В 1926 году лечащий врач писателя Грэма Грина пригласил его к себе на приём, чтобы предупредить о серьёзной болезни, которая была обнаружена у автора. Он порекомендовал прозаику «внимательно обдумать решение о вступлении в брак». Несколько месяцев назад Грин неожиданно потерял сознание. Врачи мгновенно поставили диагноз эпилепсия, но родители прозаика решили во что бы то не стало утаить это от него.
На страницах своей автобиографии «Часть жизни» Грин вспоминает, что в те времена эпилепсия наряду с раком и проказой держала в страхе всю британскую общественность. Несмотря на то, что врач обнадёжил Грина, сказав, что «прогулки и солодовый экстракт Келлера» воспрепятствуют развитию болезни, 22-летний писатель был опустошен. Ведь только недавно он собирался жениться, а теперь его планы потерпели крах. Существовало опасение, что эпилепсия может передаться по наследству его будущему ребёнку. На следующий день он пришёл в себя «стоя на платформе метро, пытаясь собраться с волей и мужеством, чтобы прыгнуть под поезд».
Древние римляне полагали, что секс — лучшая профилактика эпилепсии, но многие с ними бы не согласились. Во времена Грина в Англии преобладала точка зрения, не сильно изменившаяся со времён викторианского врача Сэра Эдварда Сивекинга, который написал в своём исследовании «Об эпилепсии» в 1858 году: «супружество может стать причиной развития эпилепсии, учитывая её способность передаваться по наследству, поэтому мы обязаны рекомендовать эпилептикам никогда не вступать в брак».
Грин признался, что к самоубийству его подтолкнула «мысль о том, что его ожидает совершенно иное будущее» — не то, которое он себе представлял. К счастью для некоторых людей, которые страдают эпилепсией, приступы часто проходят без медицинского вмешательства. И хотя у Грина больше никогда не повторилясь случаи обморока, он пережил сильное потрясение.
В 1970 году в Великобритании брак мог быть с легкостью расторгнут, если «одного из супругов признавали психически невменяемым, неполноценным, подверженным рецидивирующим приступам безумия или эпилепсии. В 1971 году этот закон отменили, как и годом ранее в Финляндии, но по всему земному шару он всё ещё присутствовал в законодательстве.
Грэм Грин
Эпилепсия во многих странах, включая Кению, Ямайку, Нигерию, служит достаточным основанием для суда, чтобы расторгнуть брак. До сих пор это является источником правовых споров во многих частях мира в первую очередь в Индии. В соответствии с индийским законом о браке 1955 года, свадьба допустима только «если ни одна из сторон не страдает повторяющимися приступами безумия и эпилепсии». И хотя в 1999 году в закон была внесена поправка, которая исключила из него слово «эпилепсия», в суды регулярно обращаются истцы с требованием развода на основании «душевной болезни» или «эпилептического безумия».
«Дегенерат», «лунатик», «слабоумный». Все эти оскорбительные эпитеты не раз звучали в адрес эпилептиков. Когда у сына Георга V принца Джона была обнаружена эпилепсия, то его увезли в Сэндрингэм и больше никогда о нём не вспоминали.
Опасаясь позорного клейма, эпилептики всячески утаивали свои страдания. Писатель и иллюстратор XIX века Эдвард Лир вёл скрупулезные дневники на протяжении всей своей взрослой жизни. Они настолько откровенны, что в них даже говорится о стуле автора. Но кое о чём он никогда не писал. В дневниках время от времени попадаются записи, в которых присутствует буква X. В те дни Лир переживал эпилептические припадки.
Первый приступ у него случился в 5 лет, но никто вне семейного круга не знал об этом, и писатель стыдился признаться кому-либо. Его скрытность высоко оценила поэтесса Эмили Диккинсон, которая также страдала от эпилепсии на протяжении 55 лет. Редкие медицинские записи не позволяют поставить точный диагноз, но внимательный анализ её работ даёт повод биографам, таким как Линдалл Гордон, полагать, что «Оно», встречающееся в ряде её стихотворений — это эпилепсия. «Заряжённое ружье», которое постоянно направлено на поэтессу и внутренние вулканические взрывы, способные разрушить её жизнь вложены в следующие строки:
"Я чувствовала разум расщепился, как если бы мой мозг был разделён"
Эмили Диккинсон "Часть первая: Жизнь", 106-й стих.
«Оно» лишило её общества, заточив в отцовском доме в Амхерсте, но в то же время позволило раскрыться ей в своих алхимических экспериментах в поэзии. Но откуда такая скрытность? Много лет спустя после её смерти (и до неё) замкнутость Диккинсон списывали на разочарование причудливой молодой девушки в любви. Но образы во многих её стихах, непрекращающееся беспокойство о потери контроля наряду с фармакологическими записями рецептов для её неназванной болезни позволяют полагать, что причиной её затворничества была эпилепсия; страшась и стыдясь публичного унижения она ограничила себя пространством комнаты. В американском высшем обществе XIX века причиной эпилепсии часто считали сифилис, безумие и мастурбацию.
Эмили Диккинсон
иккинсон жила двойной жизнью. Вновь и вновь она указывает на то, о чем нельзя написать; она доходит до той мысли, что лишь тайное страдание может привести к возвышенному существованию. В своей поэзии Диккинсон неоднократно приближается к тому, чтобы раскрыть свою иную жизнь.
Отголоски её творчества заметны в работе современного автора Лорен Слейтер, чья книга «Лгущая: Метафорические мемуары» (2000) представляет собой отчёт об эпилепсии. Но это не совсем так. Слейтер играет с читателем в хитрую игру, пытаясь совместить несовместимое, сообщив в начале книги, что рассказчик и сказанное в книге не вызывает доверия. Всё это вполне может быть выдумкой.
Слейтер рассказывает о своей эпилепсии, утаивая её. Любой ямаец, даже незнакомый с постмодернистской теорий, сразу понял бы, что она пытается сделать. Жители Ямайки — мастера в искусстве запутывания. Они называют это «будь дураком, чтобы быть мудрым». Есть ли действительно у Слейтер эпилепсия? Как лучше отомстить своей болезни, как написать о ней, но всё же оставить людей в неведении, была ли это правда или нет. Позже я узнал о таком поведении от своего брата Кристофера, в его равнодушном и порой раздражающем отношению к своему состоянию.
В первый раз это случилось, когда Кристофер был ещё подростком. Однажды он долго не выходил из ванной, и нам пришлось выломать дверь. Его обморок мы расценили, как странный инцидент, но по своему забавный. В третий раз после череды испытаний и бессонной ночи в клинике, я начал подозревать, что обмороки являются симптомами эпилепсии. Я был тогда студентом-медиком, но всё же не торопился ставить диагноз.
Сколько я себя помню, мне строго-настрого настояли следить за ним. Кристофер занимал уникальное положение в нашей семье. Он был самым молодым, буйным и счастливым. Он казался благословенным существом, который умел вселить радость в сердца даже самых несчастных. В нашем доме в Лутоне отец-тиран Бэгай приходил в ярость от чего угодно и в любую секунду, но в присутствии Криса он всегда был разоружен.
После развода наша мать воспитала сама семерых детей. Она постоянно была в движении; штурмовала мэрию, чтобы оплатить арендную плату; работала сверхурочно в Vauxhall Motors; одалживала у соседей деньги, чтобы отогнать приставов. Мог ли я в это время следить за своим младшим братом? Это было не так уж сложно. Но это была роль, которую я не смог исполнять после того, как стал студентом Лондонского университета королевы Марии. Повторяющиеся обмороки Криса тревожили мою мать, и с каждом разом отражались на её лице.
На протяжении большей части истории нашим предкам было известно лишь об одной форме эпилепсии — тонико-клонических приступах. Но в прошлом веке, ученые смогли под смешанным описанием выявить их разновидности. Под понятие эпилепсии попадают множество различных припадков. Тем не менее, существуют две основные категории: генерализованные припадки, проявляющиеся в обоих полушариях мозга, причина которым до сих пор неизвестна (хотя наследование считается ключевым фактором); и частичные припадки, которые возникают в поврежденных или светочувствительных областях мозга, в результате врожденной болезни или полученной травмы.
История эпилепсии весьма примечательна. Это позорная, жестокая, кровавая повесть с искуплением в конце. Эпилептикам приходилось бороться и выживать в условиях нескончаемых попыток «здоровых» людей уничтожить их, словно они носители какой-то заразной болезни. Их неоднократно предлагали кастрировать, чтобы избавить человечество от этого недуга. Наибольшего апогея принудительная стерилизация достигла в нацистских евгенических программах 30-х и 40-х годов. Многие из известных личностей также страдали от эпилепсии: Юлий Цезарь, Жанна д’Арк, Фёдор Достоевский, Винсент ван Гог, Гарриет Табмен, Владимир Ильич Ленин и Нил Янг.
Несмотря на эти доводы, Кристофер всё равно не мог успокоиться. Он отказался носить рекомендуемый металлический браслет с выгравированным словом «эпилепсия», считая это клеймом. Если с ним случался приступ на улице и он, в конечном итоге, оказывался в больнице, то никогда не признавался в том, чем болен. Когда это случилось в первый раз, то я прибыл в больницу и накинулся на него в ярости из-за того, что он совсем не заботится о своём здоровье и благополучии. Но на обратном пути из госпиталя Кристофер описал свой припадок, как «грехопадение» — публичное осуждение, от которого он пытается защититься.
Иногда, когда Кристофер соглашался откровенно обсудить его состояние, то я вечно пытался поведать ему о великих деятелях, которые несмотря на эпилепсию, вели богатую и насыщенную жизнь. Ответ всегда был один и тот же: «Ван Гог и Цезарь. И как же это им помогло?», — отвечал он с сарказмом.
Нам подлинно известно о четырёх случаях припадков у Юлия Цезаря. Они произошли за два года до его кончины, когда ему было больше 50 лет.Эпилепсия в пожилом возрасте считается нетипичным случаем. Болезни свойственно проявлено себя в детстве или в период полового созревания.
Много столетий врачи спорили о возможной причине появления эпилепсии у Цезаря. Секс предлагали в качестве лечения, но также эпилепсия могла быть следствием перенесенного сифилиса. Одна из самых красочных теорий утверждает, что это цена, которую Цезарь заплатил за своё распутство. Но наиболее убедительным аргументом считается наследственная предрасположенность, на основе вычета случаев эпилепсии в семьях Юлиев-Клавдиев. Историки полагают, что внезапная смерть его отца и прадеда связана с эпилепсией. Потомки Цезаря — Клавдий и Калигула также болели ею.
Есть уйма объяснений странному поведению ван Гога, которое привело к тому, что он отрезал себе ухо и покончил с собой в 1890 году. Тем не менее, о наличии у него эпилепсии подробно говорится в его переписке с братом Тео и подтверждается неврологом Фабьеном Пикардом, который полагает, что письма «бесспорно подтверждают диагноз эпилепсия». В стенограмме записей врача ван Гога, который вписывал его в психиатрическую больницу Святого Реймса 9 мая 1989 года, указано, что художник «перенёс приступ острой мании, сопровождающейся визуальными и слуховыми галлюцинациями, которые и привели к тому, что он отрезал себе ухо. Исходя из всего вышеперечисленного, я считаю, что господин ван Гог подвержен приступам эпилепсии с продолжительными интервалами».
Громоздкие, но осознанные письма Винсента к его брату были написаны в огромных количествах в конце 1880-х, в период, когда он создал сотни картин и рисунков. Письма показали насколько хрупкой и непредсказуемой может быть жизнь человека с эпилепсией, которая ощутимо влияет на его психологическое здоровье. Несколько месяцев спустя, 5 октября, ван Гог, казалось, особенно волновался о последствиях своего появления на людях. Он писал своему брату, что заинтересован посетить доктора в следующем городе, в который собирается путешествовать: «Таким образом, в случае чего, я не попаду в руке полиции или меня насильственно не упекут в психиатрическую лечебницу».
Знаменитый бихевиористский невролог Вилейанур Субраманиан Рамачандран полагает, что эпилепсия Ван Гона, возможно, дала ему некоторые преимущества. В своём размышлении «Наука искусства» Рамачандран предлагает следующую теорию:
Эпилептические припадки ван Гога в его височных долях, возможно, укрепили нервные связи между участками, отвечающими за восприятие визуальных объектов и распознавание лиц, миндалиной, прилежащего ядра и других областей мозга, задействованных в оценке эмоциональной значимости того, что рассматривается. Такое повышенное внимание и эмоциональная реакция на визуальные образы, возможно, сделали его более опытным художником — его припадки позволяли ему намного шире охватить представленное, чем это позволено нам с вами.
Невозможно провести грань между искусством ван Гога и его психическим состоянием. Но бесспорно, что его последние годы были самыми плодовитыми: сотни писем, более тысячи рисунков и почти столько же картин уцелели до наших дней. Его художественная несдержанность была необходимостью отразить то, что он видит и чувствует. Эпилепсия ускорила этот процесс
В романе «Идиот» Достоевского изнурительные эпилептические припадки главного героя князя Мышкина иногда компенсируются моментами озарения, предшествующие приступам. В своих книгах Достоевский, который с детства был эпилептиком, воспринимал болезнь, как средство выхода за грани привычного:
«Ну а чуть заболел, чуть нарушился нормальный земной порядок в организме, тотчас и начинает сказываться возможность другого мира, и чем больше болен, тем и соприкосновений с другим миром больше»
В последнее десятилетие исследователи в Австралии изучали взаимосвязь между эпилепсией и творчеством. Более 60 художников-эпилептиков согласились участвовать в исследованиях университета Мельбурна под название «Искры творчества», чтобы доказать гипотезу о том, что «височная эпилепсия ... приводит к изменению работы и гиперстимуляции областей мозга, которые контролируют функции, влияющие на творческий процесс».
Джим Чамблисс — ведущий исследователь проекта и художник, у которого после автомобильной аварии в 1986 году развилась эпилепсия. Тезис Чамблисса основан на концепции «внутренних восприятий» (спонтанных и независимых друг от друга, полученных из головного мозга — простых или сложных галлюцинаций). Внутренние восприятия возникают, по его мнению, когда чувственный опыт у людей с фокальной эпилепсией «изменяет неврологические процессы, под воздействием осечки электрических импульсов, что часто приводит к сюрреалистическому восприятию «реальности».
Это приводит к созданию искусства, говорит Чамблисс. «То есть к сказочному, сюрреалистическому или необычайно богатому воображению». Результаты исследования (которые сами по себе необычные) не удалось воспроизвести. Другое недавнее исследование по эпилепсии и искусству показало, что среди опрошенных художников-эпилептиков есть нечто общее: все они страдают от «нежелательного психологического вреда во время припадков, провоцирующие тёмные и пугающие образы».
Автор статьи Колин Грант и его брат Кристофер
Моё сердце выскакивало из груди всякий раз, когда раздавался звонок в 4 часа утра. Это могло обозначать только одно: у Кристофера очередной приступ. Атаки всё ещё возникали спонтанно, но с каждым разом наносили ему всё больший вред: порезы становились глубже, а ушибы тяжелее.
4 августа 2008 года телефон зазвонил примерно в 5 утра. Но даже после нескольких лет жизни в постоянной тревоги я всегда надеялся, что всё обойдётся. Я сделал глубокий вдох и ответил. Это была моя сестра Сони. Кристофер был в ее квартире, в пяти минутах от того места, где я жил. Он был нездоров. Могу ли я приехать?
Когда я пришел туда, он лежал, умирая на полу кухни. Его огромное тело заполонило комнату. По обе стороны от него два фельдшера производили стандартную процедуру реанимации.
Третий человек в зелёном полукомбинезоне, который уже сложил часть оборудования, обратился ко мне с беззвучным заговорщическим голосом. «Твой брат скончался 15 минут назад. Мы ничего не можем поделать. Через 15 минут ... Это всегда расстраивает ребят. Но я думаю, что нам нужно прекратить это делать. Окей?"
«Можно я попробую. Я знаю как», — ответил я.
Медработники отошли в сторону, и я опустился на колени рядом с моим братом и пытался сделать ему массаж сердца. Его торс почти одеревенел. Я был благодарен за то, что его глаза были закрыты
Я часто думал о связи между сном и эпилепсией. Аристотель в своем трактате «О сне и бодрствовании» размышлял о взаимосвязи между этими двумя состояниями и провёл следующую параллель: «Сон подобен эпилепсии, и, в некотором роде, сон – есть эпилепсия. Соответственно, впервые этот недуг происходит со многими во время сна, а затем их последующие привычные приступы происходят во сне, а не в часы бодрствования. "
Наблюдая за Кристофером в муках эпилептического припадка, я всегда ощущал беспокойство и страх. Но в мини-драме припадка, всегда была одна вещь, которую я с нетерпением ожидал: волшебный момент, когда он очнётся от своего сна. Наблюдая за моим братом тогда, я просил всегда только об одном, чтобы он проснулся, чтобы он просто проснулся. Но в этот раз Кристофер уснул навечно.
Источник: https://vk.com/rearticle
