Серия «И это всё о нём»

Однажды кот Баюн поссорился с Олле Лукойе. Надо сказать, что датский старикашка ввиду высокого международного авторитета зазнался донельзя. Он больше не ходил по домам и не раскрывал зонтики над головками хороших и плохих детей.

Он даже не чистил уже эти зонтики, постоянно таская с собой и в зной, и в слякоть, так что разноцветный зонтик в сложенном состоянии ничем уже не отличался от чёрного. Вместо того, чтобы выполнять свои сказочные функции, он шлялся по разным небывалым королевствам и тридевятым царствам и мерялся талантом с местными сказителями, повергая их в ничтожество, а себя вознося до небывалых высот.

Вот, добрался и до Лукоморья. Стоит, уперши руки в боки (зонтики воткнуты в песок) и орёт дребезжащим фальцетом:

— Да я больше сказок забыл, чем ты рассказал!

Кот Баюн, донельзя уязвленный, но не теряющий присутствия духа, сделал вид, что выкусывает грязь между когтями и лениво протянул:

— Ну, и сколь заработал?

— Что? — опешил Олле.

— Жалованье, говорю, тебе какое положено? Золотыми или ассигнациями? Отпускные, тринадцатая зарплата, премия к профессиональному празднику? У меня их два, — доверительно промурлыкал он на ухо ошалевшему датчанину, которому, как мы все помним, никто ничего не платил. — День кота, — Баюн сжал в кулак левую лапу и потряс, — и день рождения Пушкина Александра Сергеевича, — сжал в кулак правую лапу и потряс ещё энергичней.

— Вот думаю отменить в тридесятом тайну переписки. Что скажешь? — обратился во время неформальной встречи с оппозицией Кощей к бабе-яге.

Старуха, буквально за мгновение до того набившая себе рот трюфелями бельгийского шоколада, принялась мычать, мотать головой и всячески выражать протест. Изо рта у нее при этом вылетали ароматные конфетные слюни.

Кощей поморщился, но возражения понял и принялся, как всегда, по-отечески, увещевать разбушевавшуюся бабку.

— Ну, посуди сама, на кой ляд нам тайна переписки? Её же всё равно никто не соблюдает. Вот, вчера кот Баюн направил мне челобитную с просьбой о вспоможествовании в связи с приближающимся мартом. По самым тайным каналам направил! А сегодня, — тут бессмертный старик широким жестом указал на журнальный столик, заваленный грамотками разного размера. — Все написали, буквально все, до последней русалки и мелкого писаря из палаты мер и весов! Всем требуется государственная помощь!

Баба-яга, умильно улыбаясь, протянула Кощею кусок бересты. Тот мельком прочитал, удовлетворенно кивнул и тут же, опомнившись, замотал головой:

— И не мечтай! Во-первых, денег в казне нет. Во-вторых, причём тут март. Где ты, а где март? Баюн всё-таки кот, а ты...

Старуха прожевала, наконец, трюфели, и гаркнула неожиданно низким голосом:

— А март тут при том, что сев!

— Куда сев?

— Тебе тоже хочется, чтоб всё было просто? — властелин тридесятого обсуждал с котом Баюном... хм, как бы это объяснить? Не литературу, не устное народное творчество, не слухи и байки, которыми полным-полна жизнь при дворе, а фабулу вообще. Архетипическое сочетание характеров, движущих сил и последствий, без чего не может сложиться ни одна мало-мальски приличная история.

— Это чтобы чёрное — чёрное, белое — белое, а радужное при ближайшем рассмотрении тоже чёрное? — почтительно осведомился лукоморский сказитель.

— Ну, да. Чтоб мне не рассказывали, что предатель на самом деле благороден, а глупец несказанно мудр, что гулящая девка — чиста, как голубка, ну, вот это вот всё. При этом — заметь! — я не опровергаю, что так может быть. Может. Но в редких случаях, при исключительном совпадении некоторых обстоятельств, приключающемся в исчезающе малом числе случаев.

Кот Баюн математической статистики не любил, и едва зачуяв, чем пахнет, предупредил хозяина, явно собиравшегося подкрепить свои доводы цифрами,  может быть, скоропалительным, но, в общем, верным выводом:

— А так как в жизни придуманной такое случается гораздо чаще, чем в реальной, создается ошибочное представление, что это — норма, а норма, напротив, — какой-то устаревший шаблон?

— Именно! Отсюда тотальное непонимание действительности, обманутые надежды, сокрушенные судьбы, раззор в государственной жизни и даже международные конфликты!

Ой, ребята, я тут такое видела!

Но начну по порядку. Тут давеча заходил кот Баюн, как водится, сожрал все, до чего дотянулся, но, приканчивая плитку бельгийского шоколада, подаренного мне ценным клиентом, кажется, осознал, что зарвался, и выписал мне собственнолапно пропуск на одно лицо в Лукоморье.

И вот нынче я этим пропуском и воспользовалась. Очутившись у моря, под теплым уже солнцем (весна в тридесятом приходит много раньше, как вы догадываетесь), я сперва походила по бережку, подбирая гальку, каковую намеревалась поместить в свой домашний аквариум, и только собралась пройти к дубу и поздороваться с известным сказителем, как на весь пляж неизвестно откуда грянула Ламбада.

И не успела я отойти от грохота, как откуда-то слева на меня двинулась какая-то чрезвычайно толстая и высокая змея, заканчивающаяся пушком очень знакомого цвета. Приглядевшись, я поняла, что шерсть этого пушка была наполовину серебряная, наполовину шёлковая, а змея состояла из дюжины русалок, которые весьма ловко скользили по песку, поднявшись на хвостах и взяв впередистоящих подружек за крутые бёдра. Самым последним, нагло облапив краснеющую морскую деву, шёл кот Баюн, призывно виляя тазом.

— Приветствую! — проорал он, когда процессия приблизилась ко мне. После чего змея сделала финт: все повернулись на сто восемьдесят градусов, и теперь уже впереди был кот, который и повел всю цепочку прямо к зеленому дубу. Стараясь не впасть в истерику, вслед за ними пошла и я.