Рукописи Я.Э. Голосовкера — филолога-классика, писателя, переводчика, философа — горели дважды: в 1937 году их сжег друг Голосовкера, после того, как Голосовкер еще в 1936 году был репрессирован. В 1943 году часть рукописей сгорела вместе с домом, где они хранились. И дважды эти рукописи возвращались к жизни. Их восстанавливал по памяти автор, посвятивший этому вторую половину своей жизни. Через двадцать лет после смерти Я.Э. Голосовкера, в 1987 году, уже не в единственном экземпляре, в двадцатитысячным тиражом вернули нам часть огромного наследия Голосовкера издатели его архива — Н.В. Брагинская и Д.Н. Леонов.
Я (Фрумкина Р.М., лингвист — прим. Морозова А.А.) впервые узнала историю книги Голосовкера «Достоевский и Кант», оказавшей немалое влияние на нас, «людей шестидесятых годов» (странно, что я сама уже принадлежу к каким-то «людям»). Отвергнутая рукопись со словами: «Ну, Достоевский — это еще куда не шло, но еще и Кант?!» была вручена сотруднику издательства Евгению Михайловичу Кляусу для возврата автору — они, оказывается, жили по соседству.
Е.М. Кляус знаком с Яковом Эммануиловичем не был, и, как я поняла, будучи специалистом в другой области, о Голосовкере вообще не слышал. Но заглавие рукописи показалось ему интересным, он открыл ее по дороге — и оторваться уже не смог. Вот передо мной эта книжечка 1963 года издания, фамилия редактора на последней странице, как положено, мелким курсивом; несколько ниже цена — 21 копейка.
Только через 25 лет мы услышали, что, оказывается мог сделать рядовой редактор, не пожелавший быть винтиком. Почему же мы не пишем о тех, кто нас окружает сегодня? Ведь это и есть осознание себя в потоке истории! Какая же огромная часть истории нашей культуры продолжает оставаться устной... [2]
«Мастер и Маргарита» и «Сожженный роман»
Яков Эммануилович Голосовкер, философ, писатель и переводчик, родился 4 декабря 1890 года. Фантастическое в творчестве автора: автор без сомнения не является фантастом, однако книга «Сказания о титанах» была одной из первых попыток воссоздать ясную и цельную картину мифологического пространства древних греков. В качестве основы «Сказания о титанах» автор использовал эпическую историю противостояния титанов и богов-олимпийцев. Книга Якова Эммануиловича Голосовкера повлияла на ряд фантастических произведений русскоязычных авторов, также построенных на древнегреческом материале, например, на Генри Лайон Олди и Дж. Коуля. [3]
Исследователи творчества Голосовкера находят много совпадений в его ранних рукописях «Сожженный романа» с книгой «Мастер и Маргарита» Булгакова... В автобиографическом очерке 1940 года «Миф моей жизни» Голосовкер назвал «Запись неистребимую» одной из трёх фаз «мифотемы» собственной жизни, то есть одним из главных своих произведений — вместе с мистерией-трилогией «Великий романтик» и философским трактатом «Имагинативный Абсолют». «Имагинативный Абсолют» был издан в 2010-м вместе с другими работами Голосовкера, в 2012-м издан вновь.
Можно найти и другие косвенные доказательства того, что линия заимствования шла от Голосовкера к Булгакову, а не наоборот. М. Чудакова писала, что пёс из первой редакции романа Булгаков «будто забежал» на страницы к Голосовкеру, но гораздо вероятней обратное. Пёс этот, согласно реконструкции Чудаковой, выглядел и действовал вот так: «Пудель <...> дёрнулся, вильнул хвостом, длинным, как змея». Здесь важно не то, что пес — пудель: у Голосовкера как раз собака имеет совершенно неопределённую породу. Пудель же, с одной стороны, — дань личной мифологии Булгакова (он ведь называл себя единственным литературным волком среди литературных пуделей!), с другой стороны — отсылка к «Фаусту» Гете: именно в образе пуделя первый раз Фаусту предстаёт Мефистофель.
Живой пудель появлялся в ранней редакции романа Булгакова, но и в последней версии «Мастера и Маргариты» чёрный пудель, точнее изображение чёрного пуделя, возникает неоднократно. Трость Воланда украшает голова пуделя, во время сатанинского бала на груди Маргариты на золотой цепи также висит изображение пуделя, а нога ее стоит на подушке с вышитым золотым пуделем, которую, для обозначения истинного цвета животного, подкладывает кто-то чернокожий.
Итак, Булгаков был знаком с романом Голосовкера? Теория хороша, однако она разбивается об один-единственный вопрос: где, как и когда Булгаков познакомился с произведением Голосовкера? Предположение Л. Кригер, что он мог случайно натолкнуться на рукопись в каком-то издательстве или у знакомых, более чем наивно. Конечно, и Голосовкер, и Булгаков провели почти всю жизнь почти бок о бок: оба они родились в Киеве, оба учились в киевском университете в одни и те же годы, оба позже перебрались в Москву, один был врачом, другой — сыном известного врача. И все же этого недостаточно, чтобы с уверенностью сказать, что Булгаков случайно мог познакомиться с рукописями вовсе не близкого ему человека.
Известно всего два экземпляра рукописи Голосовкера — один, как уже сказано, отправился в Париж (где Булгаков не бывал), второй до передачи Берингову и ареста находился при Голосовкере. Нет никаких сведений о том, что тот пытался опубликовать рукопись в начале 1930-х. Получить же доступ к рукописи без ведома автора было невозможно. Из воспоминаний знавшего Голосовкера К. Зелинского известно, что ученый довольно ревностно относился к своим трудам, и именно боязнь утратить рукописи дала толчок развитию психического заболевания, обрушившегося на Голосовкера в последние годы жизни, а случайное подозрение в плагиате (притом совершенно необоснованное) привело к разрыву отношений Я. Голосовкера с А. Лосевым.
Не менее очевидно совпадение места действия (Юродом и клиника Стравинского) или ночных полётов над красной Москвой. Как в булгаковском романе, Рукопись Орама/Исуса не сожжена полностью и Художник бережёт некоторые фрагменты текста:
«Но почему-то две разрозненных главы романа и ещё отрывок какой-то другой главы безумец сохранил. Их нашли у него под матрасом с водными следами на бумаге: то были следы слёз. (Голосовкер 1991:102)»
Возможен еще и третий вариант ответа — и у романа Булгакова, и у поэмы Голосовкера есть некий неизвестный нам прообраз, но вариант этот настолько фантастичен, что говорить о нем всерьёз сложно. Можно, конечно, указать произведения, так или иначе повлиявшие и на «Мастера и Маргариту», и на «Сожженный роман». И все же сходство между романом и поэмой будет гораздо большим, чем между этими произведениями и их предшественниками [4]
Автор: Алексей Александрович Морозов
Интересно? Еще можно почитать
1) «В культуре миру положительных символов противопоставлен мир негативных символов, столь же абсолютных, таких же созданий имагинативного абсолюта. Таковы имагинативно живые образы совершенства, положительные и отрицательные, представленные попарно в их антиподии: Ормузд — Ариман, Христос — Антихрист, Ахилл — Терсит, Осирис — Сет, Ариель — Калибан, и иные воплощения абсолютных понятий добра и зла, доблести и ничтожества. Эти образы совершенства — положительные и отрицательные — помимо своего специфического абсолютного смысла сочетают в себе и иные абсолютные черты: абсолютную красоту и абсолютное уродство, абсолютную отвагу и абсолютную трусость, абсолютную благую мощь и абсолютно гибельную мощь и т. п.»...
Этот и еще 149 материалов VIKENT.RU по теме Символы и метафоры творческой деятельности...
2) Видео: ГЕНИИ, ТВОРЧЕСКИЕ ЛИЧНОСТИ: ИЗУЧЕНИЕ / ИССЛЕДОВАНИЕ
3) Опубликована онлайн-лекция VIKENT.RU № 299 с говорящим названием: СМЫСЛ ЖИЗНИ: ГЛУПЫЯ ЗАВЕЩАНИЯ выдающихся (!) ЛИЧНОСТЕЙ
