Болезнь + Фантастика

Грубо прервав размышления сына, связанные с фабулой большого труда, в комнату ворвался отец.

- Как ты смел врать мне! – загромыхал он с порога.

Одно время я пытался скрыться от деспотичной опеки родителя в другом городе. Как и всегда, ничего не вышло: созависимость опять победила.

- О чём ты, папа? – спросил я, хотя догадывался, что грозный родственник имеет в виду.

- Ты болен!

- Я знаю…

- А почему этого не знаю я?! Я бы до сих пор пребывал в неведении, если бы не заметил в раковине кровь, которую ты забыл смыть! Так вот, значит, что представляет собой твой «обычный кашель»!.. Чем заниматься дурацким бумагомарательством, лучше бы позаботился о собственном здоровье! Или, быть может, жизнь не дорога тебе?

- Моя жизнь и моё призвание – написание прозы.

- Вздор! Раньше ты говорил, что стихи – твоя стезя. И что же? Ты не смог закончить ни одного стихотворения!

- Рассказы даются мне лучше. Я опубликовал два или три и надеюсь…

Отец не стал дослушивать.

- Два или три! – вскричал он. – А ну сейчас же собирайся – ты идёшь к врачу!

- Папа, пожалуйста…

Но отец молча развернулся и ушёл.

Я попытался собраться с мыслями, вернуться к оставленному занятию – не получилось.

- Долго мне ждать? – раздался из коридора зычный недовольный голос.

Доктор принял нас без очереди: отец, подобно любому еврею, обладал как деньгами, так и связями, которые зачастую невозможны без достаточных материальных средств.

Обследовав меня, врач изумлённо поинтересовался:

- Почему же вы не обратились к нам раньше?

- Творчество помешало, - саркастически ответствовал отец.

- Вы пишете?

- Он пишет. – Родитель кивнул в мою сторону.

- О-о, - протянул медик. – Есть ли успехи?

Я не нашёлся, что сказать.

- Хорошо, - прервал молчание эскулап. – Случай непростой, но мы вас вылечим. Вам крайне повезло, что из Америки, буквально вчера, наконец доставили необходимое оборудование.

- Вот оно, - прошептал я, думая о своём.

- Простите?

- Название для моего романа!

Отец бросил на меня недовольный, едва ли не свирепый взгляд. Я заметил это и понял, что неприятностей не избежать.

Мои предчувствие и опыт вновь безошибочно предсказали будущее.

Не успели мы с отцом вернуться домой, как я очутился в центре водоворота из нравоучений и упрёков. Мне не хотелось бросать письмо – пусть и на короткий срок, пускай и ради заботы о себе, - но перечить я не имел ни желания, ни права.

Решив, что как-нибудь выужу пару свободных часов для своего призвания, я согласился на лечение. Возможно, придётся писать ночью, но иного выхода я не видел.

В короткий, по меркам современной медицины, срок меня избавили от заболевания, считанные дни назад считавшегося смертельным, - помогла внутривенная терапия. С одной стороны, я был весьма благодарен врачам, тогда как с другой, за последнее время я не написал ни строчки: слишком выматывался, чтобы заниматься творчеством, да и обстановка палаты не дарила вдохновения. По сути, большую часть дня я проводил на обследованиях и лечении.

А затем произошла вещь сколь ужасная, столь и неотвратимая. К несчастью, верная догадка посетила меня чересчур поздно.

В тот день отец, обрадованный результатами лечения, отправился в больницу, дабы выразить признательность медперсоналу. С собой он прихватил полдесятка бутылок недешёвого алкоголя. Я же, с его позволения, остался дома – набираться сил. Обрадованный, я сел за стол, придвинул чистый лист бумаги, взял перо… и вдруг испытал прозрение: более я не напишу ни единой художественной строчки! Ни слова. Ни буквы или знака… Предельно чёткое чувство пронзило меня насквозь: вошло через голову и вышло через пятки, словно молния. Ударивший прямо в меня мощнейший электрический разряд, который безжалостно испепелил мою музу – а вместе с ней все чаяния и идеи, всю ненапрасность жизни!..

Я ещё и ещё брал в руки перо, потом откладывал и брал опять. На белом листе, теперь удивительно схожем с моим пустым существованием, не появилось даже кляксы.

- Папа, что ты наделал!

Двое, терапевт и гость, мило беседовали, когда я ворвался в кабинет и выкрикнул эти слова.

- Что стряслось? – моментально уничтожив дружескую улыбку, которой он одаривал медика, мрачно осведомился отец.

- Ты убил её! Вы убили её!

- Кого? – задал вопрос недоумевающий врач.

На глаза навернулись слёзы, и я с трудом произнёс святое для меня имя:

- Мельпомену!

- Ничего не понимаю. – Эскулап покачал головой. – Мы же вылечили вас от туберкулёза…

- Это был не он! Я заболел талантом! Заболел, а вы – вы оба – безжалостно расправились с ним!

- Анализы показали, что ваш диагноз, определённо, туберкулёз, - уверенно возразил врач.

- Сын, уходи, не позорься, - процедил сквозь зубы отец.

- Надежда пропала, - ничего не слыша, говорил я, - и непосильно жить в полном одиночестве и бездействии, жить без Мельпомены!

- Да что ты плетёшь! – взорвался отец, когда его и без того крошечное терпение окончательно иссякло. – Какая, к чёрту, Мельпомена?! Ты, по крайней мере, можешь жить! Доктора подарили тебе счастливое будущее! И на работе тебе, обалдую, не дали от ворот поворот, а прибавили зарплату! Даст Бог, выйдет из тебя человек, отыщешь себе подходящую женщину, наплодите с ней детишек в браке и будете воспитывать – вот истинное призвание каждого человека! А не какие-то больные фантазии!

- Может, и больные… - Голос надломился: опустошённость, поселившаяся в груди, без остатка съедала чувства и стремления. Справиться с собой удалось – с трудом, но удалось, - и моя безразличная речь зачем-то продолжилась: – Только это мои фантазии… часть меня… навечно утерянная… Отныне я один, и ни уехать… из Праги… ни…

Мысль ускользала; врач решил окончить её по-своему:

- Мы вылечили вас от неминуемой гибели. Вам бы не находить себе места от радости, а не метать обвинения в адрес родного отца! Не понимаю я вашего недовольства, герр Кафка…

Вот как всё и было. Засим прощаюсь с вами, дорогие читатели.

Подписано

Франц Кафка,

Прага,

4 июня 1924 года

Собеседнику было что сказать – он же, несомненно, о чём-то умалчивал, пускай и согласился ответить на вопрос, который привёл меня сюда.

«Надо подготовить почву для разговора», - решил я.

- Ваши стихи?

- Ха, - предельно лаконичное выражение.

Подобрать пин-код к чужому сердцу – задача трудная. Я постарался:

- Вам страшно?

- Думаете, боюсь наказания? – вернулось вопросом. Молодой высокорослый мужчина, короткостриженый брюнет; он сидел напротив, положив ногу на ногу. – Нет, ошибаетесь: не осталось в мире вещей, что могли бы меня напугать, поскольку и мира как такового не осталось.

Уточнил:

- Для вас?

- Какая разница, - беззлобно бросил он, покрутил головой, отыскивая взором кого-то либо что-то. – Эй, приятель, дай прикурить.

Полноватый крашеный блондин с растрёпанными волосами не отреагировал. Подле него сидела пожилая дама с завитыми кудельками, однако зрение «приятеля», как его назвали, не выхватывало из общей картины фигуры возрастной женщины, пьяно скользя за гранью чёткости.

- Псих, - добродушно подвёл итог брюнет и заливисто рассмеялся. – Думаете, я тоже? – внезапно оборвав собственное веселье, произнёс долговязый. Поправил больничный халат.

Стало не по себе; изобразив благожелательную улыбку, пошутил:

- Телепатия? Уже второй раз наши мысли совпадают.

- Ну вам-то, разумеется, нечего бояться, - словно бы невпопад заметил интервьюируемый, опять «проникнув» в моё сознание. – Хоть здесь и не место талантливому, перспективному человеку.

Кажется, нащупалась удобная тропка для диалога.

- Никто не знает, что ему уготовано, - вроде бы не согласился я.

- Чушь. – Он тяжело вздохнул и вновь заозирался. – Да есть у кого-нибудь курить? Сдохну, если не затянусь!

- Везунчик, - серьёзно откликнулся сушёный старичок, деливший место за столом с молодой рыжеволосой девушкой, наверное, внучкой.

- Хохмачи. – Стриженый кратко выругался. – А вы, значит, не курите?

- Нет, вы правда телепат! Как догадались?

- Догадливый. К нам обязательно отправили бы некурящего, положительного, одарённого. – Подмигнул. – Вот и хорошо, вот и чудно.

Во мне сражалась толпа эмоций. Вырвалась искренняя фраза:

- Как же тогда вы, умный, даровитый, нашли пристанище тут, а не на телевидении? В роли генерального продюсера какого-нибудь канала, допустим. Интриги, да?

Раздалось презрительное фырканье.

- Если б не был умным и неординарным, то и не очутился бы. Лучше тут, чем там.

«“Там?” Кто же это, настоящий безумец?»

Сенсационный репортаж не вырисовывался.

И вдруг мужчина напротив перевернул ситуацию с пяток на темечко единственной фразой:

- К вашему сведению, все талантливые люди сидят в психушках. – Неглубоко вздохнул, подпёр щёку ладонью и добавил эхом: - А вам рано, вам рано… Видите ли, родись я бездарностью, гулял бы на свободе. Выбора не оставили: либо таблетки и подписка о невыезде из нового жилища, либо нечто гораздо хуже. – В голосе неожиданно засквозило напряжение, проскользнула ощутимая нотка ужаса.

Я молчал, ожидая продолжения. Вскоре оно последовало:

- Хотите историю? Нужна сенсация, репортажа требуют? Что ж, забирайте: и первое, и второе, и ещё кое-что, на десерт. Но без толку, к сожалению.

Силясь разобраться в недомолвках, сам поглядел ему в глаза – горизонтальные овалы, где заходилась в нервном танце вселенная. Она сжималась и разжималась, будто привычная каждому реальность. Болезненно-неизменно персональная бесконечность повторяла ритм, испокон века заведённый неделимым прототипом, подлинной Вселенной, вместилищем галактик, звёзд и планет. Копия страдала, неслышно захлёбываясь кошмаром хаоса.

А собеседник, подперев подрагивающей рукой клиновидный подбородок, зашуршал страницами пыльной, пожелтевшей, никем не читаемой автобиографии. Согласно неписаному закону человеческого бытия, наиболее сильно «забытая» окружающими история резонировала исключительно с безопасной повседневностью.

Этот путь я преодолел в пять шагов.

Первым шагом стало одиночество, которое призвала невеста. Знаете, «невеста» - не «девушка» в обычном понимании, для меня, во всяком случае. Кому-то и родная мать кажется врагом. Интересно, что бы вы делали без такого врага? Где бы были? Они с отцом подарили жизнь несчастному придурку или идиотке, а те не оценили дара.

Говорят, иногда даже вдалбливают в головы, будто бы все люди с рождения грешны. Чушь! Мы не выбираем, родиться или нет. Да и в выборе судьбы слабы, как выясняется. Только ни вы, ни я – вообще ни один человек не рождается преступником. Грех-то простирается от перешагивания недопустимых границ, границ метаморфозы. Когда – шажок, превращение, и ты уже трансформировался до неузнаваемости. Возможно, навсегда.

В четверг утром я поцеловал невесту в приторно-сладкие губы, нежно-нежно прощебетал на миниатюрное, покрытое еле различимыми мягкими волосиками ушко заведённое «До свидания» - никогда не говорил «Пока» или «Прощай» - и отправился на работу вести шестичасовые новости. День прошёл хорошо, впервые накатило подзабытое, отчего немного странное чувство удовольствия: мне опять нравилось заниматься тем, чему посвятил жизнь. Неизвестное пугает, мы сторонимся его, отталкиваем, устраиваем загадкам войну. Думаете, помогает?.. Как бы то ни было, день выдался действительно отличным! Ну а вернувшись, я нашёл её посреди коридора, бездыханную, с открытыми глазами. Метр шестьдесят семь сантиметров неподвижности; сбившиеся в неестественную чёлку тёмные волосы… Внутри, в самой сердцевине огромных зрачков, застыл – как это называют? – безмерный ужас. Не надо разбираться в медицине, чтобы сознавать: колокол смерти пробил буквально только что.

Естественно, я тут же кинулся к любимой, отдающей без возврата последнее тепло. Не веря в происходящее, тормошил её, хлопал по щекам, обливал слезами, неумело давил на грудную клетку в надежде услышать знакомое пьянящее дыхание, безудержно целовал невесту… Однако с той поры в ней поселилась тишина.

Далее следует глупая штампованная фраза: «Врачи оказались бессильны». Ясное дело, бессильны! Она же умерла, мать вашу за ногу!..

Нет-нет, всё в порядке, я просто рассказываю. Так вот, первый шаг завёл механизм; шестерёнки задвигались, заскрипели, двинули вперёд предначертание. Красивых слов многовато? Да ничего, потом же переделаете байку под себя.

Запущенная механика неотвратимости проржавела: упорядоченность, что удивительно, мешает вселенскому фатализму. И тогда полилась смазка – это был второй шаг. Тут-то шанс поменять направление и помахал ручкой.

…В ящике комода, сортируя вещи возлюбленной, раскладывая на три кучки: «Выбросить», «Отдать», «Оставить», - я наткнулся на её дневник. В грудной клетке шумно задышало, неистово заколотилось, а после истерично заверещало: «Не смотри! Не смотри!!!»

Послушался ли? Хех. Мы же сейчас беседуем…

Почти все листки из дневника вырвали, кроме двух последних, на которых я прочёл нечто из ряда вон выходящее. Сначала стих… Да, тот самый. А потом… потом я узнал о Нём. Другой парень? Эх! Я бы свою бессмертную душу продал, лишь бы списать беды на соперника. О нет, противника, о котором идёт речь, не одолеть; пока что он непобедим. Название «Зверь» придумала невеста… хотя, может, не придумала – повторила.

Зверь, если верить нескольким скупым дёрганым строчкам, являл собой замаскированного диктатора. «Серого» кардинала – серого, железобетонного кардинала. Потустороннюю сущность, пришедшую неведомо когда неведомо для чего. Зверь распластал тело-громаду по земле, вознёс к небесам, служа людям, сообразно их же Сверхновому Завету: обманом и корыстью. Существо взимало плату негативом; питаясь им, крепло и росло, стремясь жить вечно. Ничего не напоминает, а?

«Зверь, - писала невеста, - рассчитал идеально. Как разумное создание, я его ненавижу, но, как математик, преклоняюсь перед ним».

Человек любит похожего и истребляет отличного. Более того, способствует скорейшему избавлению стада однотипных от чёрной овцы; стаи тёмных ворон – от белой. Под маркой блага легко протолкнуть в действительность истинный мрак. Гитлер, Цзэдун, Сталин… сторонники Зверя… Главное, быть смелым, главное, не отступать от принципов, главное – вывернуть наизнанку то, что с эпохи первичной трясины считалось прерогативой добра. Но забыть, забыть о добре! Они со злом – лишь слова, а в мире на Земле важны поступки. «Поступай так, как все, и бери за это плату» - вот главный принцип Зверя.

Серый пейзаж очарован,

Светом огней освещённый,

В цепи прогресса закован,

Алчностью порабощённый.

Мчится Зверь сквозь мирозданье,

Ищет дорогу к богам

И, утеряв состраданье,

Мыслит: «Аз людям воздам!»

Неуютно? Всё в порядке? Вот и хорошо, вот и чудно… Точно на картинке, вижу свою давнюю сцену: из-за двух-трёх десятков коротких предложений на глаза навернулись слёзы, нестерпимо захотелось покончить с собой! Теперь-то понятно, откуда возникло желание… от кого…

Ну что вы, моя избранница не страдала психическим недугом, вовсе нет – более разумной, спокойной, обаятельной и остроумной девушки в мире не сыскать. Над проблемами смеялась, старых врагов прощала; на оскорбления кассирши отвечала улыбкой, а соседке-сплетнице мыла коврик перед входной дверью. Ни разу не повысила голоса, кто бы ни примерял костюм обидчика. Ни единого разу, вплоть до часа, когда её убили… Да-да, считаю смерть милой убийством. Альтернативы? Перестаньте!..

А у вас сигаретки не найдётся? Жаль… Ладно, продолжим.

Невесту сгубила положительность: идеальная жертва для Зверя. Пища… Да и я не болен. Впрочем, неважно, пора переходить к третьему шагу.

Шаг номер три ускорил работу механизма. Так получилось, что друг застал меня лежащим на паркете и рыдающим над двумя потрёпанными страницами в клеточку.

Дружище… Здоровяк – выше меня, - силач, смехач, добряк. Хороший мужик, любящий супруг и заботливый отец, а ещё старый лис и преданный пёс! Нормальный, правильный, без малейших странностей, если забыть про крашенные в ядовито-рыжий, густо-коричневые от природы волосы. Давний знакомый, умеющий общаться, поддерживать, надолго не пропадать. Для него всегда клал под коврик ключ от своей квартиры.

По заведённой годы назад привычке, старый друг наведался в гости. Не упрекнёшь, а… Для чего зашёл? Догадайтесь: я-то не спрашивал.

Товарищ успокаивал, теребил, тормошил меня. Вызнавал подробности… И вызнал. Молча протянул ему дневник.

Тишина не спала, покуда друг не прочитал последнее слово.

«Ты веришь?» - осведомился гость, спокойно, без издёвки и настороженности.

Меня каким-то чудом хватило на иронию:

«А есть варианты?»

«Не верить».

Практически не раздумывая:

«Верю. В каждую букву».

Друг кивнул и, кажется, мыкнул.

Был ли мой нежданный визитёр посланцем Зверя? Без разницы, уже не имеет смысла. Не играет роли даже то, кто, позвонив в больницу, дал мои координаты. Друг с семьёй счастливы и пусть живут без бед: поверить, что жена с дочкой причастны к смерти невесты, - величайшая глупость. Я же не псих, в самом-то деле…

Далее? Далее четвёртый шаг: горечь утраты, стократно усиленная болью откровения, мутировала в неспособность существовать как раньше. Вообще – существовать. Механика реальности сходила с ума, продолжая казаться сверхнадёжной. Слепец наподобие конструктора «Титаника»…

Запомните: алкоголь не помогает. Не спасут ни наркотики, ни секс, ни воздержание от него; про смерть не стоит и думать. Печаль – в ауре, а не в мозге или члене.

Я уже знал, что Зверь вокруг, что это мы позволили ему родиться, собственными руками возвели город, подарив чудищу плоть, и следом заперлись в индустриальной темнице. Зверя называют городом… В нутре пришлого каменно-металлического колосса нас питают миазмы зла, и мы начинаем ненавидеть друг друга. Невидимая энергия влияет на горожан сродни желудочному соку, разлагающему пищу. Люди – еда, город – Зверь. Властный, контролирующий, хитрый, ненасытный.

Однако я избавился от заряда со знаком минус: и без того чересчур часто встречалось на пути плохое или просто неприятное. Не позволю жирной чёрной мрази похитить у меня радость, не дождётся! Вся ярость отныне направлена внутрь моего естества. Если перед кем-то отчитываться, то лишь перед собой и богом. Вселенной. Паразиту не сдамся, цена безразлична! Буду изливать гнев на него, но обвиняя во всём самого себя.

Нет, в норме я, в норме! Отстаньте!..

…Ох, что-то и вправду разволновался.

Что, четвёртый шаг? Ну, проще некуда: когда известно, что искать, но не догадываешься где, находишь повсюду.

Ты идёшь по улице – а навстречу шагают десятки, сотни посланцев иномирного тирана.

Ты сидишь на работе – и с экрана монитора на тебя льётся потусторонний негатив.

Ты дома смотришь телевизор – тот же эффект.

Во сне не забыться, за городом не спрятаться, не свыкнуться с переменой – потому что Зверь везде.

И, главным образом, в нашей голове.

Сигарета? Наконец-то!

…У-уф. Во-от, так гораздо лучше…

О чём мы там? Пятый шаг? Да вы наверняка предвосхищаете события. Если достигший совершеннолетия субъект Зверя набьёт в людном месте морды закамуфлированным чёрным посланцам, драчуна спеленают и доставят куда следует. Сечёте? И доставили. А потом узнали из «достоверного источника», что «драчун» уже проявлял буйный, неусмиримый норов. А потом подготовили документы и, чтоб наверняка, доказательства, будто били горожан – не хищных пришельцев из параллельной вселенной. А потом сфальсифицировали сумасшествие, сфабриковали наказание, солгали виновнику, близким виновника, себе же соврали. А после и сам виноватый поверил россказням, подписал нужные бумаги, в результате чего…

Впрочем, достаточно, не надо мусолить очевидное: это излюбленный приём Зверя. Выпив соки, Он выбрасывает бесполезную оболочку, спрятавшись за убийством, самоубийством, безумием или ещё чем якобы людским. Человек не совершенен, бесспорный факт, - только он не животное и не зверь. У всамделишного Зверя есть другое имя, понимаете? Вы понимаете меня?!

Но без намеченной цели

Месть, к сожаленью, пуста;

Звери недавно поели –

Голодны звери всегда.

В вязкой трясине успеха

Пищу несложно поймать.

И завершилась потеха,

Вновь надо пищу искать.

Тварь делает из нас похожих. Себя…

У невесты механизм вышел из строя, не выдержав нагрузки, - план Захватчика реализовался. Я закончу путь немного иначе.

Дайте ещё сигарету… Спасибо…

Что, господин правдописец, довольны материалом? Да бросьте, не обижаюсь – банально интересуюсь. Надеюсь увидеть газету с профессиональным текстом о правде. Вы ведь не откажетесь от публикации? Печатать истину не принято, ну да ситуация особенная. Так обещаете? Да? Вот и хорошо… вот и чудно…

Чёртовы сигареты, убийцы людей!

Эй, сестра! Сестра! Где там моя койка? И принеси чего-нибудь. Да господи! Галоперидолу, феназепаму, анальгину… Объяснять, что ли, надо?! Глупость, глупость кругом…

Прощайте, господин! Удачи!

Именно такой написана статья: предельно откровенной, недопустимо эмоциональной, пугающе бессвязной – для публицистического материала, конечно.

Гордый и счастливый, я нёс распечатку начальнику отдела… и вдруг подумал: что если Он свёл нас с тем беднягой?! Возникло неумолимо растущее сомнение. Верно! Статья вроде этой выявит меня и ещё немало противников Зверя, с которыми тогда можно будет расправиться. Не желаю становиться убийцей, не желаю потворствовать Ему – не желаю становиться похожим!

В мире, забытом любовью,

В мире, сплочённом войной,

В мире со злой добротою

Зверю неведом покой.

Цитата из того же стихотворения, нашёл в Интернете.

Враг коварен, безусловно. Только и я не глуп, без боя не дамся!

Тем более что битва не нужна. Почему? Всё просто! Нет никакого Зверя, нет никакой статьи, нет никакого героя. Упомянутые «факты» - чистой воды художественная фантазия. Мистификация. Странная проза непонятного автора. Да хуже: беллетристика! Бессмыслица… бесталанность – поскольку, знаете, все таланты сидят в психушках. А потому забудьте сказанное, написанное, повторённое. Рукописи не сгорят, но бумага стерпит. Сделайте одолжение целой планете, не усложняйте безмятежного дрейфа в неизвестности миллиардов человек: ушедших, современных и будущих.

По-прежнему сомневаетесь? Ну же, вслушайтесь!

ЗАБЫТЬ.

Прекрасное слово, долгожданное. Похороните в забвении, сотрите из памяти, выбросьте в мусор! Забудьте… Обещаете? Вы обещаете мне? Чего по-настоящему хочется, так это не ошибиться в вас. Вы не должны страдать; никто не должен.

Значит, договорились? Ага? Ну вот и хорошо, вот и чудно.

«Зверю неведом покой»…

Перепечатал ГН