Опять проснулся от диких криков и топота.
Снова эта бестолочь копытная чудкует.
Как пахать, так еле ноги у нее волочатся. В телегу впряжешь, так сама на воз ложится, сено покусывает, да глазами на тебя хлопает: мол, повезешь – не растряси.
Вот слепнево обдувало что закаблучивает...
Знаю я от чего такая порча: все ночи кобыла носится по округе со своим дружкой. За один вечер у разных деревень их видно – глядь, сил не жалеючи, ломится парочка через поле, как Геростраты на пожар. Добегут до краю, постоят, потолкутся, и в другую сторону припустят. Ну полоумная-то понятно, а вертопрах вот зачем пешим ходом строчит, когда летать может?
Ничего, ничего, я до этого жирафа лысого доберусь. Оглоблей и зверобоем причешу. Только он, как меня завидит, так бежит пингвином в ретираду, а кобыла ему на оборону стает.
Ладно, кум вот новый бредень почти доплел... Скоро доскочетесь, штраусы.
...
В общем это..., доплел кум бредень...
Накинули мы его на крылатого, и об землю клыками шмякнули. Но удержать малёха не сдюжили. Кум ногой в сети запутался и улетел вместе со змием, а я в овраге потом очнулся.
Но ничего, голова у меня уже зажила, а кум через две недели пришел весь оборванный. Выпил жбан кваса и спал три дня. Рассказал потом, что изловчился и в море с ящера спрыгнул, выплыл и все остальное время без остановки шагал назад. Брешет небось, а вот только плести больше ничего не берется, и командировки, говорит, – это для молодых.
Предыдущее: "Ночкой зовём..."
