Алая всю жизнь провела в лесу и моря никогда не видела. Она о нем, конечно, слышала, и немало. Но никогда, никогда даже самое яркое воображение не могло бы воссоздать такое обширное явление.
Море представлялось колдунье в виде громадного котла, в котором мелькали водоросли, экзотические рыбы и рукотворные корабли. Весь этот воображаемый отвар был чем-то вроде насыщенного соленого бульона, который Алой, страсть, как хотелось попробовать, и который был для нее совершенно недостижим.
Поэтому, когда в ее жилище постучал Конрад, она обрадовалась. Конрад был возвратившийся из дальних странствий доживать в родном селении старик. Вид он имел самый живописный. Лицо смуглое, покрытое старыми оспинами и шрамами. В левом ухе пробит тоннель, и в дыру вставлен достаточно редкий, хотя и не такой дорогой камень – глаз дьявола (буро-зеленая, переливающаяся, точно опал, масса прорезана угольно-черной вертикальной полосой). В правом ухе сверху вделан маленький бриллиант, а мочка украшена золотым кольцом. Свободные штаны и блуза, подхваченная широким алым поясом, видавшие виды сапоги, кривой нож за поясом, которым он ловко орудовал, отрезая ломти дичины в трактире. Так и представлялось, что так же ловко он орудовал этим ножом в какой-нибудь короткой стычке на улицах портового города или даже – чем черт не шутит – в схватке со свирепыми жестокими пиратами.
Конрад привез с собой целую повозку морских редкостей – веревок, стянутых хитрыми узлами, сундуков, крашенных перламутром, карт неведомых земель, и даже целый (правда, маленький) корабль, дивной силой упакованный в бутылку. Кроме того, Конрад принес с собой множество рассказов о своей бурной молодости и полной опасностей зрелости. До Алой долетали отголоски этих рассказов, а вот и сам их герой стоит перед ней, широко расставив ноги, как когда-то стоял он на палубе брига. Странные ласкающие слова: шпангоуты, стаксели, рында и том подобные – закружились в голове колдуньи.
С Конрадом пришел пес, старый, косматый зверь, появление которого в жизни мужчины было окутано романтической тайной. Пса обнаружили в открытом океане, плывущим на обломке какого-то несчастного судна, однажды серым ноябрьским днем. «Как ни рыскали мы вокруг, как ни искали моряков, спасшихся в катастрофе, никого больше мы не нашли», - говорил, посасывая трубочку, Конрад. – «Умная животина, и благодарная". - Он свистом подзывал собаку и велел ей показать трюк, установив на кончике собачьего носа соленый сухарик. Пес держал сухарик на носу точно выверенное время и потом по команде ловко подбрасывал его в воздух, ловил и глотал, предварительно разгрызая все еще мощными челюстями.
Сейчас спутник Конрада улегся у очага и не сводил с хозяина глаз.
Между тем пришелец, перемежая свои слова самыми морскими проклятиями, пожаловался на радикулит, который, того и гляди, разобьет его, к чертям собачьим, вдрызг, трам-тарарам.
Одновременно Конрад рассматривал колдунью тем особым взглядом, каким мужчины разглядывают еще нестарых одиноких женщин. Но Алая была достаточно опытна и сильна, чтобы льститься такими взглядами или бояться их.
Весело и споро перебирая стручки леоманского бордового перца, Алая подумывала даже, что старик, возможно, не так и стар, и что имеет смысл проверить после поподробней, как удалось леченье.
В маленьком котелке кипел барсучий жир, женщина быстро – все надо было делать быстро, если не хочешь потом чихать три дня подряд – рубила вяленые конусы перца и бросала их в булькающую жидкость. Еще немного перечной мяты, чтобы мазь не была слишком жгучей…
Меж тем Конрад, вполне освоившись, уже рассказывал, как однажды в бурную темную ночь (а, может, это был день, из-за шторма черный, словно ночь) он со своей командой загарпунил громадного кашалота, и как этот дьявол мотал их – а их и без того мотало неспокойное море…
Алая замечталась и едва не пропустила момент, когда зелье поспело. Впрочем, едва не пропустила не значит пропустила.
Натянув плотные перчатки из кожи козленка, Алая велела:
- Заголяй спин и вались на лавку!
Мужчина покорно стянул рубаху, обнажив мускулистую когда-то, а теперь уже дрябнущую и заплывающую жиром спину.
Охладив котелок ледяной водой до терпимой температуры, колдунья скатала его содержимое в шар и принялась катать этот шар по спине, сперва вдоль, а потом поперек, образуя выгнутую сетку, становившуюся гуще к пояснице.
Покончив с сеткой Алая принялась разминать спину. Перчатки, пусть и тонкой кожи, мешали, и она, наконец, сняла их и принялась работать голыми руками.
При первом прикосновении к спине, колдунья задумчиво замерла, н не жалящий, точно сотня пчел, состав был тому причиной. Просто прикоснувшись к доверчиво обнаженной коже, она сразу узнала все о Конраде. Такая немудреная правда: Конрад вовсе не был морским волком. Все сорок лет своего отсутствия он торговал в лавке какого-то приморского города, продавая парусину и снасти. Там он и набрался всех тех дивных историй, которыми смущал горожан.
Меж тем Конрад, выгибая в разные стороны ставшую подвижной спину, поднялся, натянул рубаху – там, где полотно касалось кожи, жжение заметно усиливалось, и еще раз смерил Алую оценивающим взглядом.
Но колдунью взгляд этот уже не волновал. Словно поняв это, старый лжец свистнул псу, и собака подбежала к нему, привычно подставляя под жесткую ладонь толстолобую голову.
Алая смотрела на них и думала, что у этого старика нет никого, кроме пса, а у пса нет никого, кроме старика.
- По крайней мере, он видел море, - вздохнула она, проводив парочку взглядом. – По крайней мере, он его видел, - и принялась очищать котелок от жира. Снадобье это имело пренеприятное свойство, застывая, становится невыносимо вонючим.
