Бирри всегда думал, что если у него остается время подумать, то все в порядке.
Бирри вышел из блока и теперь можно было расслабиться. Бирри заставили следить за стройкой второго этажа. Он уже занес деньги куда надо, какому-то кому (*комы - коммунальщики), и наблюдал, как приехали рыбы (*рыбы - рабочие). Основное уже было закончено, нужно было только подождать. Рыбы оцепили квартал и начали сносить блок.
Какая-то тара (*тары - транспортники) остановилась в парке (*парк - улица, пространство между блоками) и вглядывалась в то, что творилось в блоке. Бирри снисходительно решил ей помочь. "Езжай вон там, тут рыбы заполонили всё, не проехать". Бирри знал, что показывает ей не самый близкий путь, но если бы она сама решала, поехала бы в другую сторону, и это было бы правильно. Но тогда зачем ей нужен был бы Бирри? Ему хотелось завязать разговор с молоденькой тарой. Она, действительно, вышла из моба (*моб - мобильное средство передвижения) и стала что-то тараторить, как это они обычно делают. И правда, когда еще выговоришься, если все время одна, в пути? Бирри тут же потерял к ней интерес. Обычная тара, что с нее возьмешь? Даже в бар ее не пригласишь, перед нормальными парнями не выпьешь. Бирри сплюнул, отвернулся и поплелся в бар.
Его накрыло тем самым чувством, которое он так не любил в размышлениях. Даже несмотря на все привилегии криков (*крики - представители официального криминалитета), несмотря на новенький костюм, несмотря на все это возвышение над суетой рыбов, тар, комов, Бирри остро ощущал свою неполноценность. Верх его костюма отличался по цвету от брюк ("извини, Бирри, на складе нет других сейчас", хотя Бирри точно знал, сколько там валяется добра), жилетка жала в боках, а пятно на брюках, явно кровавого происхождения, не давало надежд на то, чтобы когда-нибудь исчезнуть. Это было очень стыдно, и Бирри знал, что это все не просто так, на горке криков он где-то там, где уже можно высунуть голову, чтобы дышать, но часть тела еще ниже уровня грязной водички.
Бирри поплелся в дальний угол бара, но не успел он плюхнуться на скамью, как со стойки раздались три явных удара по стакану. Крики потянулись на выход, Бирри не стал отставать. Он устроился на ребрик в парке, наблюдая, как крики приветствуют Борза.
Борз подошел и к Бирри. "Что, Бирри, тяжко тебе живется?" Борз подошел ближе, и будто ненароком, пнул Бирри по сапогу. Бирри поморщился от боли. Все знали, что сейчас будет. Борз наклонился и начал стаскивать с Бирри сапоги. "Что, больно тебе, Бирри?" - ухмыляясь, спрашивал Борз. Кровавые смахи на ногах и всхлипывания Бирри были ответом. "Больно тебе, крикунишка?" - не унимался Борз, давя на все мозоли Бирри. Борз осмотрел и черные перчатки Бирри. "Ага, и перелом? Бедненький Бирри!" Действительно, два пальца были накрепко перемотаны и стянуты уже твердыми от запекшейся крови бинтами. "Ну ладно, тут все понятно" - и это уже было явным знаком благосклонности, коль скоро Борз не стал бередить переломы.
Бирри понял, что теперь его очередь. Пройти проверку на добросовестность было еще полбеды. Не иметь боевых ран, мозолей от постоянных ходок, выглядеть как холеный бездельник было совершенно позорно, но ведь это - не главное. Бирри заорал и запричитал во всю мочь. Он стучал избитыми кулаками по ребрику, извивался и стенал. "Извини меня, Борз! Прости, Отец наш! Прости! Я грешен, я такой плохой! Я мог бы сделать больше, но я не смог! Я так плох! Я недостоин! У меня так мало сил, я слаб и немощен..." - Бирри пустил слезу - "Я ужасен! Прости! Дай мне еще шанс!" Борз наблюдал. Борз ухмылялся. Борз пнул Бирри под бедро еще разок. "Ладно уж, бесяка, сегодня я добрый." Крики вспорхнули с насиженных мест, и, как по команде, зашагали на Почту.
На почте их встретила новая комка. "Ой, как вас много" - начала свои комские заклинания она. Если ее не заткнуть, то можно весь день потерять в разговорах. Из обучают где-то что ли, чтобы после них не было времени ни о чем думать? Борз только злобно зыркнул на нее, и она сразу замолчала. Крики двинулись напрямик к стойке волонтерства. Слезливая, выглядящая страшно усталой, девчонка смотрела на них с плаката. Ишь ты, "мой парень погиб, и теперь я не знаю, что делать", ишь ты, "мне не на что даже похоронить его".
Крики заполнили бланки и засуетились. Ненароком, злобно поглядывая по сторонам, они запускали руки куда-то в недра костюмов, доставали мятые купюры и сдавали комке. Потом, брели снова к стойке за бланками. Еще и еще. "Ой, да вы говорили, что надолго, но я и не думала что так долго. И долго вы еще?" - комка не унималась. Либо действительно новенькая, либо так хорошо знает свою роль? Борз уже не стал ничего делать, бесполезно.
И находят же всегда такие жалостливые лица, как у этой бабы на плакате, и все время новые. Так, будто крикам есть до этого дело, но, может, кто-то все же клюет на это - думал Бирри. Бирри нельзя было отвлекаться, бланки не терпят ошибок, а деньжата в кармане все не кончались. Но Бирри все еще ощущал, что у него остается чуть-чуть сил думать, и это было хорошо. Он думал о пути, который проделают эти пожертвования. На каком вкладе большой шишки они осядут? Как они там договорились, чтобы не было комиссий, а то ведь иначе вся эта стиралка не стоила бы работы? Успеют ли шишки получить хоть какой-то процент с вклада, или же сразу снимут и спустят эти кровавые откаты на роскошь и баб?
Все хорошо, Бирри, зато у тебя есть время подумать. Бирри вышел из Почты первым, поэтому у него не было времени среагировать. Сильные руки подхватили его и сунули в какую-то коробку, похоже, в моб. В спину ему уперся чей-то твердый локоть или колено. Бирри слышал, как где-то сзади, Борз был единственным, кто пытался как-то протестовать.
Когда мобы двинулись, и крики расселись, Бирри немного успокоился. Морды у парней были такие, будто это обычное дело, да и Бирри об этом слыхал раньше. Всех укатили в чистку (*чистка - участок). Пока снимали отпечатки, пока допрашивали, у Бирри появилось еще время, чтобы оглядеться и подумать. Что-то новое. Страха не было, тревоги - тоже. Злобу Бирри давно уже порастерял где-то в парках. Все, как обычно.
Крики с каменными лицами сидели по стульям напротив соцов (*соц - сотрудник соцслужб: полиции/пожарных/медиков/начальства") и что-то коротко цедили на их вопросы. И лишь какой-то один странный соц вертелся вокруг и подсаживался то к одному, то к другому. Другие соцы явно морщились, когда он что-то втирал им. Дошла очередь и до Бирри. Тот не стал, как это они обычно делают, долго обрабатывать и запутывать Бирри. Он сунул под нос Бирри какие-то марки. Обычные такие марки, Бирри нашлепал их, наверное, миллион. "Да, вот эту видел" - не стал отпираться Бирри, зачем? - "И эту видел" "А эту?" - соц показал ему марку с Парнем в красном костюме и странной шляпе. Бирри пригляделся. В ней что-то было знакомое, но Бирри не знал, что. Вроде и знакомая, а вроде - и нет.
Соц, что допрашивал его, отвлекся. Какая-то шишка, похоже, все же пришла, чтобы утихомирить его. Они не особо стеснялись криков, для них Бирри был пустым местом. Пока они спорили, у Бирри появилось время рассмотреть марку. И он вдруг понял - марка была незнакомой, но не новой. Она была будто составлена из других марок. Вот, знак, что Барри видел на другой марке сегодня. Вот, штука, которая бывала на всех марках всегда. А этот знак Бирри видел на этикетке на подкладке своего костюма.
"Что за чушь вы тут устроили?" - не унималась шишка. "Да неужели вы не понимаете - нет смысла винтить эту мелкую рыбешку. Даже если закрыть их всех, придут новые. Надо понять структуру." "И при чем тут эти ваши марки?" "Вот я и пытаюсь разобраться!" Бирри слушал и думал. Всё, что-то новое, и есть время подумать, а значит, пока всё хорошо. "Стррруктуррра". А какая она, действительно, думал Бирри.
Парней обещали отпустить после того, как они подпишут что-то там. Тут возникли какие-то задержки. Соцы засуетились вокруг, крики продолжили сидеть с мордами кирпичом, их так учили. Бирри прислушался к шуму. Похоже, чьих-то подписей так и не дождались. Бирри слышал крики Борза где-то за стеной, но сейчас их уже не было, да и еще пары парней он не видел. Какой-то соц подсел к Бирри и сунул бумажки. "Кто это написал?" - спрашивал он. И Бирри вдруг понял, что крики не просто отнекивались, чтобы кого-то не сдать. Они ведь не были шибко грамотными. Бирри понял, что это все надо заканчивать. Вот это - про Рыжего, погоняло у него такое. Вот это - Пернатый. А это просто Борз. Я больше ничего не знаю.У Бирри все еще было время подумать обо всем. Столько времени прошло. Список дел, что он изучал, был длинным и запутанным. Но Бирри уже давно научился разбираться, не приходя в ступор. Вот, список должников и даты. Вот, знаки нычек. Вот, пометки о нужных людишках. Бирри прошелся по должникам. Настало время для вот этого парня.
Бирри мог бы получить удовольствие от того факта, что раньше на эту рыбалку нужно было десяток криков, а сейчас хватает его одного, но Бирри не было до этого дела. Бирри мог бы уже быть Борзом, если бы не работал один, а парни не сторонились его. Бирри не мыслил такими категориями, ведь он был, хоть и мыслящей, но в какой-то мере машиной. Взращенной всеми этими парками, блоками, постоянной возней большого муравейника. Человеком без себя. Человеком своего класса и своих целей. Только возможность иметь еще время на подумать, после всех обязанностей, тянула его. Бирри брал и делал, как это и полагается. Бирри оставлял себе все оставшееся после обязанностей время, и этого ему было достаточно. Пока он больше, чем его дела, все было хорошо. Еще оставались силы в его большой башке. Еще не все потрачено.На стук из ячейки блока никто не вышел. Но Бирри-то слышал, как рыб возится внутри. У Бирри цепкая память, у Бирри длинные руки, у Бирри хороший слух. Рыб прокрался к оградке (*оградка - перегородка блоков и между ячейками блока) и с кем-то там шептался.
"Ты сделал что?" - вдруг раздался крик. "Ты что? Задолжал крикам? Да я ж тебе!" Звон и грохот раздался по блоку. "Ладно, после с тобой разберемся." Грохот прошелся по ячейкам в одну сторону, разродился какими-то шлепками по металлу и звуком поломки, потом ударился в другую сторону, потом оградка распахнулась. На Бирри уставился огромный мускулистый рыб, похоже, сам Прорыб. Он сжимал в руках какую-то железнаю трубу, а на лице у него была железная сетка.
У Бирри давно уже пальцы не ныли от последствий мордобоев, ноги не просили бинтов. Но у Бирри хорошая память. Бирри и Прорыб смотрят друг на друга минуту. Бирри поворачивается и уходит, даже не удосужившись прикрыть спину. Прорыб провожает его взглядом до тех пор, пока он не скрывается за блоком, и только тогда в сердцах бросает трубу ему вслед.
Проходит время, прежде чем взбудораженный блок успокаивается. Но тут вдруг раздается страшный бой взрыва. Рыбы высыпаются в парк, рыбы бегут к Прорыбу. "Папа, там трубы!" орет один рыб. Прорыб чешет в затылке. "Это во всем блоке!" - кричат со стороны. Из оградок блока начинают рваться языки пламени. "Что нам делать, пап?" - спрашивает щуплый рыб за спиной Прорыба. Огромный мужик сжимает кулаки и напрягает мощные челюсти. "Стройся!" "Иметь забивной инструмент!" "Эти крики нас так не оставят, придется бузить" - процеживает Прорыб чуть тише.
Рыбы молча расходятся по ячейкам, вытаскивая из огня кто молот, кто - трубу, кто просто куски каких-то кирпичей. Блок выплевывает толпу рыботяг, будто прям сейчас готовых к работе. На минуту, в парке становится тихо, пока Прорыб осматривает ряды. Но тут, он поворачивается, и мрачно смотрит в глубину парка.
Слабо слышимый вой становится все настойчивее и настойчивее. По парку медленно едет моб. К его боку пристроены ведра, выше них намалеван красный крест, сверху - мигалка, башенка ощетинилась стволом. Соцы славятся готовностью ко всему.
С подножки моба спрыгивает Патиосоц (*патиосоц - глава группы соцов). У него в руках не ведро, не дубинка, и не ствол. У него злое уставшее лицо. У него порван рукав униформы. У него в руках планшет с листом бумаги. Патиосоц засовывает руку за пазуху и достает ручку.
Прорыб смотрит на него, и труба в его руках опускается. Прорыб сплевывает в сторону. Прорыб сжимает трубу в руках так, что она гнется. Рыбы за его спиной будто хотят вжаться в землю.
Патиосоц окидывает взглядом блок и рыбов. Патиосоц щурится. Патиосоц рвется что-то записать на листе, но останавливается. Патиосоц трет рукой подбородок, потом вновь грозно смотрит на Прорыба. Прорыб опускает взгляд.
Патиосоц оборачивается к мобу и кивает головой. Он не удосуживается пройти к кабине. Он знает, что моб не будет ждать. Там, где-то, их уже ждет какая-то следующая соцуха. Моб разгоняется, Патиосоц хватается за поручень и встает на подножку. Сейчас, пока моб набирает скорость, надо просто удержаться, а потом можно будет перелезть вперед. Так и со всей жизнью, наверное, да?
Патиосоц оглядывается назад. Рыбы столпились вокруг Прорыба, он махает руками и показывает куда-то на блок. Справятся сами, на то они и рыбы, думает соц. Кто б еще занимался бы блоками, как не они.
Моб выезжает в большой парк, к нему присоединяются другие мобы. Уставшая процессия тянется к чистке. Еще один соцушный денек. Мобы столпились у улья, Патиосоц спрыгивает с подножки. Улей горит и переливается огоньками. Соцы валят из моба, и лезут вверх по лестнице улья, отдергивают оградку и прыгают внутрь. Патиосоц немного мешкает. Он едва заметно улыбается. Сегодня годовщина его назначения, и он знает, что это значит. Это его день, его праздник. Соц лезет по лестнице, отдергивает оградку, но вдруг останавливается. Нет, так негоже. День был тяжелым. Пусть парни и не будут париться по этому поводу, но ему стоит пойти помыться.
Патиосоц спускается по лестнице и идет в парк. Проходя мимо края блока, он кидает взгляд наверх, в окно. Сотник, как всегда, там, где что-то происходит, на то он и Сотник. Сотник смотрит на Патиосоца с высоты, у Сотника официальное, обычное, хмурое лицо. Сотник всегда понятен, но всегда оставляет неизвестность по поводу того, что он решит.
Патиосоц на секунду зависает в сомнении. Что-то там будет решено по поводу его судьбы, даже в такой день? Но Сотник едва заметно ухмыляется и кивает головой. Патиосоц с облегчением поворачивается и идет в мокрый блок. Там его будет ждать готовый помочь помойник, да, может, и какая бабенка заглянет за халявными деньжатами. Всё, как обычно. Не о чем тут думать.
