Серия «Рассказы об Алой»

Встречаются иногда испорченные дети. Они орут и падают в грязь, бьются, истерят, требуют все равно чего - кожаную куртку 52 размера, кроссовки на роликах, мороженое, на ручки... - но им, собственно, нужно вовсе не это, а внимание мамы и сознание, что ты тут самый главный.
Раз в год Алая выходила на охоту. Она шла в торговые центры, на детские площадки, в парки - туда, где много ребятни, где она возбуждена беготней, утомлена блужданием по ненавистным магазинам, где она легко поддается соблазну закатить скандал и показать себя всем этим чужим людям, которым до нее и дела нет (а мальчишек и девчонок - испорченных мальчишек и девчонок - больше всего выводит из себя сознание собственной незначительности). Так вот, встретив свою жертву, Алая сначала зорко осматривает ребенка, потому что бывает, что и вполне обычное дитя раскапризничается и расплачется. Убедившись верно, что перед ней и вправду испорченный ребенок, колдунья подходит к нему и тычет указательным пальцем (Кстати, самым обычным пальцем, не крючковатым и не оканчивающимся длинным острым когтем) ему в лоб. Прямо в туда, где индусы рисуют точку бинди. И тотчас крикун смолкает, поднимается с пола, где только что бился в истерике, и послушно идет туда, куда ведет его мама.
И вообще с тех пор становится послушным и милым. Но иногда мать, чье сердце зорче, чем глаза, вздрагивает от неожиданной мысли, что у ее сына (или дочки) что-то забрали. А и вправду забрали! Забранное Алая собирает в особый сосуд, сделанный из дымчатого кварца, потом смешивает с жабьей слизью, слюной василиска и жидкостью, которую выделяет жало скорпиона под жарким солнцем пустыни, потом выпаривает на зеленом огне и в результате получает несколько капель зелья, драгоценнее которого нет на свете.
Но поскольку я вам дала довольно точный рецепт снадобья, я не буду рисковать, рассказывая для чего оно потребно. Вдруг вы так впечатлитесь, что решитесь его повторить. Впрочем, вряд ли вам удастся разжечь зеленый огонь... Хотя, бывают в мире чудеса.

Святой Алая не была. Да она и не стремилась быть ни святой, ни праведной. Но если б вы с ней заговорили об этической составляющей непростой профессии колдуньи, то, решительно тряхнув головой, она бы сказала: "Ну, уж подлостей-то я никогда не совершала". Не совершала, говоришь? Ну, это, как сказать.

Мужчина, вольготно сидевший посреди горницы на дубовом табурете, был уверен. Даже слишком уверен.
- Дело известное, - важно говорил он, - ну, родился ребенок с придурью. Случается. Но ведь лекарство есть.
Алая посмотрела на скрюченное тельце лежавшего перед ней на столе трехлетки, на его паучьи ручки и ножки, на раздутую голову, не без отвращения заглянула в водянистые бессмысленные глаза.
- И какое же лекарство? - тихо спросила она.
- Так известное же дело! Берешь по капле крови, пота и слез от отца и матери и валяешь из них пилюлю. Как ребятенок пилюлю сглотит, враз выздоровеет.
- И как же свалять пилюлю из воды?
- Ну, я не знаю. Ты ведь колдунья, ты и валяй.
Сидевший на табурете был не просто просителем, он был марк-графом той обширной области, в которой находился лес. И хотя сам лес считался королевскими владениями, делу это особо не помогало. Поссориться с марк-графом означало почти наверняка необходимость собирать манатки и убираться подобру-поздорову, куда подальше, да как бы еще не прибитой на дорожку. Алая еще раз взглянула на ребенка. Это была врожденная тяжелая болезнь, из тех, что заключаются в нарушении изначальных связей и законов, и помочь тут она ничем не могла. Вот если б он страдал нервной горячкой, да пусть даже и падучей! Колдунья вздохнула и приготовилась врать.
- Дело вот в чем, - ненароком открыв склянку с ветром убеждения, проговорила она самым своим мягким голосом. - Вылечить его, конечно, можно бы, если только найти отца.
Марк-граф недоуменно взглянул на Алую.
- Не понял? - спросил он заплетающимся языком.
- А что тут не понимать? - так же мягко отвечала она. - Не ты отец-то.
- А кто?
- Знать не знаю. Блондин, видать, какой-то, - кивнула Алая на льняные кудельки ребенка.
- Так..., - марк-граф рывком поднялся с табурета. - Шкуру спущу! Под землей найду!
И не попрощавшись, хлопнул дверью.
"Ничего-то ты не найдешь. Хотя бабу жалко" - мимолетно подумала Алая и тут же выкинула этот случай из головы.

- Нет, не возьмусь, - сказала женщина средних лет, стоявшая в палате одной из Цюрихских больниц. - Безнадежный случай.
- Как не возьметесь? Как? Мы вам аванс заплатили, мы вас бизнес-классом привезли, нам сказали: вы точно поможете. Вы с того света людей возвращали! У Адамяна же сын совсем овощем был, полгода на аппарате, даже глазами не ворочал! - мужчина сжал кулаки, но сдержался и уже спокойней добавил. - Если надо добавить - я добавлю. Сколько скажете. Деньги - не проблема, Анна Иовна.
Та, которую назвали Анной Иовной, ровно повторила:
- Не проблема. Понимаю. Вот это проблема - и кивнула в сторону того, кого не могла вылечить.- Безнадежный случай. - Развернулась и пошла прочь из палаты, наложив напоследок заклинание понимания на несостоявшегося клиента: то был очень влиятельный человек, а с влиятельными людьми Алая ссориться никогда не любила.

Объяснять она ничего не стала, да и что тут можно объяснить? Почему иногда происходит так, а иногда - эдак? По воле неведомого бога? Случайно? Подчиняясь заложенному Предвечным закону, непреложному закону, твердому, как скала, закону, закону, призванному заменить Его, навсегда ушедшего после акта Творения в неведомые дали?
Когда она была моложе, она пробовала противиться этому закону. Однажды подняла юношу, даже мальчика. Тот нырнул неудачно, сломал обе руки и шею и медленно помирал в доме рыбника, куда колдунью притащила безумная от страха мать. И юноша встал! Вырос, возмужал, женился, дети у него родились, все как у людей на счастье довольной матери! Вот только никто рядом с ним не был ни доволен, ни счастлив. Напротив, все чувствовали удушающее беспокойство, и торопливо отводили глаза, когда чудом спасенный встречался с ними взглядом. Неуютно с ним было, мертвенно холодно и противно, словно держишь в руках еще бьющегося толстого угря.
Причина же была проста: душа юноши уже давно покинула его тело, а то, что сумела возвратить в него Алая, было совсем другой природы. Кончилось все совсем грустно. Однажды теплой июньской ночью он крепкими руками свернул шеи троим своим малюткам, потом этими же крепкими руками начисто отрезал голову жене, а потом пошел в дом отца и матери и повесился там в сенях.
Человек не должен жить без души, - раз и навсегда сделала вывод Алая. А почему в одних случаях душа сразу оставляет еще дышащего, а в других - сидит в нем крепко, словно корень хрена в земле, - колдунья не знала.
Иногда происходит так, а иногда - эдак. Этот случай - безнадежный. Сына надо отключить от аппаратов, похоронить и оплакать. Внушив это очень влиятельному человеку, она покинула скучный город Цюрих, и вспомнила безнадежный случай только еще один раз, когда послала на могилу неуместную в общем-то, слишком яркую и благоухающую, слишком живую тысячелепестковую алую розу, напоминавшую ароматом своим райский сад. Впрочем, никто не обратил внимания на ее прощальный подарок.

А вот как вы думаете, ведь всякая жизнь может стать поперек горла? Ведь будь ты известный путешественник, выдающийся врач, великий художник, а и для тебя наступает момент, когда больше не хочется странствовать, лечить и рисовать? Вот так же приходит момент, когда не хочется колдовать. Маги по-разному поступают в этот момент. Берут в руки меч и пускаются уничтожать нежить, как то сделал Гаральд Голубоглазый. Или находят наследника несметного состояния и подбивают его с соратниками отбить это самое состояние у великого змея. Так поступил вот этот самый, ну, как его звали, ну тот, который потом еще окраску сменил. Некоторые начинают устраивать гонки тараканов, заметьте, ничуть никому не помогая разными хитрыми заклинаниями. Архип Охрипший увлекся рыбалкой, из-за чего, собственно, и получил свое прозвище.
А Алой не повезло. Как-то так вышло, что кризис настиг ее в самые благодатные для ведуний времена. Золото, серебро и что попроще - ну, там, свиные туши, корзины яиц, горы тыкв и бушели яблок - так и текли в ее гостеприимный карман и кладовые. Окрестные крестьяне и горожане, не говоря о князьях и прочей знати, постоянно попадали в крутые переделки. К двери даже пришлось привесить магический молоток, который сам собой стучал, едва к ним подходил денежный заказчик, и который ни один силач не мог поднять, если посетитель задумал надуть колдунью и получить услугу даром. И вот в это самое время Алая как-то просунулась, скинула на пол лоскутное одеяло и воскликнула:
- К черту все!
Высунувшая было свой нос из-под лавки лиса, недавно переселившаяся из своей норы в избу колдуньи, почуяла неладное и не стала, как обычно, ласковым подтявкиванием выпрашивать еду. Отсижусь лучше под лавкой - решила она и на всякий случай подобрала роскошный хвост подальше от глаз хозяйки.
- Все! - продолжала между тем Алая, решительно выливая вчерашнее варево в помои. - Больше никаких зелий! Никаких заклятий больше! И амулеты тоже побоку! - С этими словами она собирала с полок в обширный мешок флакончики, мешочки с травами, стеклянные бусины, ступки, резную кость и прочую магическую чепуху. И только приготовилась она все это метнуть все туда же, в помои, как раздался какой-то вкрадчивый многообещающий стук.
- Входи, чего ждешь! - у Алой уже были готовы слова отказа.
Вошедший был одет в атлас, расшитый золотом и жемчугами, бархатные отвороты плаща схватывала пряжка, ясно показывающая, что он - гонец Темного Властелина.
- Чего надо?- не смутившись спросила Алая.
Пришлец молча подал сверток, волшебная печать, скреплявшая послание лопнула, едва ощутила прикосновение рук колдуньи. Алая прочитала письмо и спросила сурово (слова отказа все еще были готовы сорваться с ее губ.):
- И что это значит: "Вознаграждение в пропорции".
Гонец приблизил полные губы к уху ведуньи и что-то прошептал.
Алая взглянула на скарб, собранный в мешок, и принялась выставлять склянки, амулеты и мешочки обратно на полки. Кризис волшебного возраста кризисом волшебного возраста, но, когда тебе предлагают такое вознаграждение, кризис может - нет, должен, просто обязан! - подождать.

Камлание — это древняя уважаемая традиция. Каждый ведьмак, каждая ворожея для поддержания авторитета хоть раз в год должны прокамлать перед деревней. Это традиция. А с традициями не спорила даже Алая, во всем остальном отличавшаяся характером твердым и независимым.
Камлать так камлать. Как водится, собрала она всех жителей старше 14 лет, исключая беременных ( во избежание эксцессов) в просторный овин и держала там без еды и питья три часа. Сельчане вели благоразумные разговоры, не пытались выпить ( хотя очень хотелось) и уж тем более ничего не ели. А то еще заблюешь весь овин - ходи потом опозоренный по деревне - как благоразумно объяснил толстый Петер.
Камлают кто как. Кто предпочитает древний заслуженный способ с бубном и чувяками. Кто напускает полный овин дыму. Кто поет нарастяг нгуууу-нгууу-нгоом, пока во рту не пересохнет. Алая использовала флейту. Выждав нужное время и убедившись, что желудки и головы у поселян пусты, она принялась разминать губы, забавно вытягивая их в трубочку и распуская до ушей, как лягушка. Было забавно, но никто не смеялся - селяне были подавлены важностью происходящего. Наконец колдунья достала флейту, и полилась мелодия. Сперва тихая, робкая, как первые капли дождя, потом набирающая силу, а после грозная и мощная, точно ливень в горах. Неотвратимый вал знания накрыл жителей деревни и унес в великий океан, в котором, как известно, сливаются воды всех рек.
А Алая продолжала играть. Теперь мелодия едва струилась, нежно очерчивая грани чего-то, что сияло ярче горного хрусталя. И Алая почувствовала, как ее душа отделяется от тела, отбрасывает груз чувств и остается наедине с тем, чему не было названия. Флейта выпала из рук колдуньи, и через минуту все было кончено.
Первым очнулся толстый Петер. Он нехорошо взглянул на жену, нашел в толпе младшего брата и двинулся к нему, на ходу вынимая из ножен клинок. Алая следила за ним, не придя в себя и от того не торопясь действовать. Казалось, в овине есть много дел поважнее. Вот какая-то девка побледнела и с беспокойством принялась искать глазами кого-то. А парень, втянув голову в плечи, уже пробирался к выходу. Это значило, что скоро в избушку Алой постучат и будут просить зелья, того самого, ну, ты понимаешь... Алая понимала. Вот другие парень и девка уставились друг на друга счастливыми глазами и цветут, как маков цвет. Тьфу ты, пропасть! Вот почтенный отец семейства утирает рукавом слезу, а вот полубезумные глаза встревоженной матери... А толстый Петер уже вытащил нож и.…
- Но-но-но! -прикрикнула ведунья, и кинжал как-то сам собой ушел в ножны.
Да, камлание - древняя традиция. Многие видят прошлое, некоторые видят будущее, и все до единого верят, что это истинная правда, но настоящую правду знает лишь Алая. И то знает всего мгновение, когда душа, отрешенная от чувств и тела, существует без прошлого и без будущего в единственном настоящем наедине с тем, чему нет названия.

Местные сельчане Алую побаивались и от того приглашали на все свадьбы, поминки, праздники солнцестояния и прочие попойки рангом пониже. Алая тоже старалась не обижать соседей и поддерживать доброе знакомство, в знак чего приглашения принимала и в попойках участвовала.
Но сейчас она злилась. Какого-растакого они позвали ее на эту свадьбу, если собирались устроить на ней побоище? Вот уже битый час она наблюдает клубок мужиков, из которого высовываются то косолапые ножищи, то здоровенные кулачищи и во все стороны летят зубы и плевки кровью? И вот эта дурища в праздничном наряде, она зачем валяется в ногах у лесной ведуньи и вопит так пронзительно, что уши заложило:
- Ой, да помоги ж хоть ты нам, матушка! Ой! Да погубят они моего соколика! Ой, тошно мнеченьки!

Алая хмурилась и старалась вспомнить, с чего все началось. Обманчивая память (в таких делах память всегда обманчива) подсказывала ей, что началось все ни с чего. Но это была неправда. У всего есть причина. И Алая старательно выуживала воспоминания из своей - и зачем только она попробовала эту наливку из гоноболи - затуманенной головы. Все ближе, ближе, и вот - вот оно! Рыжий Петер, старательно выкидывавший коленца в замысловатом танце, вдруг спотыкается, летит головой вперед и сбивает с ног кума мельника с дальнего хутора. Хуторчанин небрежно сплевывает и говорит:
- Знал я, что у рыжих умишка маловато, но вот, что его так мало, что даже на ногах они удержаться не могут...
Тут со стула тяжело поднимается Йохан, брат Петера, тоже огненно-рыжий, и ревет, точно бык:
- Ты это кого ж? Ты это братку мово? Ах ты ж! - и заносит покрытый веснушками кулак.

Да, так все и началось. Алая примеряет глазом место, где споткнулся рыжий дурень, и идет к нему, спокойная, как всегда. Драка перед ней расступается, вновь смыкаясь где-то в отдаленье, а колдунья вглядывается в пол, наклоняется и с силой вырывает гвоздь, торчащий из доски.
Все стихает. Мужики, утирая носы, ощупывая языком зубы и потирая ушибы, расходятся в стороны к своим бабам, которые уже готовят для них обличительные речи. Отец невесты, на чьи деньги, кстати, был срублен новый дом молодых, в котором так неудачно не забили гвоздь, спешит к ведунье с благодарностями. Та отмахивается, прячет гвоздь в широком кармане передника, и празднество продолжается. Добро восторжествовало.

А что свежесрубленный дом на третий день после свадьбы рухнул в один момент (хорошо в ярмарочный день, когда все уехали в город торговать), так это больше надо было ножищами своими топать - сказала Алая смущенным сельчанам.