- Оклемаются, - устало ответил тот.
Козлов быстро перевёл взгляд на окружённых «авторитетов», они были похожи на пленённых фашистов, не дёргались, не воинствовали, не смотрели в его сторону, не молили о помощи, покорно отдавшись ужасу, который их настиг. То же происходило и с теми, кто стоял на коленях - в глазах плескался зашкаливающий страх, перемешанный с безумием, губы шевелились то ли в молитве, то ли в проклятии.
- Вы не справились, майор, - произнёс лейтенант, проследив за его взглядом, - они наши. Этих, - кивнул он в сторону охраны, стоящей на коленях, - забирай, они свидетели, и не только для вас. А теперь уходи, твои пули нас не остановят, не теряй времени, ни своего, ни нашего, против нас оно тоже работает.
У Козлова тряслись поджилки, от осознания невозможности происходящего, мысли в голове путались, но всё же он заставил себя задать, может и не самый важный вопрос, и тем не мене, пришедший ему в голову. - А почему ты банде Хасана выбора не предложил?
- Ты сам себе ответил, - усмехнулся воин, - банда, она и есть банда, а с бандитами не договариваются. - Он развернулся и пошёл к своим солдатам.
В начавшем оседать тумане, они тоже приобретали человеческий облик, такие же измученные, израненные, в грязной и изодранной военной форме, первых лет войны, бойцы молчали, в их взглядах не было ни осуждения, ни злобы. Стоя напротив него, спокойные и прямые, они не собирались не обороняться, не наподдать. Опустив руку с пистолетом, Игорь смотрел на эти лица, усталые, суровые, грязные и окровавленные, в эти глаза, переполненные такой болью, такой безысходной скорбью, что ему самому, до сведения скул, захотелось плакать.
Не успев справиться с эмоциями, так и стоя истуканом, как сквозь слой ваты, Козлов услышал слова лейтенанта, обращённые к пленным: «Вы не достойны чести умереть от пули, вам не будет предоставлена возможность быть похороненными как люди, такие как вы не имеют право осквернять землю своим существованием, не имеют право на скорбь близких и вечную память. Вы заслужили только небытие и забвение.»
Перед лицом близкой и такой реальной смерти, окружённые как будто очнулись от ступора, задергались и заметались в панике, но сильные руки, подхватив каждого с двух сторон, вот уж поистине мёртвой хваткой, поволокли их в сторону противоположную въезду в город.
Раздавшийся в ватной тишине выстрел, вернул Игоря в реальность, он бросился на землю и только потом понял, что стреляют сзади.
- Не стрелять! – Завопил он, пытаясь перекричать пальбу, но это было невозможно. Немного приподнявшись, он увидел, как те, кто стоял на коленях, распластались на асфальте, прикрыв головы руками. «Армейская выучка, - подумал майор, - надо же, неужели кадровые военные? Хороша карьера!»
- Не стрелять!! - Козлов перевернулся набок, и неистово маша рукой, вопил во всю мощь своей глотки. Всё было бесполезно, Игорь выстрелил вверх, но звук его выстрела утонул в грохоте табельного оружия. Кое-как поднявшись, он, пригибаясь, рванул к полицейским машинам, не переставая кричать и махать руками.
Первая опомнилась Надя. Сидя на земле, прижимая обеими руками пистолет к груди, она полными ужаса и слёз глазами смотрела туда, где растворились в тумане таинственные мстители, навсегда утаскивая с собой семерых нелюдей.
Сашка Гладышев пытался броситься в погоню, но пришедший в себя Глеб вовремя подставил ему подножку. Дольше всех продолжали стрелять Лёша и Павел, водители служебного транспорта, но в конце концов и их удалось остановить. Козлов опустился на землю и прижался спиной к переднему колесу машины. Где-то за тоннелем послышались сирены машин ГИБДД и группы поддержки.
Уже в отделении они узнали, что службу ГИБДД странным образом вовремя не известили об аварии, а водитель машины поддержки, которую вызвала Надя, желая сократить путь, почти полчаса кружил по улицам хорошо известного ему микрорайона. Но группу Козлова это не удивило, их сейчас вообще мало чем можно было удивить. Надя тихо всхлипывала, сидя в углу кабинета, Глеб и Сашка мрачно опустив головы сидели за столом друг напротив друга, Алла с Русиком, ещё не владеющие информацией, растерянно наблюдали за абсолютно подавленными коллегами. Шофёров Лёшу и Пашу дежурный сержант Вика Королёва, отпаивала в дежурке коньяком из личных запасов Кудрявцева. Сам Козлов докладывал о проведённой операции в кабинете полковника.
- Ну и что ты мне прикажешь с этим делать? – После очень долгого молчания, мрачно поинтересовался Кудрявцев.
- Я рассказал, то, что видел. – Измученный Игорь даже не пытался оправдываться.
- И далеко ты с этим собрался?! – Гаркнул вышедший из себя Владимир, - Куда ты там к свидетелю ездил, в Кащенко?
- Вот туда тебя и отправят, тебя не то что в органах, тебя даже дворником работать не возьмут!
- Ни я один там был, вся группа видела, и ещё шесть свидетелей.
- Ну с ними я сам разберусь, а тебе даю день отдыха, и что бы на следующее после этого утро, был у меня с новым отчётом.
- Придумаешь, не дурак! Остальные твою версию поддержат, можешь на меня положиться. И подумай Игорь, хорошо подумай!
Утром следующего дня Игорь сидел на скамеечке возле могилы отца. По заведённой самим собой привычке рассказывал о маме, о себе, но только не о вчерашнем дне, не любил, не хотел сваливать свои проблемы, даже на умершего батю. Однако, от вопроса, чтобы тот ему посоветовал, трудно было отделаться даже на обратном пути. Игорь вспоминал, как они ходили на шашлыки, и это были всегда долгожданные и счастливые выходы на природу, как отец смастерил скамейку и столик на их любимом месте возле небольшого ручейка, а впереди была такая большая и полная радостных надежд жизнь. Вспомнил, как они всей семьёй посещали городской краеведческий музей, в этот музей их – детей - водили и всем классом. Прекрасные экскурсоводы, влюблённые в своё занятие, рассказывали о истории города, и места, на котором он был построен, в зале Боевой Славы слова их становились особенно торжественны, ещё бы, ведь Зеленоград был городом Боевой Славы, и тогда об этом все помнили.
Город был заложен в тысяча девятьсот шестидесятом году на месте трёх исторических деревень Крюково, Матушкино и Савёлки. Именно здесь, на сороковом километре Ленинградского шоссе, в ноябре – декабре тысяча девятьсот сорок первого года, проходила последняя линия обороны Москвы. Бойцы, срочно стянутые сюда с других рубежей, в том числе и вчерашние школьники, не успевшие пройти полную подготовку, не все были полностью укомплектованы, не все имели оружие, в летнем обмундировании в декабре самой лютой зимы двадцатого века, против хорошо экипированной и обученной армии вермахта, на которую к тому времени работала половина Европы. При закладке города, среди множества свидетельств тех страшных событий, строители находили вещмешки с учебниками по химии и физики, эти мальчики собирались учиться, жить и созидать. Но все они понимали, что здесь и сейчас решается исход войны, понимали это и немцы. За небольшой посёлок Крюково и, прилегающие к нему деревеньки Каменка и Горетовка бои шли три дня, те, кому посчастливилось выжить, потом вспоминали, что более кровавой битвы им не приходилось видеть. И всё-таки, они выстояли не отошли и не сдались, слова «Родина» и «до последней капли крови» не были для них пустыми истрёпанными лозунгами. Именно отсюда восьмого декабря тысяча девятьсот сорок первого года, впервые с начала войны, началось победоносное наступление советских войск. И именно отсюда, из этого города третьего декабря тысяча девятьсот шестьдесят шестого года, в преддверии двадцать пятой годовщины разгрома немцев под Москвой, траурным торжественным шествием на Красную площадь везли останки неизвестного солдата.
А что же сделали с городом мы – их потомки, - думал Игорь, - если им, даже мёртвым невыносимо с таким мириться? И это ведь Зеленоград, считай Москва, а что творится за пределами кольцевой дороги, особенно там, куда транспорт доезжает раз год по обещанию?
Кое-что Козлов слышал, мама, после смерти отца уехавшая жить в дедов дом, и с которой он поддерживал постоянную связь по телефону, рассказала ему, как в соседнем селе, четверо отморозков насмерть забили мужика, не захотевшего делиться шиномонтажным бизнесом. Причём, упыри выложили запись убийства в интернет, для устрашения других непокорных, конечно, их взяли по горячим следам, но цели своей они добиться успели. А в единственной на полторы области больнице, пожилую пациентку с перитонитом врач отправил по месту жительства за пятьсот километров, заставив её подписать отказ от операции, а женщину с приступом почечных колик, домой, попить анальгинчику и собирать анализы для планового обследования.
Игорь давно не был в деревне, перестал ездить, ещё когда дед был жив, рос, появлялись другие интересы, сколько раз он потом жалел, что так мало успел у него спросить. А ведь дед любил рассказывать, сам прошедший войну, много рассказывал о том, как его родные места выживали в эти тяжкие, для всех годы. Игорь теперь и сам знал, что многочисленные памятники, обелиски и курганы славы, величественными стражами окаймляющие всё Минское шоссе, напоминают живым о том, что земля эта усыпана костями и без всякой меры полита кровью тех, кто защищал её. Шальная мысль, пришедшая в голову, заставила его поёжиться: «Вдруг и эти павшие начнут вставать и вершить правосудие там, где люди потеряли разум и стыд, и так по всей необъятной территории, где проходила эта страшная битва? А может это и правильно» - ответил сам себе майор.
Отчёт Козлов заранее отправил по электронке, и, когда он вошёл в кабинет полковника, Кудрявцев долго смотрел на него исподлобья. Майор молча сел на стул возле его стола.
- Ну и что теперь. – хмуро спросил Владимир, - отставка?
- С переводом можешь помочь? – Ответил Игорь вопросом на вопрос.
Кудрявцев шумно втянул носом воздух и сильно хлопнул по столу обеими ладонями.
- Это на те-то зарплаты, да и с чего ты решил, что там ставки есть?
- Мне всё равно, хоть дежурным на телефон.
Вовка резко встал, и подойдя к окну, опёрся кулаками о подоконник.
- Вов, а ты помнишь во что мы в детстве играли, - тихо заговорил Игорь, - мы же в разведчиков играли, в партизан, в тех же неуловимых мстителей. Мы все героями стать хотели, а сейчас… - Майор помолчал, - Ты вот спроси у себя, есть тебе что внукам рассказать, а главное, будет ли им это нужно? Впрочем нет, не спрашивай.
Кудрявцев досадливо хекнул, мотнув головой, и снова вернулся к своей теме.
- Твои родители два года здесь за квартиру горбатились, и что, всё для того, чтобы ты в деревню уехал?
- Мои родители, - твёрдо сказал Игорь, - учили меня быть честным, они хотели, чтобы я человеком вырос. И я вырос, Вовка, вот сейчас точно вырос.
После ухода Козлова, Владимир ещё долго стоял у окна. «Ну конечно, - думал он, - хорошо тебе, алименты выплатил - и свободен. А тут старшей квартиру в ипотеку, своей избушку на курьих ножках двухэтажную, огурцы ей сажать приспичило. Младшего обалдуя ещё учить и учить…»
Он смотрел сквозь стекло на пруд, вокруг которого щебетала, расцветала всеми красками жизнь. Гуляли мамашки с колясками, отдыхали родители с детьми, миловались молодые парочки. Город действительно ожил, даже воздух стал чище, и Кудрявцев подумал, что если уж и рассказывать что-то внукам, так это то, как его отец однажды предложил и помог пацанам вырыть и оборудовать настоящий фронтовой блиндаж. Как они устилали его лапником, делали крышу из досок и куска старого толя. Как по окончанию работ, с замиранием сердца забрались туда, а когда пошёл дождь, радовались, что они сидят под крышей настоящего военного блиндажа, как настоящие солдаты. Когда дождь ливанул сильней, и вода, проникающая внутрь через отверстие входа, достигла их щиколоток, за ними пришли родители и буквально вытащили всех наружу, через размокший и осклизший лаз, грязных, но не побеждённых. Блиндаж на завтра было решено восстановить, но сволочной дождь шёл два дня, и на месте славного боевого сооружения образовалась липкая глиняная яма, в которую даже наступать было опасно, дабы не оставить в ней сапоги. Отец пообещал им выкопать новый на более надёжном месте, но затея как-то сама собой забылась за делами, а память о блиндаже осталась на всю жизнь. И до сих пор полковник Кудрявцев был уверен, что такого вкусного чёрного хлеба с солью он не ел больше никогда.
Он отвернулся от окна, и, подойдя к офисному шкафу, достал оттуда бутылку водки. Первым делом полковник сделал то, о чём давно мечтал, но всегда стыдил себя - аккуратно отклеил от бутылки маленькую фольгированную рыбку, минуту полюбовался ей и положил в ящик стола, рядом с пистолетом.
Вечером девятого мая майор Игорь Козлов стоял перед мемориальным комплексом «Штыки» на сороковом километре Ленинградского шоссе. Торжественное шествие с возложением венков давно закончилось, и сейчас у мемориала было не много народа - те, кто захотел лично положить цветы, или просто постоять у памятника.
Игорь в который раз перечитывал эпитафию на стене и думал, - знал ли автор этих слов насколько он окажется прав? Когда погода начала портиться, и пошёл мелкий противный дождь, Игорь не удивился, он развернулся, провожая взглядом последних посетителей монумента, спешивших уйти, и улыбнувшись, повернулся обратно к стене мемориала. Перед ним, выстроившись в шеренгу, стоял бессмертный взвод, солдаты отдавали ему честь, надпись на стене за их спинами гласила:
«Здесь защитники Москвы, погибшие в бою за Родину, остались навеки бессмертны».
