Зарисовка о милейшем баре, где-то у черта на рогах и его очаровательнейших обитателях.
"А опрокинув пару рюмок беленькой грустно так всхлипывал и повторял: "Товарищ Сталин — он и в сердце, и в мозгу, и если надо, то и в жопе". - Иваныч"
Странная, полуразвалившаяся хибарка, вечно окутанная молочным туманом, всегда отпугивала усталых путников и лишь немногие решались наведаться сюда. Трухлявые стены и дырявая крыша не внушали доверия. Покосившаяся вывеска, над скрипучей дверью, гласила: "Бодро, пожалуй, в баръ Космический Чъртяга", норовила сорваться с проржавевших петель и расшибить зазевавшемуся гостю башку. "Ну, а что?! На кой чёрт торчать на проходе", рассуждал владелец, на негодование гостей, которые все же не побоялись заглянуть в старый бар.
Внутри бар был совершенно другой. Гнетущая мрачность, что охватывала строение крепкими объятиями (что, впрочем, не удивительно, ведь заведение построено рядом с болотами, аккурат на съезде из Города), осталась снаружи. Залитый светом зал пах чистотой и отличной выпивкой. Внутреннее убранство бара не особо отличалось от других подобных ему заведений, но зал был намного просторнее своих собратьев из Города. Деревянная мебель, скамьи и стулья были сколочены из редких пород древесины, собственноручно владельцем бара — Владленом Пахомычем! Пышные официантки прытко бегали вокруг столиков разнося заказы, а из кухни завораживающе пахло стряпней Иваныча — человека военного и бывалого в таких передрягах, что и чёрту не снилось, но предпочитающего сытный обед, а не голодную войну, потому-то и осел здесь в баре, сделавшись поваром. Каша из топора тоже имелась в меню и вкуснее неё во всей вселенной не сыщется блюда. Повар был ворчливым, шустрым дядькой, изъяснялся чётко и ясно, часто пугал Сталиным, а опрокинув пару рюмок беленькой грустно так всхлипывал и повторял: "Товарищ Сталин — он и в сердце, и в мозгу, и если надо, то и в жопе". Чего он этим хотел сказать никто не знал, да и выяснять никто не решался, бар этот, был местечком необычным, поэтому люди боялись произносить имя Вождя всуе.
Простенький и уютный интерьер мерк, когда в поле зрения попадала барная стойка, заросшая живым плюшем, которой хозяин особенно гордился. Стойка была сделана из умнини — очень редкая экзотическая порода дерева из Южной Африки. Дерево в бар притащил один выпивоха и Пахомыч с Иванычем долго недоумевали зачем этот молодчик дерево спёр и почему пытался в баре спрятать, а когда узнали цену, тут же спохватились, стали добродушно подливать и кормить гостя, ну, а после выпроводили восвояси, присвоив дерево себе. Хозяин был рукастым, сам выстругал стойку. Она выглядела просто фантастически из-за ярко-розового ядрового цвета, а вьющийся, идеальный представитель своего рода, плющ так гармонично сочетался с редкой древесиной, что фотографию барной стойки напечатали в журнале National Geographic.
А всё дело в том, что Владлен Пахомыч ботаником был, хорошим, мозговитым, гордостью НИИ. И был за ним один грешок, который ему ещё его дед привил, а тому его и так далее по родословному древу. В общем, Пахомыч самогонщиком был, но т.к. ещё был и человеком образованным и имел дело с растениями - цветочками там всякими, да ягодками, корнеплодами и фруктами. Ну и начал он из экспериментальных растений, которые выращивали в институте настойку делает. А потом его на орбитальную станцию "Салют" отправили, так он и там умудрился своим любимым делом заняться. Именно тогда, надышавшись выхлопами своей космической хвойно-грибной настойки ему пришло в голову название бара. А когда руководство НИИ прознало что их "светила науки" барыжит странным самогоном, культурно спаивая своих коллег, выперли его. Причём вместе с "Салютом". Так сказать, тонко намекнули, когда увели станцию с намеченного маршрута в дремучие болота.
За "зелёной" стойкой красовался огромнейший стеллаж с все возможным алкоголем, но исключительно производства Пахомыча. Да-да, свою страсть, которая погубила в нём великого учёного, он превратил в бизнес (и, если хорошенько присмотреть старенькая орбитальная станция всё ещё гниёт на болотах, напротив бара). "Не хер дрянь химическую жрать, алкошня! Вот моё пойло без сульфатов, эмульгаторов и примесей всяких - дрянных. Натур-продукт! Семейный рецепт. Лекарственный эффект. И видит Бог — не пьём, но лечимся": однажды изрёк владелец бара и был таков, никто больше не смел просить "дрянь химическую", пили исключительно "дрянь космическую". В центре стеллажа с бутылками, красовалась та самая, истинно космическая (!) хвойно-грибная настойка. Заказывать её никто не решался, мутная жижа не внушала доверия, а жёсткое амбре сивухи не перебивала даже хвоя. Владлен Пахомыч гордился ею и предлагал только особым гостям, которые, собственно говоря, тоже отказывались от столь утончённого напитка.
На самом деле, владелец бара был ну прям "душкой", охоч поболтать с клиентами, но больше всего любил слушать всякие истории и если гость угождая Пахомычу, рассказывал хорошую историю, то мог рассчитывать на свежесваренную кашу из топора и самую чистую комнату из восьми, которая располагалась на втором этаже (комнаты предназначались для усталых путников и заблудших на болотах душ, как шутливо высказывался Иваныч, соответственно и клозет был построен для таких вот странных персон – «в конце по коридору»).
Примечательным в баре «Космический чъртяга» ещё был, постоянный клиент, Павел Никанорович, ну или просто Никанорыч. Весёлый старикан и человек тысячи профессий. За свою долгую жизнь он успел поработать учителем трудов и высшей математики, музейным смотрителем, был пилотом мировой войны, гонял на истребителе так, что враги боялись произносить его имя, работал он и архитектором, и прорабом, и ещё очень много кем. Хозяин бара души в нём не чаял, потому что он умел рассказывать увлекательные истории из своей жизни. (и все прекрасно понимали, что он привирает, сильно привирает). Любил он его ещё потому что Никанорыч искренне любил самопальную настойку Владлена Пахомыча и был единственный кого не «вырубала» хвойно-грибная настойка.
Павла любили все в баре и даже строгая жена Пахомыча – Ада Васильевна с громко говорящей девичьей фамилией Сковородкина. Сковородки периодически летали по бару, причём в основном в «святую троицу» - Пахомыча, Иваныча и Никанорыча, когда те, украдкой скрывшись в кладовой приобщались к западной культуре, методом распивания забугорного виски 13-летней выдержки. Ада Васильевна хоть и могла дать хорошей взбучки, обычно была очень спокойной, приятной и гостеприимной женщиной в полном расцвете лет. Именно она отвечала за уютные комнаты и была дизайнером их странного интерьера, который не все оценивали по достоинству, многих пугали волосатые диваны и рогатые люстры.
