Серия «И это всё о нём»

Не, так-то кот Баюн не пьяница, вы не подумайте! Насчет там валерианки всегда строго себя держит, и чаще, чем раз в год до себя не допускает.

Но, оказывается, допьяна можно не только напиться, но и наесться. И ведь как все получилось? Накануне Нового Года, как положено, Кощей закатил пир горой для челяди со стерлядью, запеченными поросятами, фаршированными луком и шалфеем гусями, не говоря о пирогах тридцати сортов, а также несметном количестве колбас, окороков и копченых утиных полотков.

Кот, будучи, как я уже упомянула ранее, трезвого поведения, при каждом возглашении тостов о здоровье, успехах, процветании и прочем поднимал, естественно, не чарку, полную мёду или браги, а что-нибудь мясистое или рыбное, истекающее янтарным жиром, ароматом валящее с ног. Однако, кот устоял, и утром первого января горделиво шествовал по цепи, возглашая звучным голосом новогодние песни, несмотря на умоляющие взгляды русалок, у которых после вчерашнего гудели их прелестные и глупые головки.

К вечеру первого к дубу пришла дворовая баба, толкая перед собой тачку, груженую снедью, и сообщила, что Кощей строго-настрого постановил все остатки с праздничного стола доесть сегодня из санитарных соображений. Кот воле властелина тридесятого противиться не стал и до полуночи объедался. Но ничего: после полуночи свернулся клубком, заснул спокойным сном и утром второго января опять гулял по цепи. Несколько тяжеловато гулял, но всё ж таки в своём уме.

= Может, тебя того, не долечили? — спросил Кощей кота Баюна, который в валенках, телогрейке и длинном разноцветном шарфе, намотанном на башке на манер чалмы, пытался соорудить снеговика из мокрого песка, которым так богато было Лукоморье.

Чтобы понять реплику властелина тридесятого, надо знать, что пару месяцев назад у сказителя случился нервный срыв на почве распределения премиальных ко дню Казанской божьей матери, более известному в сказочном царстве, как день триединства Горыныча.

По мнению кота, ему не додали столько, еще полстолько и еще четверть столько. В течение нескольких дней он приставал к богатырям, русалкам, дворцовому дьяку и ключнице с вопросами, сколько им выдали награждения и за какие такие заслуги, после чего заявился к Кощею и, странно кося левым глазом, вопросил:

— А через какое потому у тебя, вашество, ключи от казны обретаются?

Из чего сразу стало очевидно, что кот малость сдвинулся и пора его лечить. Его и лечили лучшие психиатры мира, лечила баба-яга, лечило то, не знаю что, и кто-то еще лечил не то из арабских, не то из индийских сказок. Наконец, постановив, что кот находится в полном здравии, выдав о том справку и скрепив ее красной сургучной печатью, отправили восвояси, и Кощей, закрыв больничный (о чём он сейчас сильно сожалел) приставил Баюна снова к зелёному дубу.

А тот вон что затеял! Соорудил из песка сначала малютку-снегурочку, потом приземистую снежную бабу, а теперь, когда на крики русалок поспешил сам бессмертный старик, не взирая на близость, так сказать, САМОГО, споро и ловко лепил снеговика.

В тридесятом царстве нередко случалось, что властелин его приходил посоветоваться со своим верным стражем и сказителем, то бишь, с котом Баюном. Но, по правде сказать, весьма редко совет этот действительно был Кощею нужен. Чаще он заходил просто так поболтать и развеяться после тяжелых трудов правителя.

Но в этот раз все было по-другому. В этот раз бессмертный старик нуждался в поддержке. А дело было так: полюбив в последние лет десять время от времени рубиться в сетевых РПГ (причем предпочитал он либо сражаться за паладина, либо врачевать за клерика, и ни разу, насколько мне известно, не выступал, как лич или некромант, ну, да и бог с ним), а там, естественно, общаться с членами команды. И вот последние две недели он активно переписывался и сражался плечо к плечу с неким вором, о котором знал только, что тот еще школьник, и даже, сколько ни старался, не смог вызнать пола своего визави. Ник у него был совершенно непроизносимый, а разговаривал он (или она) исключительно на английском, хотя и ясно было, что язык этот для него (или ее) не родной.

И вот как-то глубоко ночью после очередного весьма удачного рейда, разбирая достоинства новоприобретенного лута, этот самый вор написал Кощею: «Ты мой краш!».

Бессмертный старик очень обеспокоился, решил сообщение проигнорировать, но от чего-то остаток ночи спал плохо и видел кошмары.

А наутро пришел к Баюну с вопросом, что делать. Кот нахмурил лоб, почесал за ухом задней лапой и решительно сказал:

Писатель отличается от других, приличных, людей тем, что охотно дает ответы на вопросы, которых перед ним никто не ставил, а на другие, интересующие всех и каждого, напротив, ответов не дает.

И я туда же! Рассказывала вам тут с месяц назад историю о Иване-дураке и вскользь упомянула о конфликте между снежной девой и Кощеем. Все, конечно, встрепенулись и стали ждать, когда я напишу по этому поводу сказку, но так и не дождались. А когда уже все позабыли, я и написала.

На самом деле, история выеденного яйца не стоит. Снежная дева жила в горах Швейцарии и хотела любви и замуж, а Кощей был известен по всем сказочным государствам своим необыкновенным талантом свата. Все его воспитанницы Василисы находили себе завидно удачных женихов, и понятно, кто им в этом способствовал.

Вот снежная дева перекинулась русской красавицей и заявилась к властелину тридесятого. Тот тут же ее разоблачил. Да и как не признать: от живой девки веет теплом и сдобными булками, а от этой — льдом и коктейлями. В общем отказал по множеству причин, из которых главной была та, что Василис себе он привык выбирать сам по одному ему известным признакам, каковым вы, милая барышня, отнюдь не соответствуете.

Чрезвычайно вежливый и обидно смягченный тон, который Кощей использовал в разговоре со снежной девой, ужасно ей не понравился. Будучи особой эмансипированной, она поклялась отомстить всему роду мужскому, что и принялась осуществлять в жизнь с завидной скоростью. И горе было встреченным ей на горной тропинке одиноким путникам, коли они ей приглянуться! Бессчетное количество несчастных Гансов, Петеров и Якобов замёрзли насмерть, вкусив ее леденящих поцелуев.

Открыв глаза, Кощей решил заняться чем-нибудь дельным. Не очередным иском к очередному королю — иски властитель тридесятого считал развлечением для уставшего от государственных нужд ума.

Не государственными нуждами — это была рутина, а разве рутина может быть чем-либо дельным? В общем, Кощей решил прогуляться к Лукоморью и побеседовать с котом Баюном.

Кот же Баюн, вернувшись к зеленому дубу довольно поздненько (у кота еще не кончилось бабье лето, что означало, что кот гулял по-страшному, не оставляя своим вниманием даже самых беспородных и лядащих кошечек), спал крепким сном и, конечно, не заслышал шаги государя издалека, не вскочил и не принялся бродить налево-направо, как то положено коту ученому.

В общем, подойдя к дубу, Кощей был вынужден потыкать Баюна тростью, выделанной из железного дерева, прямо в центр клубка из наполовину серебряной, наполовину шелковой шерсти. Через некоторое время из клубка высунулась когтистая лапа и принялась отпихивать трость с завидной решительностью и даже, я бы сказала, независимостью.

Бессмертный старик, естественно, удивился. Чем-чем, а независимостью лукоморский сказитель не отличался. Напротив, будучи натурой творческой, он откликался на все внешние воздействия с завидной чуткостью. Кощей даже несколько оскорбился. Кот, между тем, полупроснулся и, полупроснувшись, догадался, что сделал что-то не то. Мгновенно приняв единственно верное решение (способность, присущая, увы, только котам), Баюн потянулся, показав беззащитный мягкий животик, перевернулся на другой бок и снова заснул (или сделал вид, что заснул).

— А не сгонять ли мне в Питер? Прекрасные времена сейчас там наступают! — служилый отрок посмотрел на властелина тридесятого с опаской: на дворе стоял конец октября, как всем известно, - время мрачное и неприглядное в северной столице.

— Халовин, халовин, — с шотландским акцентом пропел Кощей, рассматривая в зеркало лысину. Отрок оторопел от мрачных предчувствий, но вида не подал.

— Робеешь? — ничего-то от него не скроется! — Не бось, не обижу. Ты о штампах не думай, ты воображение подключи. Представь себе: вечер, моросит дождик, в черном асфальте отражаются огни витрин, на брандмауэрах мелькают световые рекламы, полуподвальные бары подмигивают со всех сторон... Кое-где встречаются мелкие скверики с полуголыми деревьями, и когда проходишь мимо них, палая листва скользит под ногами, не убранная вовремя нерадивыми дворниками.

Свернешь с Пестеля на Моховую — там в каждом питейном заведении полно студентов. Что смотришь неодобрительно? Думаешь, там поят всякой дрянью. Ну, да, всякой дрянью. Но зато из соседнего института доносятся звуки виолончели, студенточки-дизайнерши в самых нелепых пальто, с тяжелыми ботинками на тоненьких ногах проносятся мимо. Волосы разнообразных расцветок, словечки вот эти все непонятные, которые в моде сегодня и о которых никто уже не вспомнит завтра...

Опять же — Халовин. Мне же, как нечисти, полагается в это время гулять среди честных людей?

Отрок вскричал в служебном рвении: