Иду я на днях и вижу— возле магазина грубой веревкой привязана за шею худая собака. Без ошейника, просто веревкой. Выглядело это довольно паршиво.
Я зашла в магазин и спросила у девочек на кассе, откуда животное, может, хозяин внутри, а может, кто-то бросил на привязи — а собака крупная, не каждый просто так подойдет веревочку отвязать.
В магазине никто ничего не знает, выхожу, и тут подходит мужичок … ну такой… Не бомж, не выпивший, но очень бедно одетый, потрепанный жизнью, непонятный.
Говорит, что это его собака, он за едой в ларек ходил, попросить что-нибудь своему товарищу четвероногому.
Я поняла, что это не живодер, просто у него нет денег на ошейник.
Сказала, чтоб он подождал, побежала в ближайший зоомагазин, купила какой-то дешевый ошейник и корма пакет, принесла.
Надел мужик «обновку» собаке, сразу другой вид у хвостатой! Важный такой, почти ухоженный.
Я говорю, вы хоть на ошейнике напишите, что собака хозяйская, все ж какой-никакой знак, что не бродячая.
А он пронзительно смотрит на меня и говорит так акцентированно, медленно и выразительно:
«Вы людей не знаете! Никакой знак не остановит, если глаза пылают!»
Мороз у меня по коже от этого мужика пошел.
Не знаю людей… Ну и не беда. В академики по человековедению никогда не метила.
Поодаль стояла видная дама в подчеркнуто пышном наряде, разговора нашего не слышала, просто внимательно смотрела на все это. А когда я проходила мимо, вдруг громко говорит мне, даже с обидой какой-то:
— Ну и зачем вы ему ошейник дали, он же пропьет! Нечего таким помогать!
Хмыкнула я и пошла молча дальше.
Помогать таким… Таким... это каким? Может, пропьет, а может, и не пропьет. А может, завтра ось Вселенская на землю упадет! Мне почем знать.
Оглянулась, а дама так и смотрит мне вслед обиженно, лицо скорбное, губы поджаты, глаза ПЫЛАЮТ.
Думаю, да что ж такое случилось - реакция у дамы, как будто я ее глубоко ранила, в самое сердце.
Прямо на лице написано, как она сейчас скорбит о несправедливости Вселенной, почему это всяких блохастых собак и потрепанных бездельников на халяву ошейниками одаряют, а мне, такой со всех сторон положительной, даже шиш с маслом просто так не прилетит. Только с предоплатой. Несправедливая она какая … Вселенная.
Через пару дней я увидела того мужика. Сидит на лавочке, с собакой один пирожок на двоих едят, ошейника на ней нет. Но веревкой за шею она уже не привязана, ремень от штанов хозяин ей приладил.
Он меня узнал и говорит, но по-другому, эдак весело, как будто радуется:
- Вы людей не знаете! Вот видите, украли ошейник какие-то злодеи! Но я ремень свой снял и надел на Джульку.
И не понять, что за мужик!
Вот не скажешь же, что добряк простодушный, на несправедливость-то Вселенной ему явно пенять нечего — глаза холодные, пронизывающие, какие шторма лютуют за ними, только догадываться можно. Леденящим ветром «других земель» от него сквозит, до костей пробирает.
А собаку вот, видно, что свою любит, не привязал снова веревкой, ремень свой, может единственный, не пожалел. И пирожок — пополам у них.
Сидят, солнышку улыбаются.
Да ... не знаю я людей. Ну и ничего!
А вот Вселенная - знает! ПОТОМУ И ПОМОГАЕТ.
