Мужчины и женщины + Самиздат

Сашка вырос, женился и завел двух детей, Димку и Анфиску, но как был Кукушонком, так и остался. Жена его, Оксанка, была во всем женщина видная. Высоченная, фигуристая, с большой грудью и объемистой попой, по которой гуляла красивая пшеничная коса, когда Оксанка шла спокойной и уверенной походкой. Такие женщины были теперь не в моде, но не было ни одного человека, ни мужчины, ни женщины, кто бы не загляделся на нее. Рядом с Оксанкой Сашка выглядел жалким, как помойный котенок. Все его 175 см вполне среднего мужского роста превращались в неубедительный аргумент. Его брутальные стальные кроссовки обычного 41 мужского размера вступали в грустное равенство с Оксанкиными голубыми кедами того же 41. И даже его густые светло-русые волосы, отливавшие темным золотом рядом с Оксанкиным волосяным морем медовой пшеницы казались грязно-ржавеньким пеньком. И чего бы такая царица нашла в этом плюгавеньком кукушонке, когда за ней Андрюха Морозов ухаживал? Не мужик-медведь! Ноги, как сосновые стволы в обхвате, а руками своими он эти самые стволы и таскал. Первый парень был, с черными, цыганско-синими кудрями, обвивавшими могучую шею. А глаза? Это не глаза, а две зеленые звезды Альтаир, спустившиеся с вершин «летне-осеннего треугольника», который виден в Северном полушарии. Никто и не сомневался, что Оксанка за Морозова пойдет. А нет! Зацепил ее Кукушонок. Андрюха с горя на Север подался, так и не заезжал в родные края.

Сашка с Оксанкой поженились, свой дом купили, огород развели. Живи да радуйся. Но был в этом огороде один камешек. Все хозяйство лежало на сильных и красивых плечах Оксанки, которая, ко всему прочему, работала конструктором одежды на местном швейном производстве. Дети, огород, 15 куриц, порядок в доме, заготовки на зиму.

А что Сашка? Сашка не бездельник, он работал водителем автобуса. Работа сменная, непростая. Только Оксанка с работы домой убираться, еду готовить, бельишко постирать-развесить, а Сашка или с друзьями по их делам, или на диван, к телевизору. Детей по головкам погладит, конфет сунет и хорошо, молодец папка. Мать Сашкина головой качала, да сыну пеняла, что нельзя так жену нагружать. Батька-то Сашкин машинистом был. Дивана до смерти самой не видел. С работы в огород, оттуда в дом, мало ли в деревне дел?!Забор подправить, воды накачать, да и с мальчишками, в футбол поиграть успевал. А что он, Сашка? А Сашка за сильной Оксанкиной спиной и в ус не дует.

Беда пришла в последний сентябрьский день. В аккурат на воскресенье выпало, Сашка с друзьями на щуку собирался идти. И вдруг звонок… «Вы Александр Богданов? Оксану Богданову, жену вашу машина сбила. В райцентр увезли, в тяжелом состоянии..» Как так-то? Она ж ненадолго на маникюр вышла…Как будто нырнул Сашка в омут, а вынырнул и все вокруг него серого цвета стало и звуки все пропали. Схватил Сашка трясущимися руками куртку, ключи и телефон, велел Димке за трехлетней Анфиской присматривать и помчался в райцентр.

Строгий доктор аккуратно, за локоть вывел Сашку в коридор из ординаторской и сообщил, что очень тяжелое состояние, нужна не одна операция, много донорской крови…

-Доктор, я всë для нее…хоть всю кровь мою возьмите…-лепетал оглушенный Сашка.

К вечеру все знали, что у Богдановых произошло. Детей на день Сашкина мать забрала. Да как ей с ними справиться-то? И в школу, и в сад водить, а она совсем старая, да и ноги больные. «Надо тебе, сынок самому, ты уж прости, старая я стала.» - сказала Сашке мать

Все друзья Сашкины разбежались в одночасье. Кто станет прошлогоднюю чиненую крышу вспоминать или откопанную из снега машину? Это ж деревня, тут у всех так! У каждого - свое хозяйство, и детей мал мала меньше.

«Ты прости, Сань, на работе проблемы, тесть подсобить просил, Марина моя сама приболела, с детьми сижу»-слышал Сашка в каждом доме, в чьи двери он стучался.

Через недолгое время Сашкино хозяйство в запустение пришло. Разбежались по разбухшему от дождей огороду забытые куры. Хлюпал сопливым носом второклассник Димка, притащивший двойку, голосила в грязном платье лохматая Анфиска, не желавшая снова есть макароны с сосиской. Сашка стоял посреди кухни, в окружении грязной посуды, сгоревших кастрюль, и рассыпанных овсяных хлопьев, густо устилавших покрытый жирной пленкой пол и пытался успокоить орущую дочку.

И в этот момент на пороге появилась она, тёща.

«Ну, здравствуй, зятёк!»- процедила Анна Ивановна, снимая с шеи модный цветастый шарф. После смерти мужа теща перебралась в город, понимая, что не потянет одна деревенскую жизнь. Завела там небольшой бизнес, освоилась и вообще выглядела городской фифой, с короткой стрижкой и темных пластиковых очках, как у известной модной ведущей.

Сашка, который недолюбливал тещу за скептицизм и ядовитое чувство юмора, бросился к ней на шею, надеясь, что только она и есть его избавительница.

-Аннаванна, как хорошо, что вы приехали! – и Сашка расцеловал тещу в обе щеки с жаром, да так, что сам себе удивился.

-Конечно, хорошо. Где тут у тебя тапочки? По такому гаднику ходить-только грибок себе заработать. - скривилась теща.

Сашка заметался в поисках тапочек, в итоге выдал теще свои резиновые, банные.

Теща прошла в кухню и критически осмотрелась и поджала губы.

-Мда..Наверное, поеду я домой. Тут даже чаю попить негде.

Сашку будто холодной водой окатили.

-Нет, нет, нет! Сейчас все будет! Аннаванна, я сейчас, не уезжайте!!

Сашка наскоро протер стул от засохшей каши и взгромоздил на газовую плиту чайник, внутренне ликуя, что он спасен.

- Что это ты дом запустил? – строго спросила теща, аккуратно отодвигая на столе от себя куски засохших бутербродов и грязные чашки.

-Так Аннаванна, как все успеть-то? С работы прихожу, уроки, дети, курей покормить, поесть чего-то надо…- начал Сашка

-А Оксана как всё успевала? – сказала теща, поправив очки

Сашка молчал, не зная, что ответить.

-Значит так, Александр. Я сейчас детьми займусь, Анфиса у тебя на Маугли похожа, только что по деревьям не скачет. А ты кухню прибери.

Теща встала, давая понять, что разговор окончен.

Сашка скоблил и мыл кухню до ночи, стер все подушечки на пальцах и обломил под корень ногти. Потом он загнал куриц в курятник, вернулся, упал в кровать и захрапел.

На утро Сашку разбудил звон тарелок и запах гречневой каши. Он обрадовался и рванул на кухню, как был в трусах и футболке.

Умытая и заплетенная Анфиса и Димка в наглаженной форме завтракали на чистой кухне.

-Доброе утро! – поздоровался Сашка.

-Доброе! – ответила теща и отпила из Оксаниной любимой чашки

Сашка плюхнулся на стул и выразительно посмотрел на тещу.

-Чего смотришь? Рук у тебя нет? Или ноги отвалились? Вон каша, вон чай. Накладывай себе, все готово. – рыкнула свекровь. - Я к детям приехала, а ты вроде человек взрослый, сам за себя отвечаешь.

Сашка обиделся. Неужели сложно зятю каши подать и чаю налить? Видано ли дело, чтоб мужику в его собственном доме не подавали еду! Оксана всегда к его приходу старалась. Он наложил себе гречи, плеснул кипятка в чашку и бросил туда пакетик с чаем.

Теща подняла детей и отправила одеваться.

-Александр, там в душевой кран не работает, горячая вода не идет и плитки на стене не хватает. Надо починить.

Сашка хмыкнул

-Так кран уж месяца три не работает. Его надо надавить, тогда горячая пойдет. А плитки давно нет.

- Значит три месяца назад надо было починить и кран, и плитку. Сейчас как раз ты в отпуске, вот и почини. – сказала теща, как показалось Сашке с некоторой угрозой.

- Да не с руки мне сейчас. И к Пашке-механику зайти хотел, по работе кой-чего обсудить. – отмахнулся Сашка

-Почини. - повторила теща, накинула шарф на плечи и вышла с детьми из дома.

Сашка решил побыстрее свинтить из дома, сначала заехать в больницу, к Оксане, которая медленно перешла из тяжелого состояния в стабильное, а потом к Пашке. А чего бы и нет? Дети под присмотром, дом тоже. Не мужское это дело. И точка.

Сашка натянул джинсы, свитер, кроссовки, взял куртку и вышел за дверь. Что –то завертелось у него перед глазами и вдруг он понял, что стоит в душевой. Прямо перед носом у него была стена, на которой не хватало шесть бежевых прямоугольных плиток. «Что за чушь?» подумал Сашка. Переутомление и нервы, наверное. Он снова вышел из дома, а через секунду опять оказался в душевой. «Ладно!» - решил Сашка и вылез на улицу через окно. Но и это не помогло. Он опять таращился на стену в душевой. И тут Сашка вспомнил, что болтали о его теще в деревне, чем она в городе занимается, и все понял. Теща его-ведьма! Нет, само собой, любая теща ведьма, а только его теща ведьма профессиональная! Вот он, ее городской бизнес! Он вздохнул, разулся, натянул рабочие штаны и принялся за починку крана.

Через пару часов вернулась теща с пакетом продуктов.

-Чинишь? Молодец. - одобрила она, заглядывая в душевую. - Как починишь, у курей прибери и огород под зиму перекопать надо.

-Дык Аннаванна, я ж почти все! Мне к Оксанке надо! – возмутился Сашка.

-А нечего тебе там делать. В реанимации она, тебя все равно не пустят. Зачем врачей отвлекать и бензин жечь. А дома работы невпроворот. - отрезала теща.

« Ладно же!» -снова решил Сашка. Он расправился с плиткой и вышел во двор, копать огород. На этот раз дверь выпустила его с легкостью. Сашка взялся за лопату, но прежде решил проверить свое предположение и пошел к калитке. Он вышел на улицу, но сейчас же оказался рядом с курятником, с лопатой в руке. Анна Ивановна внимательно смотрела на него из кухонного окна. Сашка вздохнул, отложил лопату, взял вилы и тачку и пошел чистить курятник.

Прошла неделя. Сашка продолжал быть узником своего же дома. Теща готовила еду, занималась с детьми, но к домашним делам, которые обычно лежали на плечах Оксанки, и пальцем не прикасалась. Даже посуду и пол мыл Сашка, он же стирал и развешивал белье.

Заглянувшая к ним Сашкина мать только руками всплеснула, увидев, как трудится ее сын-Кукушонок.

- Батюшки! Анна, да что это тут у вас? Никак Сашка за ум взялся? Сегодня мужики вон трактор пригнали, участок у Пантелеевых боронить, я думала и Сашка там же.

- Некогда, мам. Мне еще будку Джеку на зиму утеплять. Старая-то негодная вся. – ответил Сашка под внимательным взглядом Анны Ивановны.

-Да неужто ты дружкам подсобить не пойдешь? – не верила словам Кукушонка мать

- Говорю же, некогда. Пойду я, Аннаванна, будку доделаю

- Ну, доделай. – сказала Анна Ивановна, поправляя очки.

Еще через неделю Сашка ставил столбы во дворе, чтоб Анфисе качели повесить. Это он сам решил, чтоб скучавшую по матери дочку порадовать. К забору подошел пожилой сосед.

- Здорово, Сашка! Как там у Оксанки-то дела?

-Здорово, дядя Юра! Да получше уже, обещали, что на следующей неделе пустят к ней.

- Я, это, чего зашел, моя-то бабка пирогов напекла, отнеси, говорит Богдановым. Выдь-ка, забери, не передают через забор, примета плохая.

Сашка, совершенно забывший о своем заточении, открыл калитку, вышел на улицу и забрал у соседа завернутый в полотенце пирог. Поблагодарив и попрощавшись, он пошел в дом и вдруг понял, что смог пересечь границу, не пускавшую его за пределы его домохозяйста.

Он вошел на кухню, где теща пила чай и аккуратно положил пирог на стол.

- Вот, Аннаванна, к чаю Вам, пирог. С чем, не знаю, сосед передал.

-Спасибо, Саша, спасибо. Руки помой и со мной садись, чаю попей. – сказала Анна Ивановна без прежней суровости.

- Я спросить хотел, - осторожно начал Сашка – за пирогом-то я вышел…за калитку вышел…

-Ну, вышел и хорошо, через забор передавать-плохая примета. – согласилась теща. – Ты человек взрослый, самостоятельный. Ведь так?

Сашка помолчал. Он думал об Оксане, она так же говорила ему, когда он убегал по друзьям, а она оставалась одна, с детьми и хозяйством. Вроде и теща-ведьма двери не заговорила, а все равно, как в заточении. Куда ей пойти, когда дел столько. Пошел Сашка руки помыть, а слезы из глаз сами и потекли. И стыдно ему стало, и совестно, и жалко. Всех жалко: и мать, что его, балбеса тащила, и отца, что умер и не дождался, пока сын человеком станет, а больше всего красавицу Оксанку, которая на своих плечах несла его, весь дом, всю семью, и сломалась. Такое счастье ему досталось, а он, дурень, кукушонок, по чужим гнездам себя разбазаривал…

Сашка вернулся на кухню. На столе его ждал налитый в чашку чай и порезанный пирог, который оказался ватрушкой.

Скоро врачи разрешили забрать Оксану домой. Встречали ее всей семьей, при параде.

- Мама, мамочка!!! – бросилась Анфиска к матери.

-Доченька! Красавица моя! Какие косы у тебя красивые! – расплакалась Оксана

-Это мне папа заплел! – похвасталась Анфиса

-Папа? – удивилась Сашкина мать– Это ж не мужское дело, ты говорил!

- Мужское дело- о семье заботиться. А забота разная бывает. Так, Анна Ивановна? –гордо сказал Сашка, стоявший рядом с Оксаной и казавшийся теперь одного с ней роста, и даже как будто шире в плечах.

Теща впервые ему улыбнулась, снимая очки.

Молодой доктор в толстых очках предложил Алексею Ивановичу присесть на стул рядом.

- У меня для вас, Алексей Иванович, не радужные новости.

Так и сказал, «не радужные». Алексей Иванович напрягся.

- Последние анализы с неутешительными результатами. Мы, конечно, проведем дополнительны исследования, но …Все понятно уж сейчас. Вредное производство, возраст, злоупотребление… А вы ведь выпить любите? – продолжал доктор.

- Так это, любить не особо люблю, но от рюмочки в хорошей компании не откажусь. – уточнил Алексей Иванович

- Да тут, собственно, и не в этом дело. Диагноз неутешительный. Цирроз…Конечно диета и лечение позволят прожить подольше, но…

- Сколько мне осталось? - спросил Алексей Иванович, отчаянно прислушивавшийся к собственной печени, которая предательски молчала.

Доктор поправил очки и развел руками:

- От полугода до девяти месяцев. Точнее медицина прогноза дать не может.

Алексей Иванович вышел на улицу. Там пылал июль. Мохнатые розы устилали двор поликлиники так, что из-под тяжелых желтых и малиновых цветочных шапок не было видно листвы. Проходили гражданки в ярких платьях, а вот какой-то гражданин в полосатой рубашке с огромным пузом тащил в авоське такой же внушительный, как его пузо полосатый арбуз. И ведь никому не было дела до него, Алексея Ивановича и его цирроза. Ни гражданкам в ярких платьях, ни арбузному гражданину, ни этому июлю, ни даже медицине в лице доктора в толстых очках. Она, эта медицина, даже прогноза дать не может! И чему тебя только учили в институте целых шесть лет! Алексей Иванович присел на лавочку.

Как же так, а? Откуда он, цирроз этот проклятый? Не запойный же он алкаш, в конце концов! И не болит у него ничего. А небо коптить осталось всего-ничего.

Жене Алексей Иванович решил ничего не говорить. А чего тут скажешь? Чего зря женщину беспокоить?

Прошел месяц. Постепенно в голове Алексея Ивановича зрел план. Годы жизни с Гретой Антоновной дали о себе знать и в нем проросли наконец зерна рациональности и вдумчивого планирования, заслонив начисто душевную ширь. Он продумывал план на момент своего ухода. Детей с супругой он так и не завел, а оставлять ее на произвол судьбы в отдельной хорошо обставленной квартире ему не хотелось. Первым делом он поделился своим планом с Василием, на что добродушный и малоразговорчивый друг замахал руками, но Алексей Иванович был неумолим. Наконец, ближе к празднику Октябрьской революции, Алексей Иванович сообщил жене, что хочет серьезно поговорить. Дело тонкое, важное, не терпит отлагательств, но и излишней суеты не нужно.

Грета Антоновна удивленно приподняла бровь, но пообещала выслушать. Алексей Иванович усадил жену на диван и представил ей свой план:

- Значит так, Грета, слушай и не перебивай. На последнем медосмотре нашли у меня неизлечимую болезнь. Цирроз печени. Жить мне осталось до нового года. Молчи, не перебивай, я сам волнуюсь. – и Алексей Иванович отвел глаза, видя, как Грета Антоновна зажала рот ладонями. – Ты у меня женщина красивая, вся в соку. Не хочу, чтоб ты …ну, в общем, по рукам пошла. Поэтому нужен тебе новый муж. И его кандидатуру я хочу сам одобрить. Пока, так сказать от меня еще что-то зависит.

Грета Антоновна была в шоке. Даже не сама новость о болезни и скорой кончине супруга так поразила ее, сколько необходимость покориться воле пока еще живого Алексея Ивановича и принять нового, неизвестного будущего мужа.

Но Алексей Иванович был неумолим. Смотрины нового супруга были назначены в аккурат на 7 ноября. По улицам маршировали демонстрации, телевизор вещал о достижениях передовиков, а Грета Антоновна накрыла богатый стол. Достала палку сырокопченой колбасы, баночку красной икры и бутылку шампанского. Алексей Иванович стол одобрил и велел надеть праздничное платье, белое, в синий мелкий горошек, с лакированным синим ремешком.

В условленный час раздался звонок и на пороге появился он, будущий муж.

-Василий!? – ахнула Грета Антоновна

Василий был в новом синем костюме, при белой рубашке и галстуке, подстрижен, выбрит и благоухал болгарским одеколоном. Он держал в руке большую круглую коробку с Киевским тортом и букет красных гвоздик. Гвоздики горели кумачом под стать празднику и щекам Василия, который к своим пятидесяти двум годам еще ни разу не был женат.

- Здрассте, Грета Антоновна. – почти прошептал он.

Повисла неловкая пауза, которую бодро разрядил Алексей Иванович, подхватив из рук Василия торт и букет.

- О, здорово, Вась, заходи! Грета, цветы-то в воду поставь!

Алексей Иванович проявил недюженную активность и бодрость духа, стараясь устроить все наилучшим образом. Наконец гость был усажен за стол, шампанское пузырилось в бокалах, а телевизор приглушен. Алексей Иванович поднял бокал, откашлялся и сказал:

- Все мы знаем, по какому поводу все собрались. Я считаю, что это самое оптимальное решение. Василий –человек надежный, проверенный, женат не был и ему я могу доверять в полной мере. Поэтому давайте выпьем за то, что все так замечательно сложилось.

Грета Антоновна опустила глаза, смущаясь, а Василий от нервов маханул целый бокал залпом.

Под новый год Алексей Иванович настоял, чтобы Василий переехал к ним, в однокомнатную квартиру. Свою комнату в коммунальной квартире он сдал студентам из другого города, а деньги за аренду принес Грете Антоновне и отдал лично в руки.

Василий поселился на кухне у Молотовых и жизнь закипела ключом. С двумя мужьями жизнь оказалась невероятно удобной. Три зарплаты, да еще и арендная плата за комнату Василия совершенно разукрасили их удивительный уклад жизни. Василий оказался в быту аккуратистом и совершенно неприхотливым в еде и до копейки отдавал все заработанное, что очень импонировало Грете Антоновне. Новый год отметили с шиком, потому что Алексей Иванович так захотел. Морозы стояли знатные, поэтому сам Бог велел выбраться на зимнюю рыбалку, так любимую обоими мужьями Греты Антоновны. В последний раз, по расчетам Алексея Ивановича. Прошел январь, а за ним февраль, когда Алексей и Василий получили по импортному галстуку на день Советской армии, а потом и март улыбнулся весенним скупым солнышком. Грете Антоновне презентовали французские духи и билеты в театр. В конце апреля забеспокоился Алексей Иванович. Уж девять месяцев –то прошло, а он все живет и бед не знает!

Наконец, после майских праздников Алексей Иванович отправился в заводскую поликлинику. В кабинете вместо молодого врача в очках оказалась худощавая пожилая докторша в шапочке. Выслушав Алексея Ивановича и пролистав его тонкую медицинскую карту, она нахмурилась и выдала:

- Кто это, голубчик, вам такое сказал?

- Так врач молодой, который до вас тут был. – пожал плечами Алексей Иванович.

- Видите ли, уважаемый Алексей Иванович, коллега ошибся. Вернее, ошиблись в регистратуре. Подклеили вам чужие анализы. Вот, смотрите. Не Молотов А.И., а Мохов А.И., видите? Мохов А.И. уже скончался от цирроза печени, а вы здоровы. Здоровы, голубчик, понимаете? Примите мои извинения, уж такое бывает!

Алексей Иванович вышел из кабинета и снова оказался на той же лавочке во дворе поликлиники. По дорожкам бежали ручейки, солнце отчаянно било в глаза сквозь подернутые зеленой дымкой молодых листьев ветки берез и кленов. Розы, которые летом так беззастенчиво отвоевали все пространство двора тоже проснулись и трепетали молодой зеленью на ветру.

И что теперь делать? Как сказать Грете и Василию? Или не говорить, а уехать в деревню? Алексей Иванович сидел на легком майском ветру, подставляя солнцу лицо. Вокруг пульсировала жизнь, живи и радуйся. А внутри Алексея Ивановича пульсировал стыд, в каждой вене, в каждой жилке и каждой косточке.

В итоге, как честный человек, он решил все рассказать семье.

Василий промолчал и ушел на лестницу, покурить. А Грета Антоновна, выдержав паузу, подсела к Алексею Ивановичу, погладила его по плечу и со свойственным ей рассудительным спокойствием заявила:

- Вот и хорошо. Три зарплаты, твоя пенсия, деньги за комнату Василия это же отлично. Я почти пробила нам три путевки в Адлер. Все очень удачно получилось. Василий –мужчина положительный. Есть такие народности в Непале, где у жены несколько мужей. Я в Клубе кинопутешественников вчера по телевизору видела. Зови Василия, сейчас ужинать будем!

Прохлада озера успокаивала. Шажок, ещё шажок, ещё… Она не представляла, как это сделать. По привычке набрала в рот воздух и нырнула. Вода вытолкнула обратно на поверхность. Попробовала ещё раз — ничего не получалось. Оказывается, утопиться не так уж легко. Озеро не хотело её принимать. Что же делать? В детстве она видела, как на Днестре тонул мальчишка. Он сильно махал руками, хлопая ладошками по воде. Сама Люба хорошо плавала, и ей было трудно понять, почему он не может удержаться на воде, это же так просто. Может потому и не мог, что слишком сильно махал. Она попробовала также. Стала судорожно махать. Вдруг откуда-то сзади услышала крик:

— Держись!

Сильная рука схватила за волосы и потащила.

Дикий стон вырвался из груди Любы. Почему, почему он не даёт ей уйти? Сколько можно её мучить, сколько можно таскать за волосы. Люба сделала попытку вырваться, дёрнулась, но упёрлась пяткой в песок. Боль в затылке прекратилась.

Она лежала на влажном прибрежном песке, не открывая глаз. Ждала, когда на неё обрушатся удары. Она не будет закрываться, пусть лучше убьёт.

— Ты там живая? — Голос чужой, запыхавшийся.

Люба открыла глаза. Склонённое лицо было симпатичным и незнакомым. От черноволосого молодого человека пахло свежестью и парным молоком. Мокрая рубашка прилипла к телу, и сквозь неё вырисовывался красивый мускулистый рельеф. Люба покраснела, чувствуя, как острые соски упёрлись в мокрый сатин сорочки. Она лежала перед незнакомым мужчиной почти нагая.

— Чего молчишь? — Парень лёг рядом и ровно задышал. Она прислушалась — «уснул, что ли?». — Меня Василием зовут, а тебя?

Спросил так просто, что она заплакала, горько, навзрыд, выплёскивая из себя всю боль измученной души. Он не мешал, лежал рядом, смотрел в прозрачную лазурь неба и молчал, давая ей время выплакаться и успокоиться.

Томочка родилась ровно через девять месяцев. А затем каждый год один за другим… семеро. «Пустоцвет»…

В размытой пелене тумана что-то булькнуло и всплыло. Большое, круглое и чёрное. Оно мелькало и двигалось в её сторону. Лола схватила очки и быстро напялила их на нос. Контуры стали чётче. Голова, руки… Человек плыл в её сторону. На секунду замер и вытянулся в рост. Показались массивные плечи, упругие бицепсы. Голый торс был слишком тёмным для этого времени года. К ноябрю обычно загар уже мало у кого сохраняется. Мужчина, ничуть не смущаясь, двигался в её сторону. Вот уже из воды показались чёрные спортивные трусы, поджарые бока, мускулистые ноги.

Температура воды в озере градусов восемь, не больше — прикинула Лола. Но мужчина похоже не чувствовал холода, наоборот, наслаждался им.

Приблизившись к веранде, мужчина тряхнул кучерявой гривой, рассыпая вокруг себя фонтан брызг.

— Здравствуйте. — Приветливо улыбнулся. — Извините, что забрёл на вашу территорию. Я тут неподалёку живу. В тумане сбился с курса.

— Не холодно для заплыва? — Лола прищурилась, измеряя мужчину насмешливым взглядом.

— Самое то. Я всегда по утрам плаваю, пока озеро не замёрзнет. Это моя метода борьбы с надвигающейся старостью. Ну и сопутствующими ей болячками.

— А что, уже напирают?

— Было дело. Два года назад камни в почках зашевелились.

— И что, заплывы помогли?

— Нет, — рассмеялся мужчина, обнажив ряд белых зубов. — Камни пришлось вырезать. Но о здоровье задумался.

Возникшая пауза ввела в замешательство. Ей вдруг стало неуютно от того, что она совершенно не понимала как себя вести с этим возникшим неоткуда мужчиной. Она растеряно прикидывала разные варианты и просчитывала в голове их уместность. Предложить ему кофе или может свой плед? Или послать к чёрту? Почему-то совсем некстати откуда-то из глубин её застывшего организма выскочила и прилипла мысль, что было бы здорово прижаться к этому заиндевевшему телу. А ещё лучше усадить в кресло напротив и закинуть ему на шею свои голые ноги. Чтоб он целовал их холодными губами, начиная от самых кончиков пальцев и двигаясь вверх… Брр. Какая пошлость!

— Меня Владимир зовут. Я живу вот в том доме. — Он повернулся, протягивая руку в сторону небольшого кирпичного строения.

— Так это ваша калитка всё время скрипит и хлопает? — совсем не зло спросила Лола, прогоняя нагрянувшее не пойми откуда сексуальное наваждение.

— Да… моя. Мешает?

— Ещё бы! — захотелось отстраниться от его расположения и смело проявляемой симпатии. — Разве трудно смазать петли и закрыть на щеколду?

— Не люблю закрытых дверей. С детства ещё. Я в детстве болел часто, и родители оставляли меня одного в квартире, запертым. С тех пор я никогда двери в доме не закрываю.

— Страшно?

— Наоборот. Я один живу. У меня из живых душ, только собака. Есть надежда, что кто-нибудь как-нибудь, да заглянёт на огонёк.

— Очень гостеприимно… учитывая наличие собаки во дворе.

— Она старая, не шумная, дурной человек вряд ли, завидев собаку, в дом сунется, это да. Но доброго она не тронет…

В его словах, во взгляде читалось приглашение, но, чувствуя нарастающее желание, она запретила себе поддаваться на эти провокации. Перед ней стоял мужик. Приятный внешне и в общении тоже. Полуголый. В тумане. Весь этот флёр создавал загадочность и привлекательность их знакомству и будоражил давно забытые, угасшие, засунутые в дальний угол сознания чувства.

Показалось. Нет никакого приглашения. Ей просто хочется, чтоб оно было.

Лола впилась в сигарету, втянула горький дым так, что закружилась голова. Неожиданно. Во что бы то ни стало надо поставить её на место. Отрезвить мысли, ведь всё, что с ней сейчас происходит понятно и объяснимо. Это похоже на попытку освежить впечатления, пусть чисто теоретически. Предложи он сейчас реальное свидание, ей по-настоящему станет страшно. Совсем непонятно, как тогда себя вести — слегка ли придурковато улыбнуться, или может прикинуться женщиной-вамп? А потом, если вдруг случится такое приглашение — что надеть? И о чём сейчас говорят на свидании? Не про камни же в почках.

— У вас очень красиво здесь. Вы сами это обустроили?

— Да. — Она с трудом вернулась к разговору.

— У вас талант. А у меня с фантазией не очень. Что ни сделаю, выглядит убого.

— Всё так плохо?

— Хуже некуда. Предлагаю оценить всё профессиональным взглядом.

— Сейчас? — спросила как-то чересчур испугано.

— Нет, — он улыбнулся, опустил голову, насмешливо поглядел на мокрые плавки. — Вид у меня, прямо скажем, не подходящий для этого.

«Смотря для чего, этого», — подумала Лола и снова впилась в сигарету.

— Может быть вечером? — Он с надеждой посмотрел в прикрытые диоптриями глаза. — Обещаю презентабельный вид. Не смокинг, конечно, но хороший спортивный костюм в гардеробе найдётся. Вас это ни к чему не обязывает. Можете, как сейчас, в халате и в пледе. Очень располагает, греет душу. Придёте?

— Не обещаю, — выскочило само собой. Холодно и резко.

Он кивнул, словно всё понял и согласился с отказом. Повернулся. И медленно спустился по ступенькам.

За те несколько секунд, пока он спускался, в её голове промелькнула картинка — трупик паучка, покрывшегося плесенью, который привлёк её внимание вчера, когда она спустилась за яблоками в подвал. Он так и умер в своей паутине в ожидании чего-то. А может быть в мечтах. Запах в подвале показался ей ужасным. Мысль, что так пахнут умершие мечты или несбывшиеся ожидания сейчас пронзила её. Захотелось крикнуть ему в спину что-то тёплое, обнадёживающее…

Будто почувствовав это, он обернулся.

— Извините, я представился, но не спросил, как вас зовут.

Ледяной капкан дрогнул и раскололся на миллион осколков.

— Лора. Лора Торбина.