Книги + Много текста

Области тьмы, или в оригинале лимиты, это фильм 2011 года сделанный по одноименной книге области тьмы Алана Глинна, по сценарию Лесли Диксон, причем это наверное одна из тех картин, после просмотра которых хочется прочитать оригинальную книгу.

В основе сюжета лежит, история парня, неудачника, Эдди, который как и все мы, курит, пьет, отдыхает и не особо любит работать, сопереживать такому персонажу всегда просто. И вот в один из дней, он натыкается на своего старого знакомого, мужа бывшей жены.

Казалось бы, этого писателя неудачника не изменит не что, но старый знакомый, дает ему таблетку, таблетку, с помощью тот сможет задействовать все отделы своего мозга, а не только 20%, во что Эдди как и любой здравый человек не верит.

Герои расстаются, и дальше эдди вновь возвращается к своим проблемам. Возвращается к хозяйке квартиры, которой уже большой промежуток времени не платит аренду, так как у него нет денег, К кнгие, которую ещё нужно начать, и к которой он никак не может притронуться, и к остальному вороху проблем.

И вот, в день когда его уже в край задалбывает жена арендодателя его квартиры, он решает прямо во время разговора, принять таблетку, и тут начинает анализировать. Анализировать все вокруг, причины и следствия, и строить на этом диалог.

Так при помощи одной таблетки, он закрывает вопрос аренды, огромную вступительную часть сценария книги, а так же прибирается в комнате. Да, тут я соглашусь с авторами сценария, что бы прибраться в комнате, без чудо таблетки, это действительно надо быть гением))

Ну и вот действие таблетки заканчивается. Он просыпается, и имеет на руках столько позитивного эффекта, что странно будет не позвонить своему другу, и не попросить ещё, тем более что книга ещё не дописана, и много дел не сделано.

И далее развязывается повествование, история которая приведет нашего героя, в начале практически к гибели, из за пика своих возможностей, а после к выходу из зависимости, с учетом наработки приобретенных способностей к анализу.

На самом деле, мне картина очень зашла по ряду причин, во первых, сам герой уже под конец, начал думать о том как сделать таблетки возобновляемыми, хотя я бы начал это делать с первой таблетки, ну и так же он при помощи своих накопленных знаний, не сгорел как любая свечка, которая горит ярко, а всего лишь, закрепил те навыки которые приобрел.

Отдельно хочу отметить саундтрек к картине, так как он надолго западает в голову благодаря своим тонким нотам, и очень сильно забивается в голову, причем не просто как мелодия, а как то что, как и картина, вдохновляет на действия и движения вперед, так что к просмотру строго рекомендую)

У нематоды он состоит всего из 302 нейронов, что несравнимо с человеческими 85 миллиардами. И всё же, несмотря на скромные возможности, этот червь способен на относительно сложное поведение. Главным отличием его образа жизни от более древних животных, тех же кораллов, является, конечно, движение. Нематода ищет и всегда находит пищу, и делает это быстрее, чем, если бы она искала случайным образом. И что интересно: она не идёт напрямую, а приближается, сужая круги. Глаз у неё нет, зато она чувствует запах и его интенсивность. Всё, этого достаточно. Алгоритм прост:

1. Запах усиливается – продолжай движение.
2. Запах ослабевает – поворачивай.

С этой задачей 302 нейрона превосходно справляются. Пилотирование – вот суть первого эволюционного прорыва.

В восьмидесятых годах прошлого века в сообществе разработчиков ИИ образовался раскол. Одни учёные выступали за анализ человеческого мозга для того, чтобы наделить его чертами разрабатываемые системы. Другие, и среди них Родни Брукс из MIT, считали это слишком сложной задачей, и потому нужно начинать с имитации более простых организмов. Нельзя построить Боинг-747 с чистого листа. Брукс оказался первым, кто создал коммерчески окупившийся робот-пылесос Румба. Он, подобно нематоде, обладает простой системой очувствления, подобно нематоде не имеет сложных мозгов. Наконец, он обладает двусторонней симметрией. Навигационная стратегия его отличалась от первых билатерий, но, тем не менее, была так же несложна. Просто, дёшево и работает!

Прорыв пилотирования потребовал от билатерий сортировки окружающих объектов на «добро» и «зло». Румба тоже так делает: для неё препятствия являются злом, а зарядная станция – добром. Говоря научным языком, стимулы стали наделяться валентностью. Сенсорные нейроны нематоды кодируют сигнал привлекательности движения к объекту. Этот сигнал, как мы знаем, усиливается при усилении сенсорного стимула (работает нейронная адаптация). В зависимости от баланса привлекательности, нейроны, направляющие движение, принимают решение продолжать двигаться или повернуть. Путём изменения условий возбуждения валентных нейронов можно получить новые варианты навигационного поведения. Например, сигнал температуры может быть «хорошим» или «плохим» в зависимости от его значения. Для этого у нематоды есть нейроны «слишком жарко» или «слишком холодно», которые возбуждаются лишь при превышении температурного порога в ту или иную сторону.

Проблема возникает при наличии нескольких противоположных стимулов. Как поступать в этом случае? Учёные провели эксперименты с нематодами, и выяснилось, что даже столь простые организмы справляются с задачей выработки компромиссного решения. Возможно, необходимость интеграции сигналов от нескольких каналов и послужила одной из причин формирования мозга у наших предков. Нельзя идти сразу в нескольких направлениях, поэтому нужно принимать решение, рассмотрев все обстоятельства. Нейроны с позитивной валентностью соединены с нейроном, который включает движение вперёд, а негативные – с «поворотным» нейроном. Чем больше сигналов на возбуждение, тем сильнее возбуждаются эти два нейрона, которые, кстати, взаимно тормозят друг друга. Выиграет тот, кто сильнее возбуждён. Он и сделает выбор. Так эволюция приспособила механизм раскрытия рта у полипа для принятия решений у животных с двусторонней симметрией тела.

Следует заметить о ещё одном обстоятельстве. Валентность не объективный параметр, она зависит от внутреннего состояния тела. Если мы голодны, мы не стремимся наесться. Механизм для осуществления этого прост, и он присутствует у всех билатерий. Животные клетки выделяют специальные вещества (гормоны) в ответ на получение энергии. Если энергии не хватают – тоже выделяются, но уже другие. Эти вещества распределяются по телу и представляют собой обобщённый сигнал уровня голода, на который реагируют специальные рецепторы. Эти рецепторы делают нейроны с позитивной валентностью более восприимчивыми к запаху пищи. Так и Румба не будет обращать внимания на сигнал от зарядной станции, пока у неё не сядет батарея.

Двусторонней симметрии, валентности, мозга и модуляции валентности в зависимости от внутреннего состояния уже хватило для пилотирования. Но эволюция шла дальше, и обеспечила нас эмоциями. Эмоциональное возбуждение добавляет новую размерность состояния организма.

Все человеческие культуры имеют подходящие слова для выражения этих комбинаций возбуждения и валентности. Младенцы всех народов смеются и плачут. Даже нематоды имеют аффективные состояния, хоть и в примитивном виде. Её матрица проста: там, где человек расстроен и страдает – нематода стремится сбежать, быстро двигаясь. Человек ликует – нематода медленно движется в процессе эксплуатации. Человек спокоен – сытая нематода неподвижна. Человек подавлен – в стрессе нематода тоже не движется.

Определяющей чертой этих аффективных состояний является их сохранение после исчезновения стимула. Это действительно для любого организма. И это имеет смысл: нужно продолжать искать еду, раз натолкнувшись на неё. Так и пилот сохраняет курс, увидев лишь проблеск в тусклом окне в ночной полёт. Мозг нематоды генерирует аффективные состояния с помощью специальных нейромедиаторов, с дофамином и серотонином в их числе. Нейромедиаторные нейроны работают скрыто, долго и широко и могут направлять активность всего мозга. Именно баланс разных нейромедиаторов и определяет аффективное состояние организма. Дофамин выделяется тогда, когда еда поблизости (состояние эксплуатации), а серотонин – когда она уже поглощена (насыщение). А что выделяется, когда надо сбежать? Адреналин, конечно. Что важно: все эти нейромедиаторные нейроны завязаны также на внутренние состояния организма.

Несмотря на расхожее описание дофамина как гормона удовольствия, он является сигналом не удовольствия, а его предвкушения, что было подтверждено экспериментально. Это имеет смысл: реакция нематоды на дофамин – замедление и поиск еды – является примитивной версией желания. В отличие от дофамина, серотонин снижает реакцию организма. Он успокаивает.

Стимулы негативной валентности включают выделение адреналина, октофамина и других стрессовых нейромедиаторов. Действие их подобно для всех билатерий: бейся или беги! При этом адреналин выключает энергопотребление многих процессов, направляя все ресурсы в мышцы. Сахар вытесняется из клеток, прекращается пищеварение, сдерживается иммунная система. Но так не может продолжаться долго. Поэтому приходится противостоять стрессу выделением специальных гормонов для того, чтобы приготовиться к тому, что будет потом. Например, опиоидов. Они включают обратно замороженные процессы и тормозят нейроны негативной валентности, что поможет отдохнуть и восстановиться после стресса. Некоторые процессы «роскоши», как то функции воспроизводства, будут оставаться подавлены. Но аппетит точно появится. Нематода, лишённая еды на протяжении всего 12 часов, съест в 30 раз больше еды, чем в состоянии обычного голода.

Опиоиды делают всё лучше, они усиливают реакции симпатии и ослабляют реакции неприязни, усиливают удовольствие и ослабляют боль.

Однако если стресса слишком много – мы можем сдаться. Так делает и нематода. И это имеет смысл: в состоянии ожидания консервируется энергия. Точный биохимический механизм хронического стресса недостаточно изучен даже у червей, но, как минимум, в одном отношении он отличается от острого стресса: он отключает возбуждение и мотивацию и включает выработку серотонина, погружая организм в состояние вялой депрессии. Пропадают желания, которые не появляются ещё долгое время после того, как удаётся выкарабкаться из кризисной ситуации.

Нам легче, чем нематодам. Мы можем принять лекарство и хакнуть систему. Однако это чревато возможным злоупотреблением веществами, что в наше время представляет серьёзную опасность для общества.

Зачем понадобились аффекты нашим далёким предкам? Вероятно, выделение нейромедиаторов стало особым ответом на два важнейших вопроса пилотирования: тратить ли энергию на движение или оставаться на месте. Как бы то ни было, впоследствии им пришлось решать более глобальные задачи.

12 декабря 1904 года Иван Петрович Павлов выступал перед шведскими академиками после вручения ему Нобелевской премии за исследования пищеварения. Да, он был физиолог, не психолог. Он изучал работу внутренних органов. Но большая часть его тогдашней речи была посвящена новому открытию: условным рефлексам. «Психическая стимуляция», как он называл их, мешала его исследованиям: его собаки часто начинали исходить слюной ещё до еды. И лишь позднее Иван Петрович пришёл к выводу, что она заслуживает особого внимания. В отличие от врождённых безусловных, условные рефлексы приобретаются и требуют ассоциации. Но, как и с безусловными, организм реагирует автоматически: собака не может не выделять желудочный сок, как и солдат, вернувшийся с войны, не может не пригнуться, услышав звук летящей мины.

Этот автоматизм заставил исследователей задуматься о более древней природе обучения и памяти. Для того, чтобы научиться, не нужны структуры мозга, появившиеся в позднем ходе эволюции. Даже нематода, которую заставили поголодать в солёной воде, избегает её впоследствии. Это говорит о том, что мозг, созданный для контроля движения, сразу оказался под эволюционным давлением. Ему потребовалось включить опыт в принятие решений.

В настоящий момент подавляющее большинство систем искусственного интеллекта не учатся непрерывно. Их обучают, после чего отправляют работать. Биологический мозг учится всегда. У наших предков не было иного выбора. Поэтому условный рефлекс может быть приобретён, но может быть и утерян. Если звонить и не кормить после этого, собака Павлова постепенно перестанет реагировать на звонок слюновыделением. Наступает истощение рефлекса. Однако стоит снова покормить раз-другой после звонка – и старый рефлекс быстро вернётся в процессе спонтанного восстановления. Эволюционно имеет смысл быстро вспомнить об ассоциации, чтобы быстрее отреагировать: причинные связи не всегда стопроцентно вероятны. Вот она, древняя память!

Но есть одна проблема: мы очень часто не можем быть уверены в причине наступившего события. Сенсорных стимулов много, и какой из них послужил настоящим предсказателем? В машинном обучении это назвали проблемой приписывания заслуги. Древний мозг животных с двусторонней симметрией выработал четыре простых, но эффективных средства её решения. Во-первых, он смотрит на предсказательный сигнал, непосредственно предшествовавший событию (за секунду до него, например). Во-вторых, берётся самый сильный сигнал. В-третьих, играет роль новизна информации. И в-четвёртых, если ассоциация установлена, то все остальные сигналы игнорируются. Так работает и наш супермозг, и примитивный мозг червя. Да, это не всегда работает оптимально. Но весьма часто. С ходом эволюции мозг разработал более сложные стратегии решения проблемы приписывания заслуги. Но об этом будет рассказано потом.

А пока осталось упомянуть о том, что современные исследования позволили пролить свет на природу обучения. Когда мозг учится, синапсы изменяют свою силу. Или же образуются новые синапсы. Или удаляются старые синапсы. Если связь слабая, то входной нейрон должен намного чаще выстреливать, чтобы активизировать выходной. При сильной связи может хватить даже нескольких активаций входа. Синапсы имеют несколько древних механизмов для усиления или ослабления связи. Например, связь усиливается при синхронной активации. Это установил ещё Дональд Хебб в сороковых годах прошлого столетия.

Как видим, способность нашего мозга изменять свои связи была унаследована нами от далёкого предка, жившего свыше 550 миллионов лет назад. Всё, что развилось потом, базируется на этой основе. Обучение не было главной задачей первого мозга. Он был заточен на управление движением. Но эта его фича оказалась трансформирована впоследствии, став основной функцией.

Фазиль Искандер давно подметил, что ожидание праздника – это уже праздник. Будем знать: предновогоднее настроение – это дофамин. А просмотр «Голубого огонька» – это уже серотонин.

На этом материале можно было бы сделать хороший выпуск КОАПП, и не один. Раньше, когда речь заходила о бионике, в голову приходили птичьи крылья или уши медузы. А сегодня она прочно связана, прежде всего, с кибернетикой. Потому что она сейчас бурно развивается. И будет оставаться на переднем крае науки ещё долгое время. Я на это надеюсь.

‘Maybe I can,’ said Gandalf; ‘but if I do, then others will die, I fear. Well, I must come, since no other help can reach him. But evil and sorrow will come of this. Even in the heart of our stronghold the Enemy has power to strike us: for his will it is that is at work.’

Может быть, и смогу, - сказал Гэндальф. – Но боюсь, что тогда погибнут другие. Что ж, я должен это сделать, потому что больше никто ему не сможет помочь. Но это приведёт к беде и к скорби. Даже в сердце нашей цитадели Враг может поразить нас – ибо это действие его воли.

Гэндальф обоим, Теодену и Денетору, предлагает бороться. В Метузельде он предлагает меч Теодену, точнее, тот сам берёт его в руки, и потом спрашивает Гэндальфа о том, какой тот ему хотел дать совет.

'You have yourself already taken it,' answered Gandalf. 'To put your trust in Éomer, rather than in a man of crooked mind. To cast aside regret and fear. To do the deed at hand. Every man that can ride should be sent west at once, as Éomer counselled you: we must first destroy the threat of Saruman, while we have time. If we fail, we fall. If we succeed – then we will face the next task.

Ты уже принял его, - ответил ему Гэндальф. – Довериться Эомеру, а не человеку себе на уме. Отбросить сожаление и страх. Делать дело, которое ждёт у порога. Каждый, кто может сидеть в седле, должен быть немедленно отправлен на запад, как тебе советовал Эомер: сначала ты должен уничтожить угрозу, которая исходит от Сарумана, пока у нас есть время. Неудача станет нашим концом. Но если мы победим – тогда мы встретимся со следующим вызовом.

Знакомая формула – делай, что должно, и будь, что будет. Теоден принимает её. Да, он гибнет, но гибнет в бою, как герой, не сломленный и выполняющий свой долг, ведущий своих людей на помощь Гондору. Если бы Теоден их не привёл, исход битвы был бы, скорее всего, другой. И Теоден не просто гибнет в бою, он защищает Гондор! От откликнулся на призыв Денетора и вломился в схватку, ставшую для него последней, а Денетор в это же самое время … собирается себя сжечь, потому что всё же, по его мнению, пропало и Гондор уже не спасти. Но в главе даётся понять, что если бы Денетор вместо этого всего тоже просто выполнял бы свой долг – Теодена и многих других можно было бы спасти.

Дверь в усыпальницу была открыта и рядом лежал убитый привратник. А внутри происходила схватка. Берегонд покинул пост, убил привратника и сражался со слугами Денетора, чтобы защитить Фарамира. Действительно, Враг как будто уже проник в Минас Тирит и посеял раздор и смятение.

Денетор приказывает слугам убить Берегонда, уже готовый сделать это и сам, но Гэндальф останавливает драку и выбивает меч из руки Денетора. И задаёт тому очень неудобные вопросы, на которые у Денетора нет достойных ответов.

‘What is this, my lord?’ said the wizard. ‘The houses of the dead are no places for the living. And why do men fight here in the Hallows when there is war enough before the Gate? Or has our Enemy come even to Rath Dínen?’
‘Since when has the Lord of Gondor been answerable to thee?’ said Denethor. ‘Or may I not command my own servants?’

– Что происходит, владыка? – спросил маг. – Усыпальница не место для живых. И почему твои люди дерутся здесь, среди гробниц, когда война идёт у самых городских ворот? Или Враг уже в Рат Динен?
– А с каких это пор владыка Гондора должен перед тобой отчитываться? – Ответил Денетор. – Или я не могу отдавать приказы своим слугам?

Видя, что уговорами тут вряд ли поможешь, Гэндальф просто выносит Фарамира из усыпальницы, и Фарамир в бреду зовёт отца. Это ненадолго выводит Денетора из его злобного состояния. Он действительно вспоминает, что любит сына, что сразу действует на него благотворно и у Гэндальфа появляется надежда его спасти. Пользуясь этим коротким просветлением Гэндальф предлагает ему идти туда, где его место - возглавить сражение под стенами Минас Тирита.

Гэндальф снова предлагает ему меч, который ранее выбил из его руки, чтобы он не убил Берегонда. Но предлагает взять его с целью защищать город.
И Теодену и Денетору Гэндальф обоим предлагает меч – чтобы выполнять свой долг. Теоден делает выбор в пользу меча и долга. Он понимает, что победить будет очень трудно. Он доверяет Гэндальфу, что у того есть секретный план, чтобы победить в этой войне и призрачная надежда, что всё сработает. Доверяет, не выспрашивая подробностей. Он доверяет Гэндальфу в том, что тот участвует в войне, не преследуя никаких личных целей. Для Теодена есть два варианта развития событий – победа или поражение. Оба возможны. Причём он прекрасно отдаёт себе отчёт в том, что сам он до победы может не дожить. И принимает это. И идёт в бой.

Для Денетора существует только один вариант развития событий – поражение. Гэндальф упрекает его гордыней и отчаянием, и сравнивает его с языческими королями, которые именно в гордыне и отчаянии убивали себя, и всю свою семью заодно. Здесь проскальзывает какое-то вывернутое наизнанку желание погибнуть вместе. Но не в бою, что было бы действительно достойно, а убить себя и всех близких, чтобы не терпеть поражение. Получается, что Денетор боялся поражения больше смерти? Это действительно проявление гордыни.

Почему он не верил в победу? У него был палантир. При этом Денетор обладал очень сильной волей, чтобы противостоять влиянию Саурона. Он не собирался вступать с ним в союз. Но в палантир он видел, что враг наступает со всех сторон. То есть он верил только собственным глазам и выводам, а больше никому и ничему. Он не верил в сокрытые от его взора «иные силы», не видел звёзд и Солнца, которые вечно сияют над чёрными тучами, о которых пел Сэм в башне. Он, в отличие от Теодена, знал о плане Гэндальфа и о Кольце почти всё, но не верил и в него. Свою картину мира он строил исключительно на собственном опыте и выводах, не принимая никаких допущений, что он что-то может упустить, и мир гораздо более велик, чем в состоянии вместить его ум. Это так же проявление гордыни.

И в его картине мира оказалось, что все вокруг имеют злой умысел. Гэндальф, по его мнению, желает власти, быть при любом троне этаким серым кардиналом, Пиппин был приставлен к нему Гэндальфом, чтобы шпионить, Арагорн – удобная Гендальфу замена его, Денетора. Выясняется, что даже не встретившись ещё с наследником трона он уже всё решил – Гондор он ему не отдаст, потому что тот его недостоин, по мнению Денетора. А ведь это долг наместника – хранить трон, пока не вернутся короли. А потом передать власть. Денетор хоть и правитель, но не король.

То есть Денетор не верит ни в кого и ни во что. Ни в победу, ни в людей, ни в возвращение короля, ни в высшую силу. Он верит только себе. А сам видит мир только в чёрном свете. И становится пленником этого замкнутого круга собственного сознания. Что приводит его к отчаянию и безумию. И если вспомнить сравнение с Голлумом – перед концом в огне они оба окончательно обезумели. И чёрные корабли, которые он увидел в палантир, стали для него знаком окончательного поражения Гондора. Справедливости ради, никто из гондорцев и роханцев не увидел в них надежду, но несмотря на видимое подавляющее превосходство врага, продолжили сражение.

Так что же в понимании автора было для Денетора фатальным? Сильная воля его не спасла. Он не верил в победу. Но Теоден тоже понимал, что надежды на победу мало. И если на то пошло, Эовин ни на что не надеялась и отчаялась. Но совершила подвиг. Фродо тоже не верил, что сможет завершить квест. Его слова в башне Кирит Унгол очень сильно перекликаются со словами Денетора перед смертью:
Фродо:

The quest has failed Sam. Even if we get out of here, we can’t escape. Only Elves can escape. Away, away out of Middle-earth, far away over the Sea. If even that is wide enough to keep the Shadow out.
Квест провалился, Сэм. Даже если мы выберемся отсюда, нам не спастись. Только Эльфы могут спастись. Далеко, далеко от Средиземья, далеко за морем. Если это достаточно далеко, чтобы укрыться от тени.

Денетор:

The West has failed. It is time for all to depart who would not be slaves.
Запад пал. Всем время бежать, всем, кто не хочет стать рабами.

Но в чём отличие? Теоден, понимая, что очень может быть все умрут, повёл рохиррим в бой, а Эомер продолжил его дело и, видя чёрные корабли, решил идти до конца. Даже не имея ни на что надежды, и Эовин и Фродо продолжили борьбу. Эовин преградила путь назгулу; Фродо, когда ему вернули Кольцо, встал и, под взором ока, еле держась на ногах и не всегда уже отличая бред от реальности, пошёл в кишащий орками Мордор, даже не помыслив ни о чём другом. Хотя перспективы у него были одна краше другой – либо орки на части разорвут, либо Кольцо с ума сведёт, либо к Саурону в плен. А то и всё вместе взятое в любой последовательности.

Денетор же от борьбы отказался, страшась не самой смерти, а поражения. Так что главное у Толкина это даже не надежда. Не воля. И отчаяние не помеха, пока герой продолжает борьбу.

Делай что должно. Гэндальф предлагает Денетору (и Теодену) именно это.
Делать что должно, и будь что будет.
Гэндальфу удалось спасти Фарамира, но не Денетора. Мордор снова прорвался туда и полыхнул там, где, казалось бы, его не должно было быть – в самом сердце Минас Тирита. Изнутри того прижизненного ада, в который погрузился Денетор, ему казалось, что сжечь вместе с собой Фарамира будет актом милосердия, потому что этот жгущий Денетора изнутри чёрный огонь отчаяния был страшнее огня погребального костра. Он, видимо, в глубине души понимал, что явился причиной ранения сына, послав его на верную гибель, понимал так же, что это его единственный оставшийся любящий сын, и не желал оставлять его в этом аду, каким он видел этот мир. И его трагедия в том, что он в своей гордыне видел мир именно так, без надежды, полным злого умысла, в ближайшее время приговорённым к тому, чтобы быть порабощённым Врагом. Он не допускал, что мир гораздо больше и полон невидимого Денетору Света. Считал, что у него перед глазами целостная картина, полностью в чёрной краске, а не её кусочек, доступный его взору. Трагедия в том, что Денетор не видел в мире Свет и Надежду, а мешала ему в этом его гордыня. Даже хуже – надежду он видел только в Кольце – оружии Врага, а оно ускользнуло от него, не без помощи Фарамира. Как сказал Гэндальф, - «Тьма уходит, но всё ещё довлеет над городом». И такой взгляд на мир Денетора, обладающего сильнейшей волей, умом и властью, лишил его разума, воли к сопротивлению и жизни. То есть Мордор очень легко вырастить у себя в душе. Даже не владея никаким Кольцом.

P.s. Так как я сейчас на сво, бандероль с книгами получала подруга. Так что, кот мой, книги мои, маникюр не мой))