему сам архимандрит.
Я уже говорила, что почувствовать петербургские холода можно лишь на улице. Русские не только поддерживают в своих апартаментах весеннее тепло, но в комнатах иногда ставят большие застеклённые ширмы, за которыми помещаются кадки и горшки с цветами, радующими нас во Франции только в мае. Зимой апартаменты освещаются с величайшей роскошью. Кроме того, комнаты опрыскивают мятой, настоянной на уксусе, что производит отменно здоровый и приятный дух. Во всех покоях поставлены длинные и широкие диваны, к коим я так привыкла, что уже не могла сидеть на стульях.
Для справки:
Элизабет Виже-Лебрён (1755-1842) была придворной художницей несчастной французской королевы Марии-Антуанетты.
Как и многие французы, в конце 1790-х после революции художница бежала в Россию.
Её считают величайшей портретисткой эпохи барокко. Элизабет начала зарабатывать живописью в 15 лет: умение владеть кистью позволяло ей содержать овдовевшую мать, себя и младшего брата. При этом она не тяготилась работой и говорила: "Я по-настоящему счастлива, только когда рисую".
Виже-Лебрён была, вероятно, самой плодовитой художницей со времён Рубенса: её творческое наследие составляют больше 660 портретов и около 200 пейзажей. Своё мастерство Элизабет оттачивала на портретах членов семьи. Автопортреты числом больше 50-ти занимают не последнее место в галерее её работ.
В 1801 году по приглашению Наполеона художница вернулась во Францию, а в благодарность гостеприимной России учредила и по смерти завещала ежегодно 100 франков на чеканку золотой медали для награждения одного из учеников Санкт-Петербургской Императорской Академии художеств по классу живописи.
