Я опустил рубильник, и ты мигом натянул волшебное платье из нитей паука-шелкопряда.
Ты улыбаешься. Сколько раз я задавал глупые вопросы! И ты всегда выдаешь эту хитрющую улыбку.
— Пыльца единорога, — отвечаешь, довольно подбоченившись.
— Им не хватает красных тонов, — замечаю тоном эксперта, и ты взмахиваешь волшебной палочкой. — Так-то лучше. Пойдем.
Мы обходим стороной спящего дракона и покидаем пещеру. Перед нами раскинулся замечательный волшебный мир, где правит бал…
Я принюхиваюсь. Ты повторяешь за мной точь-в-точь. Такому носу да в отряд мультивселенских сыщиков!
Мы спускаемся с горы и направляемся к городским стенам в конце ущелья. Хмурые стены, словно тупоголовые орки, заняли проход. И с такой же безвкусицей натянули на головы грязные флажки.
— Помогите, — пищит из-под камня тонкий голосок.
Почему бы и нет? Мы ведь с тобой герои, верно?
Камень падает подбитой перепелкой, а там, где он только что восседал ожиревшим слоном, робко смотрит на нас крошечная фея. Микро-глазки блестят каплями света, но губы дрожат, как тонкие нити в твоем оранжевом платье.
— Привет, — говорю я. — Меня зовут Старший Сын Желтого Светила, а это мой сын, Пока Еще Зеленый Росток. А ты кто?
— Я Свист Одуванчика, — отвечает фея и тут же восклицает: — Почему ты нарядился в цветное платье?! Вы не знаете, что орки отрубят голову любому, кто посмеет напомнить им радугу?!
Ты смотришь на меня с недоумением. Согласен. Как она вообще может знать, что тебе носить?
— Орки боятся радуги? — уточняю на всякий случай. — И все в этом мире носят безвкусные серые наряды?
— Да, — фея фыркает мизерным носом. — Очевидно, ты не местный. И твой похожий на девочку маленький сын.
— Ты глу-упая, — снова блеешь, как маленький козлик. — Я надеваю, что хочу, выгляжу, как хочу, говорю, что думаю, и поступаю по совести. А ты трусиха. Я нарекаю тебя Голубая Пыль Страха.
Фея мигом превращается в пыль, улетая в синее небо.
— Чтобы добавить сразу два цвета, — пожимаешь плечами, и я спешу за тобой следом.
— Что ты собираешься делать?
Щербатые стены ущелья следят за нами десятками гарпий, но мы не боимся. Мы идем вперед, что бы нам ни сулил этот странный, бесцветный мир. Стены приближаются, высокие ворота скрипят старой лестницей в полудохлый подвал, и из города выходит жуткий, некрасивый орк.
— Братва, к нам цветные пожаловали, — кричит кровожадный орк.
— Пап, хватит уже эпитетов, — просишь ты. Я умолкаю.
Множество орков спешит отмахнуть нам головы, и я смотрю на тебя с трепетом, как всегда, когда ты совершаешь подвиг. Твое рождение было событием, достойным трудов летописцев. А деяния твои, сын мой, выше небес.
Кстати, о небесах. Сверху слышится гул, и я смотрю вверх. Там растет, толстеет на глазах, словно хороший повар, грозовая, тяжелая туча. Фиолетовый отлив намекает на битву.
Орки подбегают ближе. Ты встаешь в стойку классической цапли. Я делаю сложные пассы руками. С неба падают феи.
— За радугу! — кричит разъяренное племя. — За волшебство!
Я беру тебя за рукав и знаком приглашаю в сторонку. Говорю шепотом, стараясь не расплескать интригу:
— Сын, мне становится скучно.
— Мне тоже, — шепчешь в ответ.
— Давай в комедию положений.
Я совершаю магический жест, и окружающий нас мир меняется вновь.
