Древние Боги + Проза

Когда древние забытые культы возрождаются, а их безумные последователи пробираются в высшие эшелоны власти, старые пророчества о конце мироздания вновь обретают жизнь в коллективном бессознательном и передаются из уст в уста.
Человечество не смогло встать на путь созидания, людям не удалось уничтожить все черные манускрипты, трактаты, реквизиты и книги повествующие о взывании к старым богам и демонам, обитающим за гранью физического мира, мириады лет назад прилетевшим к нам со звезд или явившимся из порталов в параллельные миры, где атмосфера не пригодна для жизни, и сам воздух ядовит и смертелен для хрупкого человеческого организма.
Испарения исходящие от их отвратительных бесформенных тел способны уничтожить саму жизнь, лишь один только взгляд на этих извивающихся аморфных тварей легко лишает рассудка. Но глядя на участь несчастных выживших, даже безумие будет благом.
После археологических находок в 2019 году, всколыхнувшим все мировое научное сообщество, знающим людям стало ясно что наш мир близится к своему финалу.
При раскопках в Египте была найдена древняя книга «Некрономикон», написанная тысячи лет назад безумным арабом Альхазредом. В ней содержались тексты богомерзких оккультных заклинаний и тайные знания, скрытые от человечества ради его же блага. Силы, о которых идет речь, не могут быть уничтожены окончательно, они всегда возрождались в том или ином виде, медленно но верно приближая время своего триумфа. Эти силы древнее всех человеческих религий, гораздо более древние чем людской род, они и есть вечность.
«Некрономикон» вместе с остальными манускриптами был вывезен из Египта под грифом «Совершенно секретно», и начались исследования, переводы и испытания. Среди мировой элиты оказалось немало людей состоящих в тайных сообществах последователей культа древних темных божеств, поклонение которым дало им неограниченную власть и позволило вершить судьбы мира. В секретных башнях и подземельях, облачившись в черные мантии, они исполняли предназначение, практиковали богомерзкие ритуалы и человеческие жертвоприношения. Творя ужасные заклинания на давно забытых языках, чертя сложнейшие пентаграммы изображающие устройство вселенной, взывая к своим кошмарным хозяевам, культисты отдавали на откуп миллионы человеческих жизней и душ. Знания некогда погубившие древние цивилизации Атлантиды, Лемурии, Гипербореи, Му, поменявшие географию и ландшафт планеты, превратившие могущественные и величественные государства в сомнительные легенды, заставившие огромные континенты сгинуть в морской пучине - снова обрели жизнь...
Служители культа древних незримыми кукловодами присутствовали в правительстве всех стран мира, поэтому слова ужасных заклинаний отдавались эхом от мрачных сводов подземелий во всех уголках планеты. Изуродованные, кровоточащие подношения преподносились непостижимому ужасу пришедшему из космоса. Черные сети оккультизма опутали своими нитями весь земной шар. Страшные ритуалы служились в катакомбах Вашингтона, Нью-Йорка, Москвы, Петербурга, Парижа, Лондона, Рима и остальных столиц. Новейшие технологии и научные открытия в области квантовой физики, высшей математики, химии и астрономии, в сочетании с могучей магией запретной книги «Некрономикон» открыли порталы в неизведанные глубины Вселенной и стерли грани между мирами, пробудив ото сна чуждые человечеству силы. Естественно, люди не смогли совладать с адом пришедшим в наш мир.

Страшный черный человек, крадущийся Хаос, посланник Иных - Ньярлотхотеп, предвестник смерти, бед и несчастий прошел по Европе сея раздоры, войны, разруху, голод и запустение. Своей тяжелой поступью пробуждая к жизни других божеств.
Легионы иномирных тварей и звездных рас, чудовищных обитателей других планет из иных галактик, воплощения ночных кошмаров, ринулись в нашу реальность в открывшиеся врата — Великого Йог- Сотота, бога, соединившего в себе пространство и время, стирающего грань между прошлым, настоящим и будущим, и не было им конца.
Настала эпоха катастроф, безумия, смерти и катаклизмов.
Великий Ктулху, дремавший на каменном троне в бездне океана, воспрянул ото сна вызывая на планете чудовищные цунами смывающие города и страны. Его жуткий рев пробуждал в людских умах самые низменные первобытные инстинкты заставляющие одних совершать ужасные преступления, а других сходить с ума и корчиться в припадках безумия. Вспышки немотивированной жестокости поглотили общество и человечество потонуло в крови оказавшись под его тенью.
Отец Дагон и мать Гидра воззвали к своим чешуйчатым инсмутским детям, глубоководной расе полулюдей-полурыб, и те, откликнувшись на зов, вышли на берег и вонзили свои острые как иглы зубы в шеи несчастных людей.
Нигде не было спасения глупому несчастному человеку. Под землей, в воде, на небе, везде его ждала гибель.
Лучшие армии и самые современные вооружения оказались бессильны против кошмарных пришельцев. Снаряды, пули и взрывы не причиняли абсолютно никакого вреда обитателям иных миров, гигантские щупальца поднимали крупные бронированные танки высоко в небо и будто детские игрушки швыряли их на встречу гибели. Выворачивали им дуло или обдували леденящим космическим холодом в миг превращающим грозные военные сооружения в застывшие айсберги.
Военные истребители бессмысленно потратив заряд боеприпасов натыкались в небе на нечто полупрозрачное, чуждое и вязкое, поглощающие в себя самолет вместе с пилотом, сминая и перемалывая их подобно адскому механизму.
Трансцендентальный, иррациональный ужас подавил в людях волю к сопротивлению. Ночное небо озарило сияние ярче тысячи звезд, а затем все резко погрузилось во мрак. Вселенная благоговела и трепетала от пришествия Иных, жалкому человеческому виду мнившему себя хозяином планеты осталось только безропотно и покорно принять страдания и смерть в пыли и гари, от карающего пламени могучих божеств, истинных хозяев.
Земля под Нью-Йорком разверзлась и гигантских размеров черви рожденные в чреве сокровенной ночи, выползли из вечного мрака земных недр оплетая своими склизкими телами небоскребы, разрушая и обваливая могучие строение будто театральные декорации. Испуская кислоту способную плавить сталь и бетон.
Насекомообразные гиганты Гуги покрытые черной шерстью выбрались из-под земли вслед за червями, внося свою лепту в хаос на улицах мегаполиса, безжалостно разрывая кричащих людей своими мощными раздвоенными лапами как тряпичных кукол.
За ними из глубин подземных нор хлынули многочисленные Зуги, черные и быстрые как мелькающие тени, скаля хищные пасти со скоростью молнии набрасывались на встречных вырывая им глотки.
Источник Скверны — чудовищный Абот, накрывал целые штаты своей мерзкой всепожирающей серой массой, изрыгая гадостных паукообразных тварей сеющих ужас и разрушение, и источающих богомерзкую вонь. Бесформенная слизистая масса Абота обволакивала несчастных не оставляя им ни малейшего шанса на спасение.
Небоскребы Токио и Пекина облепили отвратительные слизняки усеянные шипами, улицы затопила черная разумная пузырящаяся протоплазма покрытая миллионами голодных зубастых пастей и отростков напоминающих жгутики, этими отростками она хватала зазевавшихся людей и отправляла прямиком в голодные ненасытные отверстия, вечно требующее пищи. От этой бесформенной жижи исходили ядовитые радиоактивные испарения отравляющие воздух на многие мили вокруг, и не было людям спасения от медленно наползающей темной материи.
Исполинский Итакуа, владыка бескрайних ледяных равнин и холода межзвездных пространств громил башни Лондона и Парижа превращая их в покрытые льдом руины.
Замораживая своим дыханием любую жизнь.
Из подземных лабиринтов выскочили ужасные Гасты вгрызаясь в горло выжившим и круша их черепа ударами мощных копыт, а с приходом ночи, сверкая во тьме красными глазами, горбатые Гули острыми когтями раздирали трупы гниющих заживо несчастных, жадно пожирая их останки своими уродливыми собакоподобными мордами.
Великий Шубб-Ниггурат, Черный Козел Лесов с Легионом Младых, накрыл Москву своей мерзкой как студенистой плотью, состоящей из гигантской массы бесчисленных скользких щупалец и голодных ртов наполненных бритвенно-острыми зубами. Черные жуткие щупальца обвили башни Кремля, а центр был затоплен отвратительной слизью беспрестанно сочащейся из мешанины его трясущейся плоти, выхаркивающей новых неописуемых тварей ждущих своего часа.
С вершин Сталинских высоток на улицы ринулись бесшумные и безликие Ночные Призраки, хватая сильными лапами зазевавшихся москвичей и унося их на пожирание в свои гнезда.
Бесплотные Гончие Тиндала утоляли свой космический голод настигая жертв в любых местах, несчастные даже не успевали понять что случилось, когда невидимые хищные пасти вгрызались в плоть, а стальные когти потрошили нутро.
Безграничный хаос царил на Земле. Повсеместное тотальное истребление человеческого вида.
Всевидящий Ужас, космическое воплощение безумия и вечного хаоса, вселенского беспорядка и хтонического мрака, Владыка Вечной Бездны, Ядерный Султан Азатот раскинул над планетой свои бесчисленные щупальца. Под звуки проклятых флейт и глухой ритм барабанов, этот неописуемый сгусток постоянно меняющейся форму, комок непрерывно бурлящей раскаленной протоплазмы, на чьем безобразном теле происходят бесконечные взрывы, испепеляющий вселенные и сжигающий галактики, пожирающий планеты и солнечные системы, разрушитель миров, истребитель жизни и чистый Хаос, ознаменовал начало эпохи вечной тьмы и конец существования человеческой расы. Время и пространство схлопнулись в Азатоте, с каждой секундой он расширялся, разросшийся до невиданных масштабов он поглотил нашу планету и перемолол ее в космическую пыль.

Искры взлетали к наливающемуся светом небу, где и таяли, угасая, сливаясь с заревом восходящего солнца, словно приветствуя приход в мир Хорса (бог солнца), салютом. Погребальный костер пожирал в гудящем пламени, последнего представителя некогда великого племени великанов. Огромного доброго человека, до конца оставшегося верным чести. Воином, погибшим от подлости, но не запятнавшим свое имя позором.

Они вывезли его тело из мрачного ельника. Чащун категорически отказался проводить обряд «Упокоения усопшего», на территории ведьмы. С ним согласились все. Не дело — это провожать в последний путь там, где подлость пустила свои поганые корни. Где казалось сам воздух пропитан ненавистью к чести и совести.

Крома везли на срубленных жердях, перевязанных между собой уздечками, и закрепленных между двух лошадей. Федогран не принимал в их изготовлении никакого участия, да в общем-то никто этого от него и не требовал. Парень сидел на поваленном дереве, полностью погруженный в свое горе, ковыряясь палкой в углях незатухающего костра и ненавидел себя.

Перед глазами стояла картина улыбающегося гиганта, сложившего свою голову ради него. Он, сейчас, готов был отдать все то немногое, что имел, ради того, чтобы поменяться местами, с этим, практически незнакомым ему, но в одно мгновение, ставшим дорогим, человеком. Он не представлял, как сможет дальше жить, с таким грузом в сердце. Но назад время не вернуть.

Он сунул руку, убившую великана, в костер. Попытка, хотя бы так наказать себя за совершенное преступление, и получить прощение от терзающейся муками души, дала противоположный эффект. К внутренней, душевной боли добавилась боль от ожога – физическая, не такая сильная как первая, но все же еще одна боль. Он заскулил от такой несправедливости, стиснув зубы, и на глазах показались слезы.

На его плечо легла рука, и рядом присел, окутавшись дымом, Чащун. Во взгляде старика читалось понимание.

- На ка вот, сынок, отхлебни пару глотков, помочь конечно не поможет, но хоть слегка заглушит боль. – Дед протянул кожаную флягу с медом.

Федогран сделал глоток безвкусной жидкости. Не почувствовав ничего, сплюнул, и повернул голову к колдуну, посмотрев на него красными, влажными глазами.

- Почему? – Произнес он и поперхнулся комом в горле. – За что мне это? – Справился он наконец с дрожью в губах, не дающую говорить. – Я ведь был простой парень. Ходил в школу, любил девчонку, вернее гулял с ней, целовался, хулиганил в конце концов, и получал «ремня», за это от отца. Все было просто и понятно. А теперь? Зачем я здесь? Я монстр, убивший собственной рукой друга. – Он вновь осекся и отвернулся к костру. – Как я дальше буду жить?

- Хватит ныть! – Внезапно рявкнул клубами дыма Чащун, и плечи парня вздрогнули. – Распустил нюни: «Зачем? Почему? Ах, я монстр! Прощения нет!», сопли подотри, богатырь недоделанный. Кром ради тебя погиб. Что бы ты дурак жил. Поверил он. Не мог по-другому поступить. Выбора у него не было. Смерть его ради будущего нужна была. Поверил, что ты продолжишь его дело, и потому ушел к предкам, вместо тебя. Прекращай девку, сомневающуюся в выборе жениха, из себя строить. Вставай и пошли. Пора уже. Крона надо в последний путь проводить. Должен ты ему. Помни об этом.

На опушке леса разложили огромный костер, достойный великого воина. Весь сушняк по округе собрали, и стволы засохшие повалили. Федор включился в работу с остервенением рубя, доставшемся ему от великана топором, деревья, не замечая капающей крови с сорванных с ладоней мозолей, и не чувствуя боли.

- Не надо его сейчас трогать. – Донесся до него тихий голос колдуна, остановившего пытавшегося подойти к другу Вула. – Перетерпеть ему это надо, есть минуты в жизни, когда даже друзья становятся врагами, мешаясовести пожирать боль. Он справится, поверь старому духу жизни, надо просто не мешать, и подождать. Он сильный. Молодой еще и глупый, но сильный. Кром сразу разглядел. Оставь парня. Не трогай.

- Велесе, Отче наш! Даруй покой душе Внучка Дажбожьего! Пусть прибудет с ним радость бытия вечного, в Свете Рода Всевышнего! Пусть обступят его Боги Светлые и защитят от тоски и печали Навной, пусть прибудет с ней Дух Рода Православного, чтобы прибывал он с Предками и Потомками в согласии! Мы добрым словом его помянули, деяния славим и перед Богами свидетельствуем единство рода нашего в трех мирах! Слава Богам!

Чащун дочитал молитву простирая руки к восходящему солнцу.

– Прощай брат. – Поклонился он еле тлеющем остаткам костра. Навек ты останешься в моем сердце. - Окутался дымом, запрыгнул на рысь и повернулся к скорбящим друзьям. – Пора. Ваш путь лежит в Новгор, к воеводе. Там вы сейчас нужны. А я в другую сторону. Надобно мне разобраться во всем, что в последнее время происходит. Прощайте. Даст Род, найду вас.

Он развернул свою огромную кошку, и скрылся в лесной чаще оставив после себя облако дыма. Постояв еще немного у догорающих углей, друзья поклонились в пояс останкам,вскочили на коней, и развернулись в другую сторону. Пора было возвращаться. Жизнь продолжается. Что их ждет впереди, даже боги не знают. Вот только Федор теперь стал другим. Боль потери и вины, легли на душу, пройдя по ней когтями совести, и сделав более черствой. Теперь он был готов ко всему. Но как же он ошибался, думав так.

Их встречал весь город, высыпав к воротам и криками радости приветствуя героев. Слухи об их похождениях уже достигли ушей любопытных кумушек, и уже с их подачи, гудящей волной прокатились повсюду, обрастая сплетнями и придуманными подробностями. Впечатляющая расправа над ульем кровососов, где с каждым пересказом количество упырей увеличивалось вдвое, впечатлило всех, сделав из наших путешественников былинных богатырей, а коварный поступок князя, добавляла к их облику печать борцов с несправедливостью.

Ревущая восторгом толпа по краю дороги и бегущие следом мальчишки с восхищенными глазами, провожали их до самого крыльца терема воеводы. Хозяин города встречал их в полном боевом облачении. Он обнял каждого гулко похлопывая по спине, исключением стал только шишок, который ввиду своего маленького роста мог утонуть в огромных ладонях, и потому обошелся забавным рукопожатием, хотя это действие вызвало беззлобный смех толпы, на что мохнатый коротышка не обратил никакого внимания, гордо задрав подбородок.

Алина, встретив Федора у ворот города и провожала его до крыльца терема взявшись за стремя, показывая тем самым, завистливым товаркам, что это ее жених, герой, и никому его отдавать она не собирается. Никаких поцелуев между влюбленными не было, целоваться позволялось прилюдно только супругам, да и то только при встрече мужа из дальнего похода. (Невместно поступать так-то невенчанным.) Только взгляды, глаза в глаза. И эти взгляды расшевелили наконец закостеневшую душу парня, показав ему то, ради чего стоит жить дальше.

Воевода накрыл огромный стол в горнице. Отвергнув сразу все разговоры о делах, он гостеприимно махнул рукой, приглашая присаживаться, и угощаться тем, что Велес послал, и разлив по глиняным чашам мед произнес тост.

- Еще совсем недавно, к нам в город пришли новые люди. Два неумелых мальчишки, один из которых более походил на скелет, а второй хоть и вышел статью, но был дурак дураком, да еще оборотень, про которого, до этого многие слышали, но не видели, и от того относились потому с подозрением. Отдал я их на воспитание к Яробуду, известному своим нравом злобным, на справедливым. Воину, воспитавшему не одного великого ратника. Скажу честно. Не верил я что получится из всей этой моей затеи, что-то путное. Теперь прошу принять мой низкий поклон с извинениями. – Митрох низко поклонился, мазнув рукой по полу. – Не прав я был. Богатыри получились истинные, несмотря на юный возраст. Беру в дружину их, но не новиками, а ратниками. Выпьем други за их здоровье. Любо!

- Любо! – Рявкнули все присутствующие за столом, и гремя доспехами вскочили, подняв в верх руки с полными меда чарками. Округа загудела праздником.

Гуляли весь день. Герои наши частенько выходили на крыльцо, где их встречали те, кто не поместился в воеводском тереме, но при этом, не был обижен ни закусками, ни выпивкой. Столы стояли под открытым небом, и восторженная подвыпившая толпа горожан развлекалась обжорством и танцами под балалайку, в руках знаменитого мастера этого древнего инструмента – Куземы, вытворявшего такое, чему позавидовали бы современные представители шоу-бизнеса. Частушки лились из него нескончаемой рекой, заставляя иногда краснеть и бывалых воинов. Что уж там говорить о девках, «прыскающих» в кулак и опускающих глаза.

Расходились уже глубокой ночью. Общем решением, несмотря на всеобщие протесты, желающих пригласить к себе на ночлег героев, отправились на конюшню. Привычнее там, роднее что ли, словно домой вернулись, и не стеснили никого своим присутствием заодно.

Зарылись в свежее, ароматное сено, перекинулись порой слов и уснули, крепко, как и положено - по-богатырски.

Разбудил их не петух, как бывало обычно. Яробуд, ожидая от него подобной пакости, даже сапог рядом с собой положил, чтобы сказать: «Доброе утро», -хвостатому будильнику. Но не понадобилось. Ни свет ни заря поднял их посыльный от воеводы, который едва и не получил этим самым «будильником» в лоб, от не ожидавшего такого пробуждения, и злого потому, конюха.

- Митрох к терему кличет, рать собирает, беда у нас. – Выпалил скороговоркой молодой кучерявый парень, сверкая в лунном свете встревоженными глазами.

- Успокойся ты, шебутной. – Пробурчал Яробуд натягивая сапоги. – Что стряслось-то?

- Орда. – Выпалил тот, потом попытался видимо еще что-то сказать, но решив, что этого достаточно, махнув рукой, выскочил из конюшни вон.

— Это серьезно. - Нахмурился дед. – Давненько сюда степняки не хаживали. Последний раз я как раз ногу в драке с ними потерял. Помнишь Вул. – Обернулся он к оборотню.

- Конечно. – Кивнул тот и потянулся. – Знатная была битва. – Только больно уж суетливо все начинается. Зачем будить так рано. Они же не у стен города стоят. Или дозоры проспали?

- Вряд ли. У воеводы с этим строго. Но раз собирает спозаранку, значит повод для беспокойства есть. Пойдемте послушаем, что старшой скажет.

Как будто и не расходились. Опять весь город у крыльца. Только лица не радостные, а взволнованные, да бабы кое-где носами хлюпают, да завывать пытаются, их мужья успокаивают, убеждая, что: «Ничего страшного. Все это не впервой. Бывало уже. Отобьемся».

К воеводе подбегали воины, что-то говорили ему, и вновь убегали, получив задание. Суета и тревога витала в воздухе. Такое ощущение, что ее можно было даже потрогать. Только руку протяни. Все ждали, что скажет глава города.

- Беда у нас горожане! – Наконец заговорил он, подняв руку вверх для привлечения внимания. – Степняки малой ордой вошли в наши земли. Уже разорили дальний хутор и двигаются к городу. Я приказал всем селениям, что стоят у них на пути, бросать скраб и уходить сюда в город. Жизнь людей дороже барахла. Скоро беженцы будут здесь. Примите их как родных. Хлебом солью поделитесь, так как делали и завещали нам предки. – Толпа одобрительно загудела.

- Далее, что хочу сказать. Так как орда идет малая, то справиться своими силами должны. К князю я гонца, конечно, послал, но до прихода его рати, город наш уже окружен ворогами будет, а все вокруг разорено. Решил я их в поле встретить, в честной сече. Думаю, справимся своей дружиной, но и от помощи ополчения отказываться не будем. – Снова гул одобрения. Воевода дождался тишины и продолжил.

- Потому всех мужчин прошу в строй становиться. Вперед их не пошлем, а вот тылы от поганых они прикроют, и мой поклон и уважение заслужат, так же как и почет у всего города. – Он замолчал, и вопросительно посмотрел на затихшую толпу, словно каждому в глаза заглянул.

- А! Чего уж там! – Хлопнул шапкой о землю кузнец. Оборвав затянувшееся молчание. – Согласные мы. Показывай куда становиться. Ручеек желающих полился в указанное Митохом место, под стенания жен и дочерей.

Героев наших отправили в охранения на дороге, что вела к городу справа, рядом с деревней, со смешным названием «Пчелка». Огромная пасека, расположенная в поле, рядом с лесом, поросшим исключительно липовыми деревьями, раскрывала тайну названия поселения, лучше, чем это объяснил бы кто-то другой.

Тогда, после того, как всех желающих распределили, и назначили командиров, хмурый воевода, отозвал друзей, уже готовящихся встать в строй дружины, в сторону и поставил другую задачу.

- Мы там и без вас справимся. Ты, Яробуд, воин опытный, но калечный, и парни твои. Хотя и герои, но молоды еще в строю воинском стоять. Вула я у тебя, конечно, забрал бы, но он братов не бросит, потому с вами пойдет. Дам еще троих ополченцев, и двух новиков. Они вас по дороге нагонят. Вы же незамедлительно выдвигайтесь. Задача ваша заслоном, по правой стороне встать. Вражина вряд ли там пойдет, ему круги нарезать не с руки. Но все же…

Если что, шли гонца, и не геройствуй особо, в город отходи. Понял?

Дед кивнул молча головой.

Сборы были не долгими. Нищему собраться, только подпоясаться. Оседлали коней, копья с щитами к луке седла приторочили, даже харчи не брали, зачем, в деревне покормят. А путь до нее не долгий, к вечеру налегке доберутся.

В деревеньке из четырех домов состоящей, пришлось поскандалить. Местные наотрез отказывались уходить в город. Бросить ульи для них было смерти подобно. Мало ли косолапый заявится медку отведать, он ведь окаянный не столько съест сколько разорит. Как потом жить? Мед да воск, это все, что у них есть. Он их, и поит, и кормит, и одевает. С сумой потом идти побираться? Нет уж, они тут останутся. Да и вряд ли тут орда пойдет.

Как не кричал на жителей Яробуд, как ногой деревянной о землю не стучал, не смог ни уговорить, ни напугать. Только детей малых согласились отправить, да и то только поутру. Кто же на ночь глядя в дорогу отправляется?

Обещанная воеводой помощь, что-то запаздывала, но друзья, перекусив тем, что «бог послал» в доме старосты, дожидаться не стали, а отправились место заставы присмотреть да обустроить. Хоть и мала вероятность, что тут враг объявится, но подготовится надо. Мало ли что.

Хорошее место обнаружилось практически сразу. Да его и не искали особо. Местность знакомая. Мост через реку, не слишком широкую, но вполне приличную, перепрыгнуть с наскоку не получится, порешили основным местом обороны сделать. Хотели поначалу переправу эту деревянную спалить, но одумались: «Вдруг ворог тут не пойдет, а ущербу крестьянам нанесут много». Решили: «Пусть стоит». Взяли в деревне пару возов, да баррикаду соорудили, перегородив наглухо проход. Покумекали, что еще придумать можно, ничего не придумав спать завалились. Ночь разделили на дежурства поровну, не на прогулке всё-таки, осторожность не помешает.

Из подкрепления, на утро пришел только кузнец, что первый шапку оземь бросил. Остальных воевода не дал, и потому слал извинения: «Там ему надобны, народу фланги прикрывать не хватает». Здоровенный чернобородый мужик, как-то сразу стал своим. С лысой бритой головой, копьем, щитом-капелькой, да с кувалдой, чуть большей в бойке, чем его кулаки, купил он друзей своим веселым нравом и природной добротой. Бездоспешный, не смогли на него кольчугу по размеру подобрать, а кожаные доспехи, что вроде бы в пору пришлись в плечах, порвал, он излучал силу и покой.

Так и пришел в шелковой косоворотке, что жена второпях постирала, (согласно обычаю, на смерть в чистом идти надобно). Друзьям нашим даже неудобно стало, за грязную одежду. Но у них выбора не было. Времени наряжаться нет. Авось не обидятся предки, пустят их к себе, когда время придет.

Они появились, когда местную детвору на телеги сажали, для отправки в город. Их было много. Очень много.

Вся книга здесь: https://author.today/work/260521

Начало: часть 1, часть 2. Окончание ниже, в этом посте. Всем приятного чтения! Влад Волков - "Мизгирь".

- Знаешь, что Кузминишна и остальные там причитали? – проговорил он мне и даже голос у матёрого стража правопорядка немного подрагивал.

- Матушка что-то там? – как бы переспросил я, не уверенный, о чём конкретно он интересуется.

- Да. Не здесь, но Алтае или в Сибири, точно не помню, также называют свою богиню-паучиху. Атлащ-Наха или Атлах-Наха… Или Атлач-Нача, есть уйма вариантов произношения. «Атлащ» это что-то тоже связанное с прядением. Не «мегзти», как в старославянском, но что-то на ту же тему с другого наречия, от этого слова ещё «атлас» произошёл, который материал - ткань такая очень ценная, красивая и гладкая. А «Наха», думаю, это от того же корня, что и вампирская богиня Нахема. В общем, мать-пряха, богиня-вампирша-паучиха, в том плане, что она прядёт паутину, и пьёт жизненные соки, высасывая своими клыками, - делился он не то где-то вычитанными или услышанными знаниями, не то личными догадками на основе других редких фактов и слухов.

Голос звучал без твёрдой уверенности, но, глядя на такое, я бы и сам не поверил, если б кто рассказал. В первую очередь, потому что, кажется, живыми из такой ситуации выбраться вообще невозможно. А иссушённых, худощавых и голых стариков да старух на улицу «рожать» выползало всё больше, и все вязким немощным хором что-то причитали и бормотали. Словно, их что-то тянуло наружу, будто эти существа внутри не просто пьют кровь и прочие жидкости организма, но ещё и как-то влияют на мозг, на само сознание, что человек их вынашивает и двигается на открытое пространство, дабы те расползались…

Это что же ждёт всё ближайшие деревеньки? То необычайное прямо-таки аномальное нашествие пауков после летней прогнавшей всех птиц жары, о котором рассказывала та рыдавшая в зелёном платке, это было только начало? Надо было дать им расплодиться и занять территорию, а теперь, после убийства десятков, если не сотен восьминогих, некая местная богиня разгневалась? И посылает своих отпрысков, как кару всему человечеству?!

В голове не укладывалось, казалось, что и мой разум уже действительно оплавился и поплыл. К своему стыду я обнаружил под дуновением лёгкого ветерка, что от страха на глаза аж навернулись слёзы. Такого никогда не случалось, ни от просмотра фильмов, ни от чтения книг, разве что от утраты близких и на похоронах, когда можно позволить себе проявить чувства.

А сейчас это было всё и сразу – очнувшаяся и дремавшая внутри души арахнофобия, ужас перед гигантскими созданиями, перед болью и страданиями, которые они могут причинить, перед такой угрозой для своих близких и даже незнакомых обречённых людей, ощущение оттого себя полностью беспомощным, неспособным помочь, защитить себя и их, неспособным что-либо сделать, а также волнами налетавшие мерзкие мысли о возможной собственной жуткой смерти и боязнь за саму свою жизнь от нарастающей опасности стать, если не кормом, то тогда вот таким вот покрытым волдырями-яйцами инкубатором.

Кто не шёл в корм гигантским арахнидам, тот становился вместилищем для их потомства. Здесь ничего не пропадало зря, и это могло быть лишь началом, прежде, чем путина плотным куполом накроет следующий посёлок, а потом соседний… А мелкие паучки так и ползут во все стороны от уже не трепыхавшихся и замолчавших тел.

Их предсмертный вой «Прости нас, матушка! Ио! Атлах-Наха!» - с шипением и стенанием застыл в ушах, повторяясь вновь и вновь, словно уже их призраки, покинувшие исхудавшие замученные тела все ещё молят своего членистоногого идола-покровителя о прощении. Молят за себя и своих соседей, за ближайшие деревни и весь мир, способный пасть под натиском восьмилапых созданий.

Эти, почти лишённые жидкостей, высосанные тела, словно кукольные, как послушные марионетки, приняли свою участь под нитями судьбы жестокого кукловода. Паучья кара была действительно суровой и, быть может, увиденное нами здесь всё ещё не было самым страшным мучением, на которые способна эта самая «матушка».

Вспомнив, что я и сам сегодня убил паука, захотелось раствориться и спрятаться. Погрузиться в такие норы небытия, откуда бы не достала ни одна самая голодная преследующая тварь. Вот только разве ж можно скрыться куда от этих бесчисленных глаз? От этих охотников, чьи морды не способны ни на какие эмоции. Пауки изучают, опасаются и пожирают тебя с абсолютно идентичным взором, словно не ощущают ни любопытства, ни страха, ни удовольствия. Что они такое и зачем вообще на нашей планете? Не были ли членистоногие занесены вообще на Землю какой-то иной расой или на поверхности какого-нибудь упавшего метеорита? Чужеродные и не похожие ни на что иное создания от стрекоз и гусениц до скорпионов и сольпуг. Есть ли что-то ещё столь же далёкое от человека во всей вселенной?

На мгновение, озирая уродливый «купол» из паутины, охвативший в «Волках» каждое здание, мне показалось, что на долю секунды я увидел в тумане нечто ещё более колоссальное, нервно сглотнув и едва не рухнув на колени перед таким мегалитическим величием. Это не деревенька начнёт, вздыматься из захолустья, это местное чудовище вздымается к небесам над деревьями, нависая над обречёнными, словно игрушечными для его размеров, домиками.

Кто оно? Пра-отец всех пауков? Или та самая богиня-мать, опекающая своих детей и мстящая теперь людям за их жестокое убийство? Мелькнул лишь силуэт чудовищных лап, которые не смогли бы передвигаться, туши, которая была бы раздавлена собственным весом, однако нечто настоящее, громоздкое и асимметричное, даже не столь сильное похожее на привычных пауков, а ещё более загадочное, уродливое и тем самым наводящее истерический ужас одним своим фактом существования, скрывалось где-то в вышине среди серой мглы.

И было понятно, почему старики возводили руки к небу. Их богиня не жила на нём, она просто была столь огромной, что её застилали даже тучи. И гнев её они слышали в оскале грозы и содрогающих всё вокруг мощных раскатах, свидетельствующих о её могуществе и силе.

Она ли была занесена на планету, а потом породила всех насекомых, паукообразных и ракообразных, что мы можем сейчас наблюдать в поистине колоссальном многообразии? Или явилась сама, как кочующее божество в поисках нового мира для обитания? Найдя нашу Землю, расплодилась своими детьми, заполнила разные ниши и все уголки земного шара, может, когда-то в лучшие времена обитая даже на Антарктиде, пока та не ушла на южный полюс, замерев ларцом доисторических сокровищ под непролазной коркой льда? Может, этот мир изначально принадлежит паукам, а мы здесь чужие? Побочный вид, выводок сочного скота, изначально годный лишь для пищи и инкубации, но умудрившийся взлететь цивилизационным рассветом лишь потому, что пауки научились сами заботиться о потомстве и защищать паутиной свою кладку ооетку, без необходимости откладывать яйца в млекопитающих. Так, может, богиня-матушка пришла человечеству напомнить о том, для чего людей когда-то создали?

Узрев бесформенного членистоногого колосса лишь на мгновение в серой, как вуаль всей этой путины, туманной дымке, я будто бы ловил посылаемые мне откровения – чужие транслируемые мысли, ужас которых современный человеческий разум попросту не выдерживал.

Меня отвлекли выстрелы. Если бы не они, я бы, наверное, уже рухнул и, держась за голову, взорвался от потока немыслимых и изуродованных нашим пониманием жизни, морали и естества картин, будто нарисованных больным воображением остервенелого маньяка, с непередаваемой звериной жестокостью упивающимся мучениями собственной жертвы.

Я огляделся и действительно стоял на земле на коленях. Приходилось приподнимать взгляд на Георгия, который стрелял в крупных приближающихся пауков размером с крупную собаку, если не считать диаметр лапок. Парочка из них, получив всего одну пулю в голову, и вправду переворачивались поджатыми кверху лапками, умирая от повреждений. Всё было не так плохо, как казалось на первый взгляд, и чувство тотальной беспомощности перед силами дикой природы чуть отступило, приведя меня в чувство.

- Надо выбираться отсюда, вызвать взвод, целую армию! Пусть сравняют «Волки» с землёй, пусть выжгут здесь всё дотла! – кричал с металлическим лязгом громогласный участковый.

Я поднялся, как смог, едва не споткнулся, но потом всё же выпрямил трясущиеся колени. Страх умереть здесь и сейчас, а точнее быть лишь парализованным этими челюстями и с неделю гнить-разлагаться изнутри в питательный бульон, находил во мне последние силы бороться, а точнее стремительно отступать. Бежать куда-то вслед за участковым, который куда лучше знал местность и обратную дорогу.

Он всё ещё отстреливался, хотя пара последних патронов, мне казалось, ушли уже наугад от нервов, а их стоило бы приберечь. И то, и другое, но боеприпасы в первую очередь. Я бежал, кажется, даже обгоняя его, потом намерено сбавлял темп, дабы не терять Георгия из вида, не понимая, как я, довольно щуплый мужчина, могу бежать быстрее столь крепкого и спортивного участкового.

Отступала даже пелена вечернего тумана, потому как мы из низины выбирались наверх, где сумеречный морок был не таким густым, да и лесная чаща отступала подальше. Впереди лишь убранные поля и снова окажемся в Лузенине, где, надеюсь, всё немного поуспокоилось после нашего вмешательства.

- Товарищ подполковник, снова Паньков, да, - начал звонить участковый, - Здесь чрезвычайное происшествие. Я даже описать не могу, просто нужны вооружённые отряды. Считайте, что на деревни напал враг, а какой, вам лучше самим увидеть. Нет, без личного присутствия, прилетать сюда не надо, а вот нас бы забрать неплохо было. Даст бог, сейчас до машины у Верхнего Ута доберёмся. Да чёрт его знает, что происходит, товарищ подполковник! Я не представляю, как отчёт писать, а вы меня голосом просите обстановку доложить. Местных убивают, враг непонятный. Огнемётчиков пришлите, тут какой-то мерзостью всё… - морщился он, шагая по липкой оказавшейся на поле паутине.

Как вдруг, менее, чем за секунду, из-под земли, из какой-то прикрытой и замаскированной норы, его выхватил серый паук примерно с лошадь, и затащил к себе, да так, что даже крика Георгия Владимировича я оттуда уже не слышал, замерев на месте и не смея даже дышать от увиденного.

Я видел такое в документальных передачах. Паук оплетает вокруг входа в нору своей сетью пространство, а потом выпрыгивает на того, кто подошёл слишком близко. А мы же бежали вместе, почти рядом. Я тоже протоптался обувью по этой паутине, даже не заметив. Я мог быть вот так на его месте! Видать, его подошва оказалась более липучей что ли, или голос от телефонного разговора привлёк паука сильнее, чем вибрации наших ног… Или я каким-то чудом успел пробежать, а Георгий замедлился… Но его больше не было со мной. Его больше не было вообще! А я даже не мог сам позвонить кому-то и сообщить, что случилось!

Придя в себя, едва не задохнувшись, закашлявшись от нехватки воздуха и подавившись слюной, буквально склонившись вдвое, я стоял на месте, паникуя от издаваемых собой звуков ещё сильнее, ожидая, когда и на меня выскочит эта громадная тварь и утащит в недра заготовленной и раскопанной для меня могилы. Но мизгирь не торопился. Или не мизгирь даже вовсе, а громадный паук какой-то иной породы, норный здешний или даже пришлый из недр туши своей королевы, заполонившей здесь всё своим бесчисленным потомством!

Почему-то в давно потерянном рассудке опять проскочили какие-то логические мысли, мол, корма с одного человека пауку может хватить довольно надолго, они обычно не запасаются несколькими жертвами. Разве что тенетники, к которым попадается в паутину обилие мух и кузнечиков, могут, как на шведском столе, пировать по желанию кем хотят из пришедших к ним на трапезу жертв.

Но один ли он на этом поле? И за что Георгия-то? Он-то чем виновен был и что плохого паукам сделал? Неужто тоже когда-то убивал ползучих гадов? Я, слегка отдышавшись, начал аккуратно идти ближе к дороге. Так путь к деревне был дольше, чем бежать напрямую, но выглядел хоть чуточку безопаснее. Почему эта тварь не выскочила на нас, когда мы шли туда, ещё по пути в низину? Вся ситуация продолжала порождать вопросы, как космическая необъятная бестия производит свои отродья.

Может, в этом вся суть? Каждое поколение пауков становилось всё меньше и меньше, пока не остановилось на своих нынешних размерах. Сейчас открывают виды и удивительно маленьких паукообразных, в несколько миллиметров. А есть и птициееды-голиафы, которые хорошо закрепились в своей австралийской нише.

Не знаю, как обрывки знаний по школьной биологии и почерпнутое из документальных когда-то увиденных передач помогут мне выжить, я не знал никаких способов отпугивания пауков и не мог ничем защититься. Даже пистолет был во второй руке у Георгия, когда его, докладывавшего по телефону, затащили столь быстро, что палец даже в судорогах не успел нажать на курок…

В отчаянии я брёл до деревни, из которой ещё предстояло добраться до следующей, отыскать в сумерках брошенную машину… Да уж, стал трудолюбивым «типичным козерогом», конечно… А я вот «овен» на деле, тот ещё баран! Будь проклята эта работа и эта глухомань, этот Степаныч и его задания, эти «Волки» с любым ударением, названные уже точно не в честь серых лесных хищников семейства псовых, а именно, что в честь пауков-волков, южнорусских тарантулов, которых здесь называют словом «мизгирь». А, может, и не только здесь, меня-то это как должно волновать? Будь прокляты все эти культы и богиня-паучиха вместе с ними!

Я судорожно дошагал до таблички с названием деревни и прямо на дороге рухнул на колени. Передо мной многочисленные восьминогие твари уже опутывали паутиной обречённую Лузенину вместе со всеми её молящимися жителями, давно обречёнными быть инкубаторами для выводка новых арахнидов… И какой смысл был всем этих людям вместе с их многочисленными предками столько веков, если не тысячелетий, боготворить этих пауков, если те вот так в одночасье устроили всему населению это зверское и воистину безжалостное истребление…

Позади ад, впереди новые круги преисподней, по краям поля, кишащие ловушками с засевшими там голодными охотящимися тварями. Даже до леса не добраться, и кто знает, что ожидало бы там. Где-то позади уже раздавалось шебуршание о сухую траву бесчисленных ползучих лапок… Почему? Почему именно пауки? Так страшно мне ещё не было никогда!

А среди этого, постепенно окружавшего меня мерзкого шелеста членистоногой орды, в котором также слышалось зловещие стрекотание, словно эти создание тёрли своими хелицерами друг о друга, пронизывая меня ещё сильнее болезненными иглами дикого ужаса в преддверии неизбежного конца, был ещё один топот. Величественный, едва не содрогавший землю. Помпезный и пафосный, с каким маршировала всеми своими несметными конечностями кривая и асимметричная богиня пауков, которая знала все мои грехи, каждую убитую за жизнь букашку, и особенно сегодняшнего раздавленного мизгиря, за которого была зла сильнее всего…

Оглядываться и смотреть на них было нельзя. Воображение само от одного только этого звука вокруг рисовало всё самое страшное. Нельзя было видеть воочию ни размерено двигающее божество, ни его триумфально скрежетавшее потомство. Это мифический титан о тысячи рук и тысячи глаз. Хтоническое чудище, одолеть которое способны лишь иные боги. Это уродливое воплощение самого природного гнева, олицетворение ярости, это славянский Вий, взгляд которого хуже смерти.

Оно - и мать своим исчадьям, и генерал подручной прожорливой армии. Обоеполый бог-паук, оплетающий всё вокруг своей паутиной, готовый порождать своё ядовитое воинство вновь и вновь, от которого не спасёт ни молитвенное слово, ни древнее заклятье, ни языческий оберег, ни нательный крест. Божество безжалостное и незнающее ни сострадания, ни прощения, потому как у природы просто нет таких понятий! Есть только хищник и жертва, а жертвой в этом плане сейчас выступает само человечество.

Под хлопки крыльев пророчащей смерть ночи, под эхо клёкота своей цвиркающей бесовской «музыки», выползали те, кто жил за миллионы лет до человечества и будет жить ещё миллионы лет после. Истинные хозяева мира, верхушка пищевой цепи, с жадным хлюпаньем насмехающаяся над нашими жалкими попытками выстроить свою цивилизацию на издревле принадлежащей им планете.

Холодной гнетущей хваткой сумрак сдавливал моё сознание, заставляя понять, что я уже никогда не вернусь домой, не обниму родных и не имею будущего. Чьё-то совершенно чужеродное к нашему естеству правосудие будет вершиться здесь и сейчас, настигнув меня неотступным роком судьбы. Омут отчаяния принимал последние крупицы моего жалкого рассудка, раздавленного под свинцовой тяжестью размозжившей меня обречённости.

И если только может человек издать из самого нутра своей души неописуемый, почти звериный, идущий из древнейших времён вопль истинной беспомощности, то я, испустив его с последним дыханием жизни, в нём растворился, теряя сознание. Это было единственным способом спастись – единственным путём сбежать от реальности и не ощутить боль пронзающих клыков, выпрыскивающих растекающийся яд.

Оставалось надеяться, что уход от материальной действительности станет действительно вратами в вечность. Что я уже не очнусь наполовину переваренный и разлагающийся изнутри или с пузырями паучьих яиц у себя на спине, когда во мне будет кто-то копошиться. Раствориться во мгле, стать ветром средь забытой пыли эонов и давно заброшенных ветхих пустынь, затеряться во времени, где нет ни боли, ни самого страха, потому что даже формы перестают существовать. Оставалось пропадать в этой густой бездне забвения со скромным лучом затаившейся надежды, что военные выжгут здесь всё… И что хотя бы детей уже успели эвакуировать из поселений как можно дальше от этого воплотившегося в явь неистового и сотканного из липких нитей безумия хаоса кошмара.

Группа автора: https://vk.com/vlad_volkov_books

Начало здесь. Влад Волков - "Мизгирь", часть 2

Арахнофобией я, вроде бы, не страдаю, но видя подобных опасных тварей, всё-таки предпочитаю вскочить и раздавить башмаком, что тут же и сделал, нежели мирно сожительствовать и не замечать. Видать, городской рефлекс, хоть там таких здоровых и мохнатых я, благо, никогда не видел. Стремление защитить близких и детей, чтобы на такую ядовитую дрянь не наткнулись.

А, может, всё то же, что и с боязнью уколов? Мне, в принципе, не шибко страшны там пчёлы и шмели, осы, даже скорпионы, но мысль об укусе паука или змеи сейчас внушала кую-то настоящую необъяснимую дрожь, представляя себе подобное, как настоящий кошмар наяву! Со всеми этими жуткими последствиями типа нарывов, нагноения, боли в конечностях, параличе и так далее...

- Ох, чего ты... - сокрушался о судьбе членистоногого участковый.

- Да ты его видел? Лохматый, здоровый, я думал, в России такие вообще не водятся! – заявил я, реально в глубине души всё же ощущая этот с веками заложенный первобытный страх перед кусачими тварями.

- Мизгирь, как мизгирь. Южнорусский тарантул, - произнёс в ответ собеседник. - Из семейства пауков-волков.

- Да всё равно какой! Испанский, южнорусский, бразильский! – жестикулировал я довольно активно. - Мог за руку цапнуть и на тот свет меня отправить.

- Да ну что ты, Пётр Ильич, - всё сокрушался тот. - Мизгирь, он как шершень. Поболит, опухнет, дня три и пройдёт. Не смертельно.

- Всё равно не много радости трое суток с отметинами «вампирских» клыков на руке ходить, да ещё, может, аллергическая реакция какая выступит. У многих людей вон на пчёл аллергия есть. А кто знает, что у населения страны в отношении тарантулов. Южно-русский, говоришь? Не на таком уж мы и юге здесь в Свердловской области, - отвечал я на это.

- Но места-то хорошие, а лето жаркое. Давным-давно обитают, иначе бы и такого культа предков к ним ни было, - произнёс участковый. - Мелкими паучками птахи местные кормятся, лягушки. Регулируют их численность, чтоб не расплодились.

- Ты зубищи эти видел? – всё ужасался я. - Сам серый, на нём рисунок такой светленький, словно роспись народная, глазки-бусины, а под ними… Рыжеватые в чёрную полоску, мехом покрытые громадные челюсти, пол руки оттяпает. Вот недаром же их пауки-волки назвали…

И тут меня как-то осенило, да сразу вдруг поплохело. А точно ли из-за серых волков деревеньку ту когда-то «Волки» назвали? А не из-за засилья ли здесь вокруг таких прядильщиков, которым поклоняются местные селяне, как духам-защитникам и живым оберегам? Раз из семейства пауков-волков эта тварь. Какие именно это «Волки»? Аж ехать туда расхотелось, хотя никогда прежде такой панической боязнью пауков я, сколько помню себя, не страдал.

Я не боялся их мелких домовых собратьев, когда те попадались в квартире или за городом, меня не пугали картинки из детских энциклопедий или документальные передачи, хотя сам факт этой немыслимо жуткой смерти, когда несчастную мышь или кузнечика буквально в жидкость вместе со всеми органами и мышцами растворяет изнутри паучий яд, а этот «вампир» потом просто пьёт свою жертву из кожной оболочки – способен внушить отвращение ко всем восьминогим.

А вот сейчас, когда оно минуты назад подползало к моей руке, меня за горло схватил такой ужас, что узри я подобного вновь рядом с собой, уже бы начал всерьёз паниковать и желать отсюда убраться. А потом ещё и машину бы на дезинсекцию отправил, не дай бог занести такую мохнатую ядовитую тварь в Екатеринбург!

- Убивать паука – очень плохая примета, - только и сказал на это Георгий. - Особенно в этих краях. Ладно, идём, - вздохнул он, глядя на то, что осталось от существа после моей подошвы, а я судорожно озирался, нет ли где ещё таких монстров.

Они хоть и серые, но на сухой выцветшей траве всё равно виднеются плохо, не контрастно, можно и не сразу заметить. Вот в экзотариуме при зоопарке, где я тоже никогда при виде таких существ никого из них не боялся, я видел, например, чёрного или тёмно-бурого с яркими рыжими полосочками вдоль лапок, такой был бы крайне заметен на многих наших пейзажах. А, которого раздавил, тот ещё мастер маскировки.

- Вот-вот, идём поскорее! – мне тоже не терпелось убраться, вдруг у них здесь гнездо. - Ты ж не собираешься ему могилку копать и хоронить, - усмехнулся я, пытаясь отвлечься от накрывшего меня страха перед пауками.

- Теперь точно дождь пойдёт, - как-то обречённо произнёс участковый, словно всерьёз верил, как маленький ребёнок, что погодный эффект может быть связан с убийством маленького членистоногого.

Да они же тут, небось, повсюду. Кого птица склюёт, кого лошадь копытом раздавит, кого ещё чем-нибудь пришибёт, у нас что, дождь непрерывно связан с циклом жизни пауков? Боюсь, он бы тогда шёл вечность, не переставая, а тут солнце вон так всю траву выжгло за «бабье лето», сам ещё помню эти солнечные и даже душные деньки. Даже не знаю, где было полегче их переносить, у нас в городе, или вот здесь, в сельской местности.

- Да ничего, небо хмурое, но не настолько мрачное, - был уверен я в обратном. - Просто облачный сегодня день. Ливней в сводке погоды не обещалось, - полез я заодно в телефон перепроверить.

По дороге в деревеньку Лузенину нам попадалось ещё несколько пауков. Благо, соломенных. Видя их, оставленных на полях, как стражей, я мысленно погружался уже в местную культуру, сам себе додумывая какие-то ритуальные пляски, похожие на тарантеллу, расположение домов от центра во все стороны с улочками в форме паутины и иное почитание этих созданий.

Наверняка у прях есть даже какие-нибудь напевы или молитвы к Богу-Пауку, чтобы пряжа хорошо прялась, чтоб никто не растрепал, чтоб нити не рвались, чтоб узор ровным шёл. Пауки-то в этом искусстве мастера, куда нам до всех их тонкостей. Охватывавший меня изнутри после случившегося ужас сосуществовал теперь уже бок о бок с трепетным почтением в попытках разобраться в истоках местной культуры.

Кто для них паук, если это реально здешний лохматый тарантул, почти незаметный на полях, со своим уникальным орнаментом по серой шёрстке. Он и творец мира, и реальное существо, способное забрать жизнь. Не знаю уж, что там про слабый яд говорил мне этот страж правопорядка, но в допотопные времена у людей и иммунитет был явно послабее. Пока те, кто выживал после паучьих укусов, не наплодили потомков, а те, также покусанные, своё следующее поколение, смерти ещё как могли случаться.

Не знаю уж, как менялся уклад местной жизни, если даже электричество до сих пор в ряд деревень не провели, но сельскую культуру, особенно, когда дело касается каких-то обрядов и верований, нам, городским, иногда понять попросту не суждено. Сказки и суеверия здесь вполне реальные исторические события и обязательно сбывающаяся магия.

Здесь гадают на суженных, предсказывают погоду по закату, а не по сводке из выпуска новостей. Это совсем иная жизнь, где доминирующее навязанное христианство сосуществует с давними языческими культами, где по-прежнему уважают домовых, задабривают полевых и леших, где по ночам по-настоящему страшно, но не от темноты, а от того, кого она способна скрывать.

Эта деревенская глубинка – буквально дорога в параллельный мир, где все живут в привычном укладе год за годом, столетие за столетием. И пока где-то там возводят нефтяные вышки, открывают кабельные телеканалы и запускают спутники в космос, здесь по-прежнему водят хороводы вокруг соломенных пауков и верят, что убийство живого членистоногого может привлечь неудачу и ненастье.

Становилось немного не по себе от всего этого, а день, тем временем, из-за плохой погоды уже постепенно двигался к вечеру. Не понятно, как я собираюсь возвращаться. Пару часов мы потратим на Лузенину и Волки, потом обратно до машины, до поворота на… как их там... Марийские Карши, вроде. И сто семьдесят километров обратно. Ладно уж, никаких звонков в пути, поеду на большой скорости, включу фары. Что нам, впервые что ль возвращаться из какой-то глухомани на ночь глядя? Мне-то ночь не страшна, со мной технологии. Будет свет автомобиля, под рукой всегда телефон с выходом в Интернет. Это даже лучше чем пафосная кобура с понтовым пистолетом, между прочим.

Однако же, при входе на территорию деревни задор мой весьма поубавился. От моста мы повернули в правую часть и тут же завидели сидевшую на земле старуху, молящуюся на небо, надевшую платье задом наперёд, так как когда она кланялась, были видны крупные вздутые пузыри у неё на спине из-под не застёгнутой ткани.

- Дело неладное, - сразу шепнул я участковому.

- Кузьминишна, ты что ль? – щурясь, признавал её тот, так как в каждой деревне определённо со многими общался, а то и вовсе запоминал всех и каждого, кто знает, насколько феноменальная у этого человека память.

- Пеньков! – вскрикнула она. - Беги давай отсюдова! Беда в деревне! Ах! А-а-й! – постанывала полноватая старушка с тёмно-зелёным в белый узор платком на голове, причём не как косынка, а то, что называется «завязанный восьмёркой».

- И тебя борщевик потрепал что ль? Экая напасть! – притопнул Георгий.

- Да какой борщевик, беду мы на себя накликали! Ой, неразумные! – причитала и буквально рыдала сморщенная старая женщина, задирая руки к небу и кланяясь. - Милостивая матушка, прости! Пощади!

- Да вон ж у тебя вся спина в ожогах пузыриться, - отвечал ей участковый, оглядываясь и на творящийся вокруг хаос.

Одни изуродованные бегали между домами по улочкам, что-то выкрикивая, другие, более здорового вида, будто бы их гоняли. Из-за ставней раздавалось разноголосые визгов, матерная брань и звуки битой посуды, словно в каждом доме гремел какой-то семейный скандал или даже соседские разборки. Всё это под завывания и резкий лай прикованных к будкам собак и топот творящейся снаружи беготни.

- Боже правый, - ахнул я, разглядывая эти крупные волдыри на старческой коже, аж вздрогнул, когда на мгновение показалось такое, о чём и фантазировать было немыслимо.

- Да что стряслось-то? Всё с ума посходили? – с возмущением повышал голос Георгий Владимирович.

- Тебе ли не знать, какое жаркое лето было… - кручинилась старушка, - Видать, птиц многих от наших земель отвадило, припекло. Никто паучат мелких не пожирал, расплодились мизгири серые повсюду! То ребёнка цапнет, то на скотине сидит, то к рыбаку заползёт, пока ждёт-сидит на бережке… Ну, и решили эти дураки всё в свои руки взять, наубивали пауков за весь сентябрь, а теперь расплачиваемся! – вновь задрала она руки ввысь. - Атла-Наша, матушка наша, пощади души грешные! – причитала она, не то ругаясь, не то произнося имя своей богини.

- Да вы серьёзно? – теперь уже не выдержал я. - Проказа за убийство пауков? Да, наверное, ползучие твари сами болели какой-то заразой. Вы их лупили лаптями там, сапогами, чем ещё. На себе таскали потом эту заразу, сами заболели, - взывал я к рациональному объяснению.

- Товарищ подполковник, - звонил уже своему начальству Георгий, - майор Паньков, старший участковый, да. Мне прям целую бригаду в Лузенину и, может, сразу по обе стороны. Творится чертовщина, бьют друг друга и окна в избах заодно. Надо разбираться, задерживать. Врачей сюда и санэпидемстанцию тоже бы, все в язвах, ожогах, у нас тут борщевик, ну вы про ЧП в Ачите уже наслышаны сами, да. Такое во всех деревнях к северу, - сообщал он, хотя на самом деле в двух ближайших от поворота по нашему пути, на удивление, признаков эпидемии не наблюдалось.

- Это уже явно не борщевик, - проговорил я вслух, но не ему, говорящему по телефону, и даже не старухе, а так, сам для себя.

- Сейчас ещё «Волков» проверим и разворачиваемся, - говорил он подполковнику. - Да, в Ачите буду уточнять у врачей ещё, детей эвакуировали? Пусть автобусы сюда везут, тут в деревнях то же самое, да. Без докторов нашим лучше не соваться, кооперируйтесь там по возможности. Нет-нет, ваше личное присутствие ни к чему, незачем подвергать себя такой опасности. Руководите дистанционно, а мы будем справляться. Да, маски пусть нашим сотрудникам раздадут. Ага, карнавальные, товарищ подполковник, - находил он ещё время пошутить. - Медицинские стерильные, может, тут и не борщевик вовсе, а может, всё разом. Чувствовал я, эта аномальная жара нам ещё аукнется… Да, буду в Ачите, отзвонюсь и доложу обстановку.

- В «Волки» это уже без меня, товарищ майор, - сообщил я тому о нежелании двигаться дальше, когда он убрал телефон в карман синеватой формы.

- Дык, а как я без тебя и машины добираться буду? – удивился тот.

- Я в машине и подожду. Вернусь к ней, там, кажется, безопаснее, - отвечал я с полной уверенностью, стараясь сохранить хладнокровие, хотя на самом деле нервничал.

Не то, чтобы и вправду поверил в какие-то проклятья, могучих древних богов и прочие слова старушки, погрязшей в пережитках прошлого, предрассудках, мифах и будто бы самолично застрявшей где-то там во времени даже не в средних веках, а во временах куда более давних. Но признаки странной болезни-то всё равно, несомненно, у меня прямо перед глазами.

- Да тут вниз от моста и далее по низине, рядом совсем! Заходить в деревню не будем, глянем обстановку. Мне знать надо, что докладывать, проводить там эвакуацию или нет, - всё просил составить компанию Георгий.

- Да твою ж мать, - треснул я себя по ноге, не желая с ним соглашаться.

У меня ж у самого дети, жалко деревенских в беде бросать. Но и к своим вернуться куда больше хочется. Да и что он, один не справится что ли?! Я вот ему на кой чёрт сдался-то вообще? Чтоб не страшно было? Да он такой мужик, что даже ядовитых пауков жалеет! Такой самого Вия не испугается и глянет тому в глаза при встрече, ещё и галстук в отражении поправит, ни разу не вздрогнув. У нас вся страна только на таких бесстрашных энтузиастах и держится, которые собой ради чужих малышей рисковать готовы...

- Я в машине подожду, - медленно повторил я ещё более уверенно свою фразу.

- Да ты не боись, у меня табельное при себе! – как же гордился он своим пистолетом…

- А кого стрелять-то, Георгий Владимирович? Вирусы? – не понимал я в кривой усмешке.

- И то верно… - вздохнул участковый и замолчал, явно не желая меня отпускать, словно, побаиваясь, что я, сев в машину, брошу его здесь на растерзание судьбе и уеду восвояси.

Но я ж не такой, разве я так запаникую? Уехать хочется, и в больницу первым делом, а не домой. А машину в мойку и на дезинсекцию от всяких тварей и бацилл! Проверюсь, что ничего не подхватил. Ещё эта тут воет-причитает, а вместе с ней на улицах сидят вон такие же старушки и деды с бородами до земли, когда скрючиваются. Молят небо, молят бога или эту свою матушку-богородицу, уж не знаю. Слишком запутаны местные верования, если всерьёз воспринимать всё то, что рассказывал мне Георгий.

- Да вызовите туда помощь сразу, зачем вообще проверять? – не понимал я.

- Ну, будь по-твоему, а то мы так до сумерек с тобой пререкаться будем. Ты мне ничего не должен, как и я тебе. Точнее, я-то как раз твоему Сергею Степановичу обещал «Волки» показать и участки заброшенные, где либо померли последние бабки, либо уехали все. Не пойдёшь, значит, смотреть? Сам понимаю, вон какое дело, - развёл он руками вокруг под вой собак и людей.

- Нет, ну, а что я ему скажу? Что так и не доехал? Если что, пусть лечение оплачивает и второй отпуск даёт, - произнёс я, не зная, ради кого и ради чего это всё делаю.

Как будто уже какая-то сила, внутренняя грызущая совесть, не позволяла мне отступать назад. Не хотелось бросать участкового одного, он, вроде, человек весьма неплохой такой, как мне показалось. Ещё эти его жалостливые фразы про деревенских детей, кстати, которых и тут в Лузенине немало, небось. Понимаю, что у меня как бы есть долг перед начальством, меня послали в «Волки», а уж сквозь какой ад я туда добираюсь, наверное, моё дело. Но лезть в непонятную эпидемию? Я что по-настоящему схожу с ума? Так вместе же не сходят, это всё по-одиночке должно быть. А мы с Георгием вон вдвоём переться решили на свою голову…

- Так идёшь али нет? Ильич, давай, не затягивай! – поманил он пальцами вытянутой ладони, но не зазывая к себе в прямом смысле, а как бы торопя с ответом, вытягивая из меня поскорее решение.

- Да иду… - нехотя слетело с губ, хотя, конечно, хотелось бы вернуться к машине.

А если я туда залезу, а там паук на сидении? Одному там ждать Георгия как-то уже даже неуютно при таких мыслях. А если он сгинет где-нибудь? Задержится в «Волках», приболеет или ему приказ сверху придёт, вертолёт какой за ним, а я буду ждать и ждать, пока ночь не настанет? Нет, вдвоём так вдвоём. Я ему не напарник, я ему ничего не должен, он всё верно сказал сейчас, я просто за компанию, чтоб никому из нас не поддаваться этой панике.

На дорогу и к мосту мы не вернулись, куда ближе было прошагать сквозь деревню. На шум внутри некоторых изб мы даже забегали, особенно, когда двери были не заперты и аж прихлопывали от творящейся внутри суматохи. Члены семей ругались, за что им такая напасть пришла. Обвиняли друг друга на чём свет стоит, я столько бранных фраз даже в песнях Шнура никогда не слышал.

Малые дети в таких домах всегда прятались в подвалах, пока мы пытались урезонить драчливых мужиков, то соседей, то отца со взрослым сыном, то братьев каких. То здоровые все, то приболевшие, то сами без язв, а старуха, мать их, вся в волдырях либо чья-то жена с пузырями на шее. И колотят друг другу лица, обвиняют, что нельзя было мизгирей трогать. А у тех своя правда, мол, дитяток кусали, самих за ноги цапали, куда руку не ткни, всюду пауки сновали.

Я б точно с ума сошёл. Как выяснилось, вид без стекла, не на картинке, не в видеоролике, а крупного тарантула рядом с собой безо всякой от того защиты, меня изрядно так изнутри корёжит. Причём, чем чаще бы я сталкивался с таким, которого раздавил ботинком, тем лишь сильнее усиливался бы явно мой страх. Паук пауком, восемь лап, восемь глаз, это ладно. Строение не такое страшное, просто осьминог сухопутный. Но эти чёртовы челюсти! Эти проклятые хелицеры! Какие ж крупные! С мужской ноготь большого пальца шириной, я как вспомню! Да безо всякого яда этот укус был бы самой жуткой пыткой из всех возможных в моей жизни! Да как я чудом уцелел, не знаю.

И, кстати, раз они поубивали кучу пауков в округе, значит, мы этих членистоногих встретить уже не должны, ведь так? А тогда и бояться зачем? Чего бояться, если объекта твоего страха более нет. В фильмах ужасов, убив монстра, все вздыхают с облегчением и ничего не страшатся. Пора и мне взять себя в руки, пока мы покинули Лузенину и двинулись вниз по небольшому холмистому склону в деревню, окружённую с трёх сторон густым лесом.

Раз дети по погребам у всех, куда мы свой нос решили сунуть, значит, не нужно так уж сильно за них переживать. Спрятались, переждут. Точнее, это их матери да отцы сами попрятали, как мы узнавали у тех, кого удалось разнять. По-человечески поговорили минут пять и дальше, от дома к дому, потеряли полчаса или даже больше, чем, если б не обращали внимания, но унять столько мелких потасовок, я считаю, уже несколько хороших добрых дел. Повезло ещё, нас по лицу никто не ударил, хоть и пытались. Пистолет участкового живо всех распугивал одним своим видом в кобуре, даже доставать не пришлось. Надеюсь, хоть настоящий, а не муляж, мало ли в воздух пальнуть для особо разъярившихся ещё придётся.

Но всё равно мужиков, которых удалось вразумить, и которые не были покрыты язвами, мы уговорили спасать малышню и выводить из деревни. Поручили им эвакуацию, сказав, что скоро прибудет помощь. Георгий же и вправду сюда вызвал людей, отвезут тех, кто ещё не заражён, в безопасное место, пока мы разведываем ситуацию далее.

Впереди нас в вечернем тумане уже виднелась территория деревеньки. Шагали мы туда в быстром темпе, несмотря на усталость, где на улицах все молили какую-то матушку. Мне даже показалось, здесь не христианские, а уже почти мусульманские корни. Некий «Атлах» звучал в словах молящихся стариков, знаю лишь такой когда-то существовавший город на территории нынешней Киргизии, где произошла Таласская битва между китайцами и арабами в древнейшие времена. Может оттуда и божество в наши края добрело в сказаниях да поэмах, так или иначе, с расселением народов, торговыми путями и тому подобным?

Поначалу мне казалось, что впереди нас ждёт очень-очень густой туман, потом, подходя ближе, дымка виделась вполне проглядной, но вот деревня была будто бы покрыта снегом. А, когда же мы, подошли совсем близко, то не верили своим глазам!

Все «Волки» были окутаны многослойными нитями белёсой паутины! Не просто там кусок дома или вдоль сарая, а всё целиком и полностью! Улицы, столбы, крыши домов и пространство между ними – всё-всё было опутано липкой полупрозрачной субстанцией, под которой шевелились настоящие орды восьминогих тварей всех возможных размеров.

Они играючи легко перебирали своими лапками и ползали, кто по крышам, кто по земле, кто вверх или вниз по стенам деревенских избушек. Зрелище поистине шокирующее, увидеть арахнидов в одном месте да в таком количестве безо всякого заграждения, если не считать полупрозрачный покров из паутины.

Я воочию узрел, как возле не закрытого ставнями окна медленно в сторону крыши взбирался паук превосходящий размер этого самого окошка! Да таких ведь не бывает и не должно вовсе быть! А они были, живые и настоящие, не какие-то духи хранители, не призраки прошлого, не демонические субстанции, а материальные членистоногие размером от таких, что с ладошку, снующие чуть ли не стаями в областях чердаков, до подобных тому чучелу из соломы, буквально с лошадь, с машину, если не больше, проползавших по паутине улиц между домами, цветниками и огородами.

Некоторые тёрли задними лапками своё лохматое брюшко, какие-то издавали клокочущие звуки своими крупными загнутыми челюстями, один вид которых вводил буквально в обморочное состояние. Казалось, даже тому, кто не шибко боится таких созданий, при виде этих многолапых гигантов, серьёзно превышающих привычный для нас размер даже тех же тарантулов и птицеедов, было бы крайне не по себе. А от пауков можно ждать чего угодно. Вы когда-нибудь видели, как они молниеносно хватают добычу? Да на расстоянии с целую улицу такая тварь смогла бы схватить человека в мгновение ока!

Были опутаны деревья и деревенские лавочки, качели и киоски, собачьи будки, цепи чьих обитателей вели вовнутрь темноты входного отверстия и оставляли судьбу владельцев неизвестной. И я, и Георгий от вида этого просто непередаваемого невероятного ужаса остолбенели так, что не могли закричать и даже броситься стремглав наутёк, как только узрели копошащуюся мерзость, как единый бесформенный организм, опутавший целое поселение! Но самое ужасное мы заметили чуть позже.

- Смотри! – ткнул участковый пальцем в пространство центральной улицы перед нами, а я аж одёрнул его, чтобы он своим медным голосищем не привлекал внимание этих чудовищ.

Теперь уже эти мысли о несчастных мышах, которых восьминогие ядовитые охотники заживо растворяют и выпивают, переходили на новый уровень, если представить, что гигантские пауки начнут лакомиться человечиной, чем, похоже, они здесь и промышляли. Укус одного того малыша я представлял самым болезненным, а если пронзит тот, что размером с окно или тот, что размером с машину? Даст бог, умрёшь от потери крови раньше, чем ощутишь, как гниют в месиво «бульона» все твои внутренности… А если вдруг не умрёшь и будешь вот так разлагаться живьём? А эти многоглазые чудовища будут ползать к тебе, вновь вонзать свои клыки и пить, пока ты ещё всё чувствуешь…

Я едва не упал, а там, куда показывал Георгий Владимирович, по дороге проползал человек. Несчастный щуплый старик, совершенно голый, усеянный на шее и спине этими крупными волдырями, в которых даже сквозь слои паутины было видно, как подрагивают маленькие тёмные фигуры…

И тогда я вспомнил, что мне примерещилось у того мужчине ещё в Верхнем Уте, и затем в волдыре старухи соседней деревни – я буквально видел, как внутри пузыря дёргалось нечто чёрное, но решил, что разум и фантазия решили сыграть со мной злую шутку. Мозг как бы отрицал и прятал от меня настоящую реальность, пока сердце твердило быть сильным и сохранять мужественность. А сейчас уже накрыло озарение, и воспоминания друг за другом хлынули под всё звучащий в голове аккомпанемент этих слов её голоса, сообщая о разгневанной языческой богине, виноватой в охватившей местных жителей болезни.

И вот пузыри лопнули… Сонм мелких паучат во все стороны расползался от распластавшегося и, кажется, в этот самый миг испустившего последний вздох измождённого и иссохшегося деда, чьи соки они пили внутри, пока были крохотными, а теперь созрели до той поры, когда можно пробиться из своего кокона наружу.

Это был не борщевик и даже не бактерии, путешествующие на пауках. Эти твари попросту превращали людей в живые инкубаторы! В корм, который жрут их детишки, пока подрастают, прежде, чем разодрать оболочку несчастной жертвы, заканчивая эту нескончаемую агонию, эхом доносящуюся с самых древних времён, когда мир был совсем иным, когда не было ни динозавров ни даже горгонопсов, когда миром правили членистоногие, в океанах сновали ракоскорпионы, а по земле уже ползали точно такие же пауки. Ничуть не изменившиеся в ходе эволюции, разве что, слегка обмельчавшие в размерах, как казалось современной науке, но я-то воочию видел, какие гиганты на самом деле среди них существуют где-то в дальних уголках нашей собственной страны!

Мои ноги дрожали так, что даже если бы на нас понёсся какой-нибудь крупный мизгирь, я бы не смог сдвинуться с места, лишь тщетно прикрываясь локтями от ужаса. А вот участковый был посмелее, хотя явно тоже был крайне шокирован увиденным зрелищем. Он достал пистолет из кобуры, хвала всем любым богам, похоже, всё-таки, настоящий.

Продолжение (и окончание) следует...

Группа автора: https://vk.com/vlad_volkov_books

В канцелярии Абсолюта творился хаос. Летали бумаги, раздражённые ангелы и творители, небесные нимфы искали документы, подносили толпе недовольных посетителей напитки, уговаривали подождать, отвечали на требовательные рваные звонки…

В кабинете Верховного Распорядителя Абсолюта стояло такое напряжение, что его можно было резать, пилить и жечь. За столом сидел сам Верховный Распорядитель, представившийся Абигором. За длинным столом расположились гости. Среди пары десятков богов находились и мифические создания: духи природы, какие-то демоны и ангелы.

-Согласно закону Великого Абсолюта, пожелавшего проявить себя как разумное существо, - устало начал зачитывать с длинного пергамента Абигор, - так, это неинтересно. Вот! Согласно закону, каждый из смертных (именуемых далее – людьми) получает после смерти приют в доме той силы, к которой обращался в течение жизни. В случае если смертный (именуемый далее – человек), не обращается к сила, так, это уже не сюда. Поправки пошли.

-Ну! – раздражённо отозвался громогласный Седовласый Бог, проводя пальцем по посоху с выбитыми молниями. – Вот. Мы здесь. Все, к кому обращался этот…

Седовласый Бог с оттенком брезгливого отвращения кивнул в сторону закованного в дальнем углу цепями человечка, погружённого в сон. Судьба его души не могла решиться уже очень давно, человечек на земле находился между жизнью и смертью, а в канцелярии Абсолюта всё решали и решали.

В самом деле, человечек с земли так перестраховывался и боялся, что молился и взывал буквально к каждому, кто находился в числе гостей в этом кабинете.

-Что за народ, - вздохнул Абигор, потирая виски. Ему требовался отпуск. Пара десятков лет где-нибудь в чертогах Сатурна и нормально, можно снова работать с этими…

Абигор снова вздохнул и нажал на кнопку связи с секретарём. Потребовал полный список обращений человечка. Список был принесён белоглазой подслеповатой дриадой, вместе с которой в кабинет попытались прорваться и другие посетители.

-У меня совещание! – крикнул Распорядитель. – Со-ве-ща-ние! Читайте по губам.

Список неприятно поражал скачком человеческой мысли от бога принятого в стране обитания до богов экзотических, перемещался и прыгал он и по существам более низшим и к тёмным силам, ну что за работа!

-Последнее обращение к Дьяволу, - мрачно отозвался Распорядитель, пробегая список профессиональным взглядом. – Кто здесь Дьявол?

-Я, - отозвался мгновенно один из гостей. Дьявол был облачён в тёмную блестящую мантию, высокий лоб венчал чёрный изогнутый венец. Лицо же его сохранило остатки ангельской красоты, но тьма отточила изящество, придала какую-то затягивающую глубину каждой черте его лица. – Очень приятно.

-Так, хорошо. – Распорядитель кивнул. – Я предлагаю и отдать Дьяволу эту душу. Он последний, так справедливо.

-Да, - подтвердил Бог-Громовержец, облачённый в красную рубаху, подпоясанный какой-то льняной верёвкой. – Да, и пойдём уже отсюда.

-Нет, подождите! – женская фигура поднялась из-за стола. Оскорбленная, величественная в своём изгнании, она обратила на себя всё внимание посетителей. – Нет такого закона, по которому последний получает душу!

-Дорогая, сядь, - Громовержец явно был смущён такой горячностью выступившей.

«Дорогая» смерила его презрительно-насмешливым взглядом и прошипела:

-Не смей называть меня так. Ты ещё за Ганимеда мне не ответил!

Распорядитель закатил глаза. Эта парочка всегда давала повод для шуток и головной боли. Выступившая, однако, замолчала и вернулась на своё место. Сказать-то сказала, а вроде бы и не при деле теперь. Хитра.

-Ну не при всех же, - Громовержец перешёл на шёпот, поспешно оглядываясь. Ангелы потупили взоры и покраснели. Демоны навострили уши. Кое-кто из Богов пошевелился. Дьявол отозвался со своего места:

-Не стесняйся, друг мой. Все свои!

-А мне тоже интересно, - подала голос тоненькая смуглая богиня в тиаре из папируса.

-Напомни, кто она? – шёпотом спросил у Распорядителя весёлый бог-карлик в набедренной повязке, но смуглая богиня услышала и смерила карлика таким взглядом равнодушия, что весёлость в его глазах сошла на нет.

-Давайте отдадим эту душу тому, к кому он чаще всего обращался? – предложил молодой мужчина с мягким голосом. Он выглядел странно. В белых одеждах, но на голове его находился странного вида терновый венок, а в ладонях его были ужасные раны.

Дьявол встрепенулся. Отыскал его взглядом:

-Кого я вижу!

-Здравствуй, - кивнул обратившийся странный бог.

-Хорошая идея, - отозвался Распорядитель, довольный выходом. – Так. Нет, не пойдёт.

-Почему? – недовольно поднял голову одноглазый старик. До этого момента он усиленно изображал спящего.

-Спите дальше, - ледяной дух природы отодвинулся подальше. – Дай-ка угадаю, Дьявол?

-Да, - печально воззрился на Дьявола Распорядитель. – Ну, пожалуйста…

-Да вы спятили! – Дьявол испуганно открестился. – Вы совсем спятили! У меня же бюджет - он не резиновый. А каждого прокорми-накажи-устрой! Нет, не возьму.

-Сдаюсь! – Распорядитель зло взглянул на перепуганного Дьявола. – Этот нам помочь не хочет… решайте сами.

-Тебе что, жалко? – спросил мужчина с израненными ладонями.

-Нет, говорю же – бюджет. Я бы с удовольствием, но… - Дьявол чувствовал себя неестественно. Ему было страшно в компании злобно настроенных богов.

-Отдайте его мне! – предложила женщина с головой змеи. Её голос походил на шипение, зрачки вертикальные: она внушала липкий холодный ужас.

-Это с чего это? – разъярился седобородый Бог в красной рубахе. – К нам тоже мало кто обращается уже. Нет, милок, отдай его нам…

-Нет, нам! В прошлый раз было к вам! – воинственный дух не отступался. Его глаза горели стальным блеском мечей и выигранных битв, губы окрасились кровью, пролитой солдатами во имя идей…

Поднялся жуткий гвалт. Каждый стремился доказать и переспорить. Каждый хотел себе душу, кроме Дьявола. Тот всерьёз был озадачен. Его бюджет утверждён на ближайшие сто лет. Он уже во многом отказывал с такими клиентами. к его ужасу – пришлось даже подержать несколько дней Цербера на диете из колбасных очисток с мясного московского рынка, а кто знает, что там в этих очистках? Собака, конечно, не умрёт, но у неё есть душа, и она вполне живо обижалась…

Гремела древняя латынь и бессмертный русский мат, сотрясались от оскорблений стены, дрожали стаканы и стёкла.

-Хватит! – Распорядитель был жесток и печален. – Пусть живёт. Может ещё и придёт к кому. А не придёт – поможем. Списки подайте, кого там мало у нас…и прочь. Свободны.

Кабинет пустел быстро. Враги и друзья шумно переговаривались и обсуждали свои шансы на получение души какого-то человечка.

-Как же я хочу в отпуск, - пробормотал Абигор, мигом теряя свою стальную силу, растворяясь в бесконечной усталости. Он не обращался ни к кому, но его услышал тот, кто ищет подобный зов в ликах людей и в ликах мифических существ с одинаковой тщательностью.

-Приезжай, - отозвался Дьявол добродушно.

-Меня уволят за отдых у вас, - покачал головой несчастный.

-А ты с инспекцией приезжай, - рассмеялся Лукавый.

И где-то, на другом конце жизни, совершалось чудо. Человечек обретал жизнь, возвращался из промежуточного состояния, поднимался из глубокой комы душою. Об одном только будет переживать этот человечек до конца дней – о шёпоте, который раздался, как будто бы прямо в его голове:

-Уверуй в великую богиню Хатор…

Человечек уверовал в Хатор, а заодно и в ещё десяток новых богов, не подозревая, какими словами кроют его в канцелярии Великого Абсолюта и, не слыша приглушённых проклятий откуда-то из-под земли сквозь треск вечного пламени…