Он жил в этом посёлке уже три года, и это был самый большой срок, на который ему удавалось задержаться на одном месте с тех самых пор, как в восемнадцать лет он пошёл служить в армию.
Посёлок стоял на берегу моря. Залив вдавался в сушу не слишком крутой дугой. Там, где глинистые обрывы расступались и давали проход к широкому песчаному пляжу, белели корпуса пансионатов. В советские времена земли вокруг посёлка возделывал местный колхоз, но теперь часть из них оказалась заброшена, сады потихоньку дичали, и лишь на некоторых участках вели хозяйство арендаторы.
Посёлок жил за счёт, приезжавших летом, отдыхающих.
Его дом находился с краю. Он специально выбирал так, чтобы жильё располагалось не слишком далеко от моря, но и не совсем рядом с шумом прибоя и морскими брызгами. До узкой полоски дикого пляжа от его калитки было минут десять ходьбы неспешным шагом.
В посёлке он довольно быстро освоился, хотя близко ни с кем не сошёлся, не завёл ни друзей, ни женщины и слыл за чудаковатого приезжего, который вдруг решил осесть здесь, да так потихоньку к нему и привыкли, хотя своим он всё же не стал.
Ни на какую работу он, конечно, устраиваться не собирался, и вообще не вёл никакой деятельности, приносящей прибыль, – курортников не содержал, охранником в пансионат не нанимался и лишь два-три раза за сезон сговаривался с некоторыми приезжими и вывозил их в море на своей лодке на рыбную ловлю. Само собой так вышло, что местные порешили будто он отставной военный, получает неплохую пенсию и работа ему в общем-то ни к чему. Он никого в этом разубеждать не пытался и старался держать себя соответственно. Незамужние женщины порой делали попытки прибрать его к рукам, но ничего с этим делом у них не выходило, хотя внимание он привлекал, да – подтянутый, уравновешенный, непьющий мужчина, пусть и в годах, но ещё видно, что в силе. Фигура заметная для вдовушек и поселковых разведёнок.
Но он такие посягательства на свою свободу как-то сразу переводил в шутку и ускользал из цепких ручонок, жаждущих заполучить его себе, дам и умудрялся ни с кем при этом отношений не испортить. Не то чтобы он не задумывался никогда о постоянной женщине, но все эти мысли были настолько отвлечёнными, что не стоило принимать их в расчёт.
С женщинами дела у него обстояли просто – три-четыре раза в год он ездил в город, где пользовался услугами профессионалок. Этого для него было вполне достаточно.
Впрочем, одна женщина из посёлка привлекала его внимание, но он никак этого не показывал.
В марте она овдовела.
А сейчас шёл октябрь, и в этот день он намеревался выйти в море на рыбалку. Часы показывали десять часов утра, и по-хорошему ему уже давно следовало бы спустить лодку, завести мотор и двигаться дальше от берега туда, где, как ему сказали знакомые рыбаки, принялась клевать, вошедшая в залив, пеламида.
И вот он стоял во дворе своего дома, перебирал снасти, и думал всё ли он приготовил для рыбалки, как вдруг случайно поднял голову, посмотрел на улицу и увидел, что по улице идёт она.
Та самая женщина.
Она шла лёгкой, быстрой походкой, как ходят люди, у которых всё в жизни хорошо и складывается как надо и смотрела в его сторону. И пока она его не заметила он принялся рассматривать её и наблюдать, как она идёт к его дому.
Она выглядела на двадцать и ещё несколько полных лет, но сколько именно – он не знал. Тридцати ей ещё не исполнилось и, скорее всего, он был старше её вдвое и даже ещё чуть-чуть. Погода для октября выдалась тёплая – термометр на солнце показывал 25 градусов, - и на ней были надеты голубые, зауженные джинсы, босоножки и белая, с коротким рукавом, блузка. Короткие светло-каштановые волосы чуть растрепались, но казалось, что так и должно быть, и что над укладкой трудился парикмахер. Глаза синего цвета, широко распахнутые, а верхняя губа складывалась домиком, и когда она заговаривала или улыбалась, становились видны белые передние зубы.
А овдовела она из-за дороги.
Дорога, ведущая из города к морю, разрезала посёлок на две почти равные части, и если вам требовалось перейти из одной в другую, то дороги было не миновать. Имелся, конечно, и пешеходный переход. Правда, полосатая разметка почти стёрлась, а один из указателей сломали и утащили какие-то беспутные подростки, но всё же переход существовал, и мужа женщины сбили прямо на нём, да так, что он отлетел на несколько метров и туфлю с его правой ноги перекинуло на другую сторону дороги, куда ему самому так и не суждено было попасть.
Те, кто видел происшествие, говорили, что машина даже и не пыталась тормозить и шла на скорости явно за сотню километров, что вовсе не предел для такого автомобиля – большого, мощного и ужасно дорогого.
Потом прошло недолгое разбирательство и в его исходе не сомневался почти никто из тех, кто судачил о нём день-деньской, коротая этими разговорами время до начала сезона, когда в посёлок потянутся первые отдыхающие и вот тогда уж – не зевай! – а бросай всю эту говорильню и занимайся делом: набивай мошну, чтобы хватило прожить осень, зиму и весну до начала очередного лета.
Владелец автомобиля слыл человеком известным. Причём известным с недоброй памяти 90-х годов, что ещё не так далеко отодвинулись в прошлое. В 90-е этот человек возглавлял то, что величали тогда термином ОПГ – организованной преступной группировкой, а попросту говоря являлся главарём банды, который потом как-то легализовался, навёл на себя внешний лоск, стал уважаем, богат и не чужд местечковых политических игр.
И поэтому никто не удивился, когда он вышел сухим из воды, а виновным признали мужа этой женщины, который всего-навсего хотел перейти по пешеходному переходу с одной стороны дороги на другую.
Эта женщина и её муж (когда он был ещё жив и не переходил на другую сторону дороги), держали в посёлке небольшой продуктовый магазин в котором они торговали иногда вместе, а иногда по очереди. Летом выручка в магазинчике была больше, зимой меньше, а детей они ещё не успели завести, но, может, собирались, да хотели немного подкопить денежек, но, вот – не успели.
Когда муж погиб, магазинчик простоял закрытым недели две, а затем вновь распахнул двери.
И ко всем тем разговорам, что вели промеж собой люди, прибавился и тот, что женщина взяла деньги, понимаете? Она взяла деньги у того человека, который переехал её мужа на своей большой, мощной машине и которому ничего за это не сделали, а она взяла деньги и не стала подавать апелляцию и вообще как-то добиваться справедливости.
И вот теперь, когда с той поры минуло полгода, эта женщина, эта молодая, бездетная вдова, о которой он нет-нет, да и подумывал иной раз, шла по улице, направляясь в сторону его дома.
Она подошла ближе, увидела его во дворе с рыболовными снастями в руках и сказала:
- Здравствуйте!
- Доброе утро! – ответил он, хотя уже вполне можно было бы пожелать доброго дня.
Женщина подошла ближе, положила локти на выкрашенный синим деревянный забор, и он увидел, как её грудь чуть коснулась заострённых сверху вертикальных планок.
- Я хочу с вами поговорить, - сказала она.
Он молчал и старался смотреть ей в лицо, а не туда, где наливалась округлостями блузка, слегка-слегка касаясь забора.
- Да? – спросил он после паузы и показал на калитку. – Входите.
Но она только качнула головой туда-сюда, чёлка упала ей на лоб, и она сделала губами быстро и привычно вот так – пффф! – и сдула волосы со лба, чтобы они не закрывали её глаза синего цвета и не мешали ей смотреть прямо на него. У него внутри что-то отдалось, и он подумал: «О, господи!»
- Я хочу поговорить с вами прямо здесь. Я не буду заходить.
Он выжидал.
- Вы помните, что весной погиб мой муж, а того человека не осудили?
- Да, - опять сказал он.
- А слышали, будто бы я приняла от того водителя деньги? Доллары?
Он снова хотел ответить «да», но спохватился, что слишком уж часто это произносит, и соглашается, а ведь она, судя по всему, хочет его о чём-то попросить и, пожалуй, не следует утвердительно отвечать на каждый её вопрос.
- Зачем вы пришли? – спросил он её.
- Я хотела вам сказать, что это правда. Я действительно взяла деньги. Десять тысяч долларов.
Она замолчала и посмотрела на него в упор, но он уже освоился и встретил её взгляд ответным - спокойным и безразличным.
- Я хочу отдать эти деньги вам, - продолжила она.
Он наконец положил снасти на стол, освободил руки и потёр одну о другую, словно намыливая их невидимым куском мыла.
- Для чего вы хотите мне их отдать? – спросил он.
- Я хочу оплатить вашу работу. Я хочу, чтобы вы убили того человека, который убил моего мужа, и для этого я и приняла от него эти деньги.
Он не успел ничего сказать, как она быстро проговорила:
- Я хочу нанять вас … И оплатить ваши услуги.
Женщина назвала его по имени. Она назвала его не тем именем, под которым его знали в посёлке, и которое было указано в его документах, а тем, которое дали ему при рождении и которое пользовалось когда-то известностью в кругах узких, благодаря его специальности, и в кругах несколько более широких, благодаря тому, что оно однажды просочилось в прессу.
- Вы меня с кем-то перепутали, - выговорил он киношную фразу.
- Нет, - сказала она, - не перепутала. Помните тот суд пять лет назад? Я присутствовала на нём. Я была тогда совсем девчушкой и работала секретарём суда.
Он помнил тот суд. Дело, в общем, сшили кое-как и даже сами прокурорские заранее сознавали, что нет у него ни малейшей перспективы, но милиции требовались показатели, им хотелось отчитаться, что, вот, - удалось таки задержать настоящего киллера, предъявить обвинение и довести до суда. Заседание вышло декоративным, и с предсказуемым результатом. Его отпустили, доказать ничего не смогли, но имя его принялось мелькать в прессе и это было нехорошо для бизнеса.
А никакой девушки, похожей на сегодняшнюю женщину, он припомнить не мог.
И сам суд проходил далеко от здешних мест, и было удивительно, что два его участника, спустя время оказались в одном и том же захолустном приморском посёлке.
Но ещё до того, как в его воображение всплыла картина зала суда, ряды кресел, металлическая клетка и двое конвойных рядом с ней, он чётко увидел, как распахивает калитку, хватает женщину, зажимает ей рот и одним быстрым движением втаскивает её во двор. И валит на землю в том месте, где разросшиеся кусты роз перекрывают обзор с улицы. А потом ударяет своим рыбацким ножом, ждёт некоторое время, пока закончится агония, настороженно прислушиваясь и поворачивая голову по сторонам. Потом он незаметно втаскивает тело в дом и с наступлением ночи вывозит его куда-нибудь в укромное место.
Это первое, что пришло ему в голову, и это выглядело естественным и очевидным действием, вызванным угрозой разоблачения.
Он даже незаметно оглядел улицу: через два дома сосед копался в машине, выехав на солнечный свет из гаража, катил на велосипеде мальчик, которому по всему надлежало находиться в школе на уроках…
- И давно вы меня узнали? – спросил он.
Она тоже, как и он, осмотрела улицу и, не понижая голоса, сказала:
- Года полтора назад. Сначала всё не могла вспомнить, а затем поняла где я вас видела.
- Вы должны помнить, что на суде меня оправдали. Это была ошибка.
Женщина прищурила глаза и сказала:
- Да, конечно. Именно поэтому вы и живёте сейчас в нашем глухом углу под чужим именем. Из зала суда вас освободили, но журналисты тогда неплохо покопались в вашей биографии и много чего о вас написали. Да и после суда, как я слышала, в отношении вас возбудили новые уголовные дела. Вас наверняка ищут до сих пор, только все считают, что вы живёте себе где-нибудь тихонечко на тёплых, далёких островах, а не здесь.
«Не все, - подумал он. – Не все так считают. Процентов девяносто почти уверенны в том, что я мёртв, а вот оставшиеся десять – да, их мне следует опасаться по-настоящему, и они вовсе не из милиции».
- Тогда почему вы на меня не донесли? – спросил он.
- Почему, почему… Не важно. Может, я посмотрела на вас и подумала, что вот, человек, похоже, вышел на пенсию. Похоже, ничем таким больше не занимается и, глядишь, встал на путь исправления. А, может, вы мне просто понравились?
Она широко распахнула свои синие глаза и глянула ему прямо в лицо.
- Так что? Вы берётесь? Вы сделаете эту работу за десять тысяч долларов, которые я специально для этого и приняла от того типа?
Он молчал, не теряя надежды как-нибудь затащить её во двор, но по улице всё время кто-нибудь проходил, и соседи ковырялись в своих палисадниках, и сделать это незаметно никак бы не получилось.
- Значит решили дать подзаработать пенсионеру? – слабо ухмыльнулся он.
Она легко оттолкнулась от забора и отодвинулась.
- Давайте обговорим всё завтра. Я понимаю, что вам нужно время, чтобы принять решение. Сейчас я уезжаю в гости к одной своей подруге, у неё и заночую, а вы приходите с утра в магазин. Часикам к десяти. В это время там покупателей почти нет, и вы дадите мне свой ответ. А деньги я на всякий случай захвачу с собой.
На этом разговор окончился, и они даже не попрощались друг с другом, и она пошла, не оборачиваясь по улице, своей лёгкой походкой счастливого человека.
Вот так это и случается, подумал он. Ты живёшь-живёшь и думаешь, что всё в прошлом, и всё тебя в твоей жизни в общем-то устраивает, и лишь невольно напрягаешься иной раз, заметив в толпе человека, который немного похож на кого-нибудь из прошлого, а потом к тебе внезапно приходит эта девка, на которую ты облизываешься уже второй год, говорит, что знает кто ты такой и предлагает убить одного парня, который убил её мужа полгода назад, и готова заплатить за это десять тысяч долларов, что получила от намеченной жертвы, да ещё деньги эти тебе не больно-то и нужны, ведь у тебя и своих припасено столько, что хватит до конца дней твоих.
Когда он подумал «до конца дней твоих», он машинально постучал согнутым пальцем по доске забора.
Рыбалку он решил отложить, а просто вышел на берег, скинул одежду и долго плавал, делая мощные, широкие гребки. Вода была лишь немногим прохладней воздуха, и бабье лето в этом году удалось как никогда.
Потом он вышел из воды, растёрся полотенцем, оделся, побрёл домой и стал думать: а что, собственно, ему следует предпринять?
Она сказала: переночую у подруги. Иными словами - спрячусь так, что ты меня не найдёшь.
И ещё сказала: а, может, вы мне просто понравились?
Интересно.
А женщина, после разговора с ней, теперь привлекала его ещё больше, чем раньше, когда он просто посматривал на неё исподтишка. Теперь она вдова и просит его оказать услугу. Причём услугу важную и всё равно сейчас о чём конкретно идёт речь. И он ей, видите ли, нравится. Может быть не так сильно, как она ему, но всё же…
И тут он впервые за последние три года подумал, что не бросить ли ему эту одинокую холостяцкую жизнь, и не связать ли свою судьбу с этой женщиной? Попробовать. Конечно, убить для неё этого типа не сложно. И это будет весомым вкладом в их будущий общий капитал. Да только тут существует один нюанс.
Насколько можно ей доверять?
Доверять сейчас и доверять в будущем, когда какая-нибудь случайность, ссора, смогут сделать их в один миг врагами и ничего ей не будет стоить взять телефон и сказать в него пару фраз. Назвать имя и адрес.
Может быть такая вероятность придаст некую изюминку их отношениям? Но уж слишком всё это рискованно…
Самое верное дело было бы её быстро и без шума устранить, а самому скрыться, растаять.
Тут перед его мысленным взором возникла белая блузка, обтягивающая женскую грудь, упирающуюся в доски забора, и он подумал, что неправильно торговаться о цене обеда на пустой желудок.
Через два часа он уже находился в городе в незнакомой квартире, где в комнате стояла большая двуспальная, застеленная свежим бельём, кровать.
Глаза у шлюхи тоже были синими. Он взял её за подбородок, повернул её голову к себе и заглянул в них. Потом отпустил. Прядь волос сбилась ей на лоб и она – пффф! – сдула их на место. Он перевернул её на живот и вошёл в неё резко и сильно, и двигался ритмично, не останавливаясь, и чувствовал, как она поддаётся ему и отвечает, приноравливаясь к его движениям.
Когда всё закончилось, он поехал домой.
Вечером у себя на кухне он налил в высокий стакан прошлогоднего вина из трёхлитрового бутыля, разбавил его минеральной водой из холодильника и принялся пить, делая редкие, неглубокие глотки.
Почему бы и не попробовать? – размышлял он. Не посмотреть, как оно выйдет? И ответил, что очень уж всё это непредсказуемо. Но ведь риск – это часть твоей профессии, тут же сказал он и тут же поправил – бывшей профессии!
В конце концов я всегда смогу это прекратить.
***
В магазине, как она ему и сказала, покупателей действительно не оказалось. И никто за магазином не следил, хотя в таких вещах вряд ли можно быть уверенным до конца.
Он вошёл внутрь. Она стояла за прилавком и смотрела на него.
- Вы решили? – спросила она.
- Почти, - ответил он.
Будь он проклят, если синие глаза хоть на мгновение дрогнули!
Она просто стояла, смотрела и ждала.
- Я сделаю это, - продолжил он, - но у меня есть правило – после каждой работы я около недели отдыхаю где-нибудь вдали от суеты. В каком-нибудь тихом, приличном местечке.
Она ждала.
- В этот раз я намерен поступить так же и мне бы хотелось, чтобы вы составили мне в этом компанию.
Тут он заметил, что к магазину приближается покупатель. Он видел его отражение в зеркальной задней стенке одной из полок.
Она перевела на мгновение взгляд ему за спину. Тоже заметила человека.
- Я согласна, - просто ответила она и выложила на прилавок пакет. Внутри, конечно, находились деньги. Десять тысяч долларов. Те самые.
- Это не обязательно, - сказал он.
- Нет, - сказала она. – Они для этого. У себя я их держать не могу, пусть они пойдут в оборот.
Человек приближался.
Он взял пакет.
- После увидимся, - сказал он ей, кивнул и уже повернулся к выходу, как она его окликнула.
- Вот, - сказала она и протянула ему ещё один пакет. – Вы же приходили сюда за покупками.
Он взял второй пакет с какими-то продуктами и вышел в дверь. Новый покупатель сделал шаг в сторону, чтобы дать ему пройти.
Он раздосадовано подумал: «Бабы уже соображают лучше тебя!»
***
На всё у него ушла неделя.
Ровно семь дней потребовалось ему, чтобы провести подготовку и выполнить заказ, и ровно семь ночей, чтобы окончательно влюбиться в синеглазую женщину.
Уйти в это с головой.
С заказом можно было бы управиться и быстрее – объект не предвидел угрозы, не предпринимал никаких усиленных мер охраны и, похоже, ощущал себя в полной безопасности от возможного покушения.
Но он не стал поддаваться кажущейся лёгкости задания, а сделал всё как положено и провёл хронометраж дня объекта, наметил пути подхода и отхода, уточнил расположение немногочисленных уличных камер и других источников опасности для исполнителя. И даже решил соблюсти некоторые суеверные приметы, которые накопил за свою профессиональную деятельность.
Он, как обычно, не делал никаких записей, не чертил схем, а держал всю информацию по делу в своей голове.
Так что дни его были заполнены хлопотами и заботами, а вот вечерами, перед сном, когда он уже лежал в кровати, ему являлся образ синеглазой женщины.
Она приходила, стояла рядом в полутьме, теребила пальцами верхнюю пуговицу белоснежной блузки, смотрела прямо на него и поправляла непослушную чёлку, всё время падавшую ей на глаза.
Потом он засыпал и не видел снов.
Правда, в один из этих семи дней он нашёл время и для женщины. Он вновь вошёл в магазинчик, где кроме него и неё никого не было.
Она поздоровалась и взглядом задала вопрос: «Когда?»
- Я приду к вам сюда сразу на следующий день, - сказал он.
Женщина промолчала.
- Уже совсем скоро, - сказал он.
Она ответила:
- Хорошо.
- Вы помните о нашем договоре? Не передумали?
Женщина внезапно взяла его руку своей и принялась перебирать его пальцы.
- Ничего я не передумала, - проговорила она. – Я сама хочу, чтобы так всё и произошло. Вы думаете… Думаете такое уж это удовольствие – спать в пустой постели? Я хочу быть с вами…
Тут она вновь назвала его по имени, которое не значилось в его документах.
И они некоторое время молча стояли, она гладила его ладонь своими тонкими пальчиками, а он почувствовал, как кровь отхлынула от головы, провалилась в пустоту живота, и вся ушла ниже, и как внезапно набух член, упёршись в грубую джинсовую ткань его брюк.
- Да, - сказал он неизменившемся голосом. – Я тоже этого хочу.
Потом она отпустила его руку, он взял пакет молока, булочки и вышел вон.
Вечером он проследил за ней и узнал дом, где она жила. То же самое он повторил и на следующий вечер, чтобы вполне быть уверенным. Её дом стоял минутах в пятнадцати ходьбы от его собственного. Со стороны улицы росла высокая старая шелковица, и он машинально наметил место, в котором можно было бы незаметно перелезть через забор и проникнуть во двор.
Собаки у женщины не было, и она проживала в доме совершенно одна.
Ещё он подобрал коттедж для отдыха в ста километрах от посёлка на турбазе «Кабаний перевал». В комнате имелся камин, широкая двуспальная кровать и медвежья шкура на полу. В эту пору года на турбазе не больно-то много бывало посетителей. Тёплые деньки уходили, а до снега и лыжных прогулок оставалось ещё много времени.
В назначенный им самим день он посмотрел на объект вблизи. Посмотрел через мощный оптический прицел. Выбрал свободный ход спускового крючка и с расстояния триста метров положил пулю точно в центр лба жертвы.
«Держи назад свои десять тысяч баксов, приятель», - мысленно сказал он.
Сам он ничего не почувствовал, кроме отдачи в плечо и приятного осознания того факта, что, несмотря на перерыв, не потерял ни хватки, ни сноровки.
После этого он вернулся в посёлок. Вывел в море лодку. В миле от берега бросил за борт гильзу и сменный ствол от винтовки. Саму винтовку он вернул на её место в тайнике, где лежали ещё два запасных ствола к ней.
Теперь мы с ней связанны одной ниточкой, думал он, сидя на веранде. Совместное убийство вяжет крепко – не распутаешь. Она – заказчик, я исполнитель и у нас есть общая тайна. Так что никак не выгодно ей меня выдавать – ответственность пополам. И, может, дела действительно обстоят так, как она говорит и даёт понять, и теперь мы с ней начнём новую жизнь, - не каждый свою по отдельности, а так, чтобы мы были в ней неразрывны.
Он вспомнил, как рассматривал обстановку коттеджа на «Кабаньем перевале» и как приятно это отдавалось у него внутри – словно готовил семейное гнёздышко. Он никогда раньше не испытывал подобного.
Но вскоре он подумал, что всё, что произошло меж ним и этой синеглазой женщиной, на самом деле лишь ловушка для холостяка на шестом десятке жизни, в которой он привык довольствоваться одиночеством, да связями с профессионалками и любительницами мимолётных встреч. И что ей, если придётся, не обязательно выдавать его официальным структурам, а можно связаться с теми, кто его до сих пор помнит и не прочь с ним поквитаться.
Кто знает, сколько ей ещё обо всём этом известно?
И он уснул почти уверенный в том, что завтра утром они встретятся в магазине, а уже вечером лягут на двуспальную кровать в коттедже, и в камине будут трещать дрова, за окошком шуметь высокие сосны, а женщина, - вся, полностью и без остатка, со своими синими глазами, чёлкой, округлой грудью и знанием о преступлении, - полностью перейдёт под его власть.
P.S. Ещё не конец.
