Вот так всегда, смотришь на какую-нибудь привычную, не представляющую особой материальной ценности вещь, и вдруг понимаешь, что именно с ней связанно множество нитей из прошлого – воспоминаний, и жизнь без этого предмета была бы лишена остринки, изюминки, особенного взмаха кисти художника по белому полотну.
Швейная машинка появилась в доме бабушки еще в Советские времена. Времена, когда люди знали, ради чего они работают и точно знали, почему не работать было практически не возможно. Как и полагалось упорный труд, стремление к быстрейшему выполнению плана, повышение производительности, редко оставались не замеченными. Все, что замечалось, тут же удостаивалось награды и многолетняя, добросовестная работа моей бабушки на благо колхоза, народа, страны не осталась в стороне. Ей, телятнице со стажем и еще нескольким дояркам, на общем собрании колхоза вручили благодарственные письма и памятные подарки. Так моя бабушка стала обладательницей швейной машинки «Чайка 134».
Что могло быть полезнее и нужнее в то время в деревне? Ножная швейная машинка, да и при том совершенно новая! Можно было перешивать свои платья на одежду для малолетних дочерей. И дыры латать на собственной машинке, а не бегать по соседкам в поисках агрегата, где иголка поострее и ход лучше.
Уж не знаю, сколько с той поры сменилось поколений коров, которых вырастила бабушка, но перестройка осталась в прошлом. Президенты сменяли и меняли друг друга, а «Чайка 134» все стоит, только не в бабушкином деревенском доме, а в доме её младшей дочери. Нет, не подумайте, с бабушкой все хорошо; президенты сменяли друг друга, а бабушка – местожительство.
Часто, воскресными утрами меня будили не птички, сидящие на березе, за окном, а глухой, глубокий, гулкий грохот этого чуда техники. Тысячи молоточков один за другим ударяли по наковальне. Я не любила этот звук, казалось, что острие иглы протыкает не пестрый лоскут ткани, а мои барабанные перепонки, от чего в голове возникал ужасный звон, который вдоволь там резвился, ударяясь, то об одну стенку черепа, то о другую. В моменты бабушкиного рукоделия я старалась уходить из дома.
Меня никогда особо не восхищала эта тумбочка из темно-коричневого лакированного дерева. Но после небольших бабушкиных манипуляций этот темный ящик превращался, как тогда мне казалось, во внушительных размеров предмет; с верху железка, положенная на правый бок буква «Г», покрытая белой краской, а снизу, коробка с дверцей, открыв которую, можно было увидеть ту самую ножную педаль, приводившую в движение весь механизм и колесо, с натянутой на него коричневой толстой резинкой – ремнем.
Время от времени бабушка брала маленькую бутылочку с горлышком, похожим н пипетку и капала какую-то жидкость в определенные места, известные только ей. Как оказалось позже, эта емкость, стоявшая в углу ящика швейной машинки, содержала в себе машинное масло. Бутылочку, настрого запрещалось доставать, из-за чего запретный плод становился целью номер один. В тайне я капала желтоватую жидкость на белое колесо с ремнем, но только не много, пару капелек, этого было вполне достаточно для удовлетворения моего любопытства.
А сейчас, что сейчас? «Чайка» до сих пор стоит в нашем доме, она много претерпела от рук моего старшего и младшего брата и от моих ручонок. На белой железяке красуется лицо девушки. На лакированной дощечке различной длины линии и кривое слово «Дура», адресованное ко мне. Но, не смотря на это, она в рабочем состоянии. И признаюсь честно, нет для меня роднее мелодии, чем тарахтенье, стоящей на месте машины. Ведь ее шум всегда означает, что бесформенный кусок ткани превращается в новый фартук или наволочку. Это значит, что бабушка все еще шьет – значит все хорошо.
