Фото: http://www.topspeaker.ru
II
Однажды Розенбаум приехал на Московский вокзал. До прибытия поезда еще оставался час, так что он сел в кафе, заказал капучино, раскрыл газету и задремал. Вдруг его кто-то за плечо ласково берет и говорит: «Ой, а я вас знаю, вы Андрей Бильжо!» «Белым болом балым... какой Бильжо?» — удивился Розенбаум. Посмотрел он на часы, а поезд уже ушел.
III
Однажды Лев Лурье шел по улице и встретил Розенбаума. Лев Лурье поднял правую руку, и Розенбаум поднял правую руку. Тогда Лев Лурье поднял левую ногу, но и Розенбаум поднял левую ногу. «Бильжо!» — подумал Лурье. «Какой Бильжо?» — подумал Розенбаум.
IV
Однажды художник Бильжо сидел в своей Москве и вдруг давай икать! Икал три дня, на четвертый день пошел к врачу, а врач улыбается, гитару ему протягивает и говорит: «Пока Вальс Бостон не сыграете — не отпущу!» Пришлось играть. Идет он домой грустный и думает: «Хорошо, что в этот раз не за Лурье приняли, а то с историей у меня совсем плохо». Тут его икота и отпустила.
V
Однажды Боярский надел свою самую большую шляпу и пошел в гости к Лурье. На улице 357-й день шел дождь, но Боярскому под шляпой было сухо и тепло. Идет он по улице, и вдруг ему навстречу котенок, мокрый весь, замерзший. Пожалел Боярский котенка и говорит: «Иди ко мне под шляпу, вместе веселей!» Идут они вместе дальше, а навстречу им галчонок с крылом перебитым, у водосточной трубы пристроился и плачет. Пожалел Боярский галчонка, пустил к себе под шляпу. Идут они втроем дальше, а навстречу им щенок. Взял Боярский под шляпу и щенка. И крысенка, и голубя, и соседских детей, и дворника-бурята, и бутылочку виски. Пока дошел до Лурье, его из-за толпы и не видно стало. А в это время сам Лурье залез на Александрийский столп и с ужасом наблюдал, как по городу движется огромная шляпа и поглощает все живое.
VI
Однажды Боярский и Розенбаум пошли в луна-парк. Сперва на каруселях катались, потом мячики на меткость кидали, а после решили поиграть в Guitar Hero на максимальной сложности. Играют они и один другому не уступает, все у них ладно выходит. Прошел час, вокруг толпа собралась, а у Боярского и Розенбаума пальцы по пластиковому грифу так и пляшут. Уже и луна-парк пришла пора закрывать, а все никак один другого одолеть не может. Все треки сыграли уже и не по разу. Вдруг сорвался на соляке палец у Боярского с красной кнопки на зеленую. А Розенбаум радуется, смеется — выиграл же, а у самого палец возьми да и соскочи с зеленой клавиши на желтую. Смотрят они таблицу high score, а там:
Schevtschuk
VII
Однажды Шевчук пришел в рюмочную и стал не пить. Десять минут не пьет, двадцать, тридцать. Вспотел уже, но держится. Вдруг видит — входит Лев Лурье и начинает между столиков ходить: то к одному подойдет, то к другому, везде байки травит, балагурит, на гармошке играет и трубкой чадит. Так до Шевчука дошел, пьяненький уже. Но настала ночь, рюмочная закрывалась, и всех прогнали спать. А Шевчук так и не выпил — вот, что значит сила воли!
VIII
Однажды Шевчук пошел на стадион. Купил себе в стадионной лавке лимонад, сосиску в тесте, беляш, картошки с грибами, корюшку жаренную, разумеется. Сложил все добро на поднос и на свое место поволок. Уже пол-сектора прошел, как вдруг ему под ноги кто-то маленький и костлявый кинулся. Не удержал Шевчук еду да так все и рассыпал. «Эх, братишка!» — с досады захрипел Шевчук. «Пуркуа па?» — оскорбился Боярский.
IX
Однажды на день рожденья к Шевчуку пришел писатель Крусанов. Подарил свою книжку, сел за стол, а выпить-то и нечего! «Что ж это за праздник у тебя без алкоголя?!» — возмутился Крусанов. «А что ж у тебя, братишка, за книжка без картинок?!» — обиделся Шевчук.
X
Однажды писатель Крусанов все перепутал и вместо любимой рюмочной пришел в совершенно незнакомый подвал. А там неуютно, с потолка капает, плесенью пахнет. Сел Крусанов у трубы с горячей водой и загрустил. Но тут в подвал заходит режиссер Могучий с бутылочкой виски, конечно. Он тоже все перепутал и ошибся подвалом. Сели они у трубы, пьют, бородами трясут. Тут в подвал заходит журналист Стогов, перепутавшийся окончательно. А там и вся богема подтянулась, даже Лев Лурье — он залез на стол и трубкой чадил. Ну и Боярский пришел в самой большой шляпе, чтоб с потолка ни на кого не капало. Вот такое совпадение, да...
XI
Однажды у журналиста Стогова кончилась полироль для лысины. Идет он по Невскому проспекту и не сияет совершенно. Никто не смотрит в его сторону с почтением, как обычно, а некоторые даже отворачиваются и на другую сторону переходят. Загрустил Стогов, зашел в Пассаж, чтобы новую полироль купить, а там переучет. Хотел в ДЛТ зайти — так его охранники выгнали, еще и тумаков надавали. Сел Стогов на лавку и заплакал. Тут откуда ни возьмись — Розенбаум: по брусчатке изысканной тростью стучит, за спиной гитара «Риверенд», и лысина его на солнце блестит, словно лампочка на 75 ватт. Подбежал Стогов к Розенбауму и взмолился: «От чего, — говорит, — твоя лысина так сияет?» А Розенбаум подумал и дал ему бутылочку подсолнечного масла. С тех пор Стогов еще и вкусно семечкой пахнуть стал, а на все вопросы глаза лукаво щурит и говорит: «В новой книжке напишу». Не написал пока.
XII
Однажды журналист Стогов решил сделать себе татуировку с Боярским в огромной шляпе. Сходил он в салон, потерпел три часа, а потом сразу в рюмочную, но не пить — пить ему не велели — а хвастаться. Забегает, он значит, в рюмочную, лысина сияет, сам аж чуть на стол не запрыгивает. Говорит: «А я татуировку сделал! С Боярским в огромной шляпе!». А все ему в ответ: «Да, да... Знакомая история... А у меня уже две, с разными шляпами...»
XIII
Однажды Боярский и Розенбаум решили кататься на такси. Сели они в машину, едут мимо Александрийского столпа и тут их увидал Лурье. Побежал за ними, замахал руками, споткнулся и в лужу упал. Едут они дальше, хихикают. Вдруг на Невском их увидал журналист Стогов — заблестел лысиной, побежал вслед, да тоже споткнулся и тоже в лужу. Едут дальше. Вдруг у Казанского их увидал Крусанов, тоже побежал, да бородой в кустах запутался и тоже упал. В лужу. И Шевчук в лужу. И еще человек двадцать пять — в лужу. Накатались Розенбаум с Боярским, от смеха ноги еле держат. Заходят они в рюмочную, а там все-все сидят пьяные, мокрые и злые. Ситуация-с!
XIV
Однажды в Петербурге случился солнечный день, и всех одолело чувство сладостного томления. Лурье на столп залез и задумался, Боярский у окошка гитару мучает, Стогов на лавочке сидит и голубей кормит, Шевчук пошел было в рюмочную, но передумал, режиссер Могучий пошел к писателю Крусанову в Лензидат, а писатель Крусанов вышел на набережную Фонтанки, бороду чешет и смотрит на стайку юрких рыбок. И вода в Фонтанке такая прозрачная, голубая, будто кто-то уронил в нее мешочек синьки. И все застыло в солнечном свете: и прохожие в Летнем саду встали, пораженные игрой светотени на скульптурах, и дворник-бурят встал, опершись на метлу, и соседские дети во дворе-колодце залюбовались солнечными зайчиками, прыгающими из светлых, ярких, только что отмытых от весенней пыли стекол. И посреди всей этой неги, настоящей петербургской сиесты, вдруг открылась самая маленькая форточка под самой крышей Эрмитажа. И из форточки сначала показался благородный прямой нос, потом квадратные очки, а потом и вся аккуратная физиономия Дорогого Нашего Михаила Борисовича Пиотровского. И Дорогой Наш Михаил Борисович Пиотровский тихонечко сказал: «Друзья, пойдемте вместе смотреть Моне». И что тут началось!
Об авторе
Вова Седых, Санкт-Петербург. Поэт, писатель, дизайнер, музыкант, участник коллективов «Он Юн», «Сёстры» и «Горечь».
