История про одну зимнюю поездку, которая случилась давно, но веселит нас до сих пор.
Сейчас моя младшая сестра – чемпион страны по служебной кинологии, ведущий кто-то там, эксперт и прочие пироги (я путаюсь в титулах и показаниях), простите.
А случай, о котором речь, приключился зимой лет тридцать пять назад. Мы тряслись в наполненном саранском автобусе: две сестренки. Одна школьница, вторая в детский сад ходит.
Впихнуться утром или вечером в переполненный транспорт было непросто: глаза на лбу, пуговицы на асфальте, ноги оттоптаны. А мелкая – целая, невредимая, мною втиснута недалеко от входа между сидящими гражданами.
Рядом с ней в углу бабуся, хорошо за семьдесят, но бодрая, веселая, трещит, болтает с соседкой. Везет большую корзину, снаружи завязанную платком. Сквозь плотную ткань пробивается наружу сногсшибательный аромат свежей еще теплой выпечки.
За покрытым узорами окном – минус тридцать или минус двадцать с большим хвостом.
Автобус тыр, дыр, пыр - трясется, везет домой.
Стою сбоку, цепляюсь за поручень, зеваю, стараюсь, чтобы меня толпой не оттащило слишком далеко от уютно пристроившейся малышки. Она полна энергии, головой крутит, разглядывает людей, предметы. И вот вижу я, что детский любопытный взгляд все чаще и чаще останавливается на корзине…
И отвлечь ребенка не могу, повисла, зажатая между добрыми согражданами в полутора метрах от нее.
Людмила водит острым лисьим носиком, жадно и шумно вдыхает запах. Окончательно концентрируется на источнике головокружительного аромата, а дело то зимой происходит. Все еще и замерзли.
До нашей остановки еще пилить и пилить. Малышка вздыхает раз, другой. На нее обращают внимание.
Минуту они с хозяйкой корзинки друг друга разглядывают. Лицо старушки становится расслабленным, мягким, она перестает болтать с соседкой и обращается к малышке.
Людмила энергично кивает, помпон на шапочке трясется вверх-вниз.
Старушка с кряхтением наклоняется и отвязывает платок с одной стороны. Ыыыыы. Ох.
Запах прыжком вырывается в салон и наполняет его весь, от водительской кабины до задней площадки. Нервно и жадно сглатывает несколько человек сразу, у кого-то громко урчит в животе.
Невозмутимая бабуля достает внушительного размера пирог и протягивает Людмиле.
Пусть она не поинтересовалась у меня, можно ли девочке сладкое. Пусть она вообще не задумывалась, а имеет ли право чужому ребенку еду предлагать без спроса. Не про это речь. Не будем об этом спорить, хорошо?
Раньше чем добрая женщина вытянула руку, детка уже стряхнула с лапки варежку на резинке, сцапала угощение и вгрызлась в него с урчанием. Так котята умеют и человеческие детеныши.
Ворчит, жует, причмокивает. Ест так вкусно, что в улыбках расплывается сама бабушка, ее соседка, затем пара хмурых мужиков, явно рабочих.
А мне неловко. И сверху, сбоку, прокашлявшись, подаю голос.
- Люда! Людочка. Что надо сказать?
Она оборачивается: шапка набок, на щечках повидло, на подбородке крошки. А глаза сияют как звезды. Смотрит на меня в короткой попытке сосредоточиться, переключить внимание с вкусняшки на старшую сестру.
Потом кивает, мол поняла, поняла. И снова крутит головой, облизнувшись, ищет взгляд благодетельницы, которая угостила пирогом.
Все, включая меня, ждут детскую благодарность. Что-то вроде: вкусно, спасибо.
Голос у ребенка звонкий и ясный. На весь салон она заявляет с сильным возмущением.
Первыми заржали рабочие, потом хозяйка пирожков, следом покатились остальные пассажиры. По-моему смеялся даже водитель.
Мне сначала стало стыдно, аж уши бордовые, в жар бросило. Потом я успокоилась немного. Ну пять лет малышке, ничего страшного.
Вот и наша остановка, пора на выход. Младшая, как раз успела невозмутимо дожевать пирожок.
Я ухватила ее за руку, стала вытаскивать и бормотать старушке спасибо, большое спасибо и проститенаспожалуйста.
Она пихала мне несколько пирожков, махала рукой, как родной, которую провожает с теплом и радостью. Она продолжала улыбаться.
Закрыв двери и удаляясь дальше по маршруту, автобус снова дружно грянул смехом, видимо, в ответ на чью-то реплику, которую я уже не слышала.
Мы шли домой, снег похрустывал под ногами. Ребенок теперь уже не спеша, жевал второй пирожок.
