Авторские истории

Елена закатила глаза и решительно направилась в зал. И застыла на пороге. Посреди помещения, усеянного розовыми лепестками для предстоящей съёмки, стоял взъерошенный парень в потёртых джинсах и клетчатой рубашке, небрежно закатанной до локтей. Он возился с осветительным оборудованием, что-то тихо насвистывая.

– Вы опоздали на сорок минут, – холодно произнесла она.

Парень обернулся, и Елена внезапно запнулась. У него были удивительные глаза – зелёные, с золотистыми крапинками. Такие живые и лучистые, что на секунду ей стало неуютно.

– Простите, – улыбнулся он, и в уголках глаз собрались мелкие морщинки. – Пробки. Я Кирилл. Можно просто Кир.

– Елена Сергеевна Державина, – отчеканила она, намеренно игнорируя протянутую руку. – У нас очень плотный график. Надеюсь, вы хотя бы профессионал?

Он хмыкнул, забавно наморщив нос:
– Знаете, обычно мои работы говорят за меня. Может, посмотрите портфолио?

Что-то в его тоне – эта смесь уверенности и легкого вызова – заставило её насторожиться. Державина привыкла, что люди либо заискивают перед ней, либо пытаются соперничать. Но этот мальчишка... он словно играл по каким-то своим правилам.

– Предпочту увидеть результат сегодняшней съёмки, – она достала телефон. – Так, через полтора часа здесь будут журналисты и блогеры. Нам нужны идеальные кадры для пресс-релиза.

– Идеальные – это скучно, – он уже колдовал над камерой. – Давайте сделаем что-нибудь живое?

Елена почувствовала, как внутри поднимается раздражение:
– Послушайте, здесь не студенческая вечеринка. Это открытие премиального салона красоты. Всё должно быть...

– Безупречно? – он снова улыбнулся, и от этой улыбки у неё почему-то пересохло в горле. – Знаете, в чём проблема безупречности? Она не цепляет. А вот искренность...

Он вдруг поднял камеру и сделал снимок. Елена дёрнулась:
– Вы что себе позволяете?

– Смотрите, – он развернул к ней дисплей. На фотографии была она – с этим негодующим выражением лица, чуть склонённой головой, и солнечный луч, пробившийся сквозь жалюзи, создавал вокруг её волос какое-то золотистое сияние.

– Вот это настоящая вы. Живая, яркая... небезупречная.

Державина открыла рот, чтобы осадить наглеца, но не смогла найти слов. А он уже отвернулся к своему оборудованию, будто ничего особенного не произошло.

"Да что он себе позволяет?" – пульсировало в голове, но где-то глубоко внутри предательски дрогнуло что-то давно забытое. Словно кто-то открыл форточку в душной комнате, и свежий ветер взъерошил плотные шторы.

Часть 2. Фотосессия

Весь день прошёл как в тумане. Елена привычно улыбалась журналистам, произносила заготовленные фразы о новой концепции салона, но то и дело ловила себя на том, что высматривает в толпе растрёпанную шевелюру фотографа.

Вечером, когда последние гости разошлись, она сидела в своём кабинете, просматривая фотографии с открытия на ноутбуке. Пальцы замерли над клавиатурой. Этот мальчишка действительно был талантлив. Каждый кадр словно рассказывал историю.

– Кофе? – раздалось от двери. Елена вздрогнула. Кирилл стоял в проёме, держа два стаканчика из старбакса.

– Вы ещё здесь? – она постаралась, чтобы голос звучал холодно.

– Доделываю материал, – он прошёл внутрь, будто его пригласили. – Вам капучино. Заметил, что вы его пили утром.

"Значит, наблюдал за мной", – мелькнула непрошеная мысль.

– Послушайте... Кирилл. Я не привыкла к такой фамильярности.

– А к чему вы привыкли, Елена Сергеевна? – он присел на край стола, и она почувствовала лёгкий запах его парфюма – что-то свежее, с нотками бергамота. – К тому, что все вокруг ходят на цыпочках?

– Вы переходите границы, – она отодвинула стул, создавая дистанцию.

– А вам не надоело жить внутри этих границ? – его глаза смотрели так пронзительно, что хотелось отвернуться. – Знаете, что я увидел сегодня через объектив? Женщину, которая боится быть собой.

– Да что вы себе... – начала она, но он перебил:

– Вот, опять эта маска. А знаете, когда вы настоящая? Когда злитесь. Или вот сейчас, когда смущены.

– Я не смущена!

– Конечно, нет, – он улыбнулся краешком губ. – И румянец на щеках – это просто освещение такое.

Елена почувствовала, как предательский жар заливает шею и лицо. Господи, да что с ней творится? Она же прожжённая бизнес-вумен, её не могут выбить из колеи какие-то слова сопляка!

– По-моему, нам пора закругляться, – она встала, демонстративно собирая бумаги.

– Как скажете, – он тоже поднялся. – Но знаете... я бы хотел сделать вашу персональную фотосессию. Не для журнала. Для вас.

– Зачем это?

– Чтобы показать вам ту женщину, которую я вижу в видоискатель. Она намного интереснее той, что смотрит на вас из зеркала.

Он положил на стол визитку и направился к выходу. У двери обернулся:
– Позвоните, если решитесь увидеть настоящую себя.

Когда за ним закрылась дверь, Елена обессиленно опустилась в кресло. Сердце колотилось как сумасшедшее.

– Чёрт, – пробормотала она, глядя на визитку. – Чёрт-чёрт-чёрт...

Телефон пиликнул входящим сообщением. Вика:

"Мам, прости за сегодня. Завтра пересечёмся в "Брунелло"? Надо поговорить."

Елена не сразу нашла в себе силы ответить. Внутри всё дрожало, будто в солнечном сплетении поселилась стая бабочек. Давно забытое чувство. Слишком давно.

Она взяла визитку, провела пальцем по тиснёным буквам. "Кирилл Соловьев. Фотограф". И ниже – номер телефона.

"Только посмотрю его портфолио, – сказала она себе. – Исключительно из профессионального интереса."

Но где-то в глубине души она уже знала – это начало чего-то такого, что перевернёт всю её тщательно выстроенную жизнь.

Часть 3. Весна в октябре

В "Брунелло" было непривычно пусто для обеденного времени. Елена рассеянно помешивала остывший американо, поглядывая на часы. Вика опаздывала уже на двадцать минут.

– Извини, мам! – дочь влетела в ресторан, цокая каблуками. – Такие пробки, ты не представляешь!

Елена окинула её внимательным взглядом. Новое платье от Zimmermann, первые морщинки вокруг глаз... Когда её девочка успела стать такой взрослой?

– Что-то случилось? – спросила Елена, заметив, как Вика нервно теребит салфетку.

– Да нет... То есть да. Мам, – она подалась вперёд. – Ты только не психуй, ладно?

"Началось", – подумала Елена.

– Я видела фотографии с открытия, – Вика прикусила губу. – И этого фотографа...

– И что? – Елена почувствовала, как напряглись плечи.

– Мам, он же моего возраста! – выпалила Вика. – И я видела, как ты на него смотрела.

– Что за глупости? – Елена поставила чашку на стол чуть резче, чем собиралась. – Я вообще не помню, как он выглядит.

– Да? – Вика выудила телефон из сумочки. – А это тогда что?

На экране была фотография из инстаграма Кирилла. Елена у окна своего кабинета, задумчивая, с лёгкой полуулыбкой. Подпись:

"Красота не имеет возраста. Особенно когда она настоящая."

– Господи, – Елена почувствовала, как кровь приливает к щекам. – Он не имел права...

– Мам, – Вика накрыла её руку своей. – Я же вижу, что происходит. Ты... ты что, влюбилась?

– Прекрати, – Елена выдернула руку. – Мне пятьдесят лет, я не впечатлительная школьница.

– И что? Между прочим, тётя Алла вышла замуж в сорок восемь...

– За ровесника! А не за... – Елена осеклась.

– За кого, мам? – Вика прищурилась. – За того, кто тебе нравится?

Телефон Елены завибрировал. Сообщение от Кирилла:

"Как насчёт фотосессии? Сегодня в парке невероятный свет."

– Это он? – Вика заглянула в экран. – Мам, да ты покраснела!

– Я... мне пора на встречу, – Елена начала торопливо собирать вещи.

– Врёшь ведь, – вздохнула дочь. – Знаешь, что самое обидное? Что ты не можешь мне довериться.

Елена застыла с сумкой в руках:
– Вика, это сложно...

– Да что сложного? – в голосе дочери прорезались знакомые командные нотки – точь-в-точь как у матери. – Ты живая женщина. Имеешь право на счастье. Даже если оно не вписывается в чьи-то представления о приличиях.

– А ты? – тихо спросила Елена. – Что ты думаешь об этом?

– Честно? – Вика улыбнулась. – Думаю, что ты слишком долго жила по правилам. Может, пора сделать что-то безумное?

Елена смотрела на дочь, и комок в горле становился всё больше. Когда эта своенравная девчонка успела стать такой мудрой?

– Я подумаю, – она наклонилась и поцеловала Вику в макушку, как в детстве.

– Мам, – донеслось вслед. – Только не упусти своё счастье, ладно?

Выйдя на улицу, Елена достала телефон. Пальцы дрожали, когда она набирала ответ:

"Во сколько и где встречаемся?"

Часть 4. Повторная встреча

Нескучный сад встретил её россыпью жёлтых листьев и прохладным ветром. Елена поёжилась, кутаясь в кашемировое пальто. "Что я здесь делаю?" – в сотый раз спросила она себя.

– А вот и вы! – раздался знакомый голос. Кирилл шёл ей навстречу, помахивая фотоаппаратом. В потёртой кожаной куртке и с этой своей взъерошенной шевелюрой он казался совсем мальчишкой.

– Я ещё не решила, – начала она.

– Но пришли же, – он подмигнул. – Значит, решили.

Не дожидаясь ответа, он начал настраивать камеру:
– Только давайте договоримся: никакого позирования. Просто будьте собой.

– Я даже не накрасилась толком...

– Вы шутите? – он опустил камеру и посмотрел на неё так пристально, что у неё перехватило дыхание. – Вы же понимаете, насколько красивая?

– Перестаньте, – она отвернулась, чувствуя, как предательски теплеют щёки.

Щёлк. Первый кадр.

– Эй! Я не готова!

– В этом вся суть, – он рассмеялся. – Пойдёмте, тут есть потрясающая аллея.

Незаметно пролетел час. Елена и сама не поняла, как расслабилась, позволив ему руководить процессом. Кирилл щёлкал затвором, что-то рассказывал – о свете, о композиции, о том, как важно поймать момент.

– Вот, смотрите, – он показал ей очередной кадр. На фотографии она смеялась, откинув голову назад, и осенний свет путался в её волосах.

– Это... я? – выдохнула она.

– А вы думали кто? – он стоял так близко, что она чувствовала тепло его тела. – Такая настоящая. Живая.

– Кир, – она запнулась. Когда успела перейти на "ты"? – Зачем всё это?

– А зачем люди фотографируют закаты? – он убрал прядь волос с её лица. От этого простого жеста у неё перехватило дыхание. – Потому что красиво. Потому что хочется остановить мгновение.

– Мне пятьдесят лет, – прошептала она.

– И что? – его пальцы всё ещё касались её щеки. – Знаете... то есть знаешь, что я вижу? Женщину, которая боится быть счастливой.

– Я не боюсь, – она попыталась отступить, но он удержал её за руку.

– Тогда докажи, – его глаза смеялись. – Пойдём поужинаем. Прямо сейчас.

– С ума сошёл? А если нас увидят?

– И что? – он пожал плечами. – Боишься сплетен?

– Нет, просто...

– Просто ты привыкла всё контролировать, – он легонько щёлкнул её по носу. – Давай сегодня без контроля? Я знаю отличное место. Там подают потрясающие равиоли с тыквой.

Она смотрела в его глаза – зелёные, с золотистыми искорками – и понимала, что летит в пропасть. И самое страшное – ей это нравилось.

– Веди, – сказала она, и его улыбка стоила всех рисков на свете.

Телефон в сумочке завибрировал – наверное, очередной деловой звонок. Но впервые за много лет Елена Державина не стала проверять, кто звонит.

Часть 5. Ужин

"У Марио" оказалось крошечной тратторией где-то в переулках старой Москвы. Никакого пафоса — клетчатые скатерти, свечи в бутылках из-под кьянти, запах базилика и пармезана.

– Ты правда думал, что я соглашусь сюда войти? – Елена остановилась у входа, разглядывая облупившуюся вывеску.

– А что не так? – Кирилл придержал дверь. – Боишься испачкать свой Burberry?

– Дело не в этом...

– А в чём? В том, что тебя могут увидеть в месте без мишленовских звёзд?

Она хотела огрызнуться, но что-то в его взгляде остановило её. Никакого осуждения – только искренний интерес и что-то ещё, от чего сердце начинало биться чаще.

– Марио! – крикнул Кирилл, входя. – У тебя есть столик для самой красивой женщины в Москве?

Из кухни выглянул колоритный итальянец с пышными усами:
– Кирилло! Мама миа, какая синьора!

Елена почувствовала, как краснеет. Давно её так не смущали.

– Тут... уютно, – признала она, когда они устроились за столиком в углу.

– Видишь? А ты боялась, – он подмигнул. – Марио, нам твои фирменные равиоли и... что пьёшь?

– Обычно белое вино, но...

– Никаких "но"! Марио, бутылку твоего лучшего пино гриджио!

Когда хозяин удалился, Елена подалась вперёд:
– Ты всегда такой... безбашенный?

– А ты всегда такая правильная? – он склонил голову набок. – Знаешь, в чём твоя проблема? Ты забыла, как это – просто жить.

– Я руковожу сетью салонов, воспитала дочь...

– Это не жизнь, – он мягко перебил. – Это список достижений. А когда ты в последний раз танцевала под дождём? Или ела мороженое на улице? Или целовалась до головокружения?

– Перестань, – она отвела взгляд. – Я не девочка-подросток.

– И что? – он накрыл её руку своей. – Возраст — это только цифра в паспорте. Важно то, что чувствуешь.

– А что чувствуешь ты? – вырвалось у неё.

Он помолчал, глядя ей в глаза:
– Что встретил женщину, которая перевернула мой мир. И плевать, что она старше. Плевать, что все вокруг скажут...

– Кир... – у неё перехватило дыхание.

– Нет, дай договорить. Я знаю, что ты думаешь. Что я молодой дурак, который не понимает, во что ввязывается. Что это всё несерьёзно. Но я никогда не был так серьёзен.

В этот момент принесли вино. Марио что-то весело болтал, расставляя бокалы, но Елена не слышала. Она смотрела на руки Кирилла – длинные пальцы фотографа, чуть обветренная кожа – и думала, что пропала.

– За что пьём? – спросил он, поднимая бокал.

– За безрассудство? – она грустно усмехнулась.

– За смелость, – поправил он. – За смелость быть счастливыми.

Вино оказалось превосходным. Или дело было не в вине, а в том, как он смотрел на неё – будто она была чем-то невероятно ценным, будто...

– О чём думаешь? – спросил он.

– О том, что я, кажется, сошла с ума.

– Это хорошо, – он улыбнулся. – Потому что я тоже.

Часть 6. Неожиданная встреча

Вечер плавно перетекал в ночь. Они бродили по московским переулкам, говорили обо всём на свете – о его первой камере, о её мечте стать художницей, похороненной под грузом "серьёзных" решений, о любимых фильмах и книгах.

– Нет, правда, – смеялся Кирилл, – ты никогда не смотрела "Криминальное чтиво"?

– В девяностые было как-то не до Тарантино, – она пожала плечами. – Бизнес, маленькая дочь...

– Значит, надо срочно наверстывать. Устроим киномарафон?

Она остановилась:
– Кир, подожди. Мы не можем...

– Что именно? – он развернул её к себе. – Проводить время вместе? Узнавать друг друга? Влюбляться?

– Лена?! – раздался удивлённый возглас. – Ты что здесь делаешь?

У Елены похолодело внутри. В двух шагах от них стояла Алла – её лучшая подруга, с которой они знали друг друга ещё со студенческих времён.

– Алла... я... мы...

– А, так это тот самый фотограф? – Алла окинула Кирилла оценивающим взглядом. – Вика рассказывала.

– Что рассказывала? – Елена почувствовала, как начинают дрожать колени.

– Всё, – Алла многозначительно подняла бровь. – Лен, можно тебя на минутку?

Кирилл сжал её руку:
– Я подожду у фонтана.

Когда он отошёл, Алла взяла Елену под локоть:
– Ты с ума сошла? Он же ровесник твоей дочери!

– Я знаю...

– Знаешь? – Алла покачала головой. – А о чём думаешь? О репутации? О бизнесе? Что скажут люди?

– С каких пор тебя волнует, что скажут люди? – огрызнулась Елена. – Ты же всегда была бунтаркой.

– Я волнуюсь о тебе, дурочка! – Алла понизила голос. – Думаешь, он всерьёз? В его возрасте парни ищут... развлечений.

– Прекрати.

– Нет, это ты прекрати! – Алла встряхнула её за плечи. – Очнись! Да, он красивый. Да, с ним весело. Но что дальше? Ты готова стать посмешищем?

Елена посмотрела через площадь, туда, где у фонтана ждал Кирилл. Он кормил голубей хлебными крошками, и в свете фонарей его профиль казался особенно чётким, почти классическим.

– Знаешь, что я поняла, Алл? – тихо сказала она. – Что лучше быть посмешищем, чем всю жизнь играть роль безупречной Елены Державиной. Я устала быть идеальной. Устала соответствовать...

– Господи, – простонала Алла. – Ты влюбилась.

– Да, – просто ответила Елена. – Влюбилась.

Алла долго молчала, разглядывая подругу, потом вздохнула:
– Ну и что мне с тобой делать?

– Порадоваться за меня?

– Дура ты, Ленка, – Алла вдруг крепко обняла её. – Такая дура... Но если он тебя обидит – я ему камеру в одно место засуну.

– Алл!

– Что? Я, между прочим, за тебя волнуюсь.

Кирилл помахал им от фонтана. Елена помахала в ответ, чувствуя, как внутри разливается тепло.

– Иди уже, – подтолкнула её Алла. – Только... будь осторожна, ладно?

– Буду, – пообещала Елена, но они обе знали – поздно быть осторожной.

Когда любовь застаёт врасплох, осторожность – последнее, о чём думаешь.

Часть 7. Цена свободы

– Мама, ты что, сбрендила?! – голос Вики звенел от возмущения. – Я тебя поддерживала, но это уже слишком!

Елена устало потёрла виски. За окном её кабинета моросил противный ноябрьский дождь, а на экране ноутбука светилась страница светской хроники. "Роман года: владелица сети салонов красоты закрутила роман с фотографом вдвое младше себя". И фотография – они с Кириллом в "Зарядье", он целует её в висок, она смеётся...

– Вика, я не собираюсь это обсуждать.

– Нет, будешь! – дочь в ярости металась по кабинету. – Ты хоть понимаешь, что ты делаешь? Все только об этом и говорят! Мне сегодня три человека прислали эту статью!

– И что? – Елена выпрямилась. – Что именно тебя так задело? Ты же сама говорила...

– Говорила! Но я думала, это несерьёзно! Думала, ты просто... развлекаешься.

– Развлекаюсь? – Елена почувствовала, как внутри поднимается злость. – То есть в пятьдесят лет женщина может только "развлекаться"?

– Мам, – Вика плюхнулась в кресло. – Он ведь бросит тебя. Рано или поздно.

– А может, это я его брошу, – Елена улыбнулась, но улыбка вышла невесёлой.

– Ты его любишь, да? – тихо спросила дочь.

Елена молчала, глядя в окно. Там, за стеклом, город тонул в дожде, а она... она тонула в чувствах, с которыми не знала, что делать.

Телефон завибрировал. SMS от Кирилла:

"Видела статью? Не переживай, это всего лишь слова. Я люблю тебя. И плевать, что думают другие."

– Господи, мам, – простонала Вика, глядя на её лицо. – У тебя глаза светятся, как у влюблённой школьницы!

– А может, я и есть влюблённая школьница? – Елена вдруг рассмеялась. – Может, в этом всё дело? Что я наконец-то живу, а не существую?

– Но твоя репутация...

– К чёрту репутацию! – она стукнула ладонью по столу. – Всю жизнь я жила правильно. Делала то, что должна. Была той, кем должна быть. И знаешь что? Я устала.

В дверь постучали. На пороге появилась взволнованная секретарша:
– Елена Сергеевна, там... в общем...

Договорить она не успела – в кабинет ворвался Михаил, бывший муж Елены.

– Ты совсем с катушек съехала? – он швырнул на стол телефон с той же статьёй. – Мальчишка! Он же младше нашей дочери!

– Папа! – Вика вскочила.

– А ты молчи! – рявкнул Михаил. – Это ты её поддерживала? Мать родную под монастырь подводила?

– Не смей на неё кричать, – голос Елены стал ледяным. – И вообще, с каких пор тебя волнует моя личная жизнь?

– С тех пор, как ты стала посмешищем! – он навис над столом. – Тебе пятьдесят лет, Лена! Имей совесть!

– Совесть? – она медленно поднялась. – А у тебя она была, когда ты ушёл к своей двадцатипятилетней секретарше?

Михаил отшатнулся, словно от пощёчины:
– Это другое...

– Почему? Потому что ты мужчина? – Елена чувствовала, как внутри поднимается что-то горячее, яростное. – Так вот что я тебе скажу, Миша. Я впервые за долгие годы счастлива. По-настоящему счастлива. И если ты, или кто-то другой...

Договорить она не успела – дверь снова открылась, и на пороге появился Кирилл.

Часть 8. Серьезный разговор

В кабинете повисла звенящая тишина. Кирилл окинул взглядом застывших Михаила и Вику, перевёл глаза на бледную Елену.

– Не вовремя? – спросил он, засунув руки в карманы потёртой джинсовки.

– Очень вовремя, – процедил Михаил. – Давно хотел посмотреть на... этот экземпляр.

– Папа! – снова вскинулась Вика.

– А вы, значит, бывший муж? – Кирилл прошёл в центр кабинета. – Тот самый, который ушёл к секретарше?

Михаил побагровел:
– Да как ты...

– Знаете, – Кирилл небрежно присел на край стола, – я ведь много о вас слышал. О том, как вы бросили Лену с маленькой дочкой. Как потом пытались отжать часть бизнеса...

– Щенок, – прошипел Михаил, – да что ты можешь знать...

– Знаю, что любовь не смотрит в паспорт, – Кирилл пожал плечами. – И что Лена – самая удивительная женщина из всех, кого я встречал. А ещё знаю, что вы её не стоите.

– Кир, не надо, – тихо сказала Елена.

– Надо, – он повернулся к ней. – Потому что я устал от этого цирка. От шепотков за спиной, от статей, от осуждающих взглядов. Ты никому ничего не должна доказывать.

– Да ты просто... – начал Михаил.

– Что? – Кирилл резко встал. – Альфонс? Охотник за богатыми женщинами? Давайте, договаривайте. Только знаете что? Я зарабатываю достаточно. У меня своя студия, контракты с глянцем. Я не нуждаюсь в чьих-то деньгах.

– Тогда зачем тебе женщина в два раза старше? – подала голос Вика.

Кирилл посмотрел на неё долгим взглядом:
– Затем, что я люблю её. Просто люблю. И если вы все не можете этого понять... это ваши проблемы.

Он подошёл к Елене, взял её за руку:
– Поехали отсюда.

– Куда? – растерянно спросила она.

– Куда угодно. В Питер, например. Возьмём "Сапсан", погуляем по дождю... Я покажу тебе места, где снимал свою первую выставку.

– Лена, – предостерегающе начал Михаил.

– Заткнись, пап, – вдруг сказала Вика. – Просто заткнись.

Она подошла к матери:
– Поезжай. Я разберусь тут с делами. И... прости меня. За всё, что наговорила.

– Вика...

– Потом поговорим, – дочь быстро обняла её. – А сейчас – езжай. Будь счастлива.

Елена перевела взгляд с дочери на бывшего мужа, потом на Кирилла. В его глазах плескалась такая нежность, что перехватывало дыхание.

– Знаешь что? – она улыбнулась. – А поехали. К чёрту всё.

– Лена! – воскликнул Михаил.

– Нет, Миша, – она покачала головой. – Ты когда-то выбрал свою свободу. Теперь я выбираю свою.

Она взяла сумочку, телефон:
– Вика, перенеси все встречи. Я вернусь... когда вернусь.

– Ты сошла с ума, – простонал Михаил.

– Да, – она рассмеялась. – Наконец-то сошла. И знаешь что? Это потрясающее чувство.

Кирилл открыл перед ней дверь:
– После вас, моя королева.

Они вышли под моросящий дождь, оставив в кабинете потрясённого Михаила и улыбающуюся Вику.

– Знаешь, – сказала Вика отцу, – а ведь я давно не видела маму такой живой.

Михаил только головой покачал. А за окном Елена Державина, гроза конкурентов и королева московского бьюти-бизнеса, бежала под дождём, держа за руку молодого фотографа, и смеялась как девчонка.

Часть 9. Свадьба

– Мам, ты точно не передумаешь? – Вика придирчиво осмотрела мать. – Выглядишь потрясно, но всё-таки...

Елена поправила лёгкое шёлковое платье цвета слоновой кости. Непривычно короткое для её возраста, но к чёрту условности.

– Нет, милая. Не передумаю.

Они стояли в небольшой комнате старинной усадьбы за городом. За окном шумел майский дождь – тёплый, как тогда, в ноябре. Только теперь это был их с Кириллом дождь.

– Кстати, – Вика достала конверт, – это тебе. От папы.

Елена удивлённо подняла брови. Михаил наотрез отказался приехать на свадьбу.

В конверте лежала короткая записка:

"Прости за всё. Будь счастлива. М."

– Представляешь, – Вика присела на подоконник, – он вчера сказал, что впервые видит тебя такой... настоящей.

– Забавно, да? – Елена тихо рассмеялась. – Пришлось связаться с мальчишкой, чтобы наконец стать собой.

В дверь постучали. Заглянула Алла – в модном брючном костюме, с охапкой пионов:
– Ну что, невеста, готова?

– Знаешь, – Елена посмотрела на своё отражение в зеркале, – впервые в жизни я абсолютно уверена в том, что делаю.

За полгода изменилось многое. Она отошла от оперативного управления бизнесом, передав бразды правления толковой молодой команде. Начала рисовать – детская мечта наконец-то перестала быть просто мечтой. Они с Кириллом купили квартиру в старом доме на Чистых прудах – с огромными окнами, в которые по утрам заглядывало солнце.

Жёлтая пресса пошумела и успокоилась. Кто-то крутил пальцем у виска, кто-то завидовал, кто-то восхищался её смелостью. А ей было всё равно.

– Лен, – позвала Алла, – там этот твой... жених извёлся уже весь.

– Иду, – она в последний раз посмотрелась в зеркало.

Из отражения на неё смотрела красивая женщина с лучистыми глазами и едва заметными морщинками-лучиками в уголках глаз. Правильные морщинки – от смеха, от счастья.

В зале их ждали самые близкие – никакой показухи, никаких сотен гостей. Только те, кто действительно важен.

Кирилл стоял у импровизированного алтаря из живых цветов – в светлом костюме, взъерошенный и счастливый. Увидев её, замер с приоткрытым ртом.

– Закрой варежку, – шепнула Вика, проходя мимо него к своему месту подружки невесты. – Ворон налетит.

Они стояли перед регистратором, и Елена почти не слышала официальных слов. Она смотрела на Кирилла и думала – какое счастье, что жизнь иногда преподносит такие сюрпризы. Что любовь действительно не смотрит в паспорт. И что быть счастливой – это так просто, стоит только решиться.

– Согласны ли вы... – донеслось как сквозь вату.

– Да, – сказала она. – Да!

После церемонии, когда все вышли в сад – пить шампанское и фотографироваться, Кирилл притянул её к себе:
– Не жалеешь?

– О чём?

– Обо всём этом. О том, что связалась с молодым оболтусом.

Она рассмеялась:
– Ты не оболтус. Ты тот, кто научил меня жить заново.

Где-то в глубине сада играла музыка. Начинался вечер – их вечер, их жизнь.

– Потанцуем? – предложил он.

– Под дождём?

– А почему нет?

И они танцевали – пятидесятилетняя женщина в платье цвета слоновой кости и её молодой муж. А тёплый майский дождь благословлял их союз, смывая все сомнения и страхи.

Говорят, любовь не имеет возраста. Они просто доказали это ещё раз.

КОНЕЦ

Дверь одной из квартир приоткрылась, и в проёме показался мужчина средних лет с беспокойным взглядом. Он смотрел на Виктора и девушку хмуро и настороженно, как будто не был уверен, стоит ли вмешиваться.

— Что здесь происходит? — спросил мужчина с ноткой раздражения и недоверия. — Всё нормально?

Витя кивнул, сделав шаг вперёд, словно хотел доказать этому мужчине и самому себе, что может уверенно стоять на ногах.

— Спасибо, всё нормально, — ответил он, снова чувствуя головокружение, но стараясь не показывать это.

Дверь закрылась.

Девушка, поправляя очки, оглядела Витю с головы до ног, как будто не до конца веря его словам.

— Вы уверены? Вы просто лежали здесь, не двигались. Это явно не нормально, — сказала она всё ещё с тревогой в голосе.

Виктор снова кивнул, чувствуя удары в висках.

— Я просто переутомился. Наверное, слишком долго работал, — ответил он и, едва переведя дыхание, протянул девушке руку, представившись с лёгкой улыбкой: — Виктор. И спасибо, что вы не прошли мимо. Правда.

Девушка на мгновение поймала его взгляд, а потом улыбнулась в ответ, чуть смущённо пожав Витину руку.

— Ира, — сказала она. — Я просто не могла не помочь, увидев вас тут... лежащим у двери. Вообще-то я к подруге шла, — пояснила девушка, кивая на одну из дверей, — вот сюда. Но её, видимо, ещё нет дома, не успела вернуться с работы.

Витя машинально проследил за её взглядом и нахмурился. Это была та самая дверь, за которой когда-то жил его друг детства, Сергей. В голове мелькнуло удивление: а разве сейчас ходят люди в гости, не созваниваясь перед этим?

— Хотите, помогу вам дверь открыть? Или, может, всё-таки вызвать скорую? — спросила Ира.

— Нет, нет, — Витя покачал головой, желая как можно быстрее прекратить разговор о его состоянии: ему было неловко обсуждать это. — Скорую не нужно, спасибо. Я действительно в порядке.

Он вставил ключ в замок и повернул его, слегка приоткрыв дверь.

— Заходите, если не против. Может, чаю? — спросил Витя, надеясь на культурный отказ.

Ира несколько мгновений колебалась, как будто обдумывала предложение. Но, видимо, решив, что Витя стоит на ногах не сильно уверенно и выглядит так, словно сейчас снова потеряет сознание, кивнула и шагнула внутрь квартиры.

Виктор провёл девушку в кухню, стараясь не обращать внимания на лёгкое головокружение, щёлкнул чайник, деловито доставая чай и чашки из шкафа.

— Чёрный, зелёный? — спросил он, стараясь говорить непринуждённо, будто это была самая обыденная встреча.

— Обычный чёрный. В самый раз, — ответила Ира, осматривая кухню. — Уютно у вас здесь.

Витя усмехнулся, взглянув на неё.

— Ну да, конечно, обычная холостяцкая берлога. Уют ей придаёт разве что чайник.

Девушка рассмеялась, легко, по-домашнему, как будто они с Виктором были давними друзьями. Витя разлил чай по чашкам, небрежно отправив пакетики в помойное ведро, и молодые люди сели за стол. Витя чувствовал, как постепенно возвращается к нормальному состоянию — голова уже не кружилась, а нервное напряжение понемногу спадало.

— Так что же всё-таки произошло? — спросила Ира, пристально глядя на него. — Всё точно в порядке? Вы упомянули работу, но так обычно от усталости не бывает.

Витя, размешивая чай ложкой, задумался на мгновение, подбирая слова и чувствуя, как странная, тягучая волна мыслей накрывает его с головой. В памяти разом возникло всё то, что ему привиделось: прошлое, старик, страхи, ребята и даже... та загадочная ведьма-секретарша. Но ведь это же невозможно. Всё это слишком похоже на бред, на какой-то невероятный сон. Или?

— Ну... Был тяжёлый день. И вообще, — Виктор слегка смутился, — последняя неделя была напряжённой. Но со мной такое впервые. Слишком много стресса, может?

Ира кивнула, отпивая чай и внимательно наблюдая за ним.

— Я понимаю, — улыбнулась она. — Постоянный стресс — это, наверное, часть нашей жизни. Но иногда нужно выдохнуть.

Витя, усмехнувшись, посмотрел на девушку более открыто.

— Везёт, что умеете расслабляться. Это многого стоит, — сказал он.

Начался непринуждённый разговор, но внутри у Вити появлялось много вопросов: если это был всего лишь обморочный сон, то почему же всё было таким реальным, таким пугающе точным? Почему он может вспомнить все мельчайшие детали?

Раздался звонок телефона. Ира, вздрогнув, глянула на экран своего Honor в чёрном чехле, на котором белела будто подмигивающая надпись: «Ой, всё!». Она прикрыла рот рукой, будто извиняясь перед Виктором за прерванный разговор, и ответила на звонок.

— Да-да, скоро буду, — с улыбкой говорила девушка, обводя взглядом комнату, будто неохотно покидала это место. Её голос был словно летний ветерок, едва касающийся лица и приносящий с собой что-то нежное и тёплое. — Не переживай, уже бегу.

Ира убрала телефон и, смущённо улыбнувшись, повернулась к Вите.

— Спасибо тебе за чай и разговор, Витя, — сказала она, легко касаясь его руки, прощаясь. — Дай мне свой номер. Так, на всякий случай. Я тебе завтра позвоню узнать, не захотел ли ты снова потерять сознание.

Виктор улыбнулся в ответ, смущённо продиктовал номер, а девушка ввела его в телефон, стараясь не перепутать цифры, и несколько раз пробежала взглядом, будто проверяя. Дойдя с Витей до выхода, Ира остановилась у широкого зеркала на двери, поправила короткие тёмные волосы, плавным движением стряхнула невидимую пылинку со лба. Развернувшись, она махнула Вите рукой на прощание, и её мягкая улыбка на мгновение наполнила прихожую нежным теплом.

— Ну, пока, Витя. Держись там и не валяйся больше на полу, хорошо? — подмигнула Ира и, прежде чем Виктор успел ответить, выскользнула за дверь, оставив за собой лёгкий аромат чего-то неуловимо приятного.

Витя медленно повернулся и направился в зал. Он стал внимательно разглядывать комнату, словно вещи могли дать ему ответы на терзавшие его вопросы. Всё выглядело так, как всегда: любимая Витина полка с книгами у стены, мягкий плед, брошенный на кресло, и, конечно, рабочий стол, на котором лежал закрытый ноутбук. Что же на самом деле произошло? Всё было слишком детально, чтобы можно было считать это просто сном. В мыслях Виктора вспыхивали образы до невозможности чёткие, а в особенности Саша, её прикосновения, дыхание. Ведьма. Сейчас это казалось смешным. Витя закрыл глаза, вспоминая её, но теперь в памяти уже всплыл запах горячих блинчиков и мягкий жар от камина. Но никаких ответов разум не находил. Виктор задумался о том, кто из тех, кого он видел, мог ему помочь понять, что же с ним произошло. Паша, Таня, Ксюша — люди, с которыми его ничего не связывало в реальности. Найти их теперь было бы невозможно — по крайней мере, это было бы нелегко.

Но Сергей... Да, Сергей и Саша, с ними всё казалось чуть проще. Ранее Виктор уже пробовал найти Серёжу в соцсетях, но попытки не увенчались успехом. Дальше этого Витя не заходил, хотя мог бы поискать своего друга детства через общих знакомых. Самым очевидным решением было связаться с Сашей, но её номера у Виктора, к сожалению, не было. Он открыл список контактов в телефоне. Может, кто-то из айтишников знает Сашин номер. Возможно, но нет, вряд ли кто-то из них даже спрашивал у неё номер телефона.А вот сисадмин — это другое дело. Этот странный, неприметный человек, словно сошедший с мемов, кажется, знал номера всех сотрудников и был в курсе всего происходящего в компании.

Витя быстро нашёл в контактах «Коля Сис» и, нажав кнопку вызова, поднёс телефон к уху.

— Чего? — коротко бросил сисадмин, будто только что отвлёкся от какой-то игры.

— Привет, это Витя, — ответил Виктор, пытаясь придать голосу дружелюбный оттенок.

— Да не тупой, понял и так, — нагрубил Коля. — Чо хотел-то?

— Слушай, у тебя номер Саши есть? Секретарши.

Секундное молчание на другом конце провода, а потом раздражённый вздох Коли, словно он прервал какое-то важное занятие ради чего-то совершенно пустякового.

— Саши? А тебе зачем? — протянул сисадмин, не скрывая подозрительности. — Не, ну я просто спрашиваю, раз уж в нерабочее время трезвонишь.

— Да ничего такого, просто надо уточнить кое-что по работе, — постарался спокойно сказать Витя. — Ты можешь прислать?

— Ну-ну... — усмехнулся Коля. Пауза затянулась, и Витя услышал громкий звук клавиш, будто сисадмин с нескрываемым недовольством что-то искал в компьютере. — Ладно, скину в телеге, только я те-бе не да-вал, по-нял?

— Понял, спасибо, — ответил Витя и быстро сбросил вызов.

Сразу после звонка на экране Витиного телефона высветилось сообщение с номером. Дыхание Виктора сбилось, а сердце заколотилось как бешеное — перед глазами был не просто номер, а ключ к самой глубокой тайне. Слишком много случилось странного, непонятного, необъяснимого. И... Виктора по-прежнему терзало смутно-тревожное, но в тоже время горячее чувство от того, что произошло между ним и Сашей в ту ночь, когда он был то ли в какой-то отключке, то ли в опьянённом желанием состоянии. Его разум ещё пытался найти этому всему объяснение. Было ли то сумасшедшее прошлое лишь лихорадочным видением? Мозг утверждал, что это был всего лишь обморочный бред. А что если Сергей и правда Сашин муж? С чего же начать разговор? Что спросить? И самое главное — как рассказать про своё видение? И стоит ли вообще об этом заикаться? Так и не собравшись с мыслями, Витя всё же решил звонить.

Гудки раздавались медленно, словно проверяя Витину решимость, и вот, наконец, на том конце послышался женский голос — не тот, которого Виктор ожидал. Голос был хрипловатым, низким, усталым и звучал так, будто его обладательнице было около пятидесяти или шестидесяти лет.

— Алло, — ответила женщина.

— Саша? — недоумённо спросил Виктор, и удивление прозвучало в его голосе. Он ожидал услышать привычный, узнаваемый тембр, а не это тяжёлое, усталое «Алло».

— Не Саша, конечно, Александра Владимировна, — откликнулась женщина. Голос был спокойный, уверенный. — Ты чего-то хотел, Виктор?

Она его узнала. Но что-то не сходилось. Это был голос не Саши, той, которую Виктор знал. Пауза на линии затянулась, пока он искал, что сказать, а в голове проносились вопросы.

— Эм-м, Александра Владимировна, я о корпоративе на следующей неделе хотел узнал. В этом году что-то особенное планируется? — наконец спросил Виктор, вовремя вспомнив о намечающейся вечеринке.

Женщина вздохнула, но её голос был терпеливым, словно она уже привыкла к этим бесконечным вопросам.

— Ничего особенного, если честно, но в этот раз арендован целый ресторан и будет ведущий. А не как в прошлом году, когда забронировали только несколько столиков в «Мартине». Скука ж смертная была.

— Понял, — произнёс Витя, чувствуя, как этот разговор ещё больше затуманивает реальность. — Я в том году не был, спасибо за информацию. А можно только одному приходить? Или будет плюс один?

— Да, плюс один можно, — усмехнулась женщина, явно не ожидавшая этого вопроса.

Витя коротко поблагодарил её и поспешил закончить разговор, чувствуя, как холодный пот выступает на лбу. Когда связь оборвалась, он, прижимая телефон к уху, остался стоять в полном замешательстве, а затем направился на кухню. Виктора охватила непонятная тревога, несмотря на то, что он осознавал абсурдность происходящего. Парень включил чайник, задумавшись, а затем на автомате насыпал в кружку ложку растворимого кофе — того самого «Нескафе», что уже много лет пылился на полке. Виктор давно пил только натуральный кофе, но руки и мозг в данный момент жили отдельно друг от друга. Пока вода закипала, в голове роились вопросы. «Саша оказалась совершенно другой. Как это возможно?» — думал Витя, но чем больше он пытался собрать всё в логичную картину, тем отчётливее понимал, что его разум не в состоянии этого сделать.

Наконец чайник закипел, и Витя залил кофе кипятком. Сделав небольшой глоток обжигающей жижи, он решил позвонить маме. Гудки прозвучали несколько раз, прежде чем на том конце раздался её голос.

— Привет, сынок! Ты чего так поздно? Что-то случилось?

Витя пытался говорить спокойно:

— Да нет, всё нормально, мам. Просто вот Серёгу вспомнил… Ты, случайно, не знаешь номер его мамы? Вы же когда-то общались.

Мама на секунду замолчала.

— Странно, конечно, что ты вдруг о нём вспомнил, но, кажется, у меня где-то был её контакт. Я как найду — напишу тебе.

Витя чувствовал, что напряжение слегка отпустило его, хотя мысли всё ещё путались. Он сидел с кружкой кофе в руках, глядя в темноту за окном. Его взгляд был направлен куда-то вдаль, не задерживаясь на чём-то конкретном, будто он смотрел сквозь всё вокруг. Странная мелодия покоя звучала в его грохоте мыслей. Через пару минут пришло сообщение с номером Серёжиной матери. Витя посмотрел на экран и тихо вздохнул.

Времени на долгие раздумья не было. Решился — надо звонить, несмотря на поздний час. Сердце заколотилось, когда Виктор набрал номер. Он попытался вспомнить имя и отчество матери Сергея, но в голове была лишь смутный образ женщины с добрыми, немного уставшими глазами.

— Алло? — раздался слегка удивлённый женский голос.

— Здравствуйте, это Виктор, я учился в школе с Сергеем, — начал Витя дрогнувшим голосом. — Извините за поздний звонок. Как ваши дела?

— О, Витя. Здравствуй, дорогой, да всё хорошо. — В голосе Серёжиной мамы прозвучало лёгкое удивление и тревога. — У тебя что-то случилось?

— Не-не, тётя Маша, всё хорошо, — вспомнил Витя её имя и быстро прокашлялся, пытаясь скрыть волнение. — Простите, что так поздно. У меня к вам небольшой вопрос. Как у Серёжи дела? Я пытался найти в интернете, но не получилось. Может, дадите его номер?

— О, как здорово, что ты Серёжу вспомнил, Витя! Он будет рад.

Виктор терпеливо ждал, пока тётя Маша, бормоча что-то себе под нос, искала номер сына в телефоне. Она включила громкую связь — видимо, так ей было удобнее.

— А вот и номер! Записывай, Витя, записывай, — наконец сказала тётя Маша. Её голос зазвучал бодрее, будто это общение принесло ей какую-то тихую радость.

Витя быстро записал номер, а затем поблагодарил:

— Спасибо вам большое, тёть Маш. Очень приятно было услышать вас. До свидания.

— Пока, пока, Витенька.

Виктор повесил трубку и ещё несколько секунд держал телефон в руке, словно обдумывая что-то. «Сейчас или никогда», — думал он, глядя на записанный номер Сергея.

— Да.

— Серёга? Привет. Это Витька, — начал Витя, стараясь не волноваться.

— Витька?! — Сергей на мгновение замолчал, а потом взорвался радостью. — Не может быть! Ты чо, серьёзно? Чёрт возьми, Витька, сколько лет! Как ты вообще меня нашёл?

— Да вот… решил, что неплохо бы связаться. Как ты? Где ты? По-моему, я тебя в метро сегодня видел! — Витя улыбнулся, чувствуя, как тёплая волна нахлынула на него от этого знакомого голоса.

— Возможно, я уже несколько лет, как вернулся сюда. Живу тут, неподалёку от центра. Ты чо, где? — ответил Сергей.

— Я-то всё там же, даже живу в той же квартире. Чем занимаешься по жизни? — спросил Витя, стараясь говорить как можно спокойнее.

— Фитнес-тренером работаю, — усмехнулся Сергей. — Представляешь? Я ж почти сразу в спорт ушёл. Мне нравится. Нашёл себя, так скажем. А ты?

— Да я в айти. Ничего серьёзного. Нормально так, коллеги приятные, — ответил Витя, всё ещё пытаясь скрыть волнение, но ощущая, как что-то не даёт ему расслабиться. — Женится то успел? Дети?

Повисло молчание, а потом Сергей, усмехнувшись, ответил:

— Не, Витёк, не женат. Пока что, наверное, не готов. — Он засмеялся, но в этом смехе было что-то сдержанное. — Как-то жизнь так сложилась, что всё мимо. А ты, кстати, как? Уже кого-то нашёл?

— Да тоже как-то… никак. — Витя улыбнулся, но ощутил странное волнение, думая о своём дурацком видении. Витя решил рискнуть и поделиться с Сергеем своей историей, какой бы невероятной она ему ни показалась. — Слушай… Серёг, это странно, конечно, но мне недавно сон такой приснился, будто мы с тобой… ну, как будто мы вместе вернулись в наше детство. Там, конечно, ещё и другие люди были, но город был словно вымерший. Звучит, наверное, безумно, да?

Сергей выслушал его молча, потом засмеялся.

— Сон как сон, Вить, — сказал он с лёгким хмыканьем. — Странно, конечно, но такие сны бывают. Видимо, давно не виделись, вот и скучаешь по прошлому.

Слова Сергея прозвучали обыденно, даже слишком. Витя кивнул, хотя знал, что его не видят, и почувствовал, как в груди похолодело. Наверное, он действительно один видел этот сон, один держал в памяти все те странные образы и воспоминания.

— Да, ты прав, — отозвался Витя.

— Эх, Витя, значит, судьба у нас всё-таки пересечься здесь, — добавил Сергей с лёгкой ностальгией в голосе. — Надо встретиться, поболтать, посмеяться, повспоминать былые дни. Ты за?

— Да, обязательно надо, — согласился Витя и невольно улыбнулся. Казалось, кусочек реальности возвращался на своё место.

— Ну, пиши-звони! — добавил Сергей напоследок, и, попрощавшись, оба друга повесили трубки.

Витя ещё некоторое время стоял в полном недоумении и растерянности.

25

Витя проснулся от мелодичного звука будильника и медленно открыл глаза. Мягкий свет, пробивающийся сквозь занавески, заставил его прищуриться. Он потянулся, чувствуя тепло одеяла, а затем тихонько поднялся с кровати, стараясь не потревожить спящую рядом Иру. Накинул халат, перевязав его пояс вокруг талии, и направился на кухню. Привычным движением включил кофемашину и присел на стул, ожидая, пока аромат свежемолотых зёрен наполнит пространство. Наблюдая за тем, как устройство, бормоча и шипя, начинает готовить напиток, Виктор подумал о том, как много всего изменилось в его жизни. Кофемашина издавала короткие приглушённые звуки, выпуская первые капли кофе в любимые кружки Вити и Иры. Её кружка была ярко-жёлтая, с мелкими вишенками на боку, а Витина — тёмно-зелёная, украшенная замысловатыми разводами, напоминающими сосновый лес.

Виктор вернулся в спальню, сел на кровать и, нежно касаясь плеча девушки, позвал её:

— Ира, пора вставать. Кофе уже на подходе, — сказал он тихо, целуя её в щёчку.

Ира медленно приоткрыла глаза, её губы растянулись в лёгкой, ещё сонной улыбке.

— М-м-м… ещё пять минут, — прошептала она, зарываясь глубже в одеяло, но всё-таки решила не противиться пробуждению.

Вдвоём они отправились на кухню, где их встретил запах свежего кофе. Витя протянул одну кружку Ире.

— Вот, держи, — сказал он, с нежностью глядя на девушку.

Она обхватила кружку руками, прижав её к себе, чтобы согреться.

— Как вкусно пахнет, — улыбнулась Ира, вдохнув аромат напитка. — Каждое утро думаю, что это лучшее кофе в мире.

Они стояли у кухонного окна, выходящего на спокойный двор, где у дорожек уже скапливались пожелтевшие листья. Витя подметил это с тихой радостью: осень была его любимым временем года.

— Сегодня не задерживайся на работе, — сказал он, встречаясь с Ирой взглядом, и напомнил: — В семь у нас театр.

— Конечно, — улыбнулась Ира, потягивая кофе. — Я ж сама на него и напросилась.

Они закончили пить утренний кофе, а затем разошлись по разным комнатам собираться на работу. Ира надела чёрную футболку и джинсы, накинув сверху длинный серый кардиган, в котором она выглядела уютно и немного по-домашнему. Витя подошёл к ней сзади и крепко обнял, прижимая к себе.

— Ира, знаешь, у меня всё-таки есть секретный план, — томно сказал он. — Я хочу, чтобы ты опоздала на работу. Пусть они знают, как тебе со мной хорошо.

Девушка засмеялась, чуть повернув голову, чтобы поймать Витин взгляд.

— Ого, у нас тут, оказывается, бунтарь! — усмехнулась Ира, притворяясь удивлённой. — Но ты же знаешь, что я всё равно успею.

Витя, не ослабляя объятий, притянул девушку ещё ближе. Он мягко поцеловал её в шею, ощущая тепло и слыша, как смех Иры постепенно затихает, превращаясь в нежное молчание. Она плавным движением скинула кардиган, и Витины руки оказались под её футболкой. Витя провёл руками по талии девушки, поднимаясь выше, его прикосновения были медленными, но настойчивыми. Он приласкал губами её шею, чувствуя быстрый пульс, который вторил его собственному сердцебиению. Витя прижал Иру к себе сильнее, чувствуя тепло её тела, замечая, как она чуть прикусила губу. Они медленно переместились к дивану: Ира скользнула на подушки, а Виктор, не отрывая от неё взгляда, наклонился, вдыхая ванильный аромат её духов. Он стянул с неё футболку и усыпал тело поцелуями. Ира, затаив дыхание, ответила на его прикосновения, обвивая его шею руками и закрывая глаза. Всё вокруг исчезло — осталось только это волшебное утро.

Внезапно раздался звонок в дверь, прервав любовные игры пары.

Ира и Витя спешно накинули на себя одежду и направились в коридор, недоумевая, кто мог потревожить их в этот ранний час. Витя потянулся к ручке и открыл дверь. На пороге стояла та самая Саша, с лёгким румянцем на бледном лице, с медными, волнистыми волосами, которые падали на её худые плечи и спускались по спине. Она смотрела прямо в Витины глаза, и этот мягкий, бархатный взгляд пронзал душу Виктора, словно игла.

Витя с трудом переключил внимание на фигурку рядом с Сашей — совсем маленькую девочку, которой на вид было чуть больше года. Она крепко держалась за мамину руку. Милое личико девочки обрамляли ярко-рыжие кудряшки, а её ясные глаза искрились необыкновенным голубоватым светом, как первый снег под солнцем, и этот знакомый блеск заставил сердце Виктора замереть.

Ира недоумевающе смотрела то на женщину с девочкой, то на Витю, а он просто стоял в растерянности, не говоря ни слова, не зная, что сказать. В воздухе повисло напряжение, почти осязаемое.

Саша откинула прядь волос и спокойно сказала:

— Это твоя дочь.

А затем девочка, крепче сжав мамину руку, взглянула на Витю и произнесла слово, которое пронзило его сердце:

— Папа.

— Я придумал её или вы? — спросил Сергей.

— Не совсем так, — ответил старик, поднимая палец. — Сие не было плодом твоего воображения.

Старец обвёл всех ребят взглядом. Каждый из них пытался осмыслить события прошедшего дня и ночи, переваривая всё, что случилось.

— Почему вы не рассказали нам всё сразу? — наконец спросила Ксюша. — Почему мы должны были пройти через этот ад?

Старик тяжело вздохнул, словно готовился ответить на вопрос, который задавали ему тысячи раз.

— Каждый из вас оказался здесь не случайно. Вам надлежало встретиться лицом к лицу с тем, что удерживало вас в прошлом. Страхи — не токмо чувства. Это узы тяжкие, что связывают нас и не позволяют идти вперёд. Вы не могли узреть истину, пока не освободились от оков. В детстве вы не ведали, что сей день стал отправной точкой для всех вас. Ваши жизни оказались во власти собственных страхов.

Глаза старика таили в себе тяжесть прожитых веков. Он вздохнул, словно раздумывая, стоит ли продолжать. Наконец, он продолжил медленно, и голос его звучал так, будто доносился из самых глубин времён, древний и исполненный тайной мудрости.

— Я не просто случайный старец, что повстречал вас здесь, — начал он. — Имя моё Чур. Моя стезя — оберегать род людской. Но порою вмешиваются силы, с коими мне не совладать. Ведьма, что вы знали как Сашу, на самом деле носит имя Лиса. Кто-то зовёт её Лисьей ведьмой, и занятие её — разрушать людскую породу, чинить преграды на их пути и мешать им продолжать род свой.

Витя, Паша, Таня и Ксюша переглянулись, не понимая до конца, о чём говорит старик. Сергей же стоял с мрачным лицом — он начал догадываться обо всём немного раньше остальных.

— Саша... — пробормотал он, пытаясь представить образ ведьмы.

Старик посмотрел прямо на Сергея, улыбнувшись уголком рта.

— Сейчас ты вспомнишь, Серёжа, не тревожься. Обязательно вспомнишь. Сия ночь нелегко тебе далась. Лиса не та, кем ты её зрел. Намеренно она вела себя так, чтобы держать тебя и близко, и вдали, не позволяя создать семью, завести детей, продолжить свой род. Ея стезя — разрушать всё, что может укреплять ваши жизни и жизни потомков ваших. Сотни лет она занимается этим делом. И вы не первые и не последние в списке ея.

— Но почему? — спросил Витя, в его голосе слышались нотки растерянности. — Почему именно мы? Почему она решила разрушить наши жизни?

Старик посмотрел на Виктора, вздохнул, и его голос стал ещё тише, словно тяжесть этого откровения давила и на него самого.

— Кровь ваша... семьи ваши... вы носители древней силы, даже если сами того не ведаете. Роды ваши связаны с великими событиями, кои ещё не свершились, но могут изменить мир. Лиса ведает об этом. Её работа в том, чтобы вы не смогли создать семьи.

Таня вскинула голову, её глаза блестели.

— Но почему мы никогда этого не знали? Почему никто нам не сказал? — спросила старца девушка.

— То древняя магия, — продолжил Чур, его голос был пропитан мудростью. — Силы, коими Лиса владеет, скрывают истину от тех, кого она преследует. Она проникала в жизни сквозь ваши страхи и боль. Творит она всё, дабы вы не смогли обрести счастие, что укрепило бы род ваш.

Ксюша, чувствуя волну гнева, поднимающуюся в ней, нахмурилась и сердито произнесла:

— Значит, всё это время она играла с нами? Разрушая наши жизни.

Старик кивнул, его взгляд устремился в пространство, как будто он сам вспоминал все те моменты, когда не мог вмешаться в её подлые игры.

— Так и есть. Ведьма появлялась в судьбах ваших разными способами. Обличий у неё множество. Ваша неуверенность, страхи ваши — всё это дело её рук. Она преграждала вам путь к тому, что должно было стать силой вашей. Она сеяла сомнения, дабы вы не обрели радости и гармонии в жизни своей.

Паша, который всё это время стоял молча, вдруг прошептал:

— С тех пор, как я потерял сестру… Это она?

Старик кивнул, и Паша покачнулся, словно всё, что он считал реальным, рухнуло перед ним.

— Но зачем? — спросила Таня, её голос дрожал. — Зачем ей это?

— Боль ваша её питает, — ответил старик с грустью в глазах. — Руша жизни ваши, ведьма вдобавок черпает силу из страхов ваших, из разбитых мечтаний. Чем больше вы страдаете, тем крепче становится она.

Повисло молчание. Всё, что ребята думали о своих жизнях, было разрушено. Они думали, что просто живут, что их проблемы были обычными.

— Что нам теперь делать? — наконец спросил Витя. — Мы должны остановить её?

— Это невозможно. Но вы узрели истину, и сила ваша к вам возвратилась. Теперь можете вы объединиться и не дать ведьме вновь управлять судьбами вашими. Она попытается вернуться, вновь встать на ваш путь, но ныне вам ведомо, что она лишь ведьма.

Старец опустил взгляд, словно нёс тяжесть веков на своих веках.

— Не могу и я истребить её, — говорил он медленно, словно каждое слово весило целую гору. — Нет у меня власти над ведьмами, подобными Лисе. Моё предназначение — оберегать род людской, но силы, коими она владеет, древнее и мощнее моих. Не могу я ни запрет наложить на неё, ни изгнать навеки. В лучшем случае могу лишь временно её удержать.

— То есть всё это время она играла с нашими жизнями, а ты просто... смотрел? Ты не мог ничего сделать? — нахмурился Сергей.

Старик не отвернулся от его взгляда, хотя в глазах блеснуло что-то похожее на горечь.

— Не взирал я. Пытался. Всяк раз, когда влияние Лисы становилось чрезмерно сильным, я изолировал её, но надолго изолировать невозможно — она вскоре вновь возвращалась к вам. Ведьмы питаются нашими немощами, страхами нашими. Пока не одолели вы своих внутренних демонов, я был бессилен.

— Мы победили свои страхи, но что дальше? — спросил Витя. В его глазах была решимость, но и тень сомнения. — Она вернётся, и всё повторится?

— Она вернётся, — грустно подтвердил старик. — Но ныне сила с вами. Знаете вы, с чем столкнулись, и более не куклы её. Власть ведьмы не бесконечна. Сильна она лишь тогда, когда вы слабы. Ныне же вы вооружены знанием и можете дать ей отпор.

Таня, внимая словам старика, заговорила:

— Если ты не можешь её уничтожить, то кто может? Ведь мы снова окажемся в опасности, когда ведьма вернётся. Мы же не можем жить в постоянном страхе.

Старик повернулся к ней, и его взгляд смягчился.

— Я не смогу истребить ведьму, но будут те, кто сможет, — сказал он. — Сила сия не одному человеку подвластна, но всему роду. Ваши роды, ваши потомки в будущем смогут разрушить её чары. Семья — вот сила ваша, оружие против таких, как Лиса. А таких, как она, великое множество.

— Но ведь она не отступит. Ведьма вмешивалась в нашу жизнь, чтобы мы не смогли построить будущее. Как нам теперь бороться с ней? — спросила Таня, теребя пальцы.

— Её магия теперь не будет столь сильной, коль вы понимаете, что она существует. Мощна она лишь в тени, — объяснял Чур. — Ныне, когда истина вам открылась, сила ведьмы станет потихоньку угасать. Но сего недостаточно. Придётся вам бороться за судьбу свою, за семьи свои, за жизнь вашу, оберегая род ваш. И борьба сия не будет лёгкой.

— А если мы не сможем? Если она умудрится снова вмешаться в нашу жизнь и манипулировать нами? — спросил Сергей, вздохнув, чувствуя всю тяжесть ситуации.

— Вы должны помнить одно: ведьма сможет манипулировать вами, обретая всё новые образы. Но отныне вы не одни в сей борьбе. Вы все здесь. Вы прошли через страхи свои и ныне ведаете, с чем имеете дело. Если будете вы вместе, если не дадите Лисе разобщить вас, не сможет она одолеть вас, — продолжал старик, слегка нахмурясь.

— Ясно, мы должны быть всегда начеку, — произнёс Паша, его голос был твёрдым. — Но как долго это будет продолжаться? Вечность?

Старец взглянул на него и кивнул:

— Задача ваша — не дать Лисе вновь посеять семена страха. Будьте внимательны к людям, что окружают вас. Присматривайтесь и делайте выводы. Если сумеете сие одолеть, не сможет ведьма более вас подчинить воле своей. Сей вопрос не времени, но силы.

Ребята переглянулись, осознавая всю сложность предстоящей борьбы.

— Значит, мы не можем её победить, — задумчиво сказала Ксюша, теребя засаленный локон. — Мы можем только не дать ей победить нас.

— Истинно так, — подтвердил старик. — Не дозволяйте ведьме вновь войти в жизни ваши. Вам надлежит объединиться и держаться вместе на жизненном пути. Так вам будет гораздо легче. Лиса всегда будет рядом, подобно таинственному обличию, мерцающему в сумеречной мгле, скрываясь за углом и взирая на ваши жизни. Но ныне, когда вы ведаете о ней, власть её ослабеет. Теперь всё зависит от вас.

Старик стоял, глядя прямо на Сергея, его глаза проникали глубже, чем любое воспоминание, словно он видел самую суть того, что происходило в душе парня. Голос старика был тихим, но в нём звучала невероятная сила, когда он начал говорить правду.

— Ты смог вспомнить, Серёжа, — сказал старик, и это утверждение звучало так, словно сам факт воспоминания уже был победой. — Тот день, когда Лиса впервые вмешалась в судьбу твою. Ты уже видел её тогда, в автобусе; она была малой девицей. Но ещё не ведал ты, что уже плела она сети свои вокруг тебя.

Сергей поморщился, его мысли вернулись к тому дню. Образ маленькой девочки, потерянной и запутанной, явно был в его памяти. Он уже осознал это ранее, что потерянная девочка из его детства и его жена — один и тот же человек.

— Эта девочка... И Саша, с которой я прожил столько лет. Теперь я понимаю, что она была ведьма. Раньше, конечно, я должен был это заметить, ох, раньше… — бормотал Сергей, ещё с трудом веря во всё, что услышал от старика и о чём догадался сам.

— Именно так, — кивнул старец. — Она тогда играла свою роль, чтобы проникнуть в твою жизнь. Ведала она, что отец твой собирается оставить вас, и в её замыслах было не допустить вашей с ним встречи в тот день. Сие событие и стало ключом в её замысле. Знала она, что это станет страхом твоим великим, и, вмешавшись в судьбу твою, приумножила боль твою до чрезмерной. Так и обрёл ты первый страх жизни своей.

Сергей молча опустил голову. Воспоминания об отце, который ушёл, были для него теперь снова свежи. Он всегда боялся повторить этот путь, боялся, что станет таким же человеком. Но поборол свой страх и свою боль.

— Я всю жизнь, вплоть до сегодняшней ночи, думал, что это была случайность, — тихо сказал Серёжа с тоской в глазах. — Я думал, что это просто совпадение.

— Она справилась тогда, — продолжил старик с нотками сострадания в голосе. — Лиса узрела уязвимость твою и воспользовалась ею. Но ты был силён, и одного лишь сего страха ей оказалось мало. Она знала, что, если не закрепить его, со временем ты сможешь его одолеть. Потому ведьма сделала следующий шаг — вошла в жизнь твою не лишь как образ, а стала твоею «женой». Она была твоим идеальным якорем, который удерживал тебя на месте, не давая тебе развиваться. Она не дозволяла тебе создать семью истинную.

Сергей стоял, немного ссутулившись, как будто под тяжестью невидимого груза, который накопился за все эти годы. Его взгляд был направлен в одну точку, но казался устремлённым куда-то сквозь время — в события, что миновали, но оставили глубокий след в жизни Серёжи. Каждый прожитый год словно возвращался к нему в этот миг, будто кто-то пытался собрать воедино осколки зеркала. Сергею ощущал, что он сейчас рухнет. Воспоминания о Саше нахлынули на него. Все те моменты, когда она уходила от разговоров о будущем, о семье, о детях. Её вечные предложения завести собаку или кошку, лишь бы увести общение в сторону. Теперь всё встало на свои места. Саша не позволяла Сергею сделать следующий шаг — потому что ей было важно, чтобы он никогда не решился на создание настоящей семьи. Остальные ребята молчали, осмысливая услышанное.

— Не хотела она, чтобы ты обрёл силу, — продолжал старик спокойно. — Все эти годы пребывала она рядом и питалась страхом твоим и болью твоей.

Старец положил Сергею руку на плечо.

— Ныне ты свободен, — сказал он твёрдо. — Ныне ты победил. Осознал, что она лишь пожиратель твоих страхов. Ведьма больше не может управлять тобой.

Старик медленно обвёл взглядом всех собравшихся. Его глаза, полные мудрости веков, пронизывали каждого, словно могли заглянуть в глубины душ ребят и увидеть то, чего они сами не замечали. Слова старца были спокойными, но наполненными тяжестью правды, которую молодым людям было нелегко принять.

— Лиса вмешивалась не только в жизнь Сергея, — продолжил он. — Она присутствовала в жизни каждого из вас.

Ребята молча слушали, в их глазах мелькали тени воспоминаний.

— Витя, — обратился к парню старик, — и ты не избежал её влияния. В тот день, когда решился признаться в чувствах своих... Она была рядом. Быть может, ты и не помнишь её лица, но ведьма была там, в твоём классе, и сделала всё, чтобы страх твой закрепился. Страх открыть душу, страх быть отвергнутым. Всё это сделало тебя неуверенным, заставляло сомневаться в себе многие годы. И чтобы продолжать питаться страхами твоими и держать тебя рядом, Лиса стала секретаршей на твоей работе.

Витя стоял, опустив глаза вниз, и в его груди росло странное ощущение. Они говорили о ведьме, обсуждали, как её вмешательство разрушало их жизни, но никто, кроме Вити, не знал, что он был с ней этой ночью, с этой самой ведьмой, поддавшись её молчаливому обольщению. Саша... Лиса... Ведьма. Витя почувствовал, как леденящая дрожь скользнула по его позвоночнику, и мысль от осознания её нечеловеческого начала смешалась с отвращением и тревогой, словно ведьма всё ещё прикасалась к его коже.

Старик повернулся к Паше и сказал:

— Паша, ты потерял сестру свою, и день тот стал началом страха твоего перед ответственностью. Лиса ведала, что сие станет твоим проклятием. Ныне ты понимаешь, что, кроме тебя и сестры, никого в квартире не было, но именно наша Лисья ведьма, в облике рыжей торговки, убедила маму твою купить тебе тамагочи на день рождения. И игрушка та похитила всё внимание твоё. С тех пор ты боялся заводить детей, боялся быть тем, кто может совершить ошибку. Она использовала страх сей, дабы не дать тебе возможности обрести счастье твоё.

Паша опустил взгляд.

Таня, широко открыв глаза, смотрела на старика, желая услышать, где же в её жизни могла затаиться ведьма.

— Таня, страх твой перед громкими звуками… — продолжил старец тихим голосом, заметив нетерпение девушки. — Это не совсем вина отца твоего. Вина его имела своё начало. В тот день на работе отца явилась новая сотрудница. Именно она напоила отца твоего до такого состояния. Прекрасно знала она, что алкоголь сделает его буйным, и сам отец твой ведал сие, а потому никогда не пил. Но в тот день не сумел он устоять перед чарами ведьмовыми.

Таня, сдерживая слёзы, кивнула. Все эти годы она боялась новых отношений, боялась того, что история её семьи повторится.

— Ксюша, ты боялась утраты близких своих, — продолжил старец, взглянув на Танину подругу. — День, когда не стало твоего любимого деда, стал ключевым моментом в жизни твоей. Ведьма не была рядом, но знала, что страх сей станет твоим путеводителем, и чтобы усилить его, она сделалась подругою матери твоей и смогла убедить её, что ты не страдаешь, а потому не получила ты должной поддержки. Со временем страх твой разрастался, ты боялась оставаться одна, но и сближаться с новыми людьми боялась, ибо страшилась утраты близких тебе.

Ксюша прикрыла рот рукой.

— Лиса была с вами все эти лета, — продолжал старец. — Быть может, не помните вы лица её, быть может, облик её менялся, но сие остаётся неизменным: она вмешивалась в жизни ваши, дабы не дать вам обрести силу, дабы не позволить создать семьи. Ибо именно семья могла разрушить власть её над вами.

Воцарилось молчание. Каждый из ребят переваривал услышанное. Теперь они осознавали, что события в их судьбах не были чередой случайностей. Лиса манипулировала ими, удерживала их в состоянии страха, чтобы они не смогли построить свою жизнь. Старик, чуть смягчившись, медленно переводил взгляд с одного на другого. Он видел, как напряжение и непонимание понемногу начинали растворяться в ребятах. Его голос стал тише, мягче, но при этом не потерял своей силы.

— Верно вы, вероятно, уже поняли, — вновь заговорил старик, — для чего здесь были малые образы вас самих, те дети, с коими вы вчера сидели у камина. То не просто проекция прошлого вашего. Я привёл их сюда, в дом сей, чтобы узрели вы самих себя в том возрасте.

Он замолчал, давая молодым людям время осмыслить его слова. Ребята молча переглянулись.

— Почему? — наконец спросил Витя, его голос был сдержанным, но в нём звучало удивление. — Почему нам было нужно увидеть самих себя?

Старец взглянул на него с мягкой улыбкой.

— Ибо до того дня, — продолжил он, — страхов ваших ещё не было. Вы были чисты и исполнены жизни, как малые семена, коим предначертано взрасти в могучие древа. Ещё не ведали вы, как страхи грядущие станут определять решения ваши, жизни ваши, судьбы ваши. Были вы молоды и свободны от тяжести, что с годами лишь возрастала и отягощала сердца ваши. Когда вы выросли, страхи ваши стали частью вас самих. Они укоренились в вас столь глубоко, что жить с ними стало вам уже почти удобно. В какой-то миг вы просто привыкли к ним, приняли их, как будто они — часть природы вашей. А я желал, чтобы узрели вы себя в те времена, когда страхов сих ещё не было, когда они не владели жизнью вашей. Хотел я, чтобы вы поняли, что страх — не сущность ваша, но нечто привнесённое, навязанное.

— А я никого не видел… Не видел себя в детстве… — сказал Сергей, нахмурившись.

Старик выпрямился, будто набираясь сил, погладил бороду и, посмотрев на Серёжу, ответил ему:

— С нами в доме была Лиса… Саша… Я изолировал её, сколько смог, но сие было на пределе сил моих. Она была рядом, как призрак. Силы в ней тогда не было, но ты знал лицо её, руки её, взор её. Она была как ключ от мира твоего и могла бы затворить его. Ты не смог бы взглянуть себе в очи, покуда была она рядом, — тебе надлежало самому разобраться со всем этим. И ты справился. Ты сумел обрести путь, что освободил тебя от неё.

Все находились в тихом размышлении. Каждый из ребят осознавал, что их путь только начинается. Они освободились от старых оков, но теперь им предстояло научиться жить по-новому. Старик стоял, слегка потягиваясь, словно после долгого разговора почувствовал усталость, но в его взгляде всё ещё было добро и сочувствие. Он оглядел всех присутствующих, будто взвешивая их внутренние силы, их готовность к тому, что предстояло сделать дальше.

Из глубины дома, в котором ребята провели ночь, раздался слабый стук. Едва различимый, он вибрацией прошёл по старым деревянным стенам, и каждый из друзей посмотрел в сторону закрытой двери. Ребята застыли, не в силах отвести взгляд от неё, словно сама дверь дышала и жила своей тёмной, потусторонней жизнью. Друзья переглянулись, осознавая, что не заметили, как старик исчез. Все вдруг почувствовали странное, тянущее ощущение, будто кто-то забрал у них часть их уверенности.

— Старика больше нет, — прошептал Сергей, в его голосе слышалась тревога.

— А там кто стучится? — спросила Таня, стараясь скрыть, что она испугана.

Паша посмотрел на Витю, ожидая от него какого-то решения. Ксюша и Таня переглянулись. И каждый из ребят подумал, что, наверное, ведьма оставалась в доме со вчерашнего дня и теперь издает эти странные звуки.

Стук усилился, как будто Лиса, находясь за дверью, поняла, что привлекла внимание друзей, и теперь требовала, чтобы её выпустили. Удары становились всё громче, тяжелей, словно кто-то бился в дверь изнутри дома.

Витя, выдохнув, пошёл к дому, словно в трансе. Его взгляд был устремлён только на дверь. Каждый новый стук бил прямо в Витино сердце, а ноги, будто подчиняясь этому ритму, несли его вперёд.

— Витя, не надо, — хрипло произнесла Ксюша, простирая к нему руку, но сама не могла двинуться с места.

— Кто-то должен проверить, — тихо ответил он, стараясь скрыть растущее в груди волнение. Ещё один шаг, и Виктор был уже перед дверью, его ладонь застыла над дверной ручкой.

Стук не утихал. Напротив, он становился громче, настойчивее, словно кто-то изо всех сил пытался выйти из-за этой двери. Доски стены чуть подрагивали, и где-то в углу заскрипела мебель, как будто даже дом дрожал от этого звука.

Остальные ребята молча переглядывались. Их сердца учащённо колотились в груди, они боялись сделать даже шаг. Каждый понимал, что ведьма кроется за дверью, и им не следовало её видеть. Но все молчали, замерев, как будто и сказать что-то громче шёпота было смертельно опасно.

— Витя, — прошептала Таня, — не надо. Не открывай.

Стук усилился, и на долю секунды показалось, что дверь даже прогнулась под чьим-то напором. Пальцы Вити наконец коснулись холодной ручки, и он, глубоко вдохнув, чтобы справиться с внутренним оцепенением, осторожно толкнул дверь.

— Святейший, к вам викарии: Мельдоний, Мариний, Елений и Ластофан.

Патриарх поднял голову. Эти четверо были не такими, как все. Обычно к нему записывались за полгода, даже маститые митрополиты смиренно листали православные журналы в приёмной. А эти ворвались в его расписание, как цыганский табор на тихую деревенскую свадьбу. И он позволил.

Почему? Потому что иной раз он был рад их видеть. Это были его соколы, его верные псы. Один окончил МГИМО и мог цитировать Библию на пяти языках, включая древнегреческий. Другой был звёздным выпускником МГУ, способным доказать существование Бога с помощью дифференциальных уравнений. Третий славился организаторскими способностями и мог устроить крестный ход даже в пустыне. Четвёртый же обладал талантом убеждения, с которым соглашались даже черти в аду. Но даже в этом стаде псы давно превратились в павлинов, соревнующихся друг с другом в экзотичности своих решений.

Вот, например, Елений. Однажды он, вернувшись с ретрита с айяуаской, привёз из Колумбии настоящего шамана, индейца кечуа, и сделал его своим посошником. До сих пор на архиерейских собраниях вспоминают, как этот шаман жёг листья кокки у алтаря, объясняя это как «жертву святому духу».

А Ластофан в своё время нашёл в Африке двух масаев, привёз их и назначил иподиаконами. Всё шло хорошо, пока они не сбежали с регентшей из хора и не поселились где-то втроём в однокомнатной квартире. Причём говорят, что чтобы охладить пыл этой регентши, целой армии масаев было бы мало.

Мельдоний, чтобы не отставать, привёз из Центральной Африки двух пигмеев и сделал их пономарями. Всё было прекрасно, пока эти бедняги однажды не устроили настоящую сцену, пытаясь достать кадило с верхней полки.

Но всех превзошёл Мариний. Он любил азиатов. Как-то привёз двух бурят, объявив, что это японцы. Но на престольном празднике они так напились, что избили протодьякона. Пришлось отказаться от них. Причём не из-за протодьякона, а из-за того, что они были не слишком рады «заднепроходимости» остального окружения. Теперь Мариний искал новых помощников в Таиланде.

Но всё это не имело бы значения, если бы викарии не были лояльны. В мире, где фанатики-ортодоксы раздражали своим рвением и цитированием старцев, а либералы терялись в тумане сомнений, лояльность была твёрдой почвой под ногами, единственной валютой, которой он доверял.

— Пусть заходят, — сказал патриарх.

Четверо вошли, сняли скуфьи и выстроились у порога. Их шелковые рясы блестели, как озёра под луной, а лакированные туфли отливали светом люстры. Двое привычным жестом поправили очки Cartier, словно делая тонкий акцент на том, что православие может сочетаться с современным вкусом.

Патриарх продолжал писать, не поднимая головы. Викарии переминались с ноги на ногу, как школьники, вызванные к директору. Наконец, он отложил перо, откинулся в кресле и посмотрел на них. Его взгляд был пронизывающим, словно он видел их насквозь.

Каждый подошёл под благословение, а затем вновь застыл у порога. Только старые митрополиты могли быть приглашены присесть, и эти молодые викарии знали это правило, и продолжали стоять переминаясь с ноги на ногу. Наконец, Мельдоний, чувствуя, что дальше тянуть нельзя, сделал шаг вперед:

— Святейший, мы пришли за вашим благословением. Видите ли, тут недавно владыка Мариний… — он бросил взгляд на соседа, — был в южной стране и привёз с собой несколько новообращённых.

Патриарх чуть приподнял бровь, взглядом призывая продолжать.

— Эти юноши приняли православие с радостью, но… у них есть… некоторые особенности, — Мельдоний запнулся, словно наткнулся на камень. — Они выглядят как мужчины, но… имеют, так сказать вторичные половые признаки не соответствующие мужским.

И он плавным жестом изобразил женскую грудь.

Мельдоний сделал ещё один шаг вперед, сложил руки, словно готовился к проповеди, и начал говорить с той интонацией, которая была привычна для кафедры, но сейчас звучала почти умоляюще:

— Святейший владыка, народ наш православный, конечно, может истолковать это неправильно… Простота сердца — великая добродетель, но, увы, не всегда союзница рассудительности. Однако мы, в смирении своём, сверились с типиконами, с канонами святых отцов, с древними преданиями, и нигде не нашли прещения для таких… пострадавших.

Он вздохнул, как человек, вынужденный взвалить на свои плечи груз, который многим был бы не под силу.

— Эти души, они же страждут! Они страдают глубоко, так, как, быть может, ни один из нас и представить не может. Их страдания — это не только боль от своей уникальности, но и крест, который они несут, иногда не зная, как его донести до Голгофы.

Мельдоний повысил голос, вложив в слова горячность, достойную апостольского пламенного обличения:

— Не нам, грешным, судить их. Ведь Господь наш Иисус Христос сказал: "Придите ко Мне все труждающиеся и обременённые, и Я упокою вас". Разве мы, пастыри, можем оттолкнуть их от порога Церкви? Не мы ли должны принять их, поддержать, дать им место в Церкви, пусть и не великое, но, быть может, спасительное?

Он замолчал на мгновение, словно чтобы дать этим словам осесть в душе святейшего, а затем добавил уже тише, с укором самому себе:

— Если Господь и скоты милует, как можем мы отвергнуть тех, кто, быть может, даже в своих немощах ищет Его?

Патриарх молчал. Лишь его рука потянулась к тетради, будто она могла подсказать решение.

— Мы бы хотели спросить вашего благословения сделать их у себя иподиаконами, — закончил Мельдоний.

Патриарх закрыл тетрадь, постучал по ней пальцами и посмотрел на Мариния. Этот взгляд был казалось бы ледяным и молчаливым, и в то же время предельно добрым, как с портрета Ильича. Возможно, до него уже дошел слух о том что преосвященный Мариний, будучи в Таиланде, решил нанять восемь леди-боев в Пхукетском эскорте на два года вперёд, а теперь не знал, куда их пристроить. Возможно, он думал о судьбах тех самых юношей. Возможно, о чём-то совсем другом.

Не проронив ни слова, он снова открыл тетрадь и продолжил писать. Чернила ложились на бумагу легко и спокойно, словно ничего необычного не произошло.

Викарии, понимая, что аудиенция окончена, поклонились и вышли.

За дверью Ластофан тихо спросил:

— Так он благословил?

— Или нет? — добавил Елений.

— Кто его знает, — вздохнул Мельдоний, глядя в потолок.

Снег за окном продолжал падать, мягкий и бесшумный. Патриарх, оставшись один, поднял голову, посмотрел на заваленные снегом крыши и позволил себе лёгкую, почти незаметную улыбку. И всё же, подумал он, хорошо, что пришли с этим вопросом. Ведь остальные, те, кто ждал его решений, принесли бы куда более тяжелые темы.

(Из "Пъе Левиндт")