Интервью с замкомандира штурмовой роты мотобата, тактическим медиком 88-й добровольческой бригады «Эспаньола» с позывным «Валькирия» – героем СВО, добровольцем из Санкт-Петербурга
О том, как пуанты и пачки, фитнес и гонки на мотоциклах пригодились в зоне специальной военной операции, а также о многом другом – герой СВО, 41-летняя заместитель командира штурмовой роты мотобата, тактический медик 88-й добровольческой бригады «Эспаньола» с позывным «Валькирия» – в освобожденном Мариуполе рассказала в интервью главному редактору «Время МСК» Екатерине Карачевой.
-- Я, как Алиса в стране чудес, никогда не знаю, какую дверь открою. И на СВО оказалась случайно. Я состою в мотоклубе «Ночные Валькирии», и мы, совместно с мотоклубом «Ночные волки», отправляли гуманитарную помощь на СВО. В июне 2023 года собрали гуманитарный груз для «Эспаньолы»...
А через некоторое время я получила видео от Питбуля (Михаил Питбуль Турканов, боец MMA, командир штурмового мотобата «Эспаньолы», интервью с ним – скоро! Ред.). Мне ужасно стыдно, но, живя в Питере, я понятия не имела, кто такой Питбуль. Он поблагодарил за доставленную гуманитарку, а я взяла и написала ему в телеграм-канале. Мы стали переписываться. Видимо, по моим ответам он понял, что я по характеру – боевая. Как-то написал: «Давай приезжай».
После его приглашения я задумалась – а чем, собственно, могу быть полезна на СВО, я же гражданский человек… И решила, если я что-то могу сделать, неважно что, то поеду и буду делать, потому что такой шанс дается один раз.
За два месяца уладила все свои дела, и уже в августе была в расположении «Эспаньолы».
-- У поезда (смеется). Искупались в море и сразу поехали на полигон. Там мне дали автомат. Что это такое, я только в кино видела, никогда оружие до того момента в руках не держала, понятно – ни разобрать, ни собрать не смогла бы. Но вида не подала, легла и начала стрелять (смеется). Это была некая проверка. Потом были ежедневные тренировки, во время которых, да и после, я все думала – нет, не мое это дело воевать.
Катюш, ты понимаешь меня как девочка – раз мысль засела, пока решение не найдешь, будешь мучаться. И в какой-то момент, причем, прямо во время одной из тренировок, я осознала, что защищать Родину – это честь, и эта возможность дается далеко не каждому. И я свой шанс ни за что не упущу, буду готова к любым ситуациям, мои боевые товарищи должны быть уверены во мне.
Знаешь, есть такие люди, которые сидят дома и рассуждают – как и что нам, участникам СВО, надо делать на фронте. Нет, ребята, так не пойдет. Как надо – вместе с автоматом получили право рассуждать только те, кто здесь.
И когда мне в телеге кто-то пишет: «Ну ты же девочка, ты должна быть тут, на гражданке», я отвечаю: «Так, стоп. Почему вы мне, во-первых, ставите группу инвалидности нерабочую, что «я – девочка», а, во-вторых, почему это мне пишет какой-то мальчик, лежащий на диване»? И теперь вопрос – кто из нас девочка?
Еще вот такие диванные стратеги пишут, что, когда девушка гибнет на войне – это воспринимается тяжело. Нет, ребят, вот когда мирные люди и дети гибнут, вот это – тяжело. А если тыл забудет, где фронт, то тогда фронт окажется там, где сейчас тыл. И неважно – девочка ты или мальчик. В Великую Отечественную войну кто-нибудь кого-нибудь спросил? В блокадном Ленинграде детей об этом спрашивали? Нет. Люди знали, что такое Родина и что такое Отечество.
К нам с гуманитаркой мужчины приезжают, некоторые говорят, что не смогут воевать, будут обузой. Но при этом они налаживают логистику, обеспечивают нас транспортом, поставляют гумпомощь. Девочки в разных регионах, независимо от возраста, плетут масксети, шьют вещи, делают окопные свечи, да много всего.
Это чудо, когда сидишь в холодном окопе, а твои ножки согревают носочки шерстяные, которые бабулечки вяжут для нас с любовью. Это тепло их рук, души, и ты понимаешь, что никак не можешь подвести, просто обязан выгнать эту нацистскую нечисть с нашей земли.
Каждый вносит свою лепту в нашу Победу, эти люди понимают – без тыла не будет фронта. И в моем окружении нет людей, которые говорят – «это не наша война».
Как семья восприняла, что ты уходишь на фронт?
-- Ну, мама знает мой характер, все время говорит: «Нам эту девочку подбросили» (смеется). Я же с детства – оторви и выбрось. А сказала я просто, уже когда все вопросы уладила в Питере: «Мам, я ухожу на СВО». Мама только и спросила: «Когда»? Я: «Послезавтра». Мама: «Отговаривать не буду. Может, я тебе этим жизнь переломаю. Рожденный утонуть – не сгорит. Гоняешь каждый вечер на мотоцикле, я каждый вечер переживаю. Если понимаешь, что можешь принести стране реальную пользу, иди. А я буду ждать». Она у меня тоже – огонь. Потом сидели, и она сказала, что сама бы стартанула на СВО, если бы была помоложе.
Валькирия, как стала штурмовым медиком?
-- Я в «Эспаньоле» с августа 2023-го. Сначала проходила курс молодого бойца (КМБ), он обязателен для всех – мальчик или девочка, здесь все – бойцы. И поблажек никому не делают. На КМБ ты затрагиваешь все: и БПЛА, и снайперку, и тактическую медицину, да все. На полигоне создается атмосфера максимально приближенная к боевым действиям. На новобранцев смотрят, кто на что способен, точнее – у кого к чему есть талант.
Я – медик-стрелок. Если что могу выполнить боевую задачу. Почему медик? Так увидел меня командир Питбуль. Думаю, решил, что я в этом сильнее и определил в штурмовые медики. А я что – не сопротивлялась, куда командир сказал, туда и я (смеется).
На полигонах моделируются различные ситуации, пока не будешь готов, просчитываются возможные моменты и оттачиваются до автоматизма. Только когда ты будешь готов, в том числе и морально, тебя отправят на выход.
То есть по образованию ты не медик?
-- Нет. До СВО я работала фитнес-инструктором. Гоняла на мотоцикле. С детства занималась балетом, окончила Академию русского балета имени А. Я. Вагановой в Санкт-Петербурге.
Ты серьезно? Сразила меня.
-- Да (смеется). Мама говорила: закончила Академию русского балета, ушла в качалку, села на мотоцикл ...и уехала на войну – что-то с этой девочкой не так (смеемся).
Катюш, я тебе так скажу, все, что со мной было на гражданке – было подготовкой, чтобы применить свои знания здесь. Просто у каждого свой путь. У меня он такой – пачки и пуанты, фитнесс и мотоцикл. И здесь я это очень четко ощущаю, что все это привело сюда.
Знаешь, я именно здесь поняла, что живу. Живу по-настоящему, хоть и по-другому. Но именно здесь начинаешь ценить жизнь, здесь реально мировоззрение переворачивается. Ты – хочешь жить.
Даже ребята, кто первый раз заход за ленточку делает, рассказывают, что думали жили раньше, а возвращаются и понимают, что полюбили жизнь.
Я у себя на канале выставила картинку, где люди сидят за столом, пьют, едят и рассуждают, как они от этой войны устали. Я к ней подпись написала: «Главное, чтобы мы не устали».
Здесь ты понимаешь – ради чего ты на СВО. Главное, чтобы там, на гражданке – смеялись дети, чтобы там была мирная жизнь и никто не посмел ее нарушить. Жизнь не должна останавливаться.
Мы были на позиции в одном населенном пункте, захотели пить, подходим к колодцу, а к нам местные бегут: «Ребят, воду из колодца не берите, там детей топили». Вот как это можно спокойно слушать, мурашки бегут, злость закипает. Я – Бахмут (Артемовск – Ред.) видела, точнее то, что от него осталось. Еще недавно там жили люди, а сейчас это сложно себе представить, укронацики стерли его с лица земли.
Я вообще считаю, что каждый должен приехать хотя бы раз в Мариуполь и увидеть своими глазами, что здесь натворили украинские нацисты.
За несколько контрактов ты увидела много боли…
-- К сожалению, на войне смерть неизбежна, как со стороны гражданского населения, так и со стороны наших бойцов. Нет смысла паниковать в критических ситуациях. Я, когда обрабатываю раны, болтаю с бойцом без умолку, даже не знаю, о чем, говорю всякую ерунду. Главное, чтобы раненый в шоковое состояние не перешел. Натяну жгуты, перевяжу рану, вытащу. Моя задача – грамотно обработать рану. Если сделаю что-то не так, человек может лишиться конечности или не дай Бог, умереть.
Вообще боль у человека – идет из головы, поэтому отвлекаю своей болтовней, несу всякий бред. Но это реально работает. Эвакуация не всегда бывает сразу. Она может и отложиться на часы, сутки, тут уже начинаю стабилизировать.
Скольких я уже вытащила, даже не считала. Но знаешь, на штурмовом медике мои обязанности не заканчиваются, я ведь еще и насморк, горло лечу (смеется), а не только раны обрабатываю. На позициях можно запросто простудиться, так что…
Что самое страшное было на фронте?
-- Если честно, для меня самое страшное – услышать от своего бойца: «Я – триста». Я это на первом выходе услышала. Это было в декабре 2023 года, мы тогда в такую аховую ситуацию попали, словами не описать. По нам лупили минут сорок из всего, из чего только можно было. Недалеко разведка ВДВ была, они смотрели, как нас накрывает, а подойти к нам не могли. В нас летело все, враг не пожалел боеприпасов. Они думали все, фарш пойдут собирать, настолько это со стороны было страшно. А потом услышали Питбуля, поняли – надо ждать.
Так вот, когда услышала первый раз: «я – триста», а еще через три минуты уже от командира: «я – триста», была только одна цель – вытащить бойцов живыми. В такие моменты понимаешь, что кроме тебя этого не сделает никто. Организм сам мобилизуется, даже не знаю – на сколько, на миллион-пятьсот-процентов.
Меня потом спрашивали, было ли мне страшно, минометы стрекочут, «птички» летают. Могу сказать точно, в тот момент, да и в другие аналогичные, мне все равно, что где-то бахает, моя цель – спасти каждого раненого бойца, выполнить задачу. Я для этого, собственно, сюда и пришла, теперь-то я это точно знаю. Это уже потом начинается осознание, а в такие моменты надо делать все четко, быстро и главное – спокойно. Именно от меня зависит, доставят раненого в госпиталь или нет. Кстати, однажды и в меня осколок прилетел, броня сдержала.
Каждый выход всегда разный. Выгляжу я, как человек-муравей. Кроме полной амуниции и боекомплекта, на мне еще куча всего медицинского, весит все достаточно много.
Так вот, в мой первый заход были ранены «Космос» и «Питбуль». Я на карачках стою возле Космоса, стараюсь его перевязать, и ранят Питбуля, спрашиваю одним звуком его: «Что у тебя болит?», командир отвечает: «Бочина кровит», я начинаю кидать в него гемостатиком, он останавливает кровотечение. А над нами «птицы» кружат, мы все время замираем, потому что они на движение реагируют. Но для нас ситуация угарная, мы смеемся, ржем одними глазами и губами. Это поймет только тот, кто был здесь. Будешь унывать, все – ты пропал, иначе здесь никак.
Как нагрузки преодолеваешь?
-- А в какой-то момент даже понимаешь, что женщина немножко выносливее. И потом, если пикну, подведу ребят. У нас вообще такого нет: ты девочка, ты не справишься. Каждый из нас – самостоятельная боевая единица.
Помню, на полигоне на первых занятиях так тяжело было, ребята меня подбадривали – ты сделаешь, ты – справишься, ты – молодец. Пацаны всегда подскажут, помогут, на позициях, простите, едим из одной тарелки, спим попа к попе, мы – все бойцы в одинаковых условиях. Мы – семья, и это не пустые слова. Не зря девиз «Эспаньолы»: «Один за всех». Мы, как ноты, из которых получается единая мелодия, настолько все «чётенько».
Вот скажи мне, где это видано – Спартак с Зенитом и ЦСКА плечом к плечу? А здесь – это нормально, здесь абсолютно другая реальность. Я точно знаю, что прикрою спину, и мне ее прикроют, мы здесь – единое целое, все воины. Здесь каждая минута на счету, и это реально не пустые слова. Мы здесь творим историю.
Позывной «Валькирия» сама выбрала?
-- Вообще-то мое дорожное имя – Махоня. Я ж Маша, вот меня так в мотобратстве и просклоняли. И была я Махоней лет 15, пока сюда не пришла. После одной из тренировок на полигоне меня спросили позывной, я такая – Махоня. Питбуль как услышал это, сказал, как отрезал: «Какая ты Махоня, ты – Валькирия». Вот так я ей и стала. Приказ командования не обсуждается (смеется). С тех пор только на Валькирию откликаюсь.
Знаешь, прикол еще. Откачиваю как-то бойца, он глаза открывает: «О! Валькирия! Порядок! Жить буду». Я всегда ребятам говорю, что в вальгалле меня не простят, стараюсь каждого раненого вытащить, не отпускаю дальше госпиталя.
А ты понимаешь, что однажды можешь не вернуться с задания?
-- Да, я прекрасно понимаю, что это возможно. Только я не за себя переживаю, а как мои родные это воспримут. Мама с братом эту мысль стараются отсекать, понимая, что это может случиться. Однажды они сказали: «Ты – воин. И если вдруг это произойдет, то это будет героический поступок». А мама спросила: «Как считаешь, что для меня будет больнее: знать, что ты расшиблась на мотоцикле или погибла, защищая Родину и нас. Какая мысль будет тяжелее…»
Я не скучаю по гражданке. Мне бы маму с братом на минуту обнять и можно снова идти в бой. Мама меня очень хорошо чувствует, где-то по голове погладит, а где-то и волшебный пендель задвинет, они с братом также понимают, что иногда меня лучше вообще не трогать.
Мне в телеге часто задают вопрос: «Как дела»? Я всегда отвечаю: «Ну если я здесь, видимо, не заканчиваются» (смеется). Так что работы здесь еще очень много.
Как приходишь в себя после возвращения с задания?
-- Знаешь, пацаны, когда с задания возвращаются, видно, что им плохо, не стесняются заплакать. Плакать – не стыдно. Плохо, когда у тебя ничего не екает, когда происходит полная атрофация.
Эмоции говорят, что ты – человек. Когда ты чувствуешь боль – ты существуешь, а когда чувствуешь чужую боль – ты живешь. Это очень важно, не надо держать в себе эту боль.
-- Честно – нет. Катюш, ты же понимаешь, какие там картины. Я больше не физически плачу, душа рыдает, просто эти слезы мои никто не видит. Если я начну хлюпать, а мои слезы пацаны увидят – все-таки немножко по-другому воспримут, они тоже могут расклеиться. Да и я тогда из бойца сразу в девочку превращусь, а этого никак нельзя допускать. Здесь вообще сопли распускать нельзя, да и времени на это нет, если честно.
Если каждый раз будешь через себя пропускать, тебя просто не хватит. Дашь слабину – и все, либо сломаешься, либо кукушка уедет.
Очень больно терять товарищей, это не передать словами. Знаешь, я каждый раз думаю, когда мы теряем боевых товарищей – чтобы они долго не мучились. Они уходят, как настоящие воины, в последний миг, как бы это пафосно не звучало – не встали на колени, остались верны своей Родине и народу.
В такие моменты очень мамы не хватает, хочется к ней прижаться, хотя бы ненадолго, чтобы отпустило. А потом снова в бой – мстить за тех парней, которых потеряли.
Мы, бойцы «Эспаньолы», очень надеемся, что они стоят там, на небе, на воротах, и защищают нас, кто здесь борется с нечистью. Так что надо идти дальше и только вперед, до конца.
Выставление авторских материалов издания и перепечатывание статьи или фрагмента статьи в интернете – возможно исключительно со ссылкой на первоисточник: «Время МСК».
