-- Че, здесь?
-- Здесь. Серега, смотри и запоминай. Будешь потом на кого охотиться - пригодится.
Старый влез на торчащий из земли валун и снова оглядел дорогу.
-- Все начинается с остановки колонны. Поэтому - минируем. Первый борт должен встать там, где ты наметил: твои люди не должны бегать, они должны стрелять, с первой секунды до последней. Значит, первая закладка - вот здесь. Расстояние от поворота какое должно быть?
-- Какое?
-- Э, это ты мне скажи. Зачем стопорить колонну именно перед поворотом, понимаешь?
-- Чтоб из пулемета вдоль дороги херачить?
-- Точно. Смотри, головная взорвалась, колонна встала, наши начали ее мочить с той стороны дороги - что на остальных делают?
-- Спрыгивают. Тоже шмалять начинают.
-- Где падают?
-- Ну... Вот, сюда вот. Так и кювет, и машины прикрывают. Да, точно. Они спрыгнули, очухались, и только начинают по нам стрелять, а вдоль дороги их наш пулемет - ху-у-як! В бочину!
-- Точно. Страте-е-е-ег. - насмешливо протянул Старый. - Значит, какое расстояние от поворота, за которым сидит твой пулеметчик, до закладки?
-- Так... - хищно прищурился Серега. - Сто - маловато... Сто пятьдесят. Да.
-- Хуй на. Два броска гранаты, не больше. И то, это только для того, чтоб те пулеметчика гранатами не достали, и чтоб своей закладкой не погасить. Пулемет в упор - это пиздец. Когда с фланга, неожиданно, да в упор начинает пулемет, это все. Воевать неохота, вообще. Под себя залезть охота. Времени мало, надо их сразу так охуярить, чтоб они даже мама сказать не успели.
Ахмет спрыгнул с каменюки и подтолкнул Серегу к следующему холмику:
-- Главное, смотри... Не. Пошли, дойдем. Лучше сам увидишь. Так и пацанам лучше объяснишь.
-- Чево?! - остановился Сережик. - Че ты сказал?!
-- Че? - включил дурочку Ахмет. - Че я сказал?
-- Ты че, хочешь сказать, это я ими командовать буду? Ты че, Старый?! Совсем... - тут Сережиково нутро взорвалось острой болью: Старый как-то незаметно подтек к нему на удар и несильно, но садистски точно ткнул Сереге кулаком под солнышко.
Парнишка подробно исполнил осененный вечной традицией танец получивших под дыхало. Когда он, наконец, встал с колен и протер губы от рыготины горсточкой рассыпчатого снега, сквозь сверкающую радугу слезящихся глаз он заметил Старого, покуривающего на торчащем из-под снега скальном выходе. Старый пошлепал ладонью по камню рядом с собой.
-- Сереж, ландай-ка. Присядь вот. Все? Нормандяк?
-- Че? А... Все...
-- Понял?
-- Понял...
-- Скажи тогда.
-- Че сказать? За че ты мне ебнул? Чтоб не спорил.
-- Не, Серег. Чтоб ты как сопля не спорил. Понимаешь - про соплю?
-- Да вроде да.
-- Ты это, давай без вроде. Вроде - это в роте. Командира, у которого хоть что-то "вроде", солдат слушать не станет. Рот у командира не для всяких штук, а для команды. Половина людей, которых ты ведешь в бой, последнее, что в жизни слышат, это твою команду. Нахуя им напоследок блеянье слушать, а? Им и так помирать, хватит с них неприятностей. Пусть они слышат нормальную команду, которую можно понять только правильно. Пусть чувствуют, что они умрут, но дело - дело лежать не останется, дело сделается. Чуешь?
-- Да. Кажется, въезжаю. - Сережик смотрел куда-то сквозь чахлый березовый лес.
Перед ним сейчас поворачивалась новой стороной выбранная им доля. Ахмет смотрел, как по лицу паренька пробегают страхи, сомнения, неуверенность - как все знакомо... Однако бобик сдох, и назад пути нет. Было видно, что парнишка понимает и это, и понимает вполне отчетливо: вон как набычился, мордочка стала жесткая, прям как у взрослого мужика...
-- Ладно. Пошли дальше покажешь.
-- Обожди, докурю. Пока курим, я тебе одну майсю прогоню. Ты говорил, тебе семнадцать?
-- Да, можно считать, что так. Совсем чуток остался.
-- Вот. Семнадцать. Помнишь, я тебе про Гражданскую и Великую Отечественную рассказывал?
-- Ну, помню, конечно. И че?
-- На Гражданской, это которая раньше, первая была, был такой пацан, почти как ты. Аркадий Гайдар. Скотиной он, конечно, был беспредельной, животным отмороженным, но дело не в этом. Дело в том, что он командовал полком. Полк - знаешь, че такое?
-- Точно не знаю, но - дохуя... А сколько, Старый?
-- Полторы тыщи рыл.
-- Оба-на... - удивленно выдохнул Серега. - И че, как он справлялся?
-- Не знаю. Знаю только, что не лажа это, точно все. Справлялся вот. А было ему на два года меньше, чем щас тебе.
-- Ни-ху-я... Ох и семейка у него была, наверно...
-- Нет, Сереж. Тогда по-другому было.?Но все равно - о?уеть, да?
-- Да-а-а-а... Слышь, Старый. Вот кто другой бы мне это прогнал - ни в жисть не поверил бы.
-- Вот. И еще какой народ у него был, тот еще народ. Твои по сравнению с его парнями - сама мудрость и понимание общего хода. А у него были напрочь отвязанные отморозки, с полной башкой тараканов. Я когда ставлю себя на его место, то не уверен - справился бы с такими, нет ли.
-- Да ну? - недоверчиво протянул Серега, но Старый оборвал базар, хлопнув себя по коленям:
-- Вот те и ну... Ладно. Айда дальше.
-- Вот, смотри. Видишь, дорога поворачивает налево? Где твои должны сидеть? Погоди, по другому зайду. Вот ты едешь в машине. Впереди - раз, головная взлетела. На колонну твою наехали. Ты выскакиваешь, тебе же страшно - вдруг уже в твою машину муха летит. Куда тебе стрелять сподручно? Влево от дороги, или вправо?
-- Ну... - Серега примерился волыной и так и эдак. - Влево лучше. Гораздо. Старый, я понял. Чтоб этим стрелять было неудобно. Людей сажаем во-о-он там, да?
-- Да. И смотри - помнишь состав колонны? Бредли, ну, маленький такой танк - в голове, мы его берем на фугас. Потом командирский хамвик с 12.7, ну, за него можешь сразу забыть; потом?
-- КамАЗ с охранением.
-- Точно. Потом фура большая поедет, КамАЗ с генератором, КамАЗ с беспилотниками, и опять хамвик с пулеметом. Значит...
-- Значит, за хамвиками никто не заляжет, точно? - перебил Серега. - Кого сразу не положим, будут щемиться за большую фуру. А за ней их хер достанешь, да? С этой стороны дороги, имею в виду.
-- Точно. Эта фура набита всякими приборами, ее не просквозить, даже в упор.
-- Да пусть щемятся. Отлежаться не выйдет у них, пулеметами достанет. Ты это к тому, когда пулеметчикам команду давать?
-- Нет, хотя смысл примерно такой. При забое колонны команд только две - огонь и отход. Сначала все по указанным целям работают, а потом все равно каждый сам стрелять начинает, из обстановки. Видишь, Серег, тут слишком много всего надо увидеть и решить, никакой командир не успеет. От лишнего командования здесь один вред будет - в бою народ стреляет по пользе, каждому кажется, что именно в его секторе все решается, поэтому маневр огнем на колонне невозможен - у тебя народ несыгранный, и слушать тебя будут, только когда команда совпадет с тем, что им кажется правильным. А быстрей всего тебя просто никто не услышит.
-- И че, как из этого дела выкручиваются?
-- Вот я тебе о чем и толкую. Командовать нужно сейчас, заранее. Чем лучше ты сейчас поймешь, как что будет, тем меньше тебе вечером придется локти грызть. Расставь людей так, чтоб сработать неправильно они просто не могли.
-- С кого начать, Старый?
-- С пулеметчиков. Айда на место.
-- Ляжь. И волыну выставь, наведись. Вот. Ну че?
-- Ну-у-у-у... Скрывает малость. Насыпь высоковата. Перелечь или пойдет?
-- Переляжь, а потом сам посмотришь, пойдет-не пойдет.
-- Жаль, место хорошее, трудно будет пулеметчика приложить...
-- Ниче-ниче. Все места пробуй, а каменюку и перетащить можно.
-- О!
-- Че, лучше?
-- Пи-и-и-из-дец им! Как на ладони все! Да, точно... И таскать ниче не надо.
-- Надо. Смотри. Вот наведись опять. Видишь, в крайнем левом положении?
-- Ага... Бля, точно, задевает...
-- Во. Эту хуйню надо всегда смотреть. Пулемет страшная штука, Серег. Что чужим, что своим. Прикинь, от страха ошалеет кто-нибудь из этих, ломанется на пулеметчика - вон там, к примеру, ближе сюда, видишь? И че, смотри - пулеметчик сразу на него огонь переносит. Если хоть чуток завысит прицел - все, пиздец, своих осыпал.
-- И че делать?
-- Сектор ему обрезают, принудительно - каменюками, палочками; че под руку попадется. Предупреждать смысла нет: в бою он по горячке и не вспомнит. Это твоя, командирская работа, обо всем заранее подумать.
-- Че, сразу сделать?
-- А че тянуть. Делай сразу. А как будешь инструктировать, скажи, чтоб с середки начинал. Они от него в глубину растянуты, и если он с дальних начнет, все перелеты проебом. А если с ближних или со средних, то все перелеты ихние... Эй! Ты че! Побольше каменюки бери! Чтоб не только обозначить, а чтоб он прямо стволом упирался! Чтоб довернуть не мог! Во... Давай второе теперь...
На обратном пути Ахмет толкнул бредущего впереди Серегу, по спине которого были ясно видны обуревающие молодого хозяина полководческие сомненья.
-- Слышь, малой.
-- Че.
-- Знаешь, что в этом деле самое главное?
-- Че? - остановился Серега.
-- Хули встал, иди давай. Победить их заранее. До того еще, как первый раз стрельнешь.
-- Чисто раскладом?
-- Да, и раскладом тоже, но я сейчас о другом маленько. Это даже необязательно...
-- Как так - и главное, и необязательно?
-- Каком... Вот смотри - я тебе сейчас скажу, а ты не старайся понять. Тут такое дело, оно или твое, или нет. Пусть просто в тебя упадет, а через время сам поймешь, твое оно или как.
-- А если не мое?
-- А ты до времени не парься... Бля, ты заткнешься, нет? Дай сказать.
-- Все, говори давай.
-- Победить их надо заранее. Вот смотри, колонна идет, ты ее уже слышишь, и знаешь вдобавок, что это именно те едут, кого ты кончать пришел. От этого у тебя над ними власть есть.
-- Что они не знают, че щас будет, а я знаю, да?
-- Примерно. Короче. Колонна идет, а ты смотришь - где командир? Не так смотришь, а типа в голове. Представляешь как будто. Вот его надо опустить, чтоб он скис.
-- В голове, что ли? А как?
-- Не знаю. Ты сейчас не думай, просто слушай.
-- А как его отличить?
-- Говорю же, не знаю. У всех по разному это. Может, ты его как светлое на темном увидишь; может, как такое тяжеленькое посреди легкого, какая разница. Главное, не ошибешься. Это точно, не ссы.
-- И че тогда будет?
-- Нормально все будет. Они как мухи станут, воевать будут, но бестолково. Военным же нельзя без старшего, без старшего фарта нет.
-- А че, вот это все и есть фарт?
-- Ну... Не совсем, но да. Да. И вот че еще. Когда ты готов, ну, все сделал как положено, ты скажи - "Ну, давай, Рыжая, вывози!"
-- А че это, "Рыжая"?
-- Малой, не думай о ней, вообще никогда. А то уйдет. Это твоя, понял? Когда надо, только тогда вспоминай, а так - забудь. Не дергай. Понял?
-- Так и сказать - "Ну, давай, Рыжая, вывози"?
-- Как само скажется. Это твое; как скажется, так и ладно. Главное, смысл. Все, теперь выкинь это все из башки.
-- Не, а как...
-- Бля, я че сказал?! На хуй все думки, иди лучше думай, как своих завтра разложишь...
Откуда-то издали донеслась искаженная многократными переотражениями истеричная, нескончаемая очередь, на весь магазин. Все замерли, повернувшись к звуку: как он там? Живой! Сдвоенные, три раза. Добил, порядок.
...Все, время пошло. Эти тоже слышали стрельбу, по-любому...
Маневрируя между модулями, Ахмет погнал людей к напрямик столовой. Там и решим. На самом деле, толпа долго в одном месте не задержится; особенно, когда в расположении стрельба.
Трудно за короткий срок изготовить для стрельбы крупнокалиберные аппараты, даже если есть штатные станки. Если станков нет, это превращается в реальную проблему. Не рассчитывая, Ахмет все же очень надеялся на то, что на плацу перед здоровенным модулем столовой окажется хоть один хаммер. Может, даже с пулеметом на крыше. Тогда к двум своим и взятому на блоке третьему браунингу добавился бы еще один, и было бы на что пристроить стволы.
Хаммера перед столовкой не было. Ахмет мгновенно вдохнул лежащую перед ним картину будущего боя: слева огромное сборное здание столовки с выпуклыми пластиковыми горбами в световых проемах на крыше. Стены - сэндвич; считай, что картон. Перед столовкой плац, где-то пятьдесят на сто. Окружен модулями, окна и двери выходят на плац. Вон, даже видно головы набившихся в столовку америкашек.
...Че у них там, партсобрание, что ли... Это вы кстати придумали. Ща вы у меня все выступать будете, перед Аллахом... Так, как сделаем. Можно так, а можно эдак. Будем как понаглее. Да, не подвел морячок, ишь ты...
Теперь только скорость. Не дать очухаться.
-- Так, первые номера! Токарь, Кобзон! Ты! Эй, первый номер! Заснул, твою мать?! Давайте в трейлеры эти, как их, в модули! Окно на хуй, стол к окну, ствола проволокой к раме! Бегом, сука, бегом! Вторые! Поможете, и сразу на крышу, пасти! Вон на ту и на эту, шевелись!!! Чтоб ни одна блядь мне пулеметчиков с тыла, поняли?! Сытый, ко мне! Эй, моряк! Ко мне тоже! Губа, мешок сюда и ленты разнес! Магазин отстегни и ствола этому отдай! Моряк, взял, хули смотришь! Все? Так, по моему выстрелу - все! Чтоб ни один ствол не стоял, чтоб все работали, ясно?!
Люди бросились по местам, не обращая внимания на изумленно оборачивающиеся на них лица в окнах столовского модуля. Вторые номера пинками вынесли пластиковые двери и помогли первым затащить пулеметы внутрь. Из ближнего модуля уже выбегал Губа, оставив коробки с лентой. Все, теперь только запереть.
-- Сытый, ломишься к той двери, и устраиваешь им на выходе пробку. Завал чтоб под потолок, чтоб ни одна сука через тебя не прошла. Ща, погодь, отсыплю, и беги. А ты, моряк, за мной. Вот, здесь стой. - Ахмет быстрым шагом вышел на середину плаца, и высыпал из мешка половину винтовочных магазинов прямо под ноги между собой и Райерсоном. - Вот, держи. Давай быстрей.
Сытый решительно рванул мешок и побежал к торцу. Ахмет оглянулся: пулеметчики еще возятся. Эх, линия огня близко слишком, не цепануло бы. Посмотрел на двери столовки - о, уже кто-то шароебится, пора. Ахмет упал на колено, увлекая за собой Райерсона, и протянул ему магазин.
-- Погнали, морячок.
Райерсон без раздумий взял и примкнул магазин, изготовившись к стрельбе. Сознание отступило окончательно, теперь перед телом была одна задача - не допустить прорыва из зала столовой. Русский выбрал правильное решение - устроить на двух выходах баррикады из трупов и расстрелять в упор толпу за картонными стенками. Они не смогут даже метаться, и три пулемета .50 срежут толпу как газонокосилка.
Первая очередь бросила назад две фигурки, приближавшиеся из темноты коридора. Второй, наполовину выдув магазин, Ахмет перечеркнул все четыре здоровенных окна - ...надо подстегнуть. Пусть давятся в дверях. Ага, Сытый работает. Давай, парень. Опять коридор, погодите вы суки, ща заряжусь - три, три. По два не выходит. Ладно, сойдет. Коридор, так, еще, нормально. Этот куда хуярит? О, правильно. С той стороны тоже надо... - Ахмет вслед за Райерсоном перенес огонь на участок зала перед дверьми в выходной коридор, пусть там тоже сложится куча. - ...Куда-то пропал звук. Как там пулеметчики. Ща, этот кончится, оглянусь. Три, два, два. Ну вот, уже по два получа... Ну ни хуя себе. А я боялся, что не услышу...
За спиной ударил первый пулемет, и слух тут не потребовался, его грохот чувствовал весь организм. От столовки тут же полетела всякая дрянь, поднялась откуда-то взявшаяся пыль, словно здание выбивали, как ковер. ...Второй. Давай, Токарь, ты можешь, знаю. Третий. Все. Оба, опять... - Ахмет сменил магазин и несколькими очередями подавил шевеленья в коридоре. - ...Щас рамы ебнутся. Бля, через минуту ни хуя будет не разглядеть ...
Рухнули не рамы, а вся фасадная стена. Лишившись опоры на раскрошенный низ, стена взвизгнула и заскрежетала рвущимся металлом, на секунду повисла под углом и глухо шлепнулась на утоптанный снег плаца. Между стрелками и воющей на разные голоса целью повисло плотное облако пыли. Словно испугавшись, что из этого облака сейчас покажутся идущие на прорыв враги, смолкшие на несколько секунд пулеметы дружно ударили вновь, заглушая пронзительный вой обезумевших целей и сочные глухие шлепки.
...Сейчас бы с РПО туда уебать. Да хули РПО, щас бы просто гранат. - отрешенно думал Ахмет, быстро долбя одиночными на каждое шевеление за пыльной завесой. - ...А морячок молодец, честно работает. Во как, во! Ишь ты, умеет стрелять-то...
Рядом, по другую сторону от Ахмета, ударила еще одна винтовка. Покосившись, Ахмет увидел Серегу, с головы до ног забрызганного кровью. Прекратив огонь, Ахмет махнул ему - мол, нехуй здесь делать, давай назад, важнее смотреть вокруг, чтоб пулеметчикам сзади не прилетело.
За пылью вновь заскрежетало. ...Эх, срубят каркас, и крыша упадет. Как их потом добивать. Вроде не падает. Держись. Хоть пару минут еще продержись. Так, кончился опять. Следующий. О, дальний че-то замолчал. Не прихерачили его? Не должно. Ни одного с той стороны. Че-то он больно долго ленту заправляет...
Да, заправлять ленту с переломанными пальцами не очень удобно. Стрелять еще хуже; но кривящиеся от боли первые номера, ни один из которых не сберег пальцев, не даром дожили до этого утра. Единственное, о чем жалел каждый из них, так это о том, что перед стрельбой не догадался состыковать ленты. Теперь им приходилось делать это в одиночку, изорванными в лохмотья запястьями, а один из пулеметчиков делал это со сломанными кистями. Но ни один из них не променял бы эту боль ни на что в целом свете, ведь рассчитаться сполна - величайшее из удовлетворений, доступных в нашем мире человеку. Рядом с ним не стояли не то, что какие-то там богатства и удовольствия; рядом с местью бледно и дешево выглядит даже власть, и даже сама жизнь.
...Оба-на... Че, все, что ли... - расстроился Ахмет, нащупав вместо следующего магазина лишь холодную руку Райерсона, так же шарящую на снегу в поисках патронов. Патронов больше не было. Впрочем, дело, ради которого он вернулся, было сделано. Осталось только раздать ордена.
Левой рукой Ахмет нащупал под курткой рукоять кухаря и медленно поднялся с колена - ноги немного подзатекли. Рядом распрямился опустивший ствол Райерсон, с черной от пороха мордой. Улыбаясь, Ахмет сунул свою винтовку Райерсону, и когда тот перехватил ее свободной рукой, вбил ему кухаря снизу вверх, под солнечное сплетение. Чиркнув по верхней доле желудка, широкое холодное лезвие пробило диафрагму и легкое, на несколько сантиметров погрузившись в сердечную сумку.
Райерсон застыл, выкатив глаза из орбит, но чувствовалось, что он умрет не сразу, а попляшет еще минут десять. Если не дольше. Так не годилось, этот враг на самом деле помог сберечь несколько жизней. Ахмет взял его за мокрую от пота шею и загнул на ножа, добавив по черенку с колена. Качнув и вырвав из тела нож, Ахмет быстро убрал ноги из-под струи и тихо сказал мертвецу на ухо, отпуская обмякающее тело:
- Вот так вот, морячок. Вот теперь - все.
Завалив Райерсона, Ахмет выдохнул случившееся за последние дни и с наслаждением провалился туда, куда раньше лез, срывая ногти. Теперь удерживаться в человеческом было даже труднее, чем ходить в самую близкую и самую далекую для человека сторону, до которой меньше волоса, но на путь в которую хватает не всякого века.
Машинально обтирая кухаря, невысокий одноглазый мужичок с бородой, где уже не было черных прядей, повернулся спиной к разваливающемуся под крупнокалиберным градом зданию и побрел к крылечку ближайшего модуля, ему хотелось присесть и немного отдохнуть.
Он не заметил, как стих пулеметный грохот, сменившийся многоголосым стоном из-под собравшейся складками металлической кровли. Его больше не интересовали ни люди, суетящиеся вокруг неопрятной пылящей кучи, ни люди под ней; и те, и другие были просто пятнышками. Одни злые и радостные, другим было больно и они умирали. Под пятнышками, в сине-серой глубине, начинающейся под снегом, с птичьим стрекотом летали незаметно появившиеся эйе, сбиваясь в клубки и разлетаясь.
...Какие они все же глупые. Что ж вы так кидаетесь все вместе на каждого. Прямо как куры. Так и кажется, что щас услышишь кудахтанье. Вон их сколько, бери любого...
Однако эйе не спешили набрасываться на эту россыпь, их серые тени быстро выклевали подходящее и утащили вниз гаснущие лохмотья. Подходящего оказалось очень мало. Трепеща и переливаясь, они окружили лужу напрасно вытекающей жизни и висели под снегом, жалобно и нетерпеливо гудя.
Эйе не хотели их, их человеческое уже принадлежало кому-то, догадался Ахмет. Вот оно, значит, как. Значит, человеческое может уйти и при такой жизни, покинув человека не спокойно глядящим в лицо течению Реки, а ввергая его в окончательную слепоту, оставив лишь желание срать и жрать. И убивать других, чтоб на одного приходилось жратвы, как на сотню. Даже на тысячу. Вот почему у них нет человеческого - оно мешало бы им так жить, и кто-то очень сильный забрал его у них, превратив в ходячее мясо, без шанса сделать из своей жизни что-то другое.
Лопаясь один за другим, их пятна гасли под всей гармошкой крыши, но серые тени все так же бестолково метались под снегом, делая рывки в сторону очередного рвущегося и гаснущего пятна, и все так же разворачивались на полпути.
...Земля не хочет их крови. Земле не нужна такая кровь. Ладно. Сейчас...
