2 марта 1947 года в Риге в семье военного моряка родился Юрий Георгиевич Богатырев.
С детства Юра был равнодушен к машинкам, солдатикам, футбольным мячам и прочим детским конструкторам. Играм с мальчиками он предпочитал девочек. Вместе со своими подружками он часами шил платья, сумки и шляпки для редких девчачьих кукол послевоенной поры.
В отсутствие родителей он примерял мамины наряды, надевая ее обувь, бижутерию, а то и самые настоящие драгоценности. К окончанию школы Богатырев отлично музицировал на рояле, не хуже пел и танцевал.
Он с юных лет восхищался женщинами, обожествлял их, но оставшись наедине с самим собой, переживал, что мечтает только о мужчинах. Когда однажды мама спросила его, когда же он женится, он, как-то по-детски всплеснув руками, ответил: «Мамочка на ком же я женюсь, сейчас все девочки курят, пьют и сквернословят».
В 1966 году талантливый парень сходу без блата поступил в театральное училище имени Бориса Щуина. Богатырев попал на курс к будущему папе Карло всех стран и народов - Юрию Васильевичу Катину-Ярцеву.
После училища молодой актер, обладавший поразительной работоспособностью, как Труффальдино из Бергамо служил сразу двум господам «Современнику» и «МХАТУ».
Еще в «Щуке» Юрий познакомился с Никитой Михалковым и снялся в его дипломной короткометражке «Спокойный день в конце войны». Впоследствии режиссер работал с гениальным актером в пяти своих киношедеврах, он считал его не только своим другом, но и талисманом.
В Богатырева были влюблены самые красивые актрисы СССР, а он целомудренно обожал Наталью Гундареву, Ию Саввину, Елену Соловей, Наталью Варлей и двух жен Михалкова.
Никита Сергеевич понимая, в каком гендерном аду находится его друг, смотрел на этот безобидный флирт с разрывающимся от тоски сердцем.
Позже Михалков с неподдельным восторгом и преклонением вспоминал о Богатыреве:
«Впервые, я увидел Юру в спектакле Щукинского училища «Подросток». Это было время показа дипломных работ, и тогда многие театралы ходили специально «на Богатырева» в роли Версилова.
В Юре было необычное переплетение: с одной стороны - мощный, выше всех на голову, шире всех в плечах, а с другой - такой доверчивый, трогательно ранимый. Однажды, будучи уже знаменитым артистом, он мне звонит и говорит: «Ты можешь себе представить, Никитушка, я стою в очереди в магазине, и никто меня не узнает! Ведь сейчас идет на экране фильм «Два капитана»! Я уж крутился, вертелся, всем показывался и так отстоял всю очередь неузнанным».
Удивительное соединение внутренних и внешних данных давало Юре возможность быть любым. Есть замечательные артисты, но они приговорены своей фактурой играть одно и то же. Юра мог играть и в вестерне - сильного, могучего супермена, а мог столь же убедительно быть неуклюжим Войницевым («Неоконченная пьеса для механического пианино») или практичным Штольцем («Несколько дней из жизни И.И. Обломова»). Юра многое придумывал для своих героев. Мы долго не могли найти внешний рисунок роли Войницева, и однажды Юра сказал: «А что если у него плоскостопие?» И тут же, поджав в ботинках пальцы, прошелся по комнате. Это было очень смешно, а главное - точно. Как ни странно, походка сразу сделала характер живым.
Богатырев - возрожденчески одаренный человек. Он потрясающе рисовал, прекрасно играл на рояле. Он первый раз сел на лошадь и через три занятия уверенно скакал по горной дороге в картине «Свой среди чужих», вместе со мной, выросшим на конном заводе.
Это был потрясающий человек. Но при этом не связанный никак внутренне со своей фактурой. Когда мы снимали сцену, где он должен был бить Кайдановского, я ему говорю: «Сожми кулак». И он вдруг сжимает кулак вот так, по-женски. Оказалось, что он никогда в жизни не дрался. Ударить Сашу он долго не мог. Дошло до того, что Кайдановский сам начал Юру уговаривать это сделать. А тот, мол, тебя, Саша, не могу! Тут вмешался я: При чем тут Саша? Встречаются белогвардеец и чекист - это единственное, что должно тебя интересовать сейчас! И как это ни покажется наивным, возражать он больше не стал. Мы сразу начали репетировать сцену драки. Юра все сделал потрясающе!».
К концу 70-х годов Юрий Георгиевич стал одним из самых высокооплачиваемых киноартистов Союза, но с деньгами он расставался легко, словно предчувствуя, что ни один смертный не заберет их с собой в могилу.
Его щедростью пользовались десятки малознакомых и малосимпатичных друзей, в буквальном смысле обиравших актера заливавшего свою внутреннюю неустроенность изрядными порциями алкоголя. Он терзался своей неестественной сексуальной предрасположенностью, также как этим тяготится каждый человек осознавший свой недуг.
Вина за непохожесть на остальных мужчин стала его верной спутницей жизни, он пытался ее погасить совершая разнообразные пьяные глупости, но после отрезвления еще больше терзался и корил себя пуще прежнего.
В его жизни появлялись какие-то проходные «мужчины-друзья», но это не спасало его от чувства вселенского одиночества. Чтобы его знакомая актриса Надежда Серая смогла работать в «Театре на Таганке» Юрий Георгиевич женился на ней, чем обеспечил женщине московскую прописку. Фиктивные супруги жили как соседи в его уютной квартирке.
Сидя на антидепрессантах и алкоголе Богатырев писал великолепные картины. По воле рока его первая и последняя персональная выставка прошла уже после его смерти.
По легенде предчувствуя скорый уход, он подарил верному другу свою лучшую сценическую фотографию, написав на обороте 8 страшных слов: «От Юры Богатырева. За год до его смерти».
Он умер 2 февраля 1989 года, за день до открытия выставки своих картин. В тот вечер была веселая попойка, актер проставлялся за гонорар, полученный за роль Карла II в картине Яна Фрида «Дон Сезар де Базан».
Алкоголь, упавший на антидепрессанты обрушился на актера снежной лавиной. Врачи «Скорой помощи» пытаясь нормализовать давление Богатырева ввели ему некий препарат, который попав и в без того гремучую кровь актера привел к остановке сердца.