— Учеников проинструктируйте о правилах поведения в пути следования и на месте. На дорогу не выбегать, двигаться только строем, по могилам не бегать…
— Где не бегать? — опешила я.
— Как, я разве не сказала? Мы едем в район центрального кладбища. Все хорошие места уже заняты другими школами.
— Прям как на Хэллоуин, — вставила физичка.
— Ой, Хэллоуин, обожаю, — я улыбнулась начальству в лицо.
— Хэллоуин был два месяца назад, — напомнило оно, и тут, словно в подтверждение слов, одна из тыкв зашаталась и развалилась; вонючая вязкая слизь растеклась по полу и поползла к ногам физрука.
— Вот незадача, — всплеснул руками Степан Петрович, выбираясь из книжного шкафа.
Я всегда подозревала, что между шкафами есть связь, иначе как объяснить, что из моего постоянно пропадают чистые листы и печеньки?
Никто Степана Петровича не заметил.
— Научить детей ориентироваться на местности и выживать в естественных условиях наших предков? — робко предположил Афанасий Петрович.
— Найти нормальную — а самое главное бесплатную! — елку для утренников. А то у нас в спортивном зале ставить нечего.
— Давайте «козла» поставим, — расщедрился физрук, — украсим мишурой, рядом поставим Наталью Иосифовну в роли Снегурочки.
Наталья Иосифовна своими формами затмит любого козла, это да.
— А вы знаете, что мой братец имел трояк по истории в школе? — Степан Петрович присел на нашу парту, почти уткнувшись задницей в нос Нефедову, но тот никак не отреагировал. — Стало быть, не имеет никакого морального права упрекать нынешних учеников.
Ну, я тоже имела три с минусом. Ну, я и не упрекаю никого, тоже верно.
— Ну да, — Степан Петрович кивнул на Афанасия Петровича. — Младшенький, — с нежностью уточнил он.
Назвать восьмидесятилетний школьный раритет «младшеньким» у меня язык бы не повернулся, но я, стараясь скрыть удивление, промямлила что-то типа «миленько» и со смаком влепила Половинкину два с плюсом.
— Анна Сергеевна, а вы знаете, как действовать в случае пожара?
— Ага, по инструкции. Пересчитать учеников, взять самое ценное, то есть, классный журнал, оставить в классе деньги, драгоценности и документы, пусть горят синим пламенем, и покинуть помещение вместе с журналом и детьми. Именно в таком порядке.
— Ну так берите, — шепнул Степан Петрович. — Деньги и документы можете оставить мне.
Я пихнула соседа по парте в бок.
Нефедов с криком «Горим!» заметался по проходу между столами. Явно забыв про инструкцию, он подскочил к свечам, выпавшим из тыквы, и принялся молотить по ним классным журналом десятого «В».
Поздно. Уже занялись шторы, и коллектив рванул к дверям. Что-то зашипело, щелкнуло, заискрилось — и свет погас. Начальство распихивало коллег локтями, стремясь оказаться во главе очереди.
Я шмыгнула между физичкой и косяком и, крикнув «Встретимся утром!», помчалась по длинному коридору.
В случае пожара не забудьте классный журнал!
Памятка, висевшая над доской в каждом кабинете вместо высказываний Ломоносова, Герцена или Лобачевского, стояла перед глазами.
Я прижимала журнал к груди, как самое дорогое. Надеюсь, в случае обстрела он спасет мне жизнь.
В конце коридора замелькали вспышки — загорались экраны мобильных телефонов. Один, второй, третий, как красные пятна по телу, когда заболеваешь ветрянкой. Телефонное чудовище приближалось и, прищурившись, я начала различать силуэты. Иванов, Кондратьев, Рот, Арлюк… Светочка Кузнечкина, хорошая девочка, умница, отличница, спортсменка из хорошей семьи.
Телефонная толпа наступала, я пятилась, пока не уперлась в стенд «Ими гордится школа». Со стенда на меня смотрели Иванов, Кондратьев, Рот, Арлюк. Светочка Кузнечкина.
По спине пробежал холодок. Глаза школьников горели нехорошим огнем.
Собственные шаги отдавались гулким эхом в ушах, пока я бежала по лестнице на первый этаж. Где-то здесь должен быть выход. Запах гари усиливался.
Двери слева и справа. Какую выбрать?
В любой непонятной ситуации иди налево.
А лучше вообще лечь спать. В любой непонятной ситуации.
Левая дверь вела в актовый зал.
Огромное помещение, уставленное рядами кресел, возвышение в роли сцены и старые-престарые кулисы. Пожалуй, если забаррикадироваться здесь…
…можно спастись. Здесь должен быть огнетушитель. Им можно отбиваться от тех, кем гордится школа.
Странные они сегодня. Переучились, наверное.
— Анна Сергеевна! — правовед Нефедов ворвался в зал следом. — Слава Конституции и остальным законам! — он возвел руки к небу. — Я не один.
Да, давайте бояться вместе.
— Что происходит? — тихо спросила я, цепляясь за журнал, как за соломинку.
— Горим, — почти спокойно ответил тот.
— А почему нас не эвакуируют? Помните, ложная тревога была? Всех посчитали и выставили из школы. А сейчас что же?
— А сейчас детей-то нету, некого спасать. Про нас, преподавателей, никто ничего не говорил. И никто не обещал, что нас спасут. Входная дверь не открывается, кстати.
— Потому что по новому закону, в связи с угрозой террористического акта, двери школы закрываются на ба-а-альшой амбарный замок…
— С восьми вечера до восьми утра, — простонала я.
— До восьми утра — определенно сгорим.
— А почему тыквы не вынесли?
— Меня больше волнует тот факт, что я не успел написать завещание.
— У вас есть что оставлять потомкам?
— А как же, премию к Новому году за невиданные успехи, — Нефедов крякнул и улыбнулся. Я впервые видела, как он улыбается. — Да у меня и потомков-то нет.
Дверь скрипнула и открылась. Мы с Нефедовым напряглись и вооружились: он — Уголовным кодексом, я — журналом. В проеме, освещенном светом мобильного телефона, показалась Инночка.
— Хм, пусто, — разочарованно протянула она. Мы задержали дыхание. Инночка поднесла к губам второй мобильник и проговорила: — Алло, в актовом зале никого. Не волнуйтесь, мы их найдем, остальные уже внизу. Осталось двое. Правовед Нефедов, тот самый, что постоянно клянчит деньги за свой бесполезный двенадцатичасовой труд. И эта, как ее… которая действует вам на нервы… да-да, Анна Сергеевна.
Мы с Нефедовым прижались друг к другу и переглянулись.
— Не волнуйтесь, мы найдем их, время еще есть, — успокоила начальство Инночка и нажала на кнопку отбоя.
— Пойдем за ней, — одними губами предложил Нефедов, и мы бесшумно двинулись к двери.
Инночка уверенно прошла по длинному коридору, остановилась на углу, достала из кармана баллон, похожий на освежитель воздуха, и пшикнула пару раз. Сразу потянуло гарью. Инночка самодовольно хмыкнула и, развернувшись на каблуках, скрылась в кабинете начальства. Мы с Нефедовым припали к двери.
— Инна, дело плохо. Если до рассвета мы не найдем этих двоих, они… они могут стать ненужными свидетелями. С наступлением Нового года вся бухгалтерия будет закрыта, и они останутся в списках действующих работников.
Нефедов шумно выдохнул, за что получил от меня пинок.
Еще не хватало, чтобы нас обнаружили.
— Ты хоть представляешь, что будет?
— Угу, — безнадежно проворчала та. — Нефедов вообще держать язык за зубами не умеет.
— Если это произойдет, не видать нам новых коллег, смекаешь? Они просто-напросто не пойдут работать в школу, где… Смекаешь, чем это грозит?
— Угу. Нам придется доводить старых.
— Все равно что пытаться добыть сок из выжатого лимона! — вышло из себя начальство. — Милейшая Ольга Александровна и так держится из последних сил. Нам нужны новые коллеги, но сначала…
— …надо навсегда избавиться от старых.
Нефедов закусил губу. Наверное, чтобы не завизжать.
— Чтобы не получилось как со Степаном Петровичем. Довести мы его довели, но выставить из школы почему-то не догадались. Наверняка это он предупредил Анну Сергеевну о пожаре.
— На этот раз будем умнее. Как только все соберутся внизу, открывай двери. И запомни: все коллеги должны искренне хотеть покинуть здание. Они должны понять, что здесь всем похуй на них. И никто не собирается их спасать.
— Есть! А с дезертирами что делать?
— С дезертирами будем работать. Как вернутся с больничного, вызывайте по одному ко мне в кабинет. И почаще.
Дверь распахнулась через секунду после того, как мы с Нефедовым отскочили от нее и притворились косяками.
Я с радостью покину здание.
По замыслу начальства мы наверняка должны были застрять в конференц-зале, но Степан Петрович вовремя обратил наше внимание на развалившуюся тыкву, и план провалился. Коллеги разбежались по школе, до Нового года оставались считанные часы, начальство занервничало.
— Останусь назло им, — заявил Нефедов и начал строить баррикады. — И расскажу всем новеньким, куда они попали.
— Ты сможешь рассказать только новому правоведу, — поправила я.
— Ну и пусть, — он топнул ногой.
— Предлагаю переждать здесь и спуститься в холл без пяти минут восемь. А там поглядим, покидать здание или нет.
Трое преподавателей и один трудовик, пропавшие в понедельник, нашлись в гардеробе. Трудовик безмятежно спал, причмокивая губами и обнимая рубанок.
Алиса Ивановна и Марта Васильевна были мертвы. Их остывшие тела, завернутые в зимние пуховики, мирно лежали в углу и прикидывались свертками одежды, которую за год растеряли школьники. Ольгерд Викторович доживал последние минуты, судя по синюшному лицу и сведенным пальцам.
— Явились, — заурчало начальство, поигрывая связкой ключей. — У нас тут пожар, а они отлынивают от участия во всеобщей панике!
Я украдкой взглянула на часы. Длинная стрелка подбиралась к двенадцати.
— Ваш пожар ненастоящий, — громко сказала я.
— …А на похороны мы передадим премии, которые сняли с милейших Алисы Ивановны и Марты Васильевны при жизни. Заодно сэкономим… Что вы сказали, Анна Сергеевна?! — Ольга Александровна запнулась на полуслове.
Начальство позеленело, будто сквозь маску проступило истинное его лицо — сгнившее и заплесневелое.
— Ваш пожар из баллончика.
— Они хотят избавиться от нас, — поддакнул Нефедов и на всякий случай прибавил: — Я буду звонить своему адвокату.
— Молчать! Вон отсюда! У нас пожар, спасайтесь.
— Поздно, — месть наполнила рот вместо слюны. — Уже восемь. С Новым годом.
Охранник и сторож в одном лице (так как две ставки оплачивать никто не собирался) загремел ключами. Он прошел мимо нас с Нефедовым, мимо начальства, мимо коллег и даже не кивнул. Какая невоспитанность.
— Что-то вы рано, Алиса Ивановна, — пробурчал он, открывая двери. — До занятий еще полчаса. С Наступившим, кстати.
— Увольняюсь, — просияла та, цокая каблуками по кафельному полу, — не хочу загнуться здесь как Степан Петрович и Анна Сергеевна. Наверное, историки в нашей школе долго не живут. Марта Васильевна скоро буде с заявлениемт, а Ольгерд Викторович еще колеблется, ищет новое место работы.
— А милейший трудовик где?
Я вздрогнула, потрясла головой и навострила уши. Словно в охранника вселился дух начальства. Странно, обычно дух предпочитал секретаршу Инночку.
— А Милашев где? Ну, трудовик.
— А трудовику не до работы, он пьет. И потому будет жить вечно, — криво усмехнулась Алиса Ивановна и, размахивая заявлением об уходе, как белым флагом, решительно направилась в административные покои.
За полчаса холл наполнился людьми.
Мы стояли и с грустью смотрели на них, никем не замеченные.
Полдевятого прозвенел звонок на урок.
Через пять минут двоечник Попов и хулиган Половинкин промчались мимо меня, не поздоровавшись.
Начиналась первая — единственная — смена.
А я побежала на маршрутку, чтобы вернуться завтра и попытаться найти нового историка.
Поеду, не заплатив. Я с самого Хэллоуина так езжу.