-А, ты уверен, что он покажет тебе, где скит? Даже если назавтра от него этого всё же добьёшься – это будет поздно, а ты уже знаешь, как бегать за Архипом. – Никита всё переминался у двери, торопя этим действовать и брата. - Давай, Павел, бери кого-нибудь и, как договорились, не теряй нас из виду, и вечером будешь у Архипа. Но, дай мне быть первым в этом скиту, а потом – делай, что хочешь, а я уже поехал – время, Павел.
-Постой. - Павел встал из-за стола. - Мы тебе лошадь обменяем, а то загубишь свою.
Они вдвоём выскочили из дверей и побежали во двор. Время торопило. В сани Никиты запрягли свежего, из милицейской конюшни, жеребца, а за это время Павел приказал запрягать себе сани, тут же побежав искать Елисеева, чтобы взять его с собой на задержание Архипа. Так они потом и двинулись: спереди Никита, а сзади, на милицейских санях и на расстоянии видимости - Павел с оторванным от завтрака и ничего не понимающим Елисеевым.
-Ты, начальству хоть доложил, что я с тобой еду, а то искать будут. На целый день ведь, да?
Елисеев, говоря это, кутался в тулуп и обкладывал себя сеном, сгребая его со всех саней, но тут же спохватился:
-Стой, Павел, я того, обед свой в кабинете забыл, жена сегодня полкурицы отвалила.
Павел лишь обернулся на него и этого хватило, чтобы Елисееву начать оправдываться:
-Да я ведь, того, подумал только – как это без обеда весь день. Говорят, и язву от этого заработать можно, не обедавши-то.
Елисеев парнем был толковым и Павлу нравилось работать с ним вместе. Когда советы давал, то всегда дельные, попусту никогда не советовал. Если не знал, что к чему, то просто молчал или вспоминал, что было вчера на ужин, и на какой обед в последний раз его приглашала тёща. Короче, если к его помощи прибегали по ходу дела, то от него можно было не ждать проблем и навязчивости. Что надо, Павел ему объяснил и теперь Елисееву оставалось только вслух размышлять под каким гарниром была курица и как, этот самый гарнир, готовила жена. Но это он рассказывал самому себе, Павел же правил лошадью и следил за далеко едущим Никитой, чтобы не потерять его из вида, и переживал, как всё будет. Архип для него не был простым убийцей, с которыми Павлу часто приходилось иметь дело, изучая его, знакомясь с ним по следственным бумагам, со слов знавших его людей, он представлялся для него чем-то злым, хищным для человеческой личности, что ли. Павел преследовал его ни как простого преступника, а как какой-то кошмар, чтобы вырвать его из нормальной человеческой жизни. Изо дня в день он становился почему-то его личным врагом. Ему пришлось встречаться с теми, которые вырвались из его рук или по своей воле, или когда раскрыли один его скит. Павел и сейчас задаётся этим вопросом: ну, почему эти люди так верили этому Архипу, учителю веры, что готовы были добровольно умереть для созданного им самим бога. Да не верит он тому, что Бог, пускай он даже и есть, хочет этого. Где такое может быть написано в Библии? Никита ведь прочитал её раз пять и ни где не вычитал подобного. Врёт, значит, Архип – ему нужны эти смерти, его религии, его гнустной душёнке. Он выжигает ложью волю людей, пользуясь их слабостями. Ведь нормальный человек просто рассмеётся этому мракобесию, да и только. Павел аж ёрзал на сене от распирающего его гнева, предвкушая тот момент, когда Архип попадётся ему в руки.
Когда Ручьи показались, Павел съехал в лес, наблюдая из-за деревьев за деревней. Там была видна некая возня, но выезжать ещё никто не собирался. Видать, ждали начало темноты - благо темнеть начинало рано. Темнота тоже была под руку милиционерам – следить было безопасней. Когда солнце начало заходить, с противоположной стороны в деревню въехали сани, за ними бежала большая собака. Скорее всего это и был тот человек, который должен был вести сектантов к скиту.
Ближе к темени редкий свет в избах стал гаснуть и по одним, или по двое саней, соблюдая дистанцию и так, чтобы не потерять друг друга из виду, стали выезжать из деревни люди.
-Ну, что, Володя, - обратился Павел к Елисееву, - готовь револьвер - скоро чёрт появится.
Ехать пришлось часа три, пока не въехали в самый лес и здесь пришлось держаться совсем близко, чтобы не потерять последние сани из вида. Хорошо, что под конец вся процессия плотно скучковалась, чтобы тоже не потерять друг друга. Здесь уже ехали медленно и осторожно – совсем узкая, между могучих сосен дорога, была тяжело проезжаема и петлява. В её конце лес отражал заревом многих костров. Они поняли, что цель достигнута и решили оставить лошадь с санями здесь, заведя их немного в лес.
-Волки не сожрут? Казённая всё-таки, - запереживал Елисеев.
-Да не сожрут, - успокоил его Павел, - огня близкого побоятся. Да и не долго мы там будем – концерта у них сегодня не получится.
Павел скинул на сани тулуп и остался в лёгком милицейском полушубке. Елисеев, чуть подумав, тулупа снимать не стал. Так они и пошли в сторону огней по свеженакатанной дороге...
Никита ехал в середине всей размеченной цепочки, и сколько не старался разглядеть, при ярком месяце, саней Павла, но кроме, иногда появляющихся вдали задних саней их процессии, ничего не видел. Но это его так не беспокоило – Павел был где-то сзади, и он это знал, но вот встреча с Анной – как вести себя? И Архип – узнает ли его среди других мужиков Павел? Когда они въехали в лес, его сердце стало биться ещё быстрее – что будет?
Костры, разложенные посреди огромного двора большим кругом, внесли в сердце Никиты беспокойство. А когда они все въехали на огромный двор и, сойдя с саней, вошли в этот освящённый огненный круг, из большого дома стали вереницей выходить какие-то женщины со странным унылым песнопением. У каждой в руке было по большой толстой свече, которые освящали их бледные лица. Никита понял, что это и есть скрытницы и тут он стал внимательно вглядываться в лицо каждой из них, ища Анну. Но вот вышла и последняя, а Анны среди них не было. Никита вытер рукавом испарину, выступившую у него от волнения на лбу.
«Где ж Анна, куда он дел её?» – пронеслось у него в голове и тут из дома вышел сам Архип. Он молча спустился с крыльца и прошёл между приехавшими из Ручьёв единоверцами, собравшимися в толпу, к самому большому, но в стороне ото всех и не в кругу других кострищев, костру. Все повернулись за ним. Чувствовалось нарпряжение каждого из стоящих рядом с Никитой. Женщины со свечами, легко одетые в черное, кончив пение, пристроились в стороне от Архипа, но лицом к приехавшим.
-Сердцу радостно моему видеть вас, братья и сестры, здесь, в этом святом месте, где заключается чудная общность человека с его создателем. Откуда многие души вознеслись к высотам, неизмеримыми никакой человеческой наукой. Я хочу рассказать вам сегодня о том мгновении, когда душа соприкасается с вечным. О сладостном мгновении отделения чистой души, от нашего зловонного от греха тела. Я расскажу вам о смерти и о начале новой жизни...
Жар от разложенных кругом костров начинал согревать тело. Люди с замиранием слушали Архипа. А тот говорил всё вкрадчивее и слаще... приглашая умереть. Какая-то энергичная женщина неустанно бегала и подбрасывала поленья в костры, но на неё никто не обращал внимания - все были увлечены проповедью. Но Никита, не переставающий осматриваться кругом, заметил, как она бросала какие-то порошки на уголья. «Спирт сухой?» – пронеслось в голове у Никиты. Потом Архип стал немного удаляться назад, но голос его не стих, а наоборот приобрёл ещё большую силу и уверенность. Он говорил об ангелах, о рае. Некоторые из собравшихся стали садиться прямо на снег, становилось всё жарче и тяжелее стоять. Сколько они уже здесь час, два, всю ночь? Никита снял шапку и расстегнул тулуп – дышать становилось тяжелее.
...-Одна из сестёр ваших уже в радости великой и в общении с небесами пребывает, но тело её, в назидание нам, ещё с нами.
Никита, мутными глазами, попытался разглядеть ту, которую или привели, или принесли - тот самый мужик, провёдший их в скит и женщина, жгущая костры. Они заскочили в круг костров и, небрежно сбросив с рук тело, вынырнули обратно из едкого, голубоватого дыма, наполнившего пространство с людьми, окружённых пляской огненных всполохов.
-...Вот она, сестра ваша Анна, подойдите, поприветствуйте её... – пригласил Архип, удаляясь всё дальше от набирающей силы ядовитой стены из жгучего полымя.
Но подойти или хотя бы сделать шаг никто не смог. Никита, собрав последние силы, заставил себя думать – где он, что с ним?!
Из оставшихся стоять он был последний, все уже сидели или лежали. Огонь, набирая силу, шипел всё сильнее порошком, распространяя ядовитый угар вокруг себя. «Анна, ведь это Анна! Что с ней?» – Никита, заставляя себя, делал неимоверно тяжёлые шаги, переступая и наступая на свалившихся в огненном кругу людей, в сторону Анны.
Вдруг в нём пронеслась чистая и ясная мысль, что Анна мертва. Вот она, лежит совсем рядом с ним, с неестественно широко раскрытыми глазами, в грязной накидке на худое измождённое тело, на растопленном и мёртвом снегу.
Женщина, суетившаяся с порошками, плотно прикрывая платком нос и рот, подскочила к Никите и позвала за собой:
-Пошли отсюда - Архип требует тебя к себе! – И тут же поспешила вон из бани огненной.
Оглянувшись на застывшего у тела Анна Никиты, она, выругавшись, снова устремилась к нему, схватила за рукав и попыталась утянуть прочь из дымного котла:
-Пошевеливайся, дурень! – взвизгнула она. – Архип милует тебя! Зелье и тебя скоро свалит, а огонь пожрёт!
Никита, из последних сил, оттолкнул злую тётку. Его сердце разрывалось от скорби, впитывая в себя застывшие в чертах лица Анны душевную боль и предсмертные муки.
-Да, и чёрт с тобой! – выкрикнула тётка. – Сгорай в этой геенне! – И, лихо перепрыгивая через детей и их родителей, помчалась вон от надвигающегося пламени.
Голос Архипа давно уже затих, но слышались какие-то крики, прогремел выстрел, один, другой. А Никита хотел только одного – хотя бы прикоснуться ладонью к её щеке. Неожиданно кто-то влетел из темноты в огненный круг и, грубо схватив его, потащил за шиворот прочь от ядовитого дыма. У Никиты даже не было сил сопративляться, он только слышал знакомые голоса:
-Я говорил ведь тебе, Павел - не нравится мне эта вонь от костров! — Это был голос Елисеева. – А где этот гад?!
-Да вот, лежит, не видишь, что ли?
-Жив. Я ему ноги связал даже. Тащи Никиту дальше, и других давай – ни неба, ни ада сегодня никому не будет. А где лесничий?
-Нет его, он чуть пальнуть не успел, но я его вовремя догнал, не достал он ружья. А ведь какой мужик был – на дрова не скупился!
-Все они хорошие, когда не знаешь кому молятся. А что с девчёнкой той?
-Да мёртвая она, конечно! Видел ведь, как её из сарая волоком тащили! – Елисеев опустил Никиту на снег и побежал вытаскивать других.
-Смотри, не дыши там этой дрянью, - крикнул ему вслед Павел и присел над Никитой, растирая снег на его лице. – А ты, давай, дыши братишка, свободно дыши!
Никита, приходя в себя на свежем воздухе, тяжело дышал и еле слышно шептал брату:
-Нет её, забрал её у тебя Архип. – Брат отечески хлопал его по щекам, почти гладил. - Но ты отходи, давай, быстрей - поможешь других спасать!
Павел резко встал и пошёл к кострам – там были люди, которых можно было ещё спасти. Он шёл и плакал, и крупные, толкаемые большим сердцем мужские слёзы катились по его щекам. Он прошёл рядом со связанным Архипом, лицо которого было всё в крови от схватки с милицей. Его глаза сейчас были подобны глазам загнанного зверька, быстро бегающие и отражающие огонь… Поверженный «пророк».
-Сатана, если он и есть – он твой бог! И ты, после суда, уже точно пойдешь к нему! –пообещал ему Павел.
Елисеев, волочащий за воротники сразу двух человек, удивлённо посмотрел на сослуживца...
