Hевидимый лифт на запpедельный этаж
Никогда не связывайтесь с му…
Любой Творец нуждается в Музе. Но мало кто задается вопросом: а нуждается ли Муза в Творце?
25 июля 1829 года в Лондоне, в доме на Хаттон-Гарден в семье небогатого торговца-лавочника родилась девочка, которую назвали Элизабет Элеонора Сиддалл. Чуть позже ее муж уберет из фамилии последнюю «л». А еще чуть позже раскопает могилу жены. Правда, ни счастья, ни славы ему это не принесёт.
Лиззи была третьим ребенком из восьми, посему с детства была приучена работать, шить платья. Что поделать: викторианская эпоха, детский труд, боже храни королеву… Читать и писать родители выучили, шить тоже научилась. Добро пожаловать в шляпную мастерскую: порть глаза в с утра до ночи, какие еще перспективы (актрис и кучеров не предлагать)?
Но когда Лиззи стукнет 20 лет, в ее мастерскую зайдет один молодой художник - Уолтер Деверелл (вообще, он сопровождал свою maman на шоппинге).
Уолтер Хоуэлл Деверелл (как он сам себя видел, то бишь сэлфи)
Надобно сказать, то этот прекрасный молодой человек входил в братство прерафаэлитов — художников-единомышленников, которых достала скучная британская живопись (пасторальки, где там и сям понатыканы церквушки и коровы), академический традиционный стиль, и вообще вот это вот все (с). А вот сюжеты Средневековья, шекспировские трагедии, библейские истории и стиль Рафаэля Санти (хотя это уже и эпоха Возрождения) - это прям «наш слоняра».
Итого, не хватает только модели, и Деверелл ее нашел. Более того, влюбился. И нарисовал.
«Двенадцатая ночь». Здесь сам художник в центре, слева - в образе Виолы (переодетой юношей) Лиззи Сиддалл.
К сожалению, изобразить роскошные рыжие волосы модели сам Уолтер не смог и позвал для этого своего друга - Данте Габриэля Россетти. Чем и предопределил всю дальнейшую судьбу участников.
Данте. Не Алигьери, но сойдет.
Киношникам пришлось приложить много усилий, чтобы мы могли понять Лиззи
Не знаю, что такая прекрасная девушка нашла в Россетти, но что-то нашла. Возможно, все дело в харизме, потому что в тот период Данте был крайне беден, очень худ и дыры в костюме закрашивал черной краской.
Но Лиззи влюбилась. И ушла с ним жить «во грехе» почти 10 лет - в бедности, нестабильности, изменах. При том, что для позирования в ту пору требовалось не только согласие модели, но и ее семьи. Тот же Уолтер Деверелл просил свою маму участвовать в переговорах с родителями Сидделл. Жаль, что тогда не было системы TFP (Time for Prints, когда модель и художник договариваются между собой сами. Художнику уделяется время, а натурщице — восхитительное, бесподобное, потрясающее портфолио).
Прекрасную девушку ,"великолепно высокую, с прекрасной фигурой и лицом самой нежной и законченной модели... у нее серые глаза, а волосы цвета ослепительной меди и переливаются блеском" рисуют все братья-прерафаэлиты: Уильям Холман Хант, Джон Эверетт Милле.
«Валентин, спасающий Сильвию от Протея», У.Х. Хант
«Смерть Офелии», Д.Э.Милле
Позирование в образе Офелии чуть не стоило ей жизни. Милле сначала летом нарисовал пейзаж, в который уже зимой 1851-52 года начал вписывать модель. Лиззи же лежала в мастерской в ванне, подогреваемой свечами и лампами, чтобы вода была теплой. Однажды Милле как-то не заметил, что лампы погасли, вода быстро остыла, а модель синеет.
Так это себе представили создатели сериала «Отчаянные романтики». Рекомендую к просмотру.
В общем, случилось обострение чахотки (а кто в викторианскую эпоху не страдал чахоткой? Назови! Нет, я жду!). От болезни девушке прописали лауданум (это настойка опиума), к которому у нее быстро приключилось привыкание: при стандартной дозе в 25 капель (по советам британских докторов) к концу жизни она принимала уже до 100 (уже без совета). То есть, вполне себе зависимость. Наркотики - это плохо, понятненько?
Помимо латания дыр на одежде и в бюджете Россетти, Лиззи стала рисовать и писать стихи, ведь феминизм тогда еще не придумали. Ее талант в 1855 году оценил искусствовед и главный спонсор и меценат прерафаэлитов - Джон Рёскин. Он увидел работы Лиззи и купил их все по 30 фунтов. Россетти, кстати, предлагал «по 25». Он писал в письме другу:
«Он заявил, что они намного лучше моих или почти чьих-либо других, и, казалось, был вне себя от восторга, получив их».
Рёскин стал оказывать ей покровительство, предложил стипендию и занялся ее здоровьем: показывал известным британским докторам, и по их рекомендации, организовывал поездки на курорты.
«Клерк Сондерс», «Леди, прикрепляющая знамя», «Сэр Патрик Спенс» и др. картины
Тем временем, Данте Габриэль не позволял расслабиться. Столи ли этот Творец своей Музы? Он в рассказах и письмах словесно рисовал Элизабет как «бедную дорогую Лиззи», которая «готова умирать ежедневно по несколько раз в день»… В его мире она постоянно болела, была слабым существом, о котором постоянно надо было заботиться: например, отправлять на курорты за счет Рёскина, а самому крутить романы с женами знакомых художников (например, Джейн Бёрден - невестой Уильяма Морриса, Фанни Корнфорт, Энни Миллер - невестой Уильяма Холмена Ханта). Что, конечно, добавляло штрихов к портрету.
Хотя сама Элизабет по словам очевидцев и в своих письмах была живой, здравомыслящей и с хорошим (для британки) чувством юмора. Вот, например, что она писала из Ниццы, зимой 1855 года:
«После того, как вы причаливаете в Ниццу, ваш паспорт забирают, и хранится он в полицейском участке до момента вашего отплытия. Если же вам прислали письмо с денежным переводом, то оно остаётся в почтовом отделении, а почтмейстер вам пишет другое письмо, предписывающее явиться к нему с паспортом для удостоверения личности. Для этого вы идёте в полицейский участок и умоляете их выдать ваш документ на полчаса, при этом, перед тем, как паспорт вам вручат, вы почувствуете себя отъявленным уголовником. С видом, весьма напоминающим самоходный механизм, вы мчитесь на почту, чтобы предстать перед зарешеченным окошком, через которое сидящий за ним клерк выглядит совершенно как пережаренная отбивная на гриле, прилипшая к решетке. Когда вы сообщаете, что пришли за письмом с деньгами, Отбивная сразу понимает, что имеет дело с убийцей, и потому решает, что живым вас отсюда не выпустит; и, обращаясь с вами, как с Каином и Элис Грей в одном обличье, требует предъявить паспорт. Тщательно изучив документ и ваше лицо (которое к этому моменту становится пунцовым, что сразу же воспринимается, как доказательство вины), служащий проталкивает через решётку амбарную книгу, где вы должны подписать свой смертный приговор, нацарапав что-то совершенно не соответствующее вашему почерку в паспорте. Тем временем, Отбивная принимает обличье вашей погибели в виде пережаренной баранины, шипящей что-то на французском, из чего Элис Грей не разбирает ни слова. И вот, наконец, приходит вознаграждение за все ваши страдания. Баранью отбивную осеняет, что никто иной из живущих на широкую ногу, не может обладать таким отвратительным почерком, какой обнаруживается и в паспорте, и в амбарной книге; так что меня принимают за Элис, но выдают деньги и интересуются, помилуют ли меня из-за чрезмерной худобы, когда я попадусь в следующий раз. Когда вы заходите в полицейский участок вернуть паспорт, через деревянную решетку на вас смотрят с нескрываемым удивлением — ведь вы не в компании пары офицеров в треуголках, а ваш предобморочный вид говорит о том, что вы явно в чем-то замешаны. Они вынуждены удовлетвориться тем, что через пару дней у них точно появится работка…»
В одном из курортных городков Сидделл становится совсем плохо. Данте срочно приезжает к ней, чтобы… жениться. Ведь это выглядит вполне великолепным планом, надежным, как швейцарские часы: женишься, жена умирает, …, PROFIT! Однако, бедная больная Лиззи непостижимым образом выздоравливает и, более того, беременеет. Россетти не привык к такому и бросает ее. Правда, не надолго.
Вкупе с этим наркотическая зависимость дает о себе знать, Элизабет рождает мертвую девочку и больше не может иметь детей. Она хотела поделиться приданным для малышки с подругой, у которой как раз родился здоровый малыш, но Данте пишет той письмо:
«Лиззи сказала мне, что хочет поделиться с тобой частью детского гардероба. Не позволяй ей этого делать, пожалуйста. Это станет таким плохим предзнаменованием для нас».
Было ли это заботой по отношению к впавшей в депрессию женой (которая просиживала днями, качая пустую колыбель, считая, что ребенок спит)? Кто знает…
Менее чем через год Россетти найдет Элизабет мертвой. Рядом с ней будет лежать пустая бутылочка опиумной настойки. Передозировка или самоубийство - пусть каждый решает сам. Но судя по тому, что 17 февраля 1862 года прекрасную Офелию похоронят в земле Хайгетского кладбища, Россетти убедил всех, что это случилось не нарочно. И положил под голову дорогой натурщице рукопись со своими стихами, любовной лирикой. Копий он не сделал.
Через семь лет один не очень хороший человек по имени Чарльз Огастес Хауэлл (да, тот самый, что даст прототип Милвертона сэру Артуру Конан Дойлю и закончит так же)…
Этот бы копать не стал. Но тоже скользкий тип
Чарльз Огастес по запросу Россетти откопает гроб Лиззи, достанет тетрадь со стихами и скажет, что за 8 лет под землей тело ничуть не изменилось, она так же прекрасна, а весь гроб заполнен ее удивительными волосами.
Россетти останется прожить еще 12 лет. Издание сборника стихов, извлеченного из могилы, успеха и славы ему не принесет. Он будет страдать от наркомании и алкоголизма, а еще временами рисовать своим моделям ярко-рыжие длинные и чудесные волосы своей умершей Музы.
Пост с навигацией по Коту
Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!
