В 1571 году, в ныне терзаемой коронавирусом Ломбардии, родился Микеланджело Меризи да Караваджо. Его папаша был архитектором, поэтому мелкий рос среди изобилия, а его жизнь играла теми яркими красками, которые способен различить лишь беззаботный детский глаз.
Возможно Караваджо был бы нам известен своими беспечными сюжетами со слащаво-гламурными палитрами, но в 1576 году разразилась чума. Эпидемии тогда были гораздо хардкорнее и шутки с ними были смертельно плохи. Когда от чумы умер отец и дед Микеланджело, его мать вместе с детьми переехала в Милан, а розовощёкие ангелочки в голове Микеланджело постепенно стали превращаться в каких-то стрёмных персонажей бомжеватого вида.
В 13 лет Микеланджело стал учеником миланского художника Симоне Петерцано. С мастерством художника у Микеланджело развивается и гоповатые наклонности. У него в роду явно были шаманы, потому как он постоянно бил кому-то в бубен. Чувак днями напролёт в мастерской лабал картины, совершенствуя свою технику, а по ночам зависал в кабаках, где мог занефиг разукрасить кому-то морду. Эти сливовые исполнения не редко заканчивались арестом.
После смерти матери Микеланджело получает приличное наследство и к его порокам добавляется ещё и игра в карты. Но фортуна и умение делать покерфейс очень часто подводили шухерного типочка, и он часто проигрывал. Тонкая душевная организация Мики этого не выдерживала и дружеские карточные посиделки очень часто заканчивались махачем.
Один раз Мики кому-то так сильно вломил, что бедолага пошабашил. Пока копы чухали репу, выясняя обстоятельства мокрухи, Мики собрал манатки и по-быстрому свалил в Рим, где он какое-то время писал копии церковных картин.
В 1593 году его пригласил в свою мастерскую Чезари Д’Арпино, что безусловно говорило о таланте Микеланджело, ибо кого попало туда не брали. В художественной тусе его стали называть Караваджо, по месту его рождения. И хотя в мастерской на первых порах его допускали писать лишь пестики и тычинки, но Микеланджело не парился. Со временем он добился респекта и даже обзавёлся миловидным позировщиком Марио Миннити, с которого он писал образы для многих своих известных работ. Так же Марио стал его другом из стишка:
«Ты мой друг и я твой друг
Мы друг друга дрюк-дрюк-дрюк».
Заднеприводные движения не смягчили характер Ка и он продолжал во всю беспредельничать и, как следствие, мог занефиг издать путеводитель по римским тюрьмам. Один раз в камере он даже познакомился с величайшим мыслителем эпохи Возрождения — Джордано Бруно, которого как раз по полной мурыжила инквизиция.
Караваджо и до этой знаковой встречи в своих работах давал нюхнуть хардового реализма. После беседы по душам с Бруно он ещё больше увеличил резкость своих внутренних цветовых фильтров. Не менее острыми были его фразы, которые никак не укладывались в корпоративную этику ануслизинга, царившую в мастерской Чезари Д’Арпино. Как следствие, Караваджо уходит от него к дядьке с непроизносимым именем Антиведуто и со школьной фамилией Грамматика.
Гоповатый лайфстайл так лихо обнулил иммунитет Караваджо, что он чуть было не пошабашил от малярии, полгода провалявшись в больничке. Итальянский Минздрав и в те времена не вселял никаких надежд, поэтому Ка сполна прочувствовал что такое леденящая душу безнадёга.
Кое-как оклемавшись, и пропустив через себя весь этот мрачняк, Караваджо создаёт свой первый автопортрет «Больной Вакх», где предстаёт перед зрителем с лицом героинового торчка, противопоставляя себя любителю «яхт, шлюх и блэкджека» Дионису, очень часто изображавшимся розовощеким античным плейбоем с бухлишком в руках. Такая игра на контрастах позволила Караваджо не просто хайпануть, а дерзко заявить о том, что он не какой-то там левый хрен с бугра, а новатор и первопроходец, вертевший на своей кисточке главные художественные направления той эпохи — маньеризм и академизм.
Поймав волну, Караваджо смелеет, и в его картинах пошли многофигурные композиции, в которых он будто-бы глумится над общепринятой вычурностью и показушной глянцевостью образов.
После 1595 года Караваджо как мамонтёнок на льдине дрейфует от одного блатного дома к другому, выдавая на гора шедевр за шедевром.
В 1596 году Караваджо пишет картину «Корзина с фруктами». Это первый натюрморт в итальянской живописи. Фрукты в корзине не первой свежести, а листья привяли, однако выписано всё с маниакальной тщательностью задрота и есть ощущение, что через парочку дней вокруг корзины начнут летать мухи.
Фрукты фруктами, но не натюрмортами прославился Ка. Рисовать библейские сюжеты в те времена было так же модно, как сейчас хайпить на тему гречки и туалетной бумаги. А ещё за них хорошо платили, ведь львиная доля заказчиков на тогдашнем арт-рынке были именно церковники, у которых с бабосиком было всё слава Богу. Караваджо стесняться не привык, поэтому лихо присосался к церковной кормушке, получая жирные заказы на оформление соборов и церквей.
Несмотря на то, что церковники иногда офигевали от чрезмерной реалистичности его работ и не всегда их принимали, слава Караваджо росла, а заказы сыпались как из рога изобилия. Даже отвергнутые церковью полотна с радостью приобретались в частные коллекции.
Для своих работ он нанимал бомжей и шлюх, рисуя с них библейские сюжеты. Один раз он притащил из морга начинавшее разлагаться тело, а чтобы его модели не стеснялись позировать вместе со жмуром, Караваджо пригрозил им ножом. Чувак был настолько упорот реализмом, что его не обламывало выписывать даже грязь под ногтями у святых и многое многое другое, что старались приукрасить или скрыть приверженцы маньеризма и академизма.
От его взгляда не ускользала ни одна эмоция или взгляд, ни одна морщинка на лице, и ни одна складка одежды. Казалось, ещё немного и можно почувствовать даже запах всего этого немытого действа. Если хотите, то Караваджо это бодипозитив на максималках.
Продолжая творить аховые произведения Караваджо в 1601 году замутил собственную мастерскую и обзавёлся учениками. Но под важного он косить и не собирался, ибо гоповатые манеры никуда не делись. Ка даёт жару в Риме постоянно ввязываясь в конфликты. Он мудохал как рандомных персонажей так и конкурентов с подражателями. Доставалось и тем, кому были не по нраву его картины. Когда бить было некого, Караваджо играл в мяч.
Поскольку футбол тогда ещё не изобрели, то итальянцы просто гоняли мяч на специально отведенных площадках, а иногда и прямо посреди улицы. Правила той игры были как в лихие 90-е в тёмное время суток — выжить любой ценой.
29 мая 1606 года на площадке для игры в мяч произошла народная забава — послематчевая стенка на стенку. Когда пыль улеглась, то на перепаханной людскими телами земле среди выбитых зубов, брызг крови и вырванных с мясом частей одежды, был обнаружен свежий труп. Караваджо обвинили в этом убийстве, а Папа Римский объявил его вне закона, и теперь каждый лошпет мог тыкнуть его ножиком в спину и не только не отсидеть за это, а ещё и получить награду.
Поскольку врагов у Караваджо было хоть отбавляй, то он решил на время свалить из Вечного города и спрятаться у своих высокопоставленных кентов. В 1607 году он уехал на Мальту, где начал писать для магистра Мальтийского ордена. Вскоре Караваджо принимают в этот орден. Казалось, что жизнь налаживается и через магистра можно будет порешать все непонятки с Папой Римским.
Однако, начиная жить с чистого листа, Караваджо забыл сменить почерк. Вскоре он отмудохал какого-то серьезного чувака из своего же ордена, за что его упекли в тюрьму. Оттуда он убежал, но орден послал по его следу убийц, которые буквально по пятам проследовали Караваджо.
От этих навалившихся траблов стиль письма Караваджо стал настолько мрачным, что ещё чуть-чуть и он бы начал поглощать свет. Самой известной его работой того периода была картина «Давид с головой Голиафа». Фишкой было то, что Давид держал в руках отрубленную голову с лицом Караваджо.
В 1609 году мальтийские перцы таки поймали Караваджо и долго били, превратив его рожу в фарш. Ему удалось сбежать, но его лицо было сильно изуродовано.
В 1610 году влиятельные друзья Караваджо начинают убалтывать Папу Римского помиловать буйного засранца. Папа для приличия ломается как сопливая малолетка, но и ежу понятно, что ответ будет положительным. Караваджо старается в режиме невидимки пробраться в окрестности Рима, но по дороге неожиданно умирает. Кто или что телепортировало гениального художника на тот свет — неизвестно. По одной версии это были братки из Мальтийского ордена, по другой — Караваджо умер от малярии.
