Свидание № 1. Первоклассники
На самом первом своём свидании я сразу без согласия подвергался любви с причинением ласки. Мы с Наташкой первоклассники и она в меня зачем-то влюбилась. Стоял обыкновенный летний день. От переизбытка чувств и жары разум её помутился. Она долго бегала за мной по двору. Я устал и решил скрыться в подъезде. Но она оказалась более выносливая и сильная, выследила меня и загнала меня на пятый этаж, где прижала к перилам и нежно поцеловала. Я заявил ей, что она дура, вырвался и убежал. Она потом всем рассказывала, что у нас было романтическое свидание, на котором я признавался ей в любви и даже хотел поцеловать, но не смог, потому что не умею.
Дело было зимой поздно вечером. Она написала адрес. Я приехал в другой конец города на самую окраину. Вышел. Тихо и безлюдно. Справа храм, а слева кладбище. Никого. Сперва я решил, что перепутал адрес, но потом она эффектно вышла из темноты как коперфильд и заявила, ах, какой чудесный вечер, давай ходить. Прогуливаемся. Храм остаётся позади, а слева по-прежнему бесконечное кладбище. «Не переживай, тут уже давно никого не хоронят», – зачем-то сообщает она. Выходим к перекрёстку, за которым старые двухэтажные дома. Идти больше некуда. «Я тут радом живу. Может, чаю?», – спрашивает она. «Да, пожалуй!». Заходим в её съёмную квартиру. Там всё разбросано, словно тут лютовал яростный смерч. Она приносит кружки с чаем, разгребает вещи с кресла и присаживается. Молчим. Разговор не клеится. «Мне нужно переодеться», – вдруг сообщает она и уходит в ванную комнату. Ну, думаю, как всё лихо завертелось! Она возвращается в измятом спортивном костюме и спрашивает: «А сможешь починить сливной бочок в унитазе?». Я отвечаю, что попробую. Чиню сливной бачок. Теперь работает. «Спасибо», – говорит она, а потом добавляет: «Тебе, наверное, уже пора. Скоро моя подруга придёт. Застукает нас и начнёт вопросы задавать». Я ухожу. Пишу ей на следующий день. Она не отвечает. Чинить, видимо, больше нечего.
Свидание № 3. Постановка.
У меня два билета в театр. Идти не с кем. Есть знакомая… Зову. А давай, мол, уже встретимся и в театр сходим. Она, конечно, соглашается. После отличного спектакля от нашего Красного факела предлагаю: «А не выпить ли нам винца?». Она соглашается. Покупаю в универмаге бутылку. «А давай прямо сейчас выпьем?», – предлагает она. «Давай». Заходим в ближайший двор. Открываю. Пьём. Романтика. Внезапно нас освещает свет фар. Во двор залетает полицейский УАЗ. Облава на театралов или какое другое оперативное мероприятие. Она крепко хватает меня и прижимает к себе в страстном поцелуе. Постановка, получается. «Пьём? Мусорим?», – спрашивает правоохранитель. «Нет», – отвечаю я, освободив ошалевшие свои губища. Патруль разочарованно уезжает. Она вьёт вино с горлышка, вытирает губы и говорит, что очень интересно со мной ходить в театр.
Наконец-то решили встретиться. Она миниатюрная и милая. Гуляем. Переписываться с ней было интересно, а на деле она оказывается чрезвычайно скромна. Забрели в какой-то частный сектор. Идём. Говорит она совсем мало и застенчиво. Слово не вытянешь. Вдруг перед нами на дороге возникает какой-то чижик. Кричит мне издалека: «Чё смотришь!». Мы остановились. «Я смешной что ли?», – продолжает незнакомец, а потом и вовсе грозно заявляет: «Сюда подошёл!». «Сам подходи!», – кричу я в ответ. Она молчит, а потом тихо предлагает: «Может, по другой улице пойдём?». «Нет», – отвечаю я, настраиваясь на махач. Чижик быстро-быстро бежит к нам, резко останавливается и вопит: «Да ты знаешь, кто я?!». «Нет». «А я… я…», – незнакомец роется в кармане, пытаясь что-то найти, но не находит. «А я… а я сейчас покажу, кто я!», – нервничает он. Мне стало интересно. Этот чижик в итоге ничего не находит и просто яростно дышит с распахнутой курткой. Я уже готовлюсь прописать ему в рожу. И тут она выдаёт абсолютно железным громким басом: «А ну, пошёл вон, гамадрил плешивый! Исчезни в своей норе! Быстро! Раз-два!». Чижик даже подпрыгнул. Она топает ногой и продолжает командовать, словно из рупора: «Чё встал! Я сказала, живо! Пошёл! Пошёл!». Ошалевший незнакомец, выпучив испуганные глаза, пятится назад. «Пошёл!!!», – рявкнула она. Чижик, развернувшись, быстро убегает в проулок. Я в шоке. Она робко улыбается и застенчиво спрашивает: «Идём дальше?».
Свидание № 5. Лингвистка.
Она – большая поклонница книг Мураками. А я нет. Мы ни разу не встречались. Я зову, но ей постоянно некогда. Но тут она неожиданно пишет, что ей нужна компания на мероприятие. Я спрашиваю: «Какое?». Она говорит, что в Новосибирск приезжает русский переводчик книг Мураками российский писатель и японовед Дмитрий Коваленин. Я соглашаюсь. Сидим на встрече. Коваленин выдаёт практически литературный стендап. Классно всё рассказывает. Мне нравится. Сейчас, говорит, перерыв, а потом автограф-сессия. Подруга сообщает, что свидание окончено и что она тут надолго, так что я могу ехать, типа свободен. Я выхожу из здания. Сигарет нет. Вижу, что возле другого выхода кто-то трётся. Подхожу. А это как раз Коваленин. Угощай, говорю, Дмитрий Викторович, японским куревом. Он по-братски вручает мне пару-тройку сигарет. Курим, что-то непринуждённо обсуждаем. Прощаемся. Я уезжаю домой. Вечером подруга пишет, как, мол, тебе Коваленин. А я сообщаю, что покурил с ним за углом сигарет из страны восходящего Солнца и нормальный, типа, мужик. Она заявляет, что я нагло вру. Я фоткаю ей японские сигареты, вот мол, доказательства. Она удивлена. Давай, говорит, тогда на нормальное свидание сходим. Надо же.
Свидание № 6. Активистка.
Она молодая. Играет на гитаре. Улыбчива. Спортсменка. Пойдём, говорю, на коньках покатаемся, а то одна переписка в интернете. Согласилась. Пришли на каток. Вышли на лёд. А она вся такая почти фигуристка, и задом и передом может, и сальто скоро выдаст. А я себе специально восемнадцать раз чуть башку не расшиб, постоянно за неё цеплялся и, незаметно вытирая сопли, восхищался, какая же она ловкая. Замерзли. «А я тут, кстати, недалеко живу, может, ко мне? Чайку попьём, согреемся…», – начал я издалека. Она соглашается. Пришли. Сели на диван. Стоит ноутбук. На паузе фильм. Спрашивает, что смотрю. А я говорю, что очень смешное кино «Добро пожаловать с Зомбилэнд». Давай, говорит, тогда вместе посмотрим. Включаю. И тут герой фильма Таллахаси очень некстати интересуется у другого героя фильма Коламбуса: «…А ты когда ты в последний раз-то? Загонял шланг по самые гланды, драл во все дыры. Насаживал на кочерыжку. Облегчал яйца. Заваливал её в койку...». Упс! Я нажал на паузу. Она смутилась, поставила кружку на стол и сказала, что ей уже пора. Попрощалась и ушла. Неловко получилось.
Свидание № 7. Анимешница.
Я её люблю безумно. Улыбку уст и движенье глаз ловлю влюбленными глазами. Она отвечает взаимностью. Я – студент-первокурсник. Она – анимешница. Давай, говорит, сходим в японский ресторан и поедим роллы. А у меня денег едва хватает на курево. Начинаю отмазываться. Она пишет, ладно, мол, я знаю, что ты нищеброд, сама заплачу. Приходим в ресторан. А я, суровый сельский паренёк из дремучей глуши, роллы только по телевизору видел и в ресторане ни разу не был, только в кафе привокзальном. Волнуюсь. Подходит какой-то слащавый доходяга в фартуке. «Что заказывать будем?», – спрашивает он. А я не знаю… пельмени могу заказать или, например, чебурек. Доходяга начинает меня конкретно прессовать: «филадельфия, унаги урасу, хатои батакон, имбирь, васаби?»… Мне хочется дать ему в рыло, чтобы он говорил на понятном языке. Моя возлюбленная быстро сама заказывает два разных сета. А этот фраер не унимается и предъявляет мне: «вилку или палочки?». Вот же козёл приставучий. Я говорю: «Палки». Приносят роллы. Она показывает мне, как их правильно кушать. Пальцы мои вообще для этого не предназначены. Я неуклюже размахиваю палками и роняю роллы. Забавно получается. И вот в соевом соусе роллы, стол, моя рубашка и весь ресторан. «Ешь руками», – советует она. Ладно. От волнения я рассказываю какую-то дичь, типа как сделать из спичек и медной трубки пугач или как правильно пинать грибы мухоморы. Она хмурится и молчит. Роллы съедены. Я провожаю её. Прощаемся. Транспорта нет. Я иду поздним зимним вечером до дома четырнадцать остановок. Совершенно счастливый, потому что потрогал её за руку. Романтика же, тыры-пыры.
