Глеб остервенело стучал по клавишам ноутбука, набивая текст последнего, на сегодня, отчёта. Кто придумал все эти отчёты?! Отчёт за месяц, отчёт за неделю, отчёт за день… План на день! План на неделю!! План на месяц!!! Квартальный план-отчёт!!!! Годовой!!!!!
Клавиша с буковой П и латинской G не выдержала праведного гнева, с лёгким щелчком отделилась от клавиатуры и выпрыгнула из-под пальцев, скрывшись где-то под столом.
Первым желанием было просто взять ноутбук и шмякнуть обо что-то острое и твёрдое, например, об угол рабочего стола. Или о принтер. Он не такой твёрдый и острый, зато можно одним ударом разделаться сразу с двумя неизменными атрибутами жизни офисного планктона. Пусть плачет сисадмин.
Глеб удержал животный позыв и решил сделать паузу. Кнопки отлетали не первый раз и не на первой клавиатуре, так что нужно только найти её, приклеить и закончить долбанный отчёт. Попутно можно и кофе выпить.
Кстати, сколько он уже выпил сегодня? Чашек двадцать, наверное. Чёрный, крепкий, с сахаром. Стандартный ежедневный набор, плюс-минус пара чашек. Если верить блогерам-зожникам, такой допинг должен был убить его ещё два года назад, как только он перевёлся в эту контору. Денег больше, ответственности ещё больше, чёрного яда – смертельная доза. Секса с женой меньше. Общение с сыном – почти нулевое. Когда он уходит, ребёнок ещё спит, когда приходит – уже спит. Обычное дело для среднестатистической российской семьи, чему удивляться, но, когда в последний раз он просто гулял с сыном?
Электронные часы над дверью моргнули цифрами - 20:57
Глеб подошёл к кофе-машине, вставил чистый пластиковый стакан и хотел нажать на кнопку, но мигнул свет. Всего лишь мгновение. Причём лампы погасли не до конца, как если бы полностью рубануло электричество, а лишь притухли, почти до полной темноты, оставляя слабое свечение внутри плафонов.
Тут же мысль о том, что компьютер мог перезагрузиться, обнуляя не сохранённый отчёт, едва не убила его на месте
– Твою ж мать! – выругался Глеб, подскакивая к ноутбуку.
К счастью, батарея выдержала и недописанный текст оставался на экране почти в том же виде, как он его и оставил. Только залипшая клавиша «П» продолжала печатать, испещряя уже третью страницу бесконечной строкой.
ППППППППППППППППППППППППППППППППП….
Повозив мышкой по столу, Глеб остановил безобразие и сохранил отчёт.
Надо узнать, что там со светом – не хватало ещё застрять на двадцатом этаже в здании, лишённом электричества. Кто-то из коллег говорил недавно, что лестничные марши на их этаже закрыты изнутри, хотя это и запрещено всеми мыслимыми и немыслимыми нормами пожарной и прочей безопасности, но как сказал директор − данные, которые хранятся на их сервере дороже всего. Не уточнил, правда, дороже чего «всего». Дороже ли человеческой жизни?
Глеб снял трубку локального телефона и нажал кнопку вызова охраны. Ответ прозвучал через мгновение:
Недобрый, недовольный голос Андрея Андреевича, старого вояки, доживавшего свой век в СБ бизнес-центра.
– Андреич, привет, – поздоровался Глеб, стараясь придать голосу максимальную дружелюбность. – Это Глеб Сахаров. С двадцатого.
– А, – сухо отозвался Андреич. – Чё у тебя?
– Да я хотел узнать, что там со светом?
– Ну, мигнуло у меня. Подумал вот….
– Ну как, только что вот мигнул свет на всём этаже.
– Может только у тебя в кабинете? Лампочка?
– Нет, у меня двери открыты, и я видел, что свет потух везде, и в коридоре тоже.
– Секунду. Просто мигнуло.
– И чё, из-за этого нужно мне звонить?! Мигнуло, сверкнуло, пёрнуло! Сейчас есть свет?
– Так чё звонишь-то?! Задолба….
Последнее слово было брошено уже в сторону, очевидно напарнику Андреича, и до конца не прозвучало, прервавшись типичными гудками в трубке. Глеб тоже выругался, но про себя. Интересно, кто успел «задолбать» Андреича, если его смена начиналась в 19–00, когда большинство обитателей «башни» давно разошлись, кто домой, кто в кабак, кто к чёрту на кулички. Остались только такие, как Глеб, трудоголики, занятые бесконечными отчётами, или те, кто никому не нужен и кого никто не ждёт, ни дома, ни в кабаке, ни у чёрта. Но таких навряд ли наберётся больше десятка, на все двадцать пять этажей, а к девяти часам вечера, когда Глеб обычно покидал рабочее место, вместе с ним иногда выходила лишь пара-тройка человек, и зачастую именно ему, Глебу Сахарову с двадцатого этажа, говорили: «Сегодня ты последний, Глеб».
«Может, ну его этот отчёт? В понедельник допишу».
Едва Глеб подумал о возможном отступлении, как сразу стало легче, словно гора с плеч свалилась.
«Не надо слишком много думать про работу, иначе работа начинает думать про тебя».
Воодушевившись, Глеб накинул пиджак, собрал вещи в портфель и выключил ноутбук. Всё, можно идти.
В дверях повозился, шаря по карманам в поисках ключей.
Он уже вставил ключ в замочную скважину, как вдруг телефон биликнул пришедшим сообщением. Запоздало подумалось, что лучше не смотреть, но любопытство и подлое чувство ответственности заставили взять телефон в руки и сразу же пожалеть об этом.
Писал коммерческий директор.
ГЛЕБ. ПРИВЕТ. МНЕ НУЖЕН ОТЧЕТ ПО КЛЮЧЕВЫМ КЛИЕНТАМ, СРОЧНО. ЗНАЮ, ТВОЮ ПУНКТУАЛЬНОСТЬ И ОТВЕТСТВЕННОСТЬ, ДАЖЕ НЕ СОМНЕВАЮСЬ, ЧТО ТЫ ЕЩЕ СИДИШЬ В ОФИСЕ. СКИНЬ ФАЙЛ МНЕ НА ПОЧТУ ИЛИ В ВОТСАПП.
– Сука! – вырвалось у Глеба, вопреки воле и деловому этикету.
Хотя комдир и не был «сукой» в прямом смысле, но вёл себя в соответствии с самым широким его пониманием. Сам-то наверняка уже сидит дома, винишко попивает.
«Ну вот на хрена ему этот отчёт сейчас, в девять часов вечера!»
Глеб скорбно посмотрел в коридор, заканчивающийся заветными створками лифта. Всего-то тридцать пять шагов и могучий технологический монстр умчал бы его вниз, а там охрана, а там выход на парковку и гудбай все дела. Может плюнуть на всё и всех и не отвечать? Или бросить пару слов, что уже в постели и спит и ничего знать не желает ни про какие отчёты?
Сомнения терзали Глеба недолго. Он был человеком не только ответственным, но и жалким трусом, боящимся лишний раз рот открыть против слова начальника. И признавал это.
«Андреич сдаст. Подтвердит, что я звонил как раз в это время».
Вздохнув, Глеб вернулся за стол. Пиджак решил не снимать. Нужно найти потерянную клавишу и быстро дописать уже наполовину готовый отчёт. Делов-то. На пять… ну ладно, пятнадцать минут.
Он протянул палец к кнопке включения ноутбука и тут свет снова моргнул. Вернее, сильно притух, оставляя лишь маленькие угольки в глубине светильников. На этот раз пауза была дольше на пару секунд, и Глеб даже подумал, что наверняка это «моргание» Андреич точно заметит.
Дверь в кабинет оставалась открытой и весь коридор до самого лифта превратился в тёмный туннель, освещённый какими-то мистическими огоньками у самого потолка. Почти ничего не было видно, кроме кабель-каналов с проводами, идущими вдоль всей стены над дверями офисов, и то неясно, призрачно, как в тумане.
Зазвенели ключи, оставленные им в двери, послышался зубчатый скрежет металла о металл, и кто-то громко захихикал совсем рядом, а затем умчался по тёмному коридору, топоча быстрыми ловкими шагами.
Лампы снова полыхнули полноценным люменом, а Глеб не мог сделать вдох – грудь сдавило навалившимся паническим ужасом. Он смотрел на открытую дверь, немного качнувшуюся в сторону, как будто кто-то её только что толкнул, а также на замочную скважину, в которой больше не было ключей. Кто-то их забрал.
Тьма – порождает ужас. Свет погас на несколько мгновений, а он чуть не обделался.
Рациональный ум уже предлагал варианты правдоподобных ответов: кто-то из коллег решил подшутить; мозги устали от напруги и он просто свалился с инсультом и на самом деле уже умер; или же не умер, но с ума сошёл.
– Кто здесь?! – крикнул Глеб в пустоту коридора.
Звук собственного голоса придал уверенности. Нет, очевидно, какая-то мразь решила пошутить с ним. И, скорее всего, мразей как минимум две: один пригасил свет, играя с автоматами в щитке, другой выкрал ключи.
Глеб подошел к двери. Рукава т-образного коридора расходились от его кабинета в три стороны: один к лифту, два других в коммерческий департамент и в производственный отдел соответственно. Свет горел только в проходе к лифту. Обычно его гасил последний офисный терпила.
В конце рабочего дня Глеб всегда оставлял дверь открытой, чтобы попрощаться с коллегами, и чтобы все видели, что он ещё работает. Сегодня он видел всех, кто вошёл в двери лифта и больше в них не появлялся. Все пятнадцать человек. Инна-Ника, кстати, ушла первой. На этаже никого не должно остаться.
И всё же кто-то умудрился пробраться назад. По пожарной лестнице? Так закрыта же….
Пожарный выход в конце коридора, у двери генерального директора Аркадия Платоновича Войцеховского. Глеб решил проверить его первым.
«Чтобы убедиться, что чёрта нет, нужно пойти и посмотреть за шторку».
– Что, засранцы, решили поиграть со мной! – крикнул он в темноту, набираясь храбрости, и быстрым движением, словно опасаясь, что кто-нибудь невидимый схватит его за руку, включил свет в коридоре коммерческого отдела.
Шесть дверей по три с каждой стороны и ещё одна перпендикулярно остальным – кабинет главы компании. Все двери заперты.
«С чего ты взял что они заперты?»
Цель придает силы. Глеб двинулся по коридору и стал дёргать ручки, одновременно страшась чего-то неизвестного и желая поскорее убедиться в том, что всё это чьи-то дурные шутки.
Все шесть дверей, за которыми обычно скрываются продажники, маркетологи и даже сам комдир, всё-таки были заперты. Осталась дверь Аркадия Платоновича. Глеб был уверен, что она тоже закрыта и даже начал ухмыляться, потешаясь над своими страхами – ну какие могут быть черти!
Он только дотронулся до ручки, как дверь слегка приоткрылась внутрь. Всего чуть-чуть, образуя тонкую тёмную щель между полотном двери и косяком. Впрочем, этого было достаточно чтобы у Глеба сжался весь низ живота, а рука отдёрнулась, словно рукоять была раскалённой.
Он не просто видел, что Аркадий Платонович уходил. С Аркадием Платоновичем они прощались пожав друг другу руки. Но и не это главное – Войцеховский никогда не оставлял незапертым свой кабинет – даже если выходил в туалет, и даже если просто выходил в коридор, чтобы заглянуть в кабинет к своим же подчинённым, и тут же вернуться. Аркадий Войцеховский педант до мозга костей и шуток не понимает.
«Платоныч не мог оставить дверь незапертой. И дурака валять он тоже не мог».
Хотелось убежать. Но страх заставлял убедиться, что ничего страшного-то и нет. Разум выдумывал истории, одну нелепее другой.
Что если придурки просто решили устроить ему сюрприз и сейчас он откроет дверь, зажжётся свет и все заорут: «Сюрпри-и-из!!!». А потом будут смеяться…. С чего правда такое веселье в его честь?
Глеб толкнул дверь, стараясь, чтобы она открылась полностью с первого раза. И, словно наперекор его желанием, она, конечно же, уперлась во что-то невидимое, скрытое в темноте, отворившись лишь наполовину. Свет не зажегся. Хорошо хоть, что никто не выскакивал и не орал.
«Сущий пустяк, протяни руку и справа будет выключатель».
Он уже шагнул к двери, как вдруг увидел, что сразу за дверным косяком на паркетном полу кабинета Аркадия Платоновича Войцеховского, лежит какой-то небольшой предмет. Это были ключи. Его ключи.
Облегченно вздохнув, Глеб намеренно громко сказал:
– Ну вы даёте! Аркадий Платонович, я от вас не ожидал такого!
Решив, что всё это только розыгрыш, Глеб смело толкнул дверь сильнее и почувствовал, как пододвинул что-то тяжёлое и мягкое, но не придал этому значение – подпёрли чем-то балбесы. Выключатель был на месте и кабинет Войцеховского озарился люминесцентным жёлтым светом.
– Вам что делать нечего! – говорил он громко и грозно, входя в кабинет, больше для того чтобы приободрить самого себя, и разогнать страхи.
Первым делом на глаза попался стол. Обычный стол кабинетного начальника – буквой Т, чтобы на совещании и начальник уместился и несколько замов. Ничего особенного: ни красного дерева, ни зелёного сукна. Одни лишь аккуратные стопки бумаг, моноблок, клавиатура и мышь. Ещё ручка. Шариковая. Кресло и стулья задвинуты. Белая доска с маркерными графиками позади. Проектор над потолком. Два шкафа, забитых папками. Кожаный диван в углу. Окно закрыто жалюзи.
Глеб сделал ещё один шаг вперёд и споткнулся. Опустив взгляд, он увидел чью-то ногу. Рядом вторую. Владелец ног лежал прямо за дверью, мешая ей полностью отвориться. Несколько секунд Глеб переваривал увиденное, пытаясь найти очередное рациональное объяснение, и не находил его. Человек на полу был никем иным, как Аркадием Войцеховским. С которым он попрощался несколько часов назад.
– Аркадий Платонович, что за шутки? – спросил Глеб неуверенно. – Вы чего лежите тут?
Произнося эти слова, он понимал всю их бредовость, но отказывался верить даже своим глазам. Медленно опустившись на корточки, потрогал руку директора, небрежно покоившуюся на бедре. Она была холодна как лёд.
Ответ был очевиден, но все же Глеб потянулся к шее Войцеховского. Пульса нет. Холодная кожа на шее неприятно шуршала под пальцами. Помутневшие глаза Аркадия Платоновича смотрели в потолок, язык слегка высунулся из полуоткрытого рта. Осознание, что он щупает покойника вызвало приступ тошноты. Едва сдерживая рвотные позывы, Глеб отпрянул назад и ударился спиной о стол.
– Что за срань?.. Господи….
Зажав рот ладонью, он несколько мгновений смотрел на труп Войцеховского. Нигде ни следов крови, ни признаков борьбы. Как будто директор просто прилёг отдохнуть.
Крови нигде нет, но только сейчас Глеб понял, что чувствует её сильный устойчивый запах и металлический привкус на губах, как будто это был не идеально чистый кабинет педанта Войцеховского, а скотобойня.
В памяти всколыхнулись образы далёкого детства – отец остро отточенной косой перерезает горло быку. «Одно движение и всё», говорит отец, но что-то идёт не так. Бык дёргается, кровища хлещет во все стороны, залепляет глаза, попадает в рот….
«Это всё бред, иллюзия какая-то…»
Забежав в свой кабинет, он орал в трубку локального телефона, не дожидаясь ответа на другом конце провода:
Но Андреич трубку не брал. Не сразу Глеб понял, что гудки идут какие-то странные, короткие, как будто отсутствует связь на линии.
Снова потух свет. На этот раз надолго. Угольки под потолком призрачно мерцали. Глеб услышал своё собственное дыхание. Шумное, частое, как у загнанного зверя.
За углом послышалось хихиканье. Злобное, мерзкое. Никогда Глеб не поверил бы, что волосы на голове действительно могут шевелиться.
– Кто это?! – крикнул он испуганно.
Он не надеялся на ответ, всё ещё полагаясь на силу разума и рационализм. Надежда, что всё это идиотские шутки по-прежнему сидела где-то внутри и что-то говорила, с каждым мгновением всё слабее и тише.
В темноте коридора шаркнули чьи-то шаги. Раздался вкрадчивый незнакомый голос:
Глеб не удержался от истеричного пугливого вскрика.
− Это я − твой план на вечер!
Неясная тень мелькнула перед дверьми, юркнув в сторону производственного отдела. Быстрые мелкие шаги затихли где-то за углом.
Угольки в лампах полыхнули ослепительным светом, разгоняя тьму, но не страх. Глеб вжался в стеллаж с документами, сжимая трубку телефона. Оттуда, вместо гудков, доносился надтреснутый голос Андреича:
– Алло!! Мать вашу! Кто это звонит? Сахаров? Ты?
– Ты что больной, Сахаров, почему молчишь в трубку?!
Глеб чуть не расплакался, услышав пусть и грубый, но родной, человеческий голос.
– Я звонил…. Не было ответа. Наверное, что-то со связью.
– Хрен его знает, у меня всё в порядке. Что там у тебя опять? Чё названиваешь?
– Андреич… – несколько мгновений Глеб пытался сформулировать в голове то, что собирался сказать и сам себе не верил. Слова дались с трудом, – Андреич, тут труп.
Повисла тишина. Возможно, Андреич матерился в кулак. Глеб ожидал, что услышит ругань, но охранник неожиданно ответил спокойно:
– Сиди на месте, я сейчас поднимусь. Ничего не трогай. Мать вашу….
Стало полегче. Каким бы мудаком ни был Андреич, но слышать его голос оказалось чуть ли не до слёз приятно.
Глеб повесил трубку и уставился в дальний конец коридора, где поблескивали тусклым металлическим светом двери лифта. Расстояние слишком велико, чтобы различить цифры на электронном табло, но то, что они начали меняться, не могло не радовать, значит лифт движется. Двадцать этажей немало, даже для скоростного лифта суперсовременного бизнес-центра, а с учётом ненормальности происходящего, казалось, что движется он еще медленнее чем обычно.
Глеб поймал себя на нервной мысли, что смертельно боится того, что свет снова погаснет и Андреич застрянет на полпути, оставив его один на один с дикими галлюцинациями. А то, что его одолевают лютые глюки, Глеб уже не сомневался, – ну не могло всё это быть правдой. Переутомление, никак иначе. Одна надежда: сейчас Андреич поднимется, проверит всё и обложит его самыми отборными матами, за идиотские шуточки и всё пройдёт, устаканится, войдёт в привычную колею.
«Уж лучше так, уж лучше так…» подумал Глеб и потер виски. Голова не болела, но казалось какой-то тяжёлой, будто налитая свинцом – стукни и зазвенит металлом.
Лифт брякнул китайской механической мелодией, знаменуя прибытие на выбранный этаж.
– Ну наконец-то! – сказал Глеб и вышел навстречу открывающимся дверям.
Андреич был в лифте один. Дородный мужчина, давно перешагнувший возраст самого расцвета сил, он тем не менее отличался завидным здоровьем и силой. Никто не сомневался, что, если вступить с ним в перепалку, по случаю очередного матюка в свой адрес, дело легко могло перерасти в мордобой, и не факт, что пятидесятилетний бывший вояка не отметелит более молодых представителей офисного планктона. Глеб, не имевший возможности похвастаться развитой мускулатурой и навыками рукопашного боя, даже и не помышлял о таком. Наоборот, сразу позвонил Андреичу, справедливо полагая, что тот не только взбодрит своим присутствием все потусторонние силы, но и защитит в случае необходимости от реальных злодеев.
– Привет, Андреич! – обрадованно приветствовал Глеб.
Андреич, выходя из лифта, сделал шаг вперёд, но вдруг замер, как будто скованный внезапным параличом, и резко бросил руку на кобуру. Лицо его, всегда немного дерзкое и хамоватое, вдруг сморщилось в напряжённой гримасе.
Голос не предвещал ничего хорошего.
Глеб изумлённо таращил глаза на охранника, думая, не шутит ли он, но все же отступил под тяжёлым взглядом.
Неторопливо осмотревшись, сохраняя настороженный вид и не убирая руку с кобуры, охранник вышел из лифта.
– Андреич, да что такое, это же я….
Глеб судорожно сглотнул. Странно, что вечно недоверчивый Андреич вдруг воспринял всё так серьёзно. Хотя, кто его знает, он всё же военный, и вроде как с серьёзным боевым опытом, шуток про смерть просто не воспринимает, а может следует инструкциям – тоже признак хорошей военной школы.
– Он там, – указал Глеб в сторону смежного коридора.
– Повернись ко мне спиной, твою мать.
Глебу снова стало страшно. Выполнив приказ, он сразу же ощутил, как забегали «мурашки» на затылке. Мозг тут же нарисовал картину: …поднимается пистолет, дуло нацеливается точно в голову, следует выстрел и….
МОЗГИ РАЗЛЕТАЮТСЯ КРОВАВЫМИ СЛЕЗАМИ
ВСЁ ЧТО НУЖНО МАМЕ, СДЕЛАЕМ САМИ
Глеб вздрогнул – слова дурацкого стишка не были его мыслями. Как будто кто-то ворвался в его размышления и вставил свою фразу. Таким тонким мерзким голоском. Хихикающим, насмешливым.
– Что ты сказал, Андреич? – Глеб попытался обмануть собственные ощущения, до последнего надеясь на рациональные ответы.
– Иди вперёд и держи руки так, чтобы я видел, − голос Андреича из-за спины казался ещё более жёстким. – И не делай резких движений.
Ноги стали ватными и непослушными, словно ходули инвалида, подпиленные хулиганами. Страх, зарождающийся где-то под сердцем, переваривался в желудке и, превратившись в холодный пот, пропитал рубашку от поясницы до самой шеи. Чтобы идти и не упасть потребовалось напрячь всю силу воли, которой и так осталось ничтожное количество. Эти несколько десятков шагов, от лифта до кабинета директора стали настоящей пыткой.
Возле двери Глеб остановился. Она была закрыта. Наверное, захлопнулась, когда он в панике убегал.
– Там? – спросил Андреич.
– Там, – подтвердил Глеб.
Глеб толкнул дверь. Она снова раскрылась не до конца, упершись в ноги Аркадия Войцеховского.
Глеб послушно выполнил приказ, в тайне радуясь, что ему ненужно находиться близко с мертвецом. Он даже смотреть на него не мог, и хотя любопытство требовало поднять глаза, продолжал пялиться на лакированные туфли мёртвого директора, торчащие из-за двери.
Андреич пару минут разглядывал тело, а потом спросил:
Глеб хотел было истерично рассмеяться, мол, что за ерунду вы говорите, Андреич, и невольно глянул на труп, а глянув тотчас потерял дар речи: грудь Аркадия Платоновича была разворочена, словно кто-то пытался вырвать у него все органы, разломанные рёбра торчат в разные стороны, белоснежная рубашка вся залита кровью. Как, впрочем, и всё вокруг: пол, стены, стеллажи с бумагами и даже потолок.
«Почему я раньше этого не видел?..»
– Ты… ты что, Андреич, – еле выдавил Глеб, начав вдруг заикаться. – Э-э-того ничего н-не было. Э-э-то что такое вообще?..
Охранник задумчиво посмотрел на Глеба и вытащил пистолет.
– Ну что, говнюк, заработался похоже. Руки в гору.
– Андреич, я-й-я нашёл его таким… он так тут и валялся! Т-ты что решил, что это я его убил!?
– Я пока только спросил. Но ты держи руки на виду.
– Значит, ты его нашёл уже таким?
– Не крути мне яйца, сучонок.
– Я… я…. когда нашёл его он не был в крови! Он просто лежал тут.
– Угу. Лежал тут мёртвый?
– И ты сразу же позвонил мне?
– Рожа? – Глеб удивлённо посмотрел на охранника.
Словно в дурном кошмаре Глеб, преодолевая невидимые преграды, поднял руки к лицу. Какая-то слизкая, а местами уже засохшая, субстанция действительно покрывали его щёки, лоб, подбородок, губы….
КРОВЬ-КРОВЬ-КРОВЬ! КАК ЭТО МИЛО!
ВЕСЬ НАШ ОФИС ЗАПОЛОНИЛА!
– Это не я, – проговорил Глеб растерянно – не я.
Андреич задумчиво почесал «макаровым» щеку, заросшую недельной седой щетиной. Потом махнул стволом, указывая на дверь.
– Давай-ка пройдёмся, Сахаров.
– Компетентные люди разберутся.
Они вышли в коридор, и Глеб на негнущихся ногах поплёлся впереди, как на казнь. Хотел сказать Андреичу, что всегда его уважал, но подумал, что большей глупости в настоящий момент сложно придумать.
В лифте Андреич поставил его лицом к дверям, а сам стал за спиной. В этот раз Глеб ощутил прикосновение металла по-настоящему – «макаров» ткнулся в поясницу.
– Без глупостей, сучонок. Нажимай первый этаж.
Глеб послушно ткнул кнопку с единицей в красном кружке. Двери начали закрываться. Перед тем как створки сомкнулись, он ясно разглядел, как высокая человеческая фигура, закутанная во всё чёрное, зашла в его кабинет.
Глеб попытался повернуться, но получил сильный удар меж лопаток, очевидно рукоятью пистолета, и охнув, впечатался в нержавеющую сталь лифта.
– Стоять, бля!! Сказал не дёргайся! В следующий раз получишь по башне!
– Андреич, ты что творишь? − хрипел Глеб – Я же просто хотел сказать, что на этаже кто-то был. Ты разве не видел?
– Ни чё я не видел, а не хочешь получать, не делай резких движений, а то я нервный, сразу начинаю ссаться в штаны, а когда я ссусь в штаны, делаю так, что тот, кто это увидит, больше никому ничего никогда не расскажет. Усёк? Усёк говорю?!
Повисла тишина, нарушаемая лишь мерными движениями лифта, проскальзывающего бетонные этажи бизнес-центра.
– Чем это ты его? – вдруг спросил Андреич. Сначала Глеб не хотел отвечать, но голос охранника звучал помягче и без злости и ему показалось, что, может быть, удастся убедить его в своей невиновности.
– Да ладно тебе, ты-не-ты. Разберёмся. Мне только стало интересно, чем ты его так шибанул. Обрез что ли пронёс в офис?
– Я когда увидел его, сразу вспомнил, Митюху. Боец у меня был такой. «Дон», погремуха была. Не тот «дон» что из мафии, а тот, что река. Так вот помню, как сидели мы на «бп», в небо смотрели, о жизни говорили…. Слышь, чертила, а ты какой лифт нажал?
Глеб удивлённо посмотрел на табло. Судя по цифре тринадцать, они проехали всего семь этажей и это было действительно чертовски медленно.
– Первый, – вяло ответил он, но сам засомневался в своём утверждении. Цифра три всё никак не могла превратиться в двойку, и мигала, то появляясь, то исчезая, то становясь снова тройкой, то на мгновение обретая образ цифры два. Такого глюка с лифтами он здесь ещё не встречал.
– Ну-ка отойди. – Ствол пистолета вдавился в позвоночник, отталкивая аналитика в сторону, а Андреич стал ближе к панели и сам нажал единицу, хотя и так было видно, благодаря подсветке, что выбран именно первый этаж.
– Вот же херня, - выругался охранник.
НЕ ВИДАЛ ТЫ ТОЙ ХЕРНИ, ЧТО СТОЯЛА У ДВЕРИ
ДЕЛАЙ ДЕЛО ДО КОНЦА И НЕ БУДЕТ МЕРТВЕЦА!
Похабные слова ворвались в мозг мерзким хохотом, и Глеб невольно зажмурился и застонал – потусторонний голос вызывал сильнейшую боль. Он испугался что Андреич примет его движения за попытки к сопротивлению, и сжался, ожидая удара, но вместо тычка пистолетом отключился свет. Лифт натужно завыл тормозными блоками, всё погрузилось во тьму, на этот раз без малейших условностей, до конца, никаких притухших ламп – только непроглядная темнота.
Глеб прикусил язык, опасаясь что-либо говорить первым и как-то комментировать происходящее – ждал очередную порции брани от Андреича, который, наконец-то, должен узреть, что свет действительно отключают. Пусть сам убедится, что Глеб не врёт.
Но Андреич молчал. Не вскрикнул, не матюкнулся, не проронил ни слова. Только холодное дуло «макарова» стало жечь холодным железом прямо через рубашку.
Кровь зашумела в голове, давя на виски, словно пытаясь вырваться наружу. Из завесы тьмы, за дверями лифта раздался смешок, а затем прозвучали слова:
– Как прошёл рабочий день, аналитик? Всё ли успел? Всем ли угодил? Не упустили ли чего-нибудь важного?
И снова смех. Удаляющийся. Исчезающий в темноте. Там, где горят две красные точки. Красные, кровожадные глазки демона.
МУХА ЦОКОТУХА ПО ПОЛЮ ПОШЛА,
МУХА ЦОКОТУХА СМЕРТЬ СВОЮ НАШЛА
Двери лифта раскрылись. На табло ярко, не мигая, горела цифра 13. Она казалась слишком неестественной в окружающей их полной темноте.
– Выходи. – Дуло пистолета ткнулось под лопатку. Глеб вздрогнул, приходя в себя, после минутного оцепенения.
Голос Андреича изменился, стал неестественно тягучим и хриплым.
Глеб испугался. По-настоящему.
– Куда идти, ничего не видно, – промямлил он, а в следующий миг, получив очередной тычок, сделал шаг в бездну. Как сказать иначе? Абсолютная тьма, хоть глаз выколи. На мгновение ему показалось, что пол проваливается вместе с ним, что его вообще не существует, и он делает шаг в пустоту, и падает, летит в пропасть. Ощущение было таким настоящим, что закружилась голова и он потерял равновесие, действительно падая ничком, растопырив руки в разные стороны и жалобно вскрикнув.
Как только керамогранитная плитка пола встретила его жёстким ударом, зажегся свет, а сзади раздался каркающий нечеловеческий смех.
Лифт звякнул и зашумел приводами. Глеб живо представил как железная махина закрывается и мчится вниз, отрезая ему ноги, почти наполовину остававшиеся в кабине. Дёрнувшись вперёд, он поджал ноги под себя и развернулся на спину. Боли от удара о пол он даже не почувствовал. То, что он увидел заглушало любые другие чувства.
Андреич по-прежнему сжимал пистолет в правой руке, а синяя форменная рубашка всё также натягивалась на пивном животике, вот только внешность его сильно изменилась. Кожа на лице и руках приобрела мертвенно-бледный, местами зеленоватый, оттенок, и без того редкие волосы скатывались с головы вместе с сочащейся плотью, радужка глаз растворилась в гниющих красно-белых бельмах, из кривящегося рта вытекала сукровица, ногти на пальцах рук почернели и отслаивались от костей.
