Дождь + Рассказ

Дождь за окном лил уже несколько дней, а может и недель. В такие пасмурные дни, когда никуда не хочется идти, ты не можешь ощутить день полностью, от заката до рассвета. Встав с утра на работу, лениво собравшись, медленно переваливаясь из стороны в сторону, шагая из комнаты в комнату в поисках каких-то мелочей, что ты забыл с собой прихватить, ты проводишь своё начало дня. Люди же, чья работа связанна с большим достатком и меньшим трудом, тоже не замечают большинство таких дней. Пойдя вечером в бар, в игорный дом, или в места куда слаще и пикантней, они проводят там большую часть ночи. Заказав такси, эти благородные люди разъезжаются по домам, засыпая перед рассветом. Проспав большую часть дня они просят слуг и прислужников подать завтрак, медленно читают газету и отдыхают душой от всей этой вечерней кутерьмы. Совсем без охоты, словно вспомнив свой долг перед Родиной, они начинают собираться и приводить себя в порядок. Вызывают такси, тогда, когда на часах уже позже десяти и едут в тебе самые бары, игорные дома или места слаще и пикантнее.

Именно так идут дни, у многих людей они безлики и грустны. Печальны, скучны и обычны. И каждый их раскрашивает по-своему. А кого-то эти дни устраивают и они живут так же как и жили всегда. Но дождь, такой сладкий и красивый около дачного домика, что близ чистого и прозрачного озерца, вдали от людей, совершенно иной в многолюдном ночном городе. Тут он словно пытается заглушить голоса тех жертв, что все проиграли и не смогли заказать такси, а в дальнейшем, в пьяном угаре, решили пощекотать себе нервы пройдясь по мало знакомым им темным закоулкам. Тут дождь словно подельник, который пытается смыть кровь, заглушить крики жертв случая. В городе дождь как судья, и с каждым днём, что Солнце не видит этот город - все чище и чище становятся улицы и переулки. Чище от чего? От этих людей, что зачастую мнят себя невиновными. О них пишут в газетах, что читают такие же люди, как и они, сидя у себя в кабинете, проснувшись позже обеда: "Невинная жертва была убита этой ночью: Сколько полиция будет смотреть сквозь рукава?". Но мы не будем врать, но не будем и приукрашивать. Возможно тот человек и не сделал ничего плохо. Но сделал ли он что-нибудь хорошее? И в газетах ни пишут, но так оно и есть - тут каждый в чем-то виноват.

Дождь лил за окном, стуча по водосточным трубам. Издалека доносились тихий приглушённый лай собак и крики пьяниц. Изредка сквозь жалюзи проникали струйки света, что улетели от фар своих машин. В эти моменты комната наполнялась тенями причудливой формы, что менялись быстро словно вода в реке и быстро исчезали, таяли словно лёд. А звук воды, что разбрызгивали колеса, тихие завывания двигателя уносились куда-то в даль, медленно и аккуратно. Они никогда не обрывались посередине своего звучания, и этим они внушали стабильность. Из приоткрытого окна тонкой струйкой лился ветер, что покачивал жалюзи и лежащий на стуле близ окна, плащ. В комнате было прохладно, немного сыро и сквозь редкие лучи света от фар проезжающих машин можно было разглядеть тягучий, тяжелый сигаретный дым. Комната была на редкость пустой: рядом с окном стояла кровать, облокотившись своей спинкой к стене, справа от неё - тумба с телефоном и пепельницей, в которой тлел бычок сигареты, напротив кровати - маленький стол, а в левом верхнем углу комнаты был маленький дверной проем. Чуть ниже белые дверцы прикрывали бельевой шкаф, и будучи чуть приоткрытыми в шкафу можно было разглядеть пару костюмов, не сильно помятых и не сильно выглаженных, пару классических ботинок, с тусклым лоском и шляпу, под цвет плаща, что был перекинут через спинку стула подле окна. За дверным проемом был небольшой коридор, который был направлен прямиком в парадную дверь маленькой старой квартирки. По правой стороне коридора была дверь в ванную, с квадратным зеркалом, умывальником и душевой кабинкой, а далее дверь в кухню. Плита на пару комфорок, холодильник высотой с высокого карлика, окно на другую сторону дома и рядом - пара шкафов с кухонными принадлежностями и бутылками алкогольного содержания.

На кровати, что была обычного потрепанного виду, облокотившись на скомканные подушки полусидел Хару. Он достал пачку сигарет из под одеяла, левой рукой безуспешно поискав зажигалку он рядом лежащей спичкой зажег очередную сигарету, что уже горой находились в пепельнице, и закурил. Ему не спалось. Ему редко хорошо спалось. Дни шли как река, что никогда не разливается по берегам и что никогда не замедляет своего тока из-за засухи. Дни его были одинокими днями одинокого человека, который работал главным детективом в городском управлении. Он поздно уходил, рано приходил. Дела закрывались редко, а ещё этот едкий дождь последние недели смывал все единообразие и без того скудных улик... Солнце не показывалось так же давно, как и кем-то забытый дядя миллионер, который не хотел бы показываться своим дальним родственникам. Хару дымил одну за одной уже второй час ожидая некоторого звонка. Какого - он знал точно. Последний час он сидел в растерянности, странно что в пятницу, излишне дождливой ночью не было никаких звонков.

Последнее время дела шли плохо. Жалование снизили, продукты стали продаваться старые, а убийцы и маньяки стали совсем неинтересными. Дела или не раскрывались вовсе или были на столько бытовыми и банальными, что даже сажать виновника не хотелось. Все это стало такой обыденностью, такой скукотой, тленом... Конечно, были и плюсы. Жалование, что стало ниже - было не особо и нужно. Проблемы в городской казне никогда не волновали Хару. Он даже и не знал на что тратить эти деньги. С семи лет, после какой-то там трагедии он остался совсем один. Детский дом, приют. Ему никогда не было там плохо. Но жили они и правда скудно. Потом полная надежд юность, учеба, продвижение по карьерной лестнице ступень за ступенью. Да не как-то там, а с помощью своих способностей: трудолюбия, упорности, острого ума и жажды раскрыть каждое дело, даже самое, казалось бы, бесполезное. В дальнейшем оптимистичный запал постепенно пропадал, времена стали не те, а деньги... Они никогда к ним не стремился. И накопив порядком на хороший дом и машину, на пару дорогих костюмов и аксессуаров, да и вообще на дальнейшую безбедную жизнь он, хоть и пил редко, а так же покупал пойло в соседнем от него магазине. Работал он от нечего делать. Его звали и рангом выше. Но если он и на работе будет только читать и никуда не выезжать, то того и гляди - пить он станет куда чаще. С его работой и стремлениями с женщинами он не ладил. А сейчас, казалось бы, когда он мог бы посвящать им больше времени и даже создать семью, все те единственные куда-то пропали. Ну, а искать их - дело пустое. Или это не единственные.

Хару человек странный. Человек устоявшийся, со своими тараканами, принципами. Со своими переживаниями и проблемами. Но самое главное, он всегда был честен, он всегда был правдив и неуклонен в своих решениях. И сейчас, достигнув какого-то положения, сорокалетнего с лишним возраста, он, по-сути не имел ничего. Но ему что-то постоянно хотелось.

В этот момент прозвенел телефон. Уже поднимая его, он тушил сигарету и пытался ухватить свой плащ.

- Здравствуй дорогой друг! Здравствуй! Давно не виделись. Такая ночь, такая ночь... Я думал что мы наберём тебя раньше, куда раньше. Ты, того гляди, и не спал, ждал звонка как сторожевой пёс!

- И правда, ждал. Не спать же. Да, с трупом сегодня затянули. Но в полку прибыл не один. Сколько их? Всего. Дом осмотрели?

- Восемнадцать. Все они убиты одинаково - кто-то перерезал им горло. Стоя сзади, скорее всего держа их одной рукой, точнее левой, а правой, слева на право, косым резом. Рана достаточно глубокая, задеты хрящи трахеи. Что тут сказать - нож должен был быть острым, а хозяин достаточно сильным. Что поражает, что некоторые находились в одних комнатах. Как же они не видели, стоя друг напротив друга? Или же их перенесли...

- Но кровавых следов от тел нет, из такой глубокой раны кровь била фонтаном, смотри на эти два, что запачкали всю стену... Самое главное запачкали такой пейзаж. Даже за слоем крови видна работа мастера...

- Явно старая работа, оригинал. Стоит не дёшево... На втором этаже та же ситуация...

- Пейзаж испорчен кровью?

- Да, точнее нет... Это не пейзаж, а портрет деда владельца дома, Финкертона Алдоу. Как забавно, именно его кровь и испортила столько искусную работу!

- Ничего...

- Ты правда думаешь что твой старый друг Риэль не отправил был никого на осмотр? Конечно я это сделал! Ничего не было украдено. Деньги, бумаги и бумажники, картины, древности, золото, все на месте! Ничего.

- А если все на месте, значит, Риэль...

- Значит мы не знаем что они украли.

- Не знаем, Хару.

- Другие мотивы?

- Пока нет, но мы работаем. Ночь ещё долгая, может этот некто объявится где-нибудь еще? Умно уточнить всю биографию собственника, опросить родственников погибших, пробежаться по местам, где они чаще всего бывают.

- Начнём с главы дома. Родственников в живых нет, денег много. Местная знаменитость. Уже не первый год он устраивает вечеринки, полные разврата. Играет на тотализаторах. Может он кого обидел? А остальные... Ты же знаешь этих ребят. Они не будут разбираться кого убили. Но одно "но" меня смущает. Так методично зарезаны, по несколько в одной комнате. Как они не увидели, как они... Нужно пройтись по дому. Сообщай мне все новое.

- Эх, не зря он сегодня ждал. Как повезло.

Хару обошёл зал, обводя взглядом каждый доступный угол, осматривая каждую доступную щелку, ничего не упуская из виду. Убийства были весьма странными, явно не запланированными заранее. Признаков взлома не было. Вероятнее всего сами господа впустили его в дом. Или же он пробрался через какое-либо открытое окно. Возможно кто-либо даже знал этого человека. В доме на момент убийства был один всего-лишь один слуга, да и тот, по его словам был заперт в винном погребе. Он утверждает что господа, после того как он подал на стол вино не того года разозлились и силой кинули его в погреб, что бы он выучил каждую бутылку из сотен что там находились. Сказать врал он или нет было нельзя. Прокатясь по лестнице погреба двадцать с лишним ступенек он выглядел помятым с синяками и ссадинами. И тогда, когда представители власти выпустили его из заточения, он был ошарашен увиденным и не мог говорить около часа. С другой стороны какой хладнокровный и расчетливый убийца, тем более, вдруг он умалишенный, не сможет грамотно отыграть роль бедного слуги? Хару не знал что делать, мысли в голове не имели никакой упорядоченности. Он обошёл весь дом, все комнаты, осмотрел каждый труп. Ничего нового он не смог найти, пока напоследок не решил попрощаться с хозяином дома, так сказать отдать ему дань уважения гостя. Подойдя ближе он посмотрел на портрет его деда, ещё раз удивляясь тонкости работы, мастерству исполнения. Сам же дедушка Финкертон был статный мужчина, широкоплечий, с острым взглядом, выразительным подбородком и чуть странной осанкой. Этот факт Хару приметил впервые. Он для красоты решил чуть наклонить портрет и заметил, что кровь зашла за рамки плотно прилегающие к стене. С других сторон этого не было, а значит, подумал он, она попала сюда раньше. Хару снял портрет, и осмотрел его с внутренней стороны. На его нижнем ободке совсем не было пыли, а все полотно изнутри было протерто от пыли чей-то рукой. След был свежим, четким. Возможно здесь что-то искали, может даже забрали. Или убийца решил что осанка мистера Финкертона не имеет такого значение, как равенство самого портрета супротив стен.

- Я понимаю, что жаль это произведение искусства, да и продать его можно достаточно дорого, даже таким неприглядным, как сейчас, но мы на службе, друг.

- Не издевайся над стариком. Посмотри очертания картины на стене, эту пыль...

- Думаешь наш подозреваемый - заядлый перфекционист?

- Или он действительно что-то украл.

- Но мы не знаем.

- Да. Мы не знаем что.

Уже было глубоко за полночь. Длинными струями на набережную лился осенний дождь. Вода затекала во все щели асфальта, собиралась в лужи. По ним уверенной походкой шагал Роберт Корнак. На набережной не было фонарей, и только дождь немного проявлял силуэт одинокого странника, идущего в, только ему ведомом, направлении.

Вода стекала по полам его шляпы, поднятому воротнику и странному рюкзаку за спиной. Ему было холодно, он тщетно пытался зарыться лицом в мокрое пальто.

Город спал, а он шел.

- Три года назад я бы на это никогда не решился – Вдруг произнес он сам себе. – нет три года назад я верил в чудеса и случайности, я был королем положения, я был удачлив и дерзок, я был … а теперь я живу. Хех!

Он остановился, попытался отряхнуть капли воды с шляпы, но она вновь натекла. Дождь лил не прекращаясь. Многочисленные капли падали в лужи создавая множество пузырьков.

Роберт покашлял и снова пошел. На улице были только он, ночь и дождь, дождь смывающий все следы, глушащий все звуки и запахи.

Корнак снова заговорил, обращаясь к невидимому собеседнику:

- Вот весь наш социум это какая-то глупая игра. Игра, деятельность не имеющая точной цели, не приносящая желаемых результатов. Мы просто играем в выживание. Мы строим систему. Которая делает жизнь лучше, приносим в нее сложности, которые делают жизнь хуже, потом вновь строим систему, которая исправляет эти сложности. Это все прыжки на месте. И мы искренне верим, что то, кто прыгнет на 1мм выше тот герой и достоин всяческих похвал. А остальные пыль. Это все глупая игра, по глупым правилам. И да, я чертовски хорошо в нее играл, играю и буду играть. Я лучший игрок.

Он усмехнулся, поправил за плечами свой странного вида рюкзак и зашагал боле быстрыми шагами. Вода уже хлюпала в ботинках, пара капелек просочилось сквозь пальто и противно стекали по шее.

- Да я был главою компании Корнак и Сигал, да я был успешен и коварен. – Его голос становился все громче - На любых переговорах, я как умелый шахматист, знал все ходы оппонентов и мог их разбить даже не начиная партии. Я знал слабые и сильные стороны каждого вошедшего в мой кабинет. Я знаю назубок все правила общения, интриг и обмана. На этих рельсах я был самый быстрый паровоз. Но все-таки это рельсы. – Он на секунду замолк. Его голос стал тише – но потом пришел он. Он рассказал мне, что я ошибаюсь, что бегая по кругу не залезть на дерево, как бы быстро я не бегал...

Набережная закончилась и он вышел на освещенную витринами улицу. Из-за пелены дождя невозможно было разобрать, что там выставлено, они просто окрашивали разноцветными красками серый асфальт. Роберт нагнулся вперед, позволив рюкзаку лечь на спину и дать плечам отдохнуть.

- В тот день – Он кашлянул – было совещание директоров по поводу реструктуризации компании и оптимизации персонала. Они все молчали и улыбались, пытались сдерживать смех при моих, как мне казалось смелых ходах. – Он снова зашагал вперед – Я не понимал, почему они усмехаются эти псы, эти ничтожества. Вальдер Скотт, этот прихвостень, никогда ничего не делал сам, он тупой исполнитель, забитый, боящийся ответственности, он даже не решился спросить жену, откуда у нее ребенок, хотя его не было 2 года дома. И этот мешок сидел и улыбался своими поросячьими глазками. Когда я предлагал уплотнить почтовый отдел. Он что-то знал, что-то уже сделал и хихикал, как старая домохозяйка, которая уже видела эту серию Марии Дже Ленер и знала, что Хосе Панио опростоволосится в туалете. Я знал, что этой мерзости кто-то что-то предложил. Бэзил Сомерсет, хороший руководитель, опытный, бывший военный, любит дисциплину, бьет жену, не выносит неподчинения, любит выпить, туп и прямолинеен как бронепоезд, но он тоже прятал улыбку в своих огромных моржовых усищах. Он знал больше чем я. Горбарг Липкинс, о да этот лис очень хитер и опасен, именно он что-то нашел на меня. Этот человек способен перерыть все грязное белье на свете лишь бы сместить меня, лишь бы занять место с кабинетом побольше, он и подчинил всю эту толпу пустоголовых брехунов. Да именно, он нашел как вставить мне палку в колесу, и судя по сияющим детским глазкам, он понял, как меня сместить. Да в тот вечер мне подкинули такую свинью, что мне не оставили выбора как только задуматься об отставке.

Роберт остановился под каким-то символическим навесом, там дождь лил нетак сильно, он оперся низом своего рюкзака на выступ в стене и немного расслабил плечи. Дождь все еще лил сплошной стеной. Он отдышался, стряхнул капли воды с рукавов и шляпы, достал пачку мокрых сигарет и, даже не пробуя закурить, продолжил беседу с пустотой.

- В тот вечер мне поставили шах и практически мат. Меня обскакали в моей дисциплине, меня разбили на моем поле и они были довольны собой. Эти боровы смогли ловко опереться на мои плечи и прыгнуть на 0,3мм выше меня. Нет, я не был взбешен, я был просто удручен. В тот вечер я отпустила водителя, и пошел немного выпить в кабачок. Там было уютно, шумно, накурено, в толпе проще стать невидимкой, проще потеряться. Но именно там я встретил его.

Роберт посмотрел на пачку слипшихся сигарет, молча, сунул ее в карман. Оттолкнулся от стены и вновь вышел в дождь.

- Именно он открыл мне глаза на наш мир. – Кричал сквозь усиливающийся ливень - он буквально парой фраз объяснил мне, что все есть тлен. Бессмысленно ковырять улитку иголкой, если можно взять молоток и разбить ее. Мы пишем правила, по которым сами и живем, но когда правила играют против нас, главное вспомнить, что именно мы их пишем. И искусство игры именно в искусном написании правил, таким образом, чтобы быть победителем, это и есть движение вверх. Сказав все это он встал, взял свои косу и вышел, я не разглядел его лица, и даже не запомнил имени, я был уже изрядно пьян, но слова его были выжжены в моем мозгу. Я понял, что мне надо сделать, и я это сделаю.

Он подошел к какойто большой стеклянной двери, прошел типичный серый вестибюль со спящим охранником и вошел в лифт. Здесь было сухо, здесь не было дождя, здесь было тихо. Лифт поднимался на 17ый этаж. Роберт снял рюкзак, мокрые пальто и шляпу, скинул промокший свитер, после надел рюкзак на футболку с надписью, Survivor. Лифт проехал 8-ой этаж.

- Я мастер искусства игры, я игрок. Эти боровы имели секретный ход, нашли брешь в моих доспехах и разбили меня по моим старым правилам, но правила изменились. – Лифт проехал 10ый этаж. – Сегодня я буду победителем, я нашел брешь в их доспехах, их ахиллесову пяту и ей я сегодня воспользуюсь. – 12ый этаж. – Теос, Руфус, Аменос – 13ый этаж - Плечом к плечу, крылом к крылу, летите ко мне. – 14ый этаж - Пусть трое приведут девять. - 15ый этаж - Пусть девять приведут двенадцать. – 16ый этаж - И пусть все они заберут меня. – 17ый этаж - Слуги смерти, я ваш!!!

Двери лифта открылись, и к толпе изумленного совета директоров, отмечающего победу с розовым шампанским и грузинскими осликами, вышел бывший генеральный директор и владелец контрольного пакета акций Роберт Корнак с весомыми аргументом своей правоты. Он на ходу вытащил из-за спины дуло ручного военного огнемета и внес яркости и ясности в заседание присутствующих….

- Да Руфус, молодец, ты просто педагог. – Говорил, стоя на соседней крыше, высокий мужчина с детским лицом и огромным мечом. Он обращался к закутанной фигуре с косой в руках.

- Теос, не принимай все так буквально, все сделано правильно, он снова прозрел, потом он прозреет еще, и возможно он сможет перевести их всех выше.

- Ты ему симпатизируешь?

- Да. Он принципиален.

Они продолжили стоять и смотреть на алое пламя, бушующее за стеклянными стенами кампании Корнак и Сигал, а вокруг шел дождь…

Решил выложить свой рассказ на ваш суд. Буду рад объективной критике.

- Привет, - он едва заметно улыбнулся ей, хотя в душе царила буря эмоций.

- Здравствуй, - ответила она с показным хладнокровием, хотя они оба ждали только этого вечера, уже несколько лет.

За окном лил дождь, точно как в тот день, когда они встретились пять лет назад. Но судьба злодейка раскидала их по разные стороны горизонта.

- Как твои дела? - девушка решила первой нарушить неловкое молчание.

- Да вот, женился, - он виновато опустил голову. - думал, что потерял тебя навсегда, старался забыть всё. Как у тебя дела?

- Закончила учиться, красный диплом. Теперь ищу работу. А ты молодец, что наконец-то остепенился. Надо было когда-нибудь повзрослеть.

- Смешно это слышать от человека, который младше на три года, - он улыбнулся. Когда в последний раз он так искренне улыбался? Уже и не вспомнить. На свадьбе, которую не хотел или на работе, которую не любишь. – Сама-то ещё не вышла замуж?

- Не успела ещё с этой учёбой.

Над их столиком повисла неловкое молчание. У каждого было столько всего, что было важно рассказать, но словно невидимый барьер стоял между ними.

- А знаешь...- сказали они почти одновременно и сразу засмеялись.

- Ты первая тогда говори.

- Я очень по тебе скучала.

- Я тоже...- он посмотрел в её глаза и снова увидел в ней ту девушку, которая навсегда забрала его сердце, которая заставляла его чувствовать себя живым. Словно проснувшись от глубоко сна парень не понимал как он стал жить так, как он предал свои идеалы. - Давай сбежим отсюда. Будем ездить по городам, помнишь, как мы мечтали? Будем зарабатывать тем, что играть музыку по переходам и кабакам!

Она слегка улыбнулась.

- Хорошо, но только мне надо будет решить пару вопросов в другом городе. Я обязательно позвоню.

Была та же осень, что и несколько лет назад. Шёл мелкий дождь. Всё было по старому, та же работа, та же семья, тот же дом, но только звонка так и не было.

Мое выражение мыслей.
(осторожно, много букв)


Шум ветра за окном. Вокруг тишина. Выходишь на улицу. Пасмурно. Ты идешь, испытывая некое особое, непередаваемое чувство. В один момент ты останавливаешься, смотришь в небо и задумываешься. Задумываешься о жизни, времени, себе. Начинается небольшой дождик. Постепенно он смывает те краски, в которых ты видишь мир. Ты возвращаешься в свою квартиру, распахиваешь шторы, не включая свет, и в полутьме смотришь в окно. А там просто идет дождь. Дождь за окном.


Утро.
Беспокойный сон кончился. Лежа в кровати, ты понимаешь, что идти все равно придется. Одеваешься. Выходя из дома, не обращаешь внимания, закрыл ли ты за собой дверь на замок. Вокруг масса людей, которым на тебя плевать, как и тебе на них. Ярко зеленые листья выделяются на фоне этой серости, которая тебя окружает. Вдыхая непередаваемый запах этой погоды, ты продолжаешь свой путь. Туман мешает смотреть далеко вперед, но тебе этого и не надо. Наоборот ты мечтаешь раствориться в нем, стать его частью. Но ты всего лишь человек. Тебе такое не дозволенно. Смирившись со своей участью, ты вновь продолжаешь свой путь, но осознаешь, что не хочешь этого делать. Хочешь просто остановиться и больше никогда не двигаться. Чтобы время замерло, оставив этот миг утра навсегда. Но этому не бывать.


День.
Не комната. Клетка. Помещения разные, но ощущение одинаковое. Сидя в этой комнате, ты вновь хочешь вырваться туда, где все окутал туман, где разгуливает ветер, где начинается дождь. Почему то те краски, которые видят все, ты видишь в блеклых тонах. Ты уже смирился с этим. Бетон, вокруг тебя бетон, и ты понимаешь, что тебе не выйти отсюда, пока не придет время. Кто-то решил с тобой заговорить. Для него ты просто человек. Для тебя он ничто, пустая оболочка. Диалог длится недолго и заканчивается уходом собеседника, который смотрит на тебя как на странного. Люди, окружающие тебя, не понимают твоих чувств. Тебе приходится притворяться, быть похожим на них. Иногда это не всегда удается. И тогда все начинают думать, что тебе грустно, задают вопросы, пытаются помочь. Но тебе от них ничего не надо, ведь ты всего лишь перестал быть похожим на них, буквально на мгновение. Дождь за окном усиливается, и тебе это нравиться. Невыносимо тяжело находится здесь. Хочешь, чтобы все в один миг пропали в серости дня, и ты остался один. Долгожданный момент. Ты уходишь обратно, в свой мир.


Вечер.
Будто тень, ты идешь по улице. Видишь, как люди куда-то спешат, суетятся. Суета, суета, суета. Она захватила людей, и они вечно торопятся. Остановиться на мгновение и просто насладиться окружающим непозволительно. Шум ветра, звук дождя, шелест листьев. Это могут оценить немногие. Куча пустышек окружает тебя. Вся эта серость, туман, дождь. Все это делает мир похожим на пустоту. Но если вокруг тебя пустышки, то это и есть пустота? Твое воображение опять разыгралось. Это просто мир, не пустота. И тогда тебя наполняет гнев. Ты видишь, как мир, который не является пустотой, горит. Огонь пожирает все, деревья, дома, людей. Но им безразлично. Будто они этого и ждали. Бессмысленная ярость. Она тебя губит. Ты ничего не можешь с ней поделать. Разве что попробовать не обращать на нее внимания. Тогда она утихает. Ты вновь с самим собой. Дождь падает на тот пепел, который сотворил огонь, ветер его разносит, из тумана выходят невредимые деревья, здания, люди. Ты ощущаешь покой, стоя под дождем и наблюдая за тем, как он смывает краски мира. Дождь понемногу смывает и твои краски. Тебе все равно. Возможно это к лучшему. Дверь на ключ закрыта не была.



Ночь.
Долгожданное время. Весь мир слепнет. Только темнота. В ней ты слышишь звуки капающего дождя. Умиротворение. Твоя душа выходит из тела, и отправляется в эту темноту. Дождь напитывает ее своей влагой, ветер обдает потоками воздуха. Наслаждение высшей степени. Ты очнулся. Ты дома. Душа внутри тебя. Ты просто смотришь сквозь стекло на дождь. Дождь за окном. Осознание того, что ты никогда не будешь един с этим, тебя ломает. Как тяжело все это носить в себе. Ты хочешь от этого отказаться, но тебе нравиться это. Как наркотик. Приходит чувство смирения. Взглянув в окно в последний раз, ты уходишь спать. Вновь этот беспокойный сон, от которого ты хотел бы отказаться.



Утро.
Беспокойный сон кончился. Лежа в кровати, ты понимаешь, что идти все равно придется…

- А сегодня обещали хорошую погоду. Всегда так…
- Погода отличная, друг мой!
Мой друг недоверчиво взглянул на тучи, ковром застелившие, вроде только недавно ясное, небо, он не видел всей прелести дождя после знойной недели. Ветер, поющий о грядущей буре, утих, птицы попрятались в гнездах, насекомые укрылись в траве и лес замер в ожидании. Капли звенели о листья дуба, росшего в двух шагах от нас, пели о начале летнего дождя, а вдали, где лес становился гуще, деревья трепетали, шелестя листвой, словно хохотали от щекочущих их ветви, мелких капель, стремительно павших с небес на землю, спасая чащу от засухи.
- Закрой глаза, - промолвил мой друг.
Я последовал его совету, закрыл глаза и поднял голову вверх. Теплые капли дождя падали на уставшее от жары тело, тут же покрывшееся мурашками, благодаря это летнее чудо. Душный воздух обратился прохладой и свежестью, и лес, словно оживая, зашумел листвой. В этот чудный момент, чувствуя неописуемую радость, мы стояли, размахнув, словно крылья, руки, мысленно летели сквозь лес, испытывая счастье, что тянуло нас выше и легкость, что не давала упасть. Жаль, что все, кто, изливаясь потом, сидел в душных коробках городских домов, кто обманывал себя и, жмурясь от удовольствия, уткнулся в вентилятор, не парят от счастья, дождем разбивая земные оковы, что держат нас в городе, закрытом от этого счастья. А дождь все шел, разбивая капли о наши тела. Он усилился и я понял, что мне чего-то не хватает. Я понял, что до сегодняшнего дня я никогда не покидал город без своей жены. Моя жена…
Я раскрыл глаза, солнце закрыли черные тучи и лес начал опускаться во мрак. Сверкнула молния, крупная и ветвистая, осветив лес ярким светом. Поднялся ветер и листва, шелестя, будто плача, отрывалась от ветвей и уносилась в глубь чащи. Мой друг что-то пытался сказать мне, но гром, сотрясая твердь, заглушил его слова. Ветер гнул деревья, что скрипя, пытались устоять на своих корнях и не погибнуть.
- Нам нужно уходить, - мой друг стоял поодаль, но я отлично его слышал. Он стоял ко мне лицом, но лица разглядеть я не мог. Он протянул мне руку и повторил:
- Нам нужно уходить, - будто на ухо, очень близко. Но я не хотел с ним идти, где-то здесь точно должна была быть она, я не мог бросить свою жену в такую бурю. Я поднял голову и взглянул на небо. Черное, устрашающие. Но через мгновение я видел только белый свет. Молния ослепила меня, но грома не последовало, как и не было слышно ветра, треска деревьев. Не было слышно птиц, что спасались от бури. Была одна лишь тишина. И свет. Белый-белый. И сквозь него пробивалось чуть слышно:
- Ты очнулся…

1

Это был обычный ноябрьский вечер. Вечно серое небо свинцом давило на город. Почти все листья с деревьев мигрировали в жижу под ногами. Теперь эти скелеты выглядели как напоминание о приближающейся зиме.

Вид из окна моей квартиры напоминал неумелую карикатуру на третий круг ада. Такие-же измученные буднями люди, гниющие от повседневности.
Дождь сменявшийся редкими минутами тишины, порядком поднадоевший, навязчивый, долбил по подоконнику невидимыми барабанными палочками.
Незатейливый ритм уже целую неделю являлся единственной музыкой. Лишь она провожала на работу и встречала вечером.

Голубь колотивший своим дурацким клювом по окну, замер, поступился и безвольно кувыркнулся назад. Я проводил его взглядом, на одного счастливчика больше.
Зеленый чай налитый в немытую кружку уже порядком под остыл. Яичница похожая больше на испражнение, не лезла в горло, обожаю понедельники - саркастичным эхом отдалось в голове.
Желудок урчал как умирающий старикашка, это навело мысль о том что надо переместить мой не задавшийся завтрак в пластиковый контейнер.

Слегка пошатываясь от похмелья, поднялся со стула и направился к столешнице.
Раз, два, три. Холодная плитка обжигает ноги. Я дотрагиваюсь до ручки, эта маленькая дверца ведет в этакий склад всякой всячины. Негромкий скрип петель помогает двери вскрыть темноту.

Паук потревоженный сонным великаном поспешил забиться в щель. Протянутая в его сторону рука, остановилась в дюйме от убежища выбранного наспех. Ручища начала двигаться то в одну, то в другую сторону, наводя беспорядок.
Четыре пары крошечных черных глаз беспрерывно следили за незнакомцем. В один момент чудище остановилось над чем-то, схватило беднягу и выдернуло его из тьмы. Мохнатое тельце расслабилось, в этот раз не за ним.
Однако рука вновь потянулась в его сторону, необходимо было сбежать.
Жидкости под хитиновым панцирем начали двигаться вдвое быстрее, натянутые как струны лапки вздрагивали от налившей их силы.

Казалось что я нашел то что искал, однако отблеск неизвестного ранее предмета привлек мое внимание. Пришлось сунуть руку в самый дальний угол испачкав её в пыли, паутине и прочих прелестях давно не убиравшихся мест. В углу мельком заметил крошечного паукашку. Я конечно не арахнафоб, но пауков не люблю.

Помыв как оказалось — кружку, оттерев от нее то что раньше было пауком я определил ей место на столе. Красивая, белая как глаза больного катарактой. Трясущейся рукой я взвесил ее в руке, тяжелая, мужская, на вскидку определили что в нее вмещается литр. Хоть что-то хорошее в этом уродливом утре. Взглянув на часы увидел что самое время натягивать свой повседневный гардероб.

На улице нещадно завывал ветер, редкие, ледяные капли как маленькие пули пытались пробить куртку и достать до живой плоти. Не частые прохожие ежились, укутывались в шарфы, натягивали шапки, прикрывали лица руками. Меня передернуло. Мимо пролетел пакет одной из известных торговых сетей.
- Ну, блядь, понеслась.
Нырнув из под козырька подъезда в буйство стихии, я по семенил к своей ржавой колымаге, попутно перепрыгивая неглубокие лужи. Эти 40 метров дались относительно тяжело, ветер пытался подхватить все что мог и я был в этом списке. Замерзшая рука сжимала ключи от машины, не чувствуя пальцев я попытался сунуть кусок гравированного металла в замочную скважину. Трясущаяся конечность делала все что-бы не дать попасть в сухой салон.
Прекратив это предательское движение я попал ключом в заветную дырку, но дверь поддается не сразу.
- Ебучие Польские замки.
Еще пара секунд, механизм поддался и я падаю в кресло. Капли из последних сил догоняют меня, закрываю дверь.

Стартер пора-бы починить, но ленца как никогда проявляет себя именно осенью. Так или иначе машина завелась и я выруливаю задним ходом. Стекла быстро запотели, машину раскачивает усилившийся ветер, кажется что мы будем работать даже в ядерную войну.

Выезжая со двора заметил на дороге пару мертвых голубей, уже три - подмечаю я.
Сцепление, первая... Мотор тихонько подвывает под капотом. Вторая, машину немного дергает.
Прибавляю громкости, «Guns N' Roses» как-бы насмехаясь горланят исключительно летнюю песню:

Take me down to the paradise city, Where the grass is green and the girls are pretty...

2

Под колесами сменяются сотни заботливо уложенных узбеками асфальтовых заплаток. Достигаю ограничения по скорости и перехожу на нейтралку, сквозь непрерывно работающие дворники виднеется вереница габаритных огней.
С обыденным раздражением притапливаю педаль тормоза.
- Товарищи, я только спросить!
Пропускаю между колес продавленный в асфальт люк и останавливаюсь.
Осматриваю зеркала, что ожидаю увидеть не понятно, они смачно заплёваны дождем. Машину пошатывает очередным порывом.
Новоприобретённая семейка продвигается на пару метров вперед, закуриваю первую сигарету. Взгляд падает на недавнюю находку.
- Господи Есусе, она просто блядь огромная.
«Данхилл» медленно но верно разгоняет мой мотор до рабочей температуры.

Тойота «Ярис» ярко зеленого цвета стоящая перед мной пропускает очередного автолюбителя. Салон медленно заполняет табачный дым, приоткрываю окно.
В сантиметровую щель разом ринулся ветер, нечесанные волосы шевелятся в унисон с порывами, приоткрываю второе окно в надежде создать хоть какой-то сквозняк.

Десятиминутное рандеву со светофором заканчивается, теперь нам предстоит петтинг с главной дорогой. На встречу проехал автобус и пара легковушек, для этих ребят все ужасы пробок закончены. "Ярис" дергается и включает аварийку.
- Шо за хуйня?
Дамочка неопределенного возраста вылезла из машины, ловлю себя на мысли что розовое пальтишко явно не по сезону. Она отчаянно пытается открыть зонт, у нее это получается. Первый порыв, второй... Зонт улетает в черные как сажа кусты.
- Встретились.
Включаю поворотник, даю немного влево, чисто. Обхожу препятствие, зажигаю вторую сигарету и мысленно сочувствую тем ребятам, что ехали позади меня.

Путешествие до работы нельзя назвать сказочным, мудаки там и сям, неадекваты на "BMW". Одна и таже музыка, которая пополняется раз в неопределенное время.

"The mamas and papas" завывают свой бессмертный хит "san francisco", преодолеваю последний "трудный" светофор. Тут же нападает непонятное чувство тоски.
Еще несколько поворотов и мотор замолкает на парковке. Машину раскачивает еще сильнее, в боковые стекла ударяет двойная порция воды. Я уже опаздываю и план который предлагает отсидеться в тепле являет собой не лучшую идею.
- Самое время дохуя поработать.
Панель от магнитолы отправляется в сумку, телефон и зажигалку "Zippo" постигает та же учесть.
- Теперь моя очередь.
Ноги высунувшиеся из-за двери встают в лужу, в лицо ударяет дождь в вперемешку с ветром. Ловкими движениями закрываю машину, перепрыгиваю через оставшиеся на пути две лужи и скрываюсь от стихии под стеклянным щитом нависшим над головой. Войдя в двери повернул голову в направлении зеркала, в ответ на меня взглянул пиздец с человеческим лицом. Приминаю беспорядок на голове и двигаю глубже.

- "Здравствуйте коллеги" - Нарочито веселым голосом оповещаю я о своем появлении.

З.Ы. Ссорян за орфографию.

Моросит. Так славно... Капли мелкие, словно из душа, но редкие, будто их по одной сверху запускают. Костёр ещё долго не погаснет. Удивительно, как он вообще горит. Воды немного льётся с небес, но и огонь такой слабый, несмелый. Он осторожно собирает хворост в свои лапы, прожигает медленно, прощупывая каждый сучок, каждую травинку. Потом поленья. Такие массивные и неуклюжие. Огонь ползёт по ним, тихо, почти неслышно, шепчась с листвой вокруг. Белый пепел смешался с бесстрашным углём, который, не сдаваясь, всё тлеет под неумолимой водяной струёй.
Руки отсырели. Голова мокрая. Капюшон пропитан запахом дыма и прелой листвы. Грязь забилась в самые мелкие трещины на коже, сделав её твёрдой, грубой, почти каменной. Мелкие царапины совсем не страшны. Сучки веток ломаются о грубые ладони и пальцы.
Небо стало одним единым потолком для всего, что ползает, бежит, стоит внизу. Деревья кажутся очень маленькими по сравнению с этим массивным, всемогущим и так упорно моросящим небом. Дома тщедушны и нелепы. Будто бы одного взмаха достаточно, чтобы вмять сухую дощатую крышу уютного домика вовнутрь, превращая в пластиковую кашу все предметы в комнатах со второго на первый этаж. Только лишь металл кажется надёжным. Но, едва ли он выдержит удар стихии, если она выдернет с корнем все опоры, все столбы, трубы. Тогда металл станет простой бесформенной картоночкой в руках младенца, которому не нужен повод, чтобы лишний раз смять, порвать, сломать.
В волосах запутались древесные крошки. Когда ломаешь хворост, щепки и крошки летят во все стороны, подобно воронам, которых спугнул глухой и пронзительный выстрел из ружья.
Зябковато. Если сидеть у костра, то чувствуешь его дыхание, которое окутывает словно бабушкино пуховое одеяло. Огонь уже освоил поленья и нужно подложить ещё один слой хвороста и поленьев поверх него. Вечный голод - это и есть огонь. Ему всё время мало. Ему всё равно, как долго, ему нужно всё поглотить, без остатка. Мёртвые части деревьев, будучи ещё живыми, цветущими и живущими, точно не могли представить это пламя, жадное, пылкое и неумолимое.
Стоит лишь отойти от костра, как под ногами - липкая, приставучая весенняя грязь. И это не просто земля, орошённая водой. Это песочно-глинистое болотце, в котором бывают лужи по колено. Грязь подмерзает на холоде, принимает причудливые формы, предательски выдаёт недавнее присутствие человека или транспорта. В лужах вода мутная от постоянных капель сверху, которые неустанно бьют по беспокойной поверхности воды.
Пролетели чайки. Массивные белые птицы, визгливо вопящие что-то невнятное, то ли друг другу, то ли людям, снующим внизу. Медленный полёт их сродни разговору двух людей рядом с тобой. Они так увлечены им, что весь их диалог сливается с окружающей средой, с фоном. И уже даже при всём желании не выходит нарушить этот естественный ход вещей своей неуклюжей фразой или вопросом.
Подложили ещё хвороста в костёр. Он осмелел, поглядел снизу вверх на капли воды, бьющие ему на лицо, на могущественное пасмурное небо, на чаек. Всё нормально, можно работать. Огонь смело берётся за новое горючее. Его обед бесконечен. Вода уже не в силах даже замедлить губительный для мёртвых веток триумф пламени. И безжизненные конечности деревьев умирают во второй раз. Теперь уже окончательно, с решительной целью стать землёй, питающей новые деревья, которые снова не будут даже представлять, что такое огонь.