холодные ветра, бушующие в марте,
напоминают мне компот из ме́талл-партий,
заснеженные горы и леса Скайрима,
лежащий в морозилке ломоть маргарина;
еще напоминают мне Урал и Питер,
к ветрам которых сложно подобрать эпитет,
напоминают снегирей, клюющих пламя
рябиновых плодов с корраловидной длани,
фонарные соцветья в натюрморте улиц,
как мы куда-то шли, но не туда свернули;
напоминают мне тепло киосных будок,
поддернутую мусором и льдом запруду,
бредущих в сумерках детей с вечерней смены;
что в нашей пирожковой вечно нет размена;
напоминают вертихвостных псов и кошек,
автобусных бабулек, годовалых крошек,
одетых в триста тридцать и одну одежку –
зато антипростудно, мягко и надежно;
и как сводило рот от кислой аскорбинки,
как я читала городу стихи с запинкой,
как балансировала в гололед в кроссовках
среди трудящейся невыспанной массовки,
и шла и шла и шла – как в сон – в закатный выцвет,
не ведая, что из меня такой вот выйдет,
какие берега, какие горизонты,
найдут ли признаки души на Марсе зонды,
что чувствуют и ощущают осьминоги,
и почему мы все настолько одиноки –
как фантики от карамели на брусчатке,
как народившиеся под землей зайчатки,
и так вот шла, и шла, и шла себе куда-то –
к тебе, к себе, в какие-то ума палаты.
и только полчища ветров толкали в куртку,
во след кидали песню, басню, прибаутку,
напоминали тоже что-то и о чем-то –
то смутно и наброском, то довольно четко.
но все они – лжецы, скитальцы и задиры –
вели меня живую до своей квартиры.
вот что теперь доносят мне – последней парте –
холодные ветра, бушующие в марте.