Исследования

Каждый из нас хоть раз задумывался о том, как он будет выглядеть в старости. Но для некоторых людей страх перед возрастными изменениями настолько силен, что они начинают бороться с процессом старения любой ценой. Это состояние называют синдромом Дориана Грея — в честь персонажа из романа Оскара Уайльда, который оставался молодым, пока его портрет старел вместо него. Представьте, что мысль о морщинах или седых волосах вызывает у вас не просто дискомфорт, а настоящую панику. Люди с синдромом Дориана Грея испытывают сильный страх перед любыми возрастными изменениями. Их внешность для них — это не просто часть личности, а основа самооценки. И с каждым годом, по мере появления признаков старения, этот страх только усиливается.

Мы живём в мире, где культ молодости повсюду. Соцсети, реклама, кино — всё говорит нам, что быть молодым и красивым означает быть успешным. Люди с синдромом Дориана Грея воспринимают эти идеи слишком буквально. Они начинают считать, что потеря молодости — это потеря всех шансов на счастье и успех. Этот синдром часто встречается у тех, чья работа напрямую связана с внешностью: актёры, модели, телеведущие. Но это не значит, что другие не могут страдать от него. Важно отметить, что проблема кроется не в том, что человек просто хочет хорошо выглядеть, а в том, что он готов пойти на всё, чтобы избежать любых изменений внешности.

Чрезмерная забота о внешности становится навязчивой. Люди с этим синдромом могут тратить огромное количество времени и денег на косметические процедуры, пластические операции и омолаживающие методы. Они постоянно ищут новые способы сохранить молодость. Такие люди отказываются принимать свой возраст. Они ведут себя так, будто им по-прежнему двадцать, и отрицают любые признаки старения — будь то появление морщин или ухудшение здоровья. Постепенные изменения во внешности могут вызывать депрессию, тревогу и даже изоляцию от общества. Человек начинает избегать общения, так как боится, что другие заметят его старение. Стремление к идеальной внешности может перерасти в настоящую одержимость, когда всё внимание человека сосредоточено только на его внешности.

Синдром Дориана Грея может привести к серьёзным психологическим и социальным последствиям. Стремление оставаться молодым любой ценой часто заканчивается неудачными пластическими операциями, психологическими проблемами и разрушением личных отношений. Когда человек видит только свою внешность и её недостатки, он перестаёт ценить другие аспекты жизни — карьеру, увлечения, дружбу, любовь. Важно понять, что старение — это естественный процесс, который невозможно остановить. Вместо того чтобы бороться с возрастом, можно научиться его принимать. В этом случае может помочь психолог или психотерапевт. Они помогут понять, что ценность человека заключается не только в его внешности, но и в его внутреннем мире. Для тех, кто страдает от синдрома Дориана Грея, важно научиться заботиться не только о внешности, но и о психологическом здоровье. Ведь счастье — это не гладкая кожа и отсутствие морщин, а умение наслаждаться жизнью в любом возрасте.

Синдром Дориана Грея — это пример того, как сильное давление общества может повлиять на человека. Бесконечная погоня за молодостью может привести к серьёзным психологическим проблемам. Важно помнить, что старение — это естественная часть жизни, и принять его с достоинством — гораздо важнее, чем пытаться его избежать. Нужно уметь ценить не только внешнюю, но и внутреннюю красоту, ведь истинная молодость — это состояние души, а не отражение в зеркале.

Если вам интересна психология, интересные факты и забавные мемы на эту тему, есть отличный канал, где можно найти всё это в одном месте. (https://t.me/realpsynotes)

А для тех, кто любит важные напоминания для себя, чтобы не забывать о главном, есть еще один канал, который помогает не терять фокус на том, что действительно важно. (https://t.me/helpyourselfrightnow)

«У художника исполнение представляется нам делом более трудным, чем замысел; у поэта же, наоборот, замысел кажется нам более трудным, чем исполнение» - Г. Э. Лессинг.

I

Готхольд Эфраим Лессинг – немецкий поэт, драматург, философ, теоретик искусства эпохи Просвещения, литературный критик-просветитель и один из основоположников немецкой классической литературы - в своем небольшом трактате "Лаокоон, или О границах живописи и поэзии" (1766 г.), как это понятно из названия, стремится доказать то, что несмотря на связь и похожесть изобразительного искусства (которое Лессинг понимает под живописью) и временных видов искусства (которые Готхольд имеет в виду под поэзией), нужно иметь меру в их сравнении и не приравнивать одно к другому.

Этим он выступает против доминирующей на протяжении почти всего века Просвещения эстетической программы классицизма, которая заключалась в утверждении принципа сопоставимости видов искусств. Лессинг на множестве различных примеров показывает, что каждый вид искусства выполняет свое назначение по-своему, и то, что пригодно в одном виде искусства, в другом будет вредить выразительности, красоте, истинности и т.д.

Автор пытается убедить читателей, что не нужно «стараться втиснуть поэзию в узкие границы живописи», а живописи позволять «заполнять всю обширную область поэзии». Он считает поэзию более широким*, чем живопись, искусством, которому «доступны такие высоты, каких никогда не достигнуть живописи», и критикует Джозефа Спенса - английского историка, литературоведа и собирателя анекдотов – за то, что «он уже принял раз навсегда за правило, что в поэтическом описании хорошо только то, что так же хорошо может быть представлено в живописи и ваянии».

*Может показаться, что Готхольд Эфраим считает поэзию и более высоким искусством, но на самом деле он признает равенство живописи и поэзии по их возможностям произвести на нас живое впечатление.

Критикует наш критик-просветитель и многих других деятелей: «отца» искусствознания Винкельмана, французского драматурга Шатобрена, французского аристократа, военного деятеля, учёного, писателя, художника и историографа искусства графа Кейлюса и других - признавая, что «на одного проницательного критика приходится пятьдесят просто остроумных».
Как ныне известно, Лессинг был известным полемистом, который обширно и аргументированно отвечал на все негативные отзывы о своих работах и отвечал любым авторам: и иностранцам, и соотечественникам, - не придавая никакого значения репутации.

II

Как указывает автор, поэзия не должна быть слишком описательной, а живопись - слишком увлеченной аллегориями. Таким образом, Лессинг выступает против современного искусства, авангардизма и модернизма, которые превращают живопись в «произвольного рода письмена», еще до возникновения этих направлений искусства.

Одновременно с этим, настаивая на том, что необходимо изображать только красивые вещи, а не восхищаться одной только точностью сходства между перенесенным на холст ослом и реальным ослом, Готхольд выступает и против буржуазного реализма, который стремится к отражению действительности во всем её многообразии.

Вернемся к мысли, что поэзия не должна быть слишком описательной. Тут автор cнова критикует Спенса, теперь за то, что он удивляется скупости поэтов в описании муз: «Это тоже самое, что удивляться, почему поэты не пользуются немым языком живописи. Урания – есть муза астрономии, по ее имени и занятиям мы узнаем о ее обязанностях. Художнику, чтобы ее изобразить, должно представить ее с указкой, обращенной к небесному глобусу. Но когда поэт хочет сказать, что Урания задолго предвидела по звездам чью-то смерть, почему он должен, следуя живописцу, прибавить «Урания с указкой в руках, имеющей перед собой небесную сферу»?»

Или взять описание Альцины в «Неистовом Роланде» итальянского поэта Лудовиго Ариосто, которое способно удивить широчайшими познаниями в разных областях, но при этом нисколько не тронуть читателя.

Как не создаст художник вдохновленный,
Так дивен стан, так чудно сложена.
Так не блистает золото червонно,
Как в локонах коса распущена.
На щечках краска розы распущенной
По белой лилии наведена.
Чело, - слонова кость, еще белее,
Дня майского ясней и веселее.

Что звезды очи черные горят
Под черными и тонкими дугами.
В очах амуры резвятся, шалят,
Так взоры нежны, сильны над сердцами,
И видимо влюбленных полонят,
Как-бы разит лучистыми стрелами.
Нос от чела идет прямой чертой,
Над завистью он надсмеется злой.

Вот посреди двух ямочек задорных
Живой кармин румяные уста,
А зубы нити жемчугов отборных.
Дыханье, - свежесть розы лепестка.
А речи уст - хоть черствых, хоть упорных
Сердец откроют ключ они шутя.
И мило так улыбка уст играет,
Как будто рай для смертных открывает.

А шея - снег, и лебедина грудь,
И плечи мягкой сведены чертою,
Упруги, белы яблоки растут,
Колышатся волшебною волною,
Как зыбь, что ветерки играть зовут.
Что дальше, - будь я Аргос, не открою.
Но скрытое могло-ли уступить
Тому, что очи так могло пленить?

Округленные локти, как точены.
И белых рук не думает скрывать,
Игривы, милы так они отменно:
Ни пятнушка, ни жилки не видать.
Вдруг ножка выглянет непринужденно,
И, стройная, приковывает взгляд.
Нет! прелести, что небо даровало,
Не скроет никакое покрывало. [1]

Лессинг говорит, что благодаря подобным описаниям с трудом можно составить хоть сколько-нибудь целостный образ – пока дочитаешь до конца, уже забудешь начало - поэтому лучше давать вместо описаний предмета описание совершающегося с ним действия, или же изображать то, какое воздействие может оказать сам предмет. Ведь поэт должен заботиться не только о том, чтобы его изображения были понятны, ясны и отчетливы, - они также должны быть живыми и целостными, чтобы читатель и вовсе забыл, что они передаются при помощи слов.

Если же поэт будет в первую очередь думать о точности передачи, то в его поэме изображение, например, скипетра, превратится в описание для геральдики, «чтобы впоследствии по этому описанию можно было бы сделать другой, совершенно такой же скипетр». Причем поэт в это время будет «в простодушной уверенности, что он действительно сумел создать живописное изображение». Перечисление свойств вещи Лессинг считает пригодным лишь тогда, когда и нет цели создать цельный и живой образ или когда это перечисление происходит достаточно быстро, чтобы его можно было охватить одним взглядом.

В пример изображения предмета через описание воздействия, оказываемого этим предметом, Лессинг указывает место у Гомера, где Елена появляется на совете старейшин троянского народа, и почтенные старцы признают, что она настолько красива, что «достойна войны, которая стоила так много крови и слез». Производимое этим отрывком на читателя впечатление позволяет ему вообразить по своим собственным представлениям об идеалах красоты живой и цельный образ наиболее красивой женщины и без всяких её подробных описаний.

В пример правильной передачи облика вещи через описание действий Готхольд Эфраим также ставит Гомера, который вместо простого описания, перечисления отдельных свойств колесницы Юноны показывает весь процесс её сборки: постепенно на наших глазах появляются «колеса, оси, кузов, дышла и упряжь», причем в этом процессе сборку из восьми медных спиц, золотых ободьев, медных шин и серебряных ступиц проходят и колеса. Схожим образом Гомер рассказывает об одеянии Агамемнона, поэтапно показывая процесс самого его одевания и о луке Пандара, демонстрируя его историю от охоты за серной, из кости которой был сделан лук, до полировки и отбивки. Если поэзия – это временной вид искусства, то и описание предметов должно в ней происходить во времени, в действиях.

III

В процессе своего повествования автор трактата на примерах произведений Гомера и Софокла показывает восхитительную разницу между жертвенной храбростью варваров, внешне грубой и презирающей боль и эмоциональность, и чувственной храбростью греков, которые не прятали свои страдания, «не стыдились никакой человеческой слабости», одновременно плача и «выполняя дела чести и долга».

Однако далее Готхольд утверждает, что одной из причин, почему греки не изображали в живописи, скульптуре и прочем изобразительном искусстве такие выражения, как ярость, отчаяние, гнев и т.д., которые «чрезвычайно искажают лица и придают телам ужасные положения», является то, что они считали эти искажения и положения некрасивыми.

Здесь кто-то может поспорить с автором: если греки не стеснялись страданий и человеческой слабости, спокойно изображали их в поэзии и литературе, то почему в изобразительном искусстве они должны считать эти вещи некрасивыми?

Но, скорее всего, Лессинг прав, потому что чтение про яростных, отчаянных и гневных людей при несовершенстве человеческой фантазии еще может приносить удовольствие, а их словесная передача - считаться красивой, тогда как созерцание этих эмоций уже чисто на биологическом уровне (бессознательная эмоциональная эмпатия, основанная на зеркальных нейронах) будет вызывать тревогу и беспокойство, отчего до восприятия красоты и не дойдет.

Затем Готхольд Эфраим приводит еще один аргумент, почему в живописи, которое ограничено изображением лишь одного момента времени*, не стоит запечатлевать моменты наивысшего напряжения, например, той же ярости или отчаяния. Ведь если произведение художника предназначено «для внимательного и неоднократного обозрения», а «не для одного мимолетного взгляда», то отраженный в нём момент должен быть наиболее плодотворным, «оставляющим свободное поле воображению».

Например, когда Лаокоон - персонаж древнегреческой мифологии, жрец бога Аполлона в городе Трое, которого вместе с сыновьями задушили огромные змеи – представлен в скульптуре стонущим, «воображению легко представить его кричащим»; но если бы Лаокоон сразу был изображен кричащим, фантазия уже не смогла бы ни подняться на ступень выше, ни спуститься на ступень ниже без того, «чтобы Лаокоон не предстал жалким и неинтересным».

*Лессинг также осуждает художников, которые на одной картине изображают сразу несколько моментов времени, считая это «вторжением живописца в чуждую ему область поэзии, чего хороший вкус не потерпит никогда».

Как утверждает автор, если увековечивается одно мгновение, оно не должно выражать ничего преходящего. Те явления, которые в действительности «могут длиться только один миг», становясь непрерывными в произведении искусства, начинают приобретать «противоестественный характер», и с каждым новым взглядом на них впечатление ослабляется и, наконец, превращается в отвращение или даже страх, что тоже предсказуемо с точки зрения природы человека.

Так, Ламетри - французский врач и философ-материалист, – который велел выгравировать себя наподобие Демокрита, «смеется, когда смотришь на него в первый раз», но с каждым новым взглядом он все более превращается из философа в шута, а его улыбка – в гримасу.

Но рассмотренные выше положения обусловлены особыми свойствами, границами и требованиями живописи, а у поэзии же - совершенно другие законы. Поэту открыта «вся безграничная область совершенства», а не только «внешняя, наружная оболочка», которая может быть для него «лишь одним из ничтожнейших средств пробуждения интереса». Часто поэт и вовсе не описывает внешний облик героя, будучи уверен, что черты характера настолько займут читателя, что он и сам сможет вообразить его наружность. «На того, кто требует красивого зрительного образа, поэт не произвел никакого впечатления» - и это далеко не всегда происходит по вине поэта.

Скажем, когда Лаокоон у римского поэта Вергилия кричит, никто не воображает широко раскрытый рот и не думает, что это некрасиво. «К светилам возносит ужасные крики» создает достаточное впечатление для слуха, и нам безразлично, что это для зрения.
Кроме того, поэт не ограничен одним моментом, каждый описанный им момент, который для художника потребовал бы отдельного произведения и который сам по себе мог бы оскорбить воображение читателя, теряет свою обособленность среди других моментов, и в сочетании с которыми производит самое прекрасное впечатление.

IV

Помимо прочего, Лессинг затрагивает соотношение искусства и религии, которая мешает художнику «стремиться к высшей цели их искусства» - красоте. Произведение, предназначенное для поклонения, не всегда может быть совершенным: «суеверие перегружает богов символическими атрибутами» и вредит прекрасному. Искусство становится лишь вспомогательным средством религии. Помимо прочего, священные произведения часто подвергаются «преследованию и разрушению» со стороны ревностных сторонников другой веры.

Также Готхольд Эфраим в своем труде рассуждает и о других темах: драматургии, истории создания скульптуры Лаокоона, разных родах подражания, причинах обнаженности греческих скульптур и многом другом, - которых он «касается здесь только потому, что не надеется найти для них когда-нибудь лучшее место».

Все критики позднее указывали на компилятивный и беспорядочный характер этой работы Лессинга, как в случае с Фридрихом Шлегелем, который утверждал, что все произведения Лессинга, особенно «Лаокоон», были похожи на лабиринты, в которые «легко войти, но очень трудно выбраться» [2].

Подытоживая, «Лаокоон» - это важнейший документ эстетической рефлексии эпохи. На момент выхода он был встречен весьма положительно, а его идеи, воспринятые многими с энтузиазмом, незамедлительно повлекли за собою широчайший отклик. Трактат повлиял на Гердера, Гёте, Шлегеля, Шиллера, Шопенгауэра, Грильпарцера, Рихтера, Гофмана, Новалиса и в целом на молодое поколение эпохи [3][4].
У некоторых трактат вызвал раздражение из-за постоянной критики, которой Лессинг подвергал Винкельмана; между двумя авторами возникла дискуссия, которая привела к разделению общественного мнения и формированию двух противоположных групп, каждая из которых поддерживала позиции упомянутых выше авторов.

Источники:
[1] Лудовиго Ариосто – «Неистовый Роланд», пер. Сергей Уваров // «Пантеон Литературы», СПб.: Паровая Типо-Литография Муллер и Вогельман, 1891 г.;
[2] Barjau Eustaquio. «Introducción» / Lessing Gotthold Ephraim – «Laocoonte», Madrid: Tecnos, S.A., 1990 г.;
[3] Mari Antoni. «Pròleg» / Lessing Gotthold Ephraim – «Dramatúrgia d'Hamburg», Barcelona: Institut del Teatre, 1987 г.;
[4] Palau Enrique. «Introducción» / Lessing Gotthold Ephraim – «Laocoonte o sobre los límites en la pintura y la poesía», Barcelona: Ediciones Orbis, S.A., 1985 г.;
5) Лессинг Г. Э. - «Лаокоон, или О границах живописи и поэзии», пер. Е. Эдельсона, И. Феленковской, СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2021 г.

Когда речь заходит про личную эффективность и продуктивность, львиная доля внимания уделяется дофамину и катехоламинам в целом. Норадреналин и адреналин крайне важны для состояния потока. Но если выйти за пределы условностей «здесь и сейчас», то основную роль в развитии возьмет на себя серотонин. Что же от таит под капотом нашей черепной коробки?

Дисклеймер: несмотря на то, что в статье разбираются особенности работы с ментальными состояниями и уровнями нейрогормонов, мы не рекомендуем использовать какие-либо добавки и фарму. Статье несет в себе исключительно информационный посыл.

А больше материалов, как всегда, вы найдете в сообществе RISE: Ноотропы и Биохакинг. Залетайте, чтобы получить root-доступ к работе своего организма.

Популярность дофаминовой концепции и почему игнорируется серотонин?

Продуктивность и личная эффективность – это измеримые, или как минимум, ощущаемые категории. Человек в моменте чувствует, как растет его потенциал, как он вершит одно дело за другим, в лёгкую раскидывает задачи или проваливается в состояние потока, в котором он царь и бог. И это пробирает если не до мурашек, так до ультимативной концентрации. А вот с серотонином дела обстоят немного иначе.

Гормон счастья или нечто большее?

Изначально серотонин считался нейрогормоном удовольствия, хотя технически – это триптамин. И не мудрено, ведь фундаментом для его синтеза служит5-гидрокситриптамин, или 5-НТР, о котором мы не раз писали в материалах. Суть в том, что серотонин – это нечто большее, чем просто удовольствие.

• Сам по себе серотонин синтезируется как в мозге, так и организме. И выполняет совершенно разные функции, за что спасибо гематоэнцефалическому барьеру мозга. И правильнее всего начать описывать работу серотонина с того, что это универсальное топливо для рецепторов мозга.

• Представьте себе огромный панельный дом, часов в 7 вечера. Люди возвращаются домой после работы, каждый в свою квартиру. Кто-то включает свет, кто-то телевизор, кто-то немного пылесосит или запускает стиралку, ставит обед на электроплиту. Все эти приборы работают на электричестве. Но каждый из них создает собственную активность: светится, воспроизводит звук, шум и т.д.

• То же самое и в мозге. Серотонин запитывает разные участки мозга, в том числе как передавая сигналы, так и создавая условия для роста нейронов и успокоения. Любопытно и то, что больше всего рецепторов серотонина, а именно рецепторов 2А, находится в зрительной доле коры головного мозга. Именно из-за этого некоторые вещества вызывают первоочередно зрительные галлюцинации. И, если верить разбору от Эндрю Губермана, это не смысл исследований, а неприятная побочка.

Также именно к серотонину тянутся ниточки довольно экзотической, но тем не менее претенциозной теории «Упоротой Обезьяны», которую предложит Теренс Маккенна. По его словам, источник буста серотонина стал тем звеном, которое помогло мозгу быстро развиваться, и тянуть на себе эволюцию человека. Учитывая, что бустом серотонина могли быть как определенные вещества, так и банальный избыток триптофана из мяса птицы, теория выглядит любопытно, но не более того.

Почему игнорируются долгосрочные цели?

От теорий к практике. Если обратиться к полноценным исследованиям, то любопытным будет материал 2020-го года. В этом исследовании ученые впервые обнаружили и разобрали механизм, благодаря которому серотонин напрямую влияет на терпение человека.

Если упомянутый дофамин работает в плане «вот-вот я получу желанную награду», то серотонин скорее описывает состояние: «здесь вполне себе неплохо». Благодаря чему, человек может часами сохранять определенное положение тела, не испытывая дискомфорта. Что достаточно востребованный навык, особенно для ожидания в засаде или… для глубокого сна.

Если говорить о продуктивности, то серотонин - это как раз тот самый нейрогормон, который помогает системно и дисциплинированно следовать поставленной цели. Терпеть мелкие неудобства, просадки в графике, сложности и перипетии. Тот самый случай, когда продолжаешь снова и снова добиваться желаемого несмотря на то, что кажется, что весь мир противостоит персонально тебе.

Как работать с серотонином?

Если серотонин так хорош, то можно ли с ним работать? Известно, что рецепторы дофамина отлично реагируют на кофе. Или, что можно использовать прекурсоры дофамина для того, чтобы мягко забустить его уровень. Можно ли применить нечто подобное и с серотонином, чтобы обрести терпение?

Тонкости буста серотонина, и риски СИОЗС

В начале статьи речь шла про гематоэнцефалический барьер и про то, что он отделяет серотонин в теле и серотонин в мозге. Конечно же, когда речь идет про депрессию, то используются сильнодействующие препараты, которые проходят через гематоэнцефалический барьер. Такие препараты назначает только психиатр, и только в контексте лечения. Самостоятельно приобрести их нельзя, да и бессмысленно. Здоровому человеку они лишь еще больше расшатают нейрогормональный баланс.

При этом, СИОЗС не влияет на сам синтез серотонина. Биохимия нашего мозга работает немного по-другому, и идеальной иллюстрацией для этого будут посиделки с другом за ящиком пива:

• Вы приходите к другу в гости с ящиком пива, где 10 бутылок. И садитесь отдыхать. Вы – нейрон. Друг – нейрон. Ящик пива – серотонин.

• Вы выпили 1 бутылку, друг выпил 1 бутылку. После чего, вы забираете 4 бутылки и уходите домой, оставив другу тоже 4 бутылки. Так работают нейроны в нормальном режиме.

• При депрессии, вы бы уходили от друга, забрав весь ящик пива. То есть, нейрон выпускает серотонин в межсинаптическую щель. Чуть-чуть серотонина передается следующему нейрону. А потом первый нейрон втягивает весь серотонин обратно.

• СИОЗС – это аббревиатура от «селективный ингибитор обратного захвата серотонина». По сути – это парень в дверях, который каждый раз будет отбирать половину спиртного и после этого уже выпроваживать гостя.

Так СИОЗС помогает серотонину накопиться в мозге, что создает его избыточность. Но тянет за собой массу побочных эффектов, в том числе и полный спад либидо. Для здорового человека СИОЗС будет бесполезен и опасен. И уж точно не даст никакого гиперфокуса.

Как безопасно повысить серотонин в организме?

Пытаться протащить серотонин в мозг, это как перевезти дом из вашего города в другую страну. Куда проще переехать через границу и на месте построить новый дом, по такому же плану. И наш мозг работает точно по таким же принципам. Через ГЭБ можно протащить тот же триптофан или 5-НТР. Но есть нюанс:

• Прекурсоры, хоть и чувствуются при дефиците в моменте, но все же раскрываются в долгосрок. Наши нейроны созревают примерно за месяц, и наличие топлива для синтеза серотонина обеспечивает лучшие условия для их роста.

• В отличие от СИОЗС или любой другой фармы, прекурсоры не воздействуют на рецепторы «напрямую». Они в обязательном порядке метаболизируются организмом. Как результат, очень сложно получить отравление, разве что пищевое, как при переедании любого продукта.

• Серотонин естественным образом синтезируется в организме после обеда и ближе к вечеру. Из него также отлично синтезируется мелатонин. Поэтому до обеда проще сделать всю важную работу, а уже во второй половине дня ворошить рутину. А если вы еще неправильно пьете кофе, то получите невероятную сонливость, вместо обычного спокойствия. Благо, как работает кофейный ритуал не раз раскрывали в материалах.

Принимать прекурсоры серотонина уместно, если фоновая тревожность стала вашим постоянным спутником, как и хроническая усталость. Также, если вы любите чуть залипнуть перед сном в смартфон, то лучше же избавиться от этой привычки, но 5-НТР поможет на старте.

Серотонин и биохакинг

Усидчивость, превозмогание, системность. Вот базовые качества, которые напрямую завязаны на серотонине. А доступные прекурсоры помогут эффективнее погружаться в перечисленные состояния.

Автор этого лонгрида участник нашего канала Филипп. Больше интересных подборок и статей вы можете найти в нашем сообществе RISE: Ноотропы и биохакинг, а также в группе ВКонтакте. Подписывайтесь на канал и общайтесь в нашем уютном чате на разные темы о здоровье.