Чужое дитя
Когда метель кружит над городом Петербургом, когда на глазах нарастают шапки на голых ветках и крышах припаркованных машин, когда свет фонарей двоится и троится, отраженный в порхающих вокруг кристаллах воды, когда дворовые коты теснятся в подвалах, а выведенные на прогулку собаки, сосредоточенно сделав свои дела, спешат увлечь хозяина домой, когда ночь наступает много раньше шести часов вечера, Алая всегда вспоминает одну и ту же историю.
В лесу тоже зимой идет снег. Так же завьюживает дорожки, и только по большой надобности крестьянин на снегоступах добирается до ее дома.
Вот он сидит за столом: на бровях и ресницах капли талого снега, вспотевшие волосы облепляют бугристый череп, большие руки греются, обхватив кружку с малиновым отваром (Алая ведь помнит законы гостеприимства, и сначала даст гостю прийти в себя, а потом уже строгим тоном спросит, зачем заявился и чего хочет).
А хочет он вот чего: хочет знать, от кого носит ребенка его молодая сноха. Разве есть причины думать, что не от мужа? Еще как есть — оттаявший мужик, не краснея, рассказывает колдунье, что было у него с бабой несколько раз. А что такого? Обнакновенное дело! Он ее в сЕмью взял, прИданого с гулькин нос, другой бы за такое заморил работой или бил бы кажный день, а он что? — он ничаво, с пониманием. Ну, и она, то ись, с пониманием.
Дело нехитрое, да и нетрудное, только противное очень.
— Принес от нее чего?
— Принес, — протягивает гребешок. В гребешке застряла пара волос — еще лучше.
Пара минут, в котле булькает фиалкового цвета вода, а в ней, как в зеркале, видит Алая лицо нерожденного ребенка, в котором , словно очертания ног у женщины в мокрой от дождя юбке, проступают черты отца. Не противного снохача, да и не его рогатого сына, вообще не крестьянские черты — тонкие, дворянские.
Пожимая плечами, она врет мужику, говоря то, что ему приятнее всего было бы услышать, и тот вздыхает облегченно. Отсчитывает монеты, запахивает шубу, подпоясывается и убегает на своих снегоступах обратно в метель.
А колдунья, помедлив, бросает в котел еще пару глаз тритона и порошок из печени нетопыря — ей страсть, как охота узнать, чьего ребенка носит баба. К тому же, это может оказаться весьма полезное знание. И оно оказалось полезным. Но об этом в другой раз.
Лживое дитя
Опять была зима, опять мела вьюга, опять перед Алой стоял жаждущий помощи посетитель. Только теперь это была преждевременно отцветшая бабенка, когда-то бойкая и красивая утонченной (что было странно для крестьянки) и яркой красотой, ныне подурневшая и, как это часто бывает с бывшими красотками, постервевшая.
— Врёть! — тыкая пальцем в стоявшего рядом с ней голубоглазого парнишку лет шести, голосила бабенка. — Всё время вреть! Что ни спроси — ни словечка правды не услышишь!
— Врешь? — с любопытством спросила Алая.
— Не-а, — голубые глаза смотрели честно и открыто, так честно и открыто, как смотрят обычно удачливые купцы и мошенники.
— Ох! — вздохнула крестьянка и опустилась на лавку. — Опять вреть! Как дед помер, так и вреть!
— Дед? — спросила колдунья, улыбаясь чему-то, — а не отец?
Баба залилась краской, но ответила твердо:
— Что ты говоришь-то! Отец, чай, жив!
Алая вгляделась в тонкие, совсем не крестьянские черты лица мальчишки, опять подивилась его ярким голубым глазам и пожала плечами.
— А правду ли говорят, что по весне ты его в город отправишь, учится наукам?
— Ать что ж мы, хуже других?
— Учиться-то дорого, чай?
Бабенка опять зарделась, но бойко парировала:
— Не дороже денег!
— Ну, так пусть его там и выучат меньше врать. А не выучат врать меньше, так выучат врать лучше. За совет денег не возьму.
И бабенка, поняв, что большего не добьется, принялась обдергивать и завязывать на сыне зимние одежки.
— Эй, голубоглазый, а звать-то тебя как? — спросила в спину уходящим Алая.
— Гаральдом.
— Ну, вишь, не всегда врёт-то...
Баба вздохнула, буркнула под нос «До свиданьица» и, подгоняя сына толчками, пошлепала в сторону деревни.
Взрослое дитя
- Итак, подытожим. -Сидевший перед Алой красавец не первой молодости перечислял события ровным холодным голосом, как будто они никакого касательства до него не имели: - Шестнадцать лет назад к тебе обратился распутник, волновавшийся, кого носит в брюхе его сноха: внука его или сына. Это раз.
Ты принялась волховать и в процессе волхования вызнала, что отцом ребенка является третье лицо, но снохача обманула, внушив ему то, чего он хотел. Это два.
Обрадованный новоиспеченный молодой отец переписал завещание и оставил своему обманутому отпрыску двойную долю. – Тут красавец изменил голос и очень точно спародировал местный говор. – Чтоб, значить, обое сынки были не обижены. Это три.
Ты, между тем, снеслась с настоящим отцом, ибо знала, что нерожденное еще дитя будет его первым и единственным сыном. Это четыре.
Алая смирно кивала головой и гадала про себя, к добру или злу приняла тогда, шестнадцать лет назад, решение все рассказать этому холодному чопорному красавцу, чья благодарность могла быть не менее опасной, чем нерасположение.
- Мальчик родился, назвали его Гаральдом, настоящий отец дал денег на его обучение, ибо это было единственное, что я мог сделать для него, как бы не хотел совершить большее. – «Проговорился-таки», - с удовлетворением подумала Алая. – И вот по прошествии всех этих лет, после обучения у лучших мастеров, выясняется, что юноша, словно решето, пропустил сквозь себя всю преподанную ему премудрость, и единственное, чем овладел в совершенстве – это искусство лгать?
Алая опять кивнула.
- И что ты намерена делать?
Алая была намерена разогреть оставшуюся с обеда мясную похлебку, дать лисе миску куриных сердечек и поужинать в компании своей любимицы, но мало ли, что она намеревалась сделать для себя! Важно было только то, что она могла и должна была сделать для седеющего красавца.
- Предлагаю превратить его в великого мага. – На одном выдохе сказала колдунья.
Посетитель поднял бровь, от чего правильные черты его лица странно исказились, сделав его похожим на лешего.
- Ну, то есть не превратить в смысле превратить, а сделать так, чтобы все верили, что он великий маг. Я бы в чем надо ему подсобила, кое-где мороку навела, кое-кому слушок пустила. Дело нехитрое, если умеючи.
- Не того бы я хотел для единственного сына. Но раз судьбе было угодно, чтобы он родился не от знатной дамы, а от блудливой крестьянки, так что и речи не может идти о том, чтобы признать его хотя бы, как бастарда… Что ж, пусть будет так.
И кошель, набитый полновесными золотыми монетами, перекочевал в карман передника, а красавец ушёл сквозь снежную завесу к ожидавшему его неподалеку возку, где укутался в соболье одеяло и предался мыслям, о которых ни Алая, ни я ничего не знаем.
Алая же поддула огонь в очаге, потянулась к горшку с похлебкой и спросила вылезшую из-под лавки лису:
- Звать-то как нашего великого мага будем? Гаральд голубоглазый или Гаральд синеокий? – и ставя горшок на огонь, подытожила: - Ай, как их не звать, все одно не знать. – И лисица была с ней согласна.
