SajaChernobl

До чего ж утомительны поиски своей «второй половинки» (про них я рассказывала чуть раньше)!..

Иногда хочется бросить всё, и… поехать в Тибет.

Да не просто поехать, а так чтоб надолго – к примеру, хорошо бы остаться пожить там в течение полгода в каком-нибудь местном монастыре. Важно, чтобы монахи были нерусские люди, и не понимали моей речи. Я приняла бы условный обет молчания – на незнакомом тебе языке сильно не разговоришься. Разве что только жестами.

По утрам я съедала бы вместе с ними мисочку какой-нибудь каши (допустим, риса) и запивала его обыкновенной водой. Потом – уходила бы на весь остаток дня (думаю, мне б разрешали) за стены обители, в горы. Бродить по лесам, прислушиваться к пению птиц, шуму воды и деревьев, собственному дыханию и биению своего сердца.

Я знаю, что мне приходило бы в голову там, в лесу. Я стала бы думать о себе и других – всех, кого я помню по прошлой жизни. Если о ком-то помнишь что-то определённое – это и есть важно.

Я могла бы вспоминать картины из прошлого и переживать их заново до бесконечности.

Но однажды мне бы наскучило быть в лесу. И я бы вернулась обратно – не к ужину, раньше. Присела бы в почтительном отдалении около одного из занятых медитацией или перебиранием чёток узкоглазых монахов. Отвлекла бы этим его. А он бы повернулся и посмотрел на меня, внимательно и спокойно. А я… а я стала бы говорить.

Я говорила бы ему обо всём. И меня бы не останавливало никакое непонимание – так мы обычно и говорим со всеми другими людьми. Я рассказывала бы ему про свою предыдущую жизнь. Про себя. Про всех – и про каждую, и про каждого… Я захлёбывалась бы потоком прорвавшихся слов, я размахивала бы руками, я перебрала все по очереди эмоциональные выражения на своём лице, и далеко не по одному разу перебрала бы их…

А он сидел бы, не меняя позы, не меняясь в выражении лица. Он внимательно и спокойно смотрел бы тогда на меня – и слушал, и слушал… А спокойным он, думаю, был бы прежде всего потому, что не понимал бы при этом ни единого слова из той тарабарщины, что я на незнакомом языке ему говорю.

Я знаю, на кого он смотрел бы со своей стороны.

Перед ним сидит тощенькая русская девочка, и говорит она тоже по-русски. Она размахивает руками. Её очень сильно волнует всё то, о чём она говорит. А раз её это волнует – то суть произносимого уже едва ли важна.

Умудрённый многолетним отшельничеством и молитвами монах смотрел бы на меня – и вспоминал бы, быть может, своего молодого ученика, или же (даже скорее) самого себя, молодого. И, понимая всю важность и одновременно ничтожность происходящего внутри меня в этот момент, думал бы обо мне приблизительно следующее: эк её, мол, разобрало-то! И знал бы наверняка: понимать мои слова ему вовсе необязательно. Потому что всё, что я говорю – и ему известно это по опыту – конечно же, сущая чушь.

А когда мои слова бы закончились, и поток их иссяк, и я бы измученно, иссушено замолчала, то он сделал бы какой-нибудь дружеский жест – например, легонько потрепал бы меня по плечу – и, всё так же спокойно, внимательно и умно глядя мне прямо в глаза, растянул бы губы в доброй улыбке.

И вот тут-то я бы, наверное, разревелась.

Потому что, хотя он и не понял ни единого моего слова, он понял бы самое главное: что меня нужно выслушать и поддержать. Принять меня такой, какая я есть – со всеми моими душевными ранами, мозолями и проблемами. Пожалуй, что именно это на самом деле и нужно всякому человеку. Никакого другого понимания и поддержки не требуется – потому что в непридуманном, безусловном, неиллюзорном мире их, поверьте, не существует.

И до чего ж тяжело в наших шумных переполненных городах найти такого мудрого собеседника. Думаю, что порой внимательный к тебе человек – как и доза оздоровительного одиночества – любому из нас бывает необходим.

З.Ы. А куда бы, например, вы (при условии безграничных возможностей) хотели поехать, чтобы отдохнуть идеально?

Возвращаюсь с вышеупомянутого женского тренинга (https://pikabu.ru/story/zhenskiy_trening_po_sovrashcheniyu_m...).

Еду в автобусе, переполненном скучающими людьми.

Водитель автобуса – лобастый лысый мужи, вскользь замечаю я.

Пройдя по салону автобуса и присев на попавшееся свободное место у окна, слышу, как романтическим голосом с хрипотцой лысый объявляет в динамик очередную остановку:

– Советская следующая…

И – забывает выключить микрофон. В динамике раздаются щелчки и невнятный шорох, и вдруг раздаётся неожиданное, громкое, на весь автобус убеждённо сказанное слово:

– Алло.

Пассажиры сразу же оживляются. Что происходит? Такое слово в общественном транспорте вместо объявления остановок звучит как-то уж совсем неуместно…

– При-ём! – отзывается кто-то вполголоса на галёрке. И рядом звучно всхлипывает чей-то смешок.

– «Аллё, аллё»! – отвечает динамик шутнику.

Публика не удерживается, и вполголоса прыскает со смеху.

В ответ на это динамик выдвигает претензию:

– Чё ты мне там тоже своё «аллё»!

Фраза звучит невпопад, и я наконец понимаю: водитель не сошёл с ума и не разговаривает сам с собой. В достояние общественности нечаянно превратился самый обыкновенный личный звонок по телефону. Публика приходит к тому же выводу, и хором смолкает, приготовляясь подслушивать с удивительным профессионализмом.

Голос в динамике поясняет:

– Думаю, дай позвоню ей… А то не звонит, з-з-зараза…

В автобусе набухает с трудом сдерживаемый смех. Динамик тем временем продолжает громкоговорить:

– Ну чё ты там, чё поделываешь? Спишь небось, да?..

Сдержанные минутой раньше смешки наконец прорываются на поверхность, и взрываются по всему автобусу, разлетаясь в разные стороны.

В динамике тут же повисает напряжённая пауза. Автобус испуганно замирает – неужели он нас услышал? После долгих секунд молчания, прикинувшихся минутами, динамик с подозрением спрашивает:

– В смысле, с Вадимом?!

Плотина приличия не выдерживает и прорывается. Хохот затапливает автобус.

Водитель наконец слышит нас, и выключает злополучный динамик. Становится чуточку одиноко. Пассажиры ещё некоторое время старательно, но разочарованно вслушиваются в водительскую кабину. Многим интересно узнать финал этой остросоциальной драмы, а именно: как выкручивается «зараза» водителя, которая спит с Вадимом, и самое главное – что водитель собирается сделать с ней (или с ними) за это неверное дело.

Остаток пути я наряду с остальными провожу в изнуряющем душу неведении и почти физически неудобном молчании, мечтая, чтобы контуры моей остановки поскорее угадались за пыльными запотевшими окнами.

Это я. Раздумываю вот о том, до чего нелегко в наше время девушке решиться пойти на первое свидание.

Обычно ведь приглашают как? «Пошли, что ли, сходим куда-нибудь». Или: «Давай, что ли, встретимся, мороженым угощу». И даже не догадываются при этом, что я не люблю мороженое – у меня было тяжелое детство (я про него несколько постов тому назад здесь рассказывала), в котором мороженое мне запрещали под угрозой почти что расстрела, боясь что я заболею (а от холодного я в детстве и правда болела), и поэтому я к мороженому до сих пор отношусь с опаской.

А уж «пошли сходим куда-нибудь» вообще озадачивает. Встречаешься всё-таки где-нибудь на углу или на остановке с таким кавалером, спрашиваешь так ненавязчиво: а куда мы сегодня пойдём? А он – ни гу-гу. Сам не придумал. Не знает.

Приходится всю инициативу брать на себя.

– Слушай, а пошли на заброшенный завод? – предложила я как-то раз.

– Зачем? – напрягся мой провожатый.

– Ну как зачем. Полазить, пофотографироваться. Там же круто! И атмосфера особая. А поблизости еще и недостроенный дом есть… Всё прикольней так проводить время, чем на центральной улице, где одни магазины и очень скучно.

Мой провожатый пробормотал что-то (что именно – я не расслышала), и почти что галопом скрылся в неизвестном мне направлении. Так я его больше и не увидела.

А ещё пишут в статьях, что мальчишки – прирождённые исследователи всего нового и необычного. Я вот так смотрю, что-то испарились в современных мужчинах вся оригинальность и тяга к авантюризму…

Всем здравствуйте.

В конце прошлого года я публиковала на Пикабу серию своих заметок-воспоминаний о несчастливом детстве «Комната с видом вовнутрь».

https://pikabu.ru/story/komnata_s_vidom_vovnutr_pereezd_5272...

https://pikabu.ru/story/komnata_s_vidom_vovnutr_ot_pyati_do_...

https://pikabu.ru/story/komnata_s_vidom_vovnutr_myortvyie_ly...

В некоторых комментариях (а также в кое-каких личных отзывах, полученных от друзей) я столкнулась со следующим явлением.

В большинстве своём люди, далекие от подобного опыта (а иной раз – даже не столь далекие от него), склонны недооценивать получаемые ребёнком в таких условиях моральные травмы. Типичные реплики этих людей: «Но зачем ты всё это вспоминаешь, раз это больно? Что тебе это даёт? Возьми и забудь!», «А разве это важно сегодня? Живи своей взрослой жизнью, тебе ведь уже не мешает никто», «Да, допустим, всё это было с тобой. Ну… и??? И… что???», «Нечего вешать свои проблемы на родителей/воспитателей/учителей… Ты можешь взять и порешать свои проблемы самостоятельно. Ты ведь уже взрослый человек, а это по определению означает, что ты теперь в силах и в состоянии это сделать». Ну и на крайняк: «Ах ты, бедненькая моя!..».

Всем этим людям почти удалось убедить меня в том, что я как писатель и неравнодушный к миру творческий человек делаю ненужное дело, говоря о проблемах неблагополучных семей, которых в России несчетные сотни и тысячи, через призму взгляда ребёнка с опорой на щедро отпущенный мне жизненный опыт. Что эти проблемы если и не надуманы – то, по крайней мере, слишком преувеличены.

Хочу привести вам одну неожиданную параллель.

На днях я была на читке пьесы Жанар Кусаиновой «Они пришли… Или Самый Первый Мирный День». Это документальная пьеса о детях войны – о детских переживаниях, про которые вспоминали взрослые люди лет 35-ти. В предисловии к ней сказано так:

«В этой пьесе не будет никаких признаков национальности, религиозной, расовой принадлежности. Я убрала все это ради того, чтобы читатели-слушатели-зрители увидели среди моих персонажей только детей. Детей. И все».

Рада бы изложить это своими словами, но в кратком изложении этого не передать. Если вы не прочитаете дословно то, что услышала я – то вы едва ли поймете. Поэтому позволю себе в данном авторском посте процитировать отрывки из некоторых монологов.

***

Мне было 7 лет, ничего не помню, у меня просто чистый лист, черный квадрат Малевича. Войны не помню, хоть убей. Может, просто настолько там было кошмарно (а как еще может быть на войне), что у меня просто психика решила посредством такой амнезии защититься. Стерлась память о войне и все. Да кому это теперь нужно?

Но если бы я помнил, если бы это открыл, то, наверное, я был бы целым. А пока я не чувствую себя целым. Как будто вместе с тем черным квадратом из меня вынули что-то важное, часть меня.

***

Больше всего меня удивляет, что я могу про это говорить, что это было в прошлом. В другой жизни. Иной раз мне кажется, что это все случилось не со мной. Как будто это не я. Даже не знаю, существую ли я. И что такое «я»? Границы стерлись настолько, что если кто-то спросит меня обо мне… какая ты… я не смогу сказать…

Наверное, это потому что, так хочется спрятаться в этой потерянности.

***

Мне было 13 лет. Помню… постепенно у тебя проходит страх перед смертью и мертвыми. В какой-то момент перестаешь бояться всего этого. Все равно становится, умрешь, не умрешь.

Я честно скажу, в те дни вообще себя не ощущал, как будто меня нет. Наверное, это личность стирается. Такая анестезия в душе происходит. Когда себя перестаешь ощущать, то тебе кажется потом, что это не с тобой было. А если не с тобой, то не больно. Душа не болит, если не с тобой.

***

Во время войны чего хочется? Даже не хлеба там, ни тишины, даже не того, чтоб не стреляли. Хочется невидимой быть, и чтоб забыли про тебя, не трогали. Чтоб даже не видели тебя, хочется воздухом стать, улететь куда-то. Больше всего хочется. И не помнить, не понимать. Хочется, чтобы как будто тебя не было никогда. И после войны тоже так хочется. И теперь я так хочу. Мне тогда было 11 лет. Одиночества так хочется. И всегда не хватает.

***

Мне нравится ремонтировать часы. Когда сижу один за столом и ремонтирую, я… (пауза) никто не подойдет, не надо напрягаться, разговаривать… Честно говоря, я не могу с людьми… мне трудно… я видел… мне было 14 лет… там… я там был. Нет никакой обиды, злости, ничего. Только внутри… Я не могу с людьми.

Не женат, детей нет. Не могу я с людьми. Не могу. Я на работе только менеджера вижу, он приходит, отдает заказы, забирает готовое, уходит. Мы с ним почти не разговариваем.

***

Была я там. И что? Вроде как жива, насчет здоровья… Это не важно. Я в порядке. Ну как могу. Да я могу из любого подвала самый уютный дом сделать, из любых продуктов, пусть даже испорченных, – вкуснотень невероятную, пальчики оближешь. Из любого тряпья – теплую одежду на зиму.

Все могу, все умею. Я хозяйка на сто процентов, лучше не найдете. Живу одна. Мне так лучше. Честно скажу, тоскую я по тем временам. Как-то ясно тогда было, кто куда, кто враг, кто друг, куда бежать. И все было по настоящему, а сейчас, какие-то все придуманные, наигранные. Врут без остановки, выпендриваются. Завидуют друг другу. И пыль друг другу в глаза пускают. Ярмарка тщеславия. Лишь бы… лишь бы…

Мне тогда было 14 лет... А жизнь-это война и есть. Когда ты все время на стреме, с ножом в руке. Или ты, или тебя. Все остальное - фигня и лажа.

***

Мне было 10 лет. У меня с собой был кулек. Я уже была большая девочка, я знала как и чего бывает у мужчины и женщины, ну я про это, я и групповые изнасилования видела, у нас соседскую девчонку изнасиловали так, я сидела на чердаке, слышала все, понимала что к чему. Я видела, как она умерла. Но у меня с собой был кулек. А в нем ягоды, ядовитые. Я знала точно, вороний глаз. Достаточно три-четыре сожрать, чтобы коня двинуть. Я носила с собой, мол, если чего, живой не дамся. Это же быстрая смерть.

Теперь живу тут. Честно работаю, не ворую, замуж не вышла. Нет, никогда ни с кем не встречалась. Не влюблялась даже. Мужики говорят, что я как отмороженная.

Отмороженная.

У меня был кулек. А в нем ягоды.

***

Больше всего меня шокировало. Когда мы оттуда выбрались, приехали сюда, где нет войны, меня шокировало…меня шокировало… Только не смейся... (пауза, долгая нерешительная) Понимаешь, я сижу у окна и могу в окно смотреть, и не бояться… Я могу просто на улицу идти, гулять.

Но и это еще… меня шокировало, что я могу взять еду и есть ее, и никто не отнимет. Можно пойти и купить себе мороженное. Суп сварить. Надеть яркую одежду. Смотреть мультики, прогуливать школу. Мне было 9 лет. И меня все это шокировало.

***

Больше всего я запомнил чувство страха. Страх он повсюду, он как воздух, которым ты дышишь, он в коже, в волосах, в легких, в крови. Как же сказать… не знаю. Просто с тех пор, я не могу отделаться от этого чувства. Страх. Страх. Я просто не хочу жить, понимаешь, для меня это возможность уйти, завершить историю, прекратить вспоминать то, что со мной случилось. Я не хочу жить. Понимаешь, самые простые вещи приводят меня в ужас. Пройти по открытой площади, оказаться в толпе, обратиться к незнакомому человеку, спросить дорогу, идти по улице…

И самое страшное – любое прикосновение, даже случайное.

Я поэтому очень редко катаюсь в общественном транспорте. Вообще чувство опасности - преследует. Мне до сих пор иногда кажется, что меня хотят убить. Я понимаю, что это уже болезнь. Мне кажется, что еда отравлена, что за дверью меня ждут они, что они пришли… Понимаешь? Они пришли.

***

Здравствуйте. Я вас помню. Конечно, помню. Вы насчет… да. А курить у вас есть? Прекрасно. Да мне любые. Не, жрать не надо мне, не хочу. Не могу. Врачиха говорит, что у меня нарушения какие-то. У меня ведь всех. Они пришли, и! Они пришли!

Врачиха говорит, это у меня чего-то там, а не помню что она там мне говорила, слово какое-то длинное, с чувством вины связанное. И поэтому я себя терзаю. Руки режу, волосы себе прошлый раз подожгла. Нравится мне. Успокаивает. Еще я вот, не жру не хрена. Стыдно жрать, когда их нет, мамы моей, отца и брата, сестер и никого. А я живу. Стыдно.

***

Войну пережить нельзя. Все равно остается с тобой. Все равно как главная точка отсчета. И пусть говорят вам, что мол, давно было, не помню ничего. Помню. Всегда. У меня так.

Войну пережить не возможно, с ней можно только умереть. Она все равно остается, как часть тебя, как например то, что у меня руку ампутировали, после ранения. Я себе конечно протез куплю, ну когда накоплю. А так, ну посмотрите сами, ну как мне вот это вот пережить? Что я могу изменить? Ни-че-го.

Лицо мое… да нет, не нужно, я вижу, что вам неприятно на меня смотреть, покорежило меня тогда крепко.

Но ничего. Главное жива осталась. Тоже хорошо ведь. Хорошо?

***

Пьесу читали дети 17-18 лет. Их возраст был выбран режиссёром специально – поколение, незнакомое воочию с войной. После прочтения они и три ряда зрителей обсуждали текст с режиссерами читки. Зрители, впрочем, преимущественно молчали. Парень-чтец воодушевлённо сказал, что об ужасах войны нужно помнить и не допускать такого. Его сверстница задумчиво добавила, что нужно хотя бы пытаться сочувствовать прошедшим через такое людям. Все шестеро читавших монологи детей признались, что текст оказался малопонятен им и совершенно не близок.

Режиссеры читки, выслушав эти ответы, пришли к наглядному выводу, что современный человек, не побывавший на настоящей войне, не может понять войну, почувствовать её, пропустить ее последствия через себя. Поэтому, рассудили они, сейчас даже нет хороших фильмов о войне – молодые актёры и режиссеры от этого чересчур далеки!

Я была просто поражена этим текстом. Но чуть ли не настолько же сильно я была поражена всеобщей отстраненной, похожей на размышления каких-то инопланетян, реакцией на него. Когда я собиралась на читку, мне и в голову прийти не могло, что я, именно Я внезапно восприму эту пьесу ТАК – потому что в этих коротких, бьющих по сердцу наотмашь историях переживших войну детей я УЗНАВАЛА СЕБЯ.

Им трудно это даже ВОСПРИНЯТЬ и ПОНЯТЬ. А я узнавала себя.

Я дословно узнавала себя в КАЖДОМ из приведенных выше отрывков. Вот почему я отобрала именно их – те, где со скрупулёзной точностью описывались переживаемые мной… нет, не столько сами события – но скорее точно такие же чувства, состояния, эмоции. Некоторые из них были со мной несколько лет назад, а сейчас немножечко поутихли, а некоторые – ярки до сих пор.

Я не смогла промолчать, и прокомментировала, что на меня это наоборот оказалось похоже. В том, что он увидел в пьесе себя, больше из зрительного зала на все три ряда (а это человек, наверное, 30) не признался никто.

В пьесе были ещё и другие отрывки – значит, мне достались не все варианты развития событий. Но скажу вам сразу: хороших среди них почти не было. Вот, пожалуй что, наилучший:

***

Когда я была там, мне было 11 лет. Ничего не хочу рассказывать про то время. Так можно? Окей. Закончила педагогический. Работаю в школе, в младших классах. Нареканий нет, с коллективом отношения у меня хорошие. Замужем. Жду ребенка.

У меня все хорошо. Вы мне верите? Это хорошо, что вы мне верите. Хорошо. Только я ничего рассказывать не буду. Про то время. Не буду.

Когда рожу, у меня будет комната для ребенка, вся доверху игрушками забитая. Прямо вся. И чтобы по всему дому игрушки и воздушные шары. А еще, я вот холодильник люблю забить битком продуктами. У меня муж богатый. Приду домой с работы, холодильник открою, а там продукты. Еда. И всё мое, всё наше. И я если захочу, то сколько угодно ем. Полную тарелку наложу, и запах горячий нюхаю. Мне даже есть необязательно, просто запах горячий чтоб. Люблю, когда дома едой пахнет. В доме всегда должно едой пахнуть.

И чтоб игрушки по всему дому валялись. Самые лучшие при том.

И еды полный холодильник.

И в шкафу теплая одежда, новая, лучшая. Крутая.

В окно выглядываю, а там погода отличная. У нас тихая сторона улицы, под окнами деревья. Я выхожу и гуляю сколько угодно. Я люблю. И никто не тронет, не обидит.

У меня все хорошо. У меня теперь всегда все хорошо. Всегда.

***

Описание всего этого благополучия отчего-то звучит больно.

Если, как рассудили режиссёры этой экспериментальной читки, только такое страшное, ПО-НАСТОЯЩЕМУ СТРАШНОЕ бедствие, как война, способно оставить на детских душах ТАКОЙ неизгладимый уродливый след, с которым человек при всём желании уже не расстанется до конца своих дней и который не получить больше нигде, а со стороны – не дано понять никому…

…То хотела бы я знать: как получилось, что всем окружающим меня людям на той читке всё это оказалось и впрямь не близко, а я – узнавала себя?..

Я никогда не была на войне. И никогда не бывала в «горячих точках» – я не провела там ни часа за всю свою уже почти 30-летнюю жизнь.

Я (как считают некоторые, всего-то навсего!) росла в неблагополучной семье. Другого объяснения этому высвеченному сходству и в то же самое время поразительному различию я просто не нахожу.

Моя семья прошлась по мне, как война.

З.Ы. Несмотря на то, что из 40 присутствовавших на читке узнала себя в тексте
(будем верить людям на слова) одна я - я такая, конечно же, не одна. Детей, растущих и выросших в точно таких же страшных семейных условиях, по сей день и абсолютной в любой стране мира существует тысячи. Понимаете, тысячи.

Манифест «детей войны» мирного времени.

Да, мы – другие.

Да, мы – не по вашу сторону баррикад.

Да, мы иногда можем вести себя и чувствовать себя, по сравнению с вами, странно.

Но. Мы прежде всего – люди. Мы люди точно так же, как вы. Если бы каждый из вас когда-то испытал на себе наши условия и обстоятельства – то вы бы сейчас были точно такими же, какими теперь стали мы. Если бы мы никогда не были в тех условиях – то мы бы сегодня стояли с вами плечом к плечу и точно так же тупо не понимали, как относиться к людям-осколкам, к тем самым «детям войны», а я бы сказала иначе: «к детям любого сильнейшего неблагополучия». Если ставить между двумя этими терминами знак «равно», то пожалуй, что режиссеры читки действительно правы: невозможно понять войну, если ты на ней не побывал.

Нет, нас не надо жалеть.

Нет, наши страдания не заразны для вас – если вас всё это цепляет, то в ваших умах и душах натянутыми струнами звенит только ВАША боль, зазвучавшая как камертон с нашей болью, о которой вы прочитали или услышали. Собственной боли хватает у каждого из живущих. Не стоит открещиваться от своих чувств. То, что чувства существуют и стремятся говорить о себе – это нестрашный факт. Надо принять их такими, как они есть. Дороже наших чувств у нас нет ничего. Это и есть душа.

Нет, мы не в состоянии преодолеть некоторые слишком глубокие травмы и «жить как все нормальные люди». И не надо убеждать нас в обратном. Если бы мы только могли – то поверьте, мы бы всё это преодолели. Мы справляемся с тем, с чем только можем, и так, как можем. Но мы едва ли способны сбежать от вросшей в наш организм данности мрачного прошлого и измениться совсем. Мы вряд ли когда-нибудь станем понятными и удобными, и впишемся во все ваши «нормальные» рамки – для нас они ненормальны. Разрешите нам жить, как умеем, и быть такими, какими у нас получается быть. И оставьте нас, наконец, в покое. Позвольте нам быть одинокими, если мы этого так хотим.

Ну и наконец самое главное. Ни на секунду не забывайте, попробуйте осознать: вам действительно по-крупному повезло в этом мире, если вы – не по нашу сторону баррикад.

Всем доброго утра!

Решила поделиться еще немного своим творчеством, чтобы на его примере показать, как зрительное оформление могут видоизменить, заострить или углубить смысл, к примеру, стиха. Почему я это делаю - помнится, мне в комментариях написали, что нет смысла размещать стихи на картинках, это ничего не добавляет к их содержанию.

1.

Можно, конечно, оформить свои строчки стиха или афоризма, подобрав картинку с самой прямой ассоциацией - примерно так:

И тогда это оформление просто сделает текст более легким и быстрым для восприятия. Доказано, что 70% информации мы ухватываем и усваиваем через глаза. Вот почему яркий видеоряд так важен в начале любой статьи. Если вы хотите, чтобы её прочитали - добавьте броскую картинку, она привлекает внимание.

2.

Вот другое мое коротенькое стихотворение, читатели обычно относят его к разряду религиозно-философских:

Мы поверим в Тебя, Господь

Мы поверим в Тебя, Господь:

Ты един, нам не надо двух.

Обуздаем мятежну плоть,

Воспитаем железный дух –

Каждый сам себе станет храм,

Света Истины не предаст.

Если Ты помогаешь нам –

Значит, всё-таки веришь в нас.

(с) 2017

А вот как я его оформила - в сопровождении такой картинки смысл несколько видоизменяется, и строчки приобретают более саркастичный оттенок. Люди, которые смотрели фильм "Убить Билла", обязательно поймут почему:

3.

Следующие три картинки - это триптих о разрыве любовной привязанности.

Для начала - вот сам стих целиком:

I

Мне тебя не хватает во всём:

В горьком часе и в радостном миге –

Жизнь сошла на избитый приём,

Исключая возможность интриги.

Чередой неизбежных помех –

Блики лиц, проносящихся мимо.

Мне тебя не хватает во всех,

Что едва ли вообще поправимо.

II

Ты совсем не похож на других

(Это – лучшая, может, из жалоб):

Про тебя нет ни фильмов, ни книг;

Да и песен не сыщешь, пожалуй.

Как ты медлил с уходом – и всё ж

Уходил, порываясь остаться…

Ты совсем на других не похож.

А вот чем – не могу догадаться.

III

Ты уехал. Отныне все дни,

Обстоятельства и перемены

Незначительны; этим они

Исключают возможность замены.

Но зато (здесь, опять же, клише)

Я предчувствую, знаю и верю,

Что тайник в моей старой душе

Исключает возможность потери.

Добрая половина моих читателей в них узнала себя и отозвалась, что их "зацепило" - они вспомнили что-то своё, выражавшееся очень похоже. И я поняла, что стихотворение получилось достаточно обобщенным. Поскольку при написании оно посвящалось одному дорогому для меня человеку, мне захотелось как-нибудь подчеркнуть особенность этой истории для меня. Я решила добавить эти коротенькие стихи на картинки, сделав из них цикл.

Подобранные именно в таком порядке картинки-подложки добавляют дополнительный смысл.

Сначала отснятые кадры недавно произошедших событий говорят нам об ушедшем хорошем прошлом (сразу после расставания мы переживаем страдания особенно ярко).

Затем кадры превращаются в фотографии, и их развешивают на прищепках - потому что они дороги нам, их не хочется убирать в альбом, пускай повисят на виду.

Наконец даже фотографии исчезают, и остаётся одна тягучая тоскливая душевная боль от потери, выраженная пустой прищепкой.

Важно отметить, что триптих оформлен в едином стилевом и цветовом решении - если вы хотите сделать взаимоувязанную серию картинок с текстом, то важно показать её связь, иначе читаться и смотреться как единое целое ваше произведение не будет.

Надеюсь, что моя наглядная информация оказалась кому-то полезной!

Удачи вам в жизни и творчестве! ;)