У Урсулы ле Гуин есть рассказ Курган.
По заснеженным тропам с гор спустилась ночь. И Тьма поглотила деревню, каменную башню замка вермар Киип, курган у дороги. Она легла в углах комнат, поднялась до высоких стропил у самой крыши, устроилась под большим столом пиршественного зала, молчаливо встала за спиной сидящего у очага и начала ждать.
гостю предоставили лучшее место, в углу двадцатифутового камина.
Кинематографическое начало, словно на ваших глазах садится солнце и спускается ночь, нечто сливается с тьмой, встаёте за спиной у очага и ждёт))
Лорд вспомнил сейчас о самом худшем часе, который ему пришлось пережить в свои двадцать три года: это случилось три осени тому назад у горного озера Малафрена. перед его глазами вновь задрожала тонкая варварская стрела, которая вызывающе торчала из самого горла отца;
лорд хорошо помнил, как холодная грязь просочилась сквозь ткань и коснулась коленей, когда ему пришлось склониться перед мертвым телом среди камышовых зарослей, окруженных мрачными горами. А волосы отца шевелились при этом слегка — воды озера, как легкое дуновение ветра, играли ими. вот тогда-то и ощутил лорд впервые вкус Смерти, словно пришлось ему коснуться языком бронзы. И сейчас во рту его появился тот же привкус. Женские голоса доносились из комнаты наверху, и лорд напряженно вслушивался в эти звуки.
тут автор включает все ваши чувства: холодная грязь на коленях, металлический вкус крови, медитативно колышущиеся волосы в воде под дуновение ветра и звуки чтобы вслушиваться
Когда гость замолчал наконец и перестал хвастаться, граф обратился к мальчику, который лежал рядом с ним, положив подбородок на ладони: «Джильберт, подари нам песню». Мальчик улыбнулся, быстро сел и без всякой подготовки начал петь, выводя своим высоким приятным голосом сладкие звуки. Он пел о великом Александре, и песнь начиналась неожиданно где-то на половине, но это не имело никакого значения, ибо каждый знал ее наизусть от начала и до самого конца.
— Почему вы позволяете воспевать языческого царя? — спросил гость. Фрейга оторвался от своих мыслей и поднял голову.
— Александр Македонский — это король христианского мира.
— Нет! Он был греком и идолопоклонником.
— видно, вам известна какая-то другая песня, — вежливо возразил граф, — потому что мы поем о том, что Александр осенил себя крестным знамением и призвал имя Господа.
Люди графа понимающе улыбнулись друг другу.
— Может быть, ваш слуга споет нам нечто получше, — добавил Фрейга с выражением искренней вежливости и почтения. И слуга проповедника, не торопясь, гнусавым голосом начал выводить церковный гимн о неком святом, который двадцать лет жил в доме своего отца совершенно неузнанным и ел объедки. Сам Фрейга и его домочадцы завороженно слушали всю эту историю: новые песни редко бродили этими дорогами. Но певец неожиданно замолчал, прерванный странным пронзительным стоном.
песни рифмуются со стонами, стон продолжает песни
— помнишь ту овцу со вспоротым брюхом, которую мы нашли прошлой осенью? касс сказал еще, что это дурной знак — ее убили для одина.
— А кто в этом сомневается?
— о ком вы толкуете там? — вмешался в разговор странствующий проповедник.
— о горцах, господин проповедник. о язычниках.
— А что это — один?
все затихли и наступило глубокое молчание.
— вот что, сэр, сейчас не время говорить об этом.
— почему?
— Потому что сегодня ночью лучше говорить о святых вещах, — заметил с достоинством касс, местный кузнец, который мимоходом бросил взгляд наверх, туда, откуда доносились стоны, но другой, молодой парень с воспаленными, вдруг забормотал неожиданно:
— У кургана есть уши, и курган все слышит...
— Курган? Ты имеешь в виду тот самый холм у дороги?
И снова молчание воцарилось в зале.
Фрейга повернул голову и внимательно посмотрел на проповедника.
— Они убивают в честь Одина, — зазвучал его мягкий голос, — прямо на камнях, что лежат за курганами. Но что зарыто в самих курганах — не знает никто.
мы ещё не знаем, но наверху рожает молодая жена лорда Фейгана и вспоротое брюхо тут легко рифмуется с разрешившимся бременем, ну и конечно жизнь со смертью
— Закрой рот, — грубо вмешался кузнец. — Он хочет сказать, сэр, что мы взяли один из камней среди тех, что лежали за курганом, большой такой, знаете ли, кусок мрамора, и отец Егиус освятил его — в этом ведь
ничего дурного, правда?
— Да, прекрасный получился алтарь, — сказал отец Егиус, кивая в знак согласия головой и улыбаясь, но не успели отзвучать его слова, как вновь из комнаты на верху послышался стон. Старик склонил голову и быстро зашептал молитвы.
здесь впервые сравнивается жертва на алтаре в церкви с жертвой на камне языческого бога
— Нет еще, граф, — сказала повитуха.
— Но уже две ночи прошло, — без всякого почтения произнесла женщина. — Ей трудно, надо же и отдохнуть когданибудь?
Фрейга повернулся и начал тяжело спускаться вниз по скрипучим ступеням. Он чувствовал превосходство повитухи, и это тяжелым грузом легло на его плечи.
Весь прошедший день лица женщин замка были серьезны, сосредоточены, и никто из них не обращал на графа никакого внимания. он был выброшен из их мира, выставлен на холод и поэтому потерял в этой жизни вся кое значение. И ничего он не мог поделать с этим. Граф подошел к дубовому столу, сел, положил свою голову на руки и стал думать о Галла, своей жене. Ей исполнилось всего семнадцать, а поженились они десять месяцев назад. Он думал о ее круглом белом животе. Фрейга пытался представить лицо жены, но у него ничего не получалось, и только привкус бронзы во рту усиливался с каждым мгновением. «Дайте поесть!» — взревел граф и со всей силой ударил кулаком по столу — весь замок проснулся в одно мгновение, словно рассеялись последние чары предрассветных часов. Забегали вокруг мальчики-слуги, залаяли и заскулили псы, меха тяжело задышали на кухне, мужчины стали потягиваться и сплевывать на еще не потухший огонь.
всесильный повелитель бессилен перед лицом жизни и смерти. Роды это время когда мужчина чувствует себя особенно беспомощным, ещё немного и повитухи начнут командовать в замке графа, но это всё ещё его замок, граф возвращает власть простым окриком и мир начинает привычно вертится вокруг него
А почему все-таки слово Божье не достигло ушей этих безбожников, приносящих овец в кровавую жертву своим идолам? — это был голос толстобрюхого проповедника, который обратил свою речь к отцу Егиусу
и парню с воспаленными глазами по имени Стефан. они молчали, не зная, что ответить важному гостю, ибо не были уверены в том, значение слова «жертва».
— они убивают ведь не только овец, — осторожно начал отец Егиус.
— Что правда, то правда, — улыбнулся Стефан и закивал головой.
— Что вы имеете в виду? — голос чужака был строгим и требовательным. отец Егиус явно струсил слегка и поэтому примирительно добавил:
— они убивают еще и коз.
— овцы, козы — какая разница? А откуда вообще взялись эти язычники? Почему им позволено жить здесь, в христианском мире?
— Да потому что народ этот жил здесь всегда, — недоумевал старик-священник.
— И вы даже не попытались обратить их в истинную веру?
— Кто? Я?
Это была хорошая шутка — и все представили на мгновение, как маленький священник с трудом карабкается по горным тропам, дабы обратить язычников в христианство — дружное веселье на какое-то время воцарилось в холодном зале.
вот оно, кровавая жертва, не козы и не овцы, а жертва и боги услышат
в эту ночь уже никто не пел. Мужчины разговаривали между собой вполголоса, смущенные мрачным молчанием Фрейга. Тьма по-прежнему продолжала ждать чего-то, стоя за их спинами. Ни звука кругом, кроме воя ветра снаружи и стонов женщины, доносившихся из верхней комнаты. весь день она молчала, но теперь, ночью, роженица вновь начала стонать и кричать от боли. Графу казалось невозможным, что жена его еще способна кричать. она была такой маленькой, такой слабой, совсем еще девочкой, разве тело ее могло вместить такую боль?
тьма продолжает ждать, но не просто чего-то, нужна жертва
Фрейга встал. Проповедник поднял голову и посмотрел на широкую фигуру, которая повисла над ним в золотых отблесках гаснущего огня. Тогда граф сказал: «Пойдем со мной». И это испугало пилигрима еще больше — он даже не мог пошевельнуться. Тогда Фрейга протянул руку, схватил проповедника и сам поднял его на ноги.
— Граф, граф, что вы хотите? — не переставая шептал странник, пытаясь освободиться.
— Пойдем со мной, — повторил Фрейга и повел проповедника по каменному полу во тьму огромного зала к самой двери.
На плечах у графа была накинута теплая туника из овчины; проповедник же был одет только в шерстяной балахон.
— Граф, — не умолкал толстяк, семеня за Фрейга
через весь двор. Очень холодно. ведь так можно и обморозиться до смерти, а потом волки?
Фрейга снял тяжелый засов с ворот замка и открыл створку.
— вперед, — скомандовал он, указуя дорогу своим зачехленным пока мечом.
— Нет, — сказал толстяк, пытаясь сопротивляться.
Тогда Фрейга обнажил меч свой, короткое, тонкое лезвие. Ткнув острым концом в жирное место пониже спины, граф стал погонять проповедника впереди себя — и так они вышли из ворот, спустились вниз по деревенской
улице, а потом начали подниматься вверх вдоль по дороге, ведущей в горы. Шли они медленно, ибо снег был глубок, и ноги утопали в нем с каждым шагом. воздух был неподвижен сейчас, словно его заморозили. Фрейга взглянул на небо. Над самой головой между двумя облаками были видны три яркие звезды, похожие на портупею. Это созвездие называли созвездием воина, но некоторые дали ему имя Молчаливого или Одина Молчальника.
Проповедник не переставая произносил одну молитву за другой, и дыхание вырывалось из его груди с каким-то свистящим звуком. Однажды он споткнулся и упал прямо лицом в сугроб. Фрейга легко поднял его на ноги. в свете звезд проповедник взглянул прямо в лицо молодого графа и ничего не сказал. Он поковылял дальше, продолжая шептать молитвы.
жертва которая доставит молитвы прямо по назначению))
«Граф, граф,» — взмолился проповедник, когда Фрейга схватил его за волосы и откинул голову назад. Глаза чужака казались белыми в свете звезд, рот раскрылся, чтобы закричать, что есть сил, но готовый вот-вот вырваться вопль перешел в какое-то бульканье и хрип, когда Фрейга полоснул острым лезвием по горлу.
Граф перекинул часть мертвого тела через алтарь и вспорол, разорвал на части монашеское одеяние, затем, чтобы скрыть огромный живот. Кровь хлынула потоками, и кишки вывалились наружу прямо на камни алтаря, а потом на холодный снег, и от всей этой красной массы вверх поднялось обильное испарение. Свежеванное таким образом тело легко перевалилось через алтарь, словно платье через спинку кресла, и руки мертвеца свободно болтались при этом.
Оставшийся в живых человек, продолжая сжимать в руках рукоять меча, обмяк и рухнул рядом с курганом на девственный снег, буквально вылизанный до этого ветром. Земля вздыбилась и напряглась, раздались страшные вопли, и голоса эти будто выплыли и скрылись во тьме
крик проповедника вырвался уже по ту сторону, прямо в звёзды, в созвездие Одина Молчальника и земля кургана разродилась. Как вы догадались, в замке родился мальчик, но неожиданно это не конец истории и в финале следует эпилог, который переламывает значение всей истории
Имя же графа Фрейга долго жило в памяти потомков. в течение своей жизни ему удалось основать бенедиктинский монастырь на высокой горе над самым озером Малафрена. вассалы графа и его собственный меч с честью защищали монахов и кормили их, особенно в самые трудные первые зимы.
А в хрониках на плохой латыни, черными чернилами по тонкому пергаменту, было упомянуто как собственное имя графа, так и имя его сына, царствующего вслед за ним в этих местах, упомянуто с глубокой благодарностью, как об истинных защитниках христианской церкви.
