Традиционно: Что почитать на пикабу - @RusAD,
Читая разные статьи по поводу публикаций в издательствах, не раз натыкался на утверждение, что истории, начинающиеся с пробуждения главного героя, редакторы бракуют чуть ли не с первых слов. Что ж, challenge accepted! Сразу захотелось написать рассказ, начинающийся именно так, но остающийся достаточно интересным. Вышло или нет - решать, как всегда, вам.
Объем получился средний, поэтому пока будете читать эту часть (если будете:) ), постараюсь выложить вторую (заключительную).
Второе пришествие
Будильник привычной мелодией известил Арсения Мироновича Панина о том, что настало шесть утра, и пора вставать. Будучи всю жизнь совой, он довольно легко приспособился к новому режиму на старости лет. Первое время его часами мучила бессонница, и по утрам приходилось буквально силой заставлять себя подняться с кровати, так и манившей его обратно. Два-три часа сна были недостаточным отдыхом для пожилого человека, но контрастный душ возвращал сознание в тело, и этого заряда бодрости хватало до обеда, когда Арсений Миронович позволял себе еще сорок минут дремы в кресле, после которого снова вставал и, стряхивая остатки усталости, продолжал заниматься делами. Организм не мог долго сопротивляться настойчивым попыткам старика изменить ритм жизни, и, в конце концов, смирился с необходимостью рано засыпать.
Теперь каждое утро Панина начиналось с зарядки. Упражнения с небольшими гантелями и резиновым эспандером оказались отличным дополнениям к гимнастике. Несколько минут Арсений Миронович обязательно посвящал разработке мелкой моторики. Он гордился тем, что, несмотря на возраст, способен рассуждать здраво, и в отличие от некоторых своих сверстников не только был способен ухаживать за собой, но и вести свой небольшой бизнес. После смерти жены несколько лет назад у него никого не осталось, и ему не на кого было рассчитывать, в случае развития старческой деменции. Ослабление тела Арсений Миронович мог принять, хоть и делал все, чтобы отодвинуть одряхление мышц как можно дальше, но слабоумие стало для него настоящей фобией. Раз уж ему уготовано жить в это непростое время и быть невольным участником таких страшных событий, то он должен продержаться и посмотреть, чем это все закончится.
Завершив утренние упражнения, Панин включил телевизор и направился в ванную. Громкость была выведена на максимум, и он слушал диктора, занимаясь утренним туалетом:
«Сегодня ночью была пресечена попытка пересечения границы Зеленой зоны в область. В результате оперативных действий военных по сдерживанию Красной чумы двое нарушителей были убиты, трое получили ранения, остальным удалось сбежать обратно в Зеленую зону. В настоящее время они находятся в розыске и будут привлечены к уголовной ответственности за попытку нарушения карантина.
Напоминаю, что вся область заражения разделена на зоны в соответствии с агрессивностью распространения эпидемии. Внутри МКАД – Красная зона. Между МКАД и первой бетонкой – Желтая зона и Зеленная зона заканчивается на второй бетонке. Перемещение между зонами карантина запрещено, кроме особых случаев, регламентированных штабом по ЧС. Попытка покинуть карантин приравнивается к террористическому акту и охраняющие границу солдаты имеют право открывать огонь без предупреждения.
А сейчас у нас в эфире ежедневное обращение мэра Москвы о ситуации в зоне заражения».
Панин вошел на кухню, где стоял телевизор и посмотрел на экран. Уставший мэр сидел в своем кресле с растрепанными волосами, обычно аккуратная борода торчала во все стороны, а жуткие синяки под глазами заставили Арсения Мироновича вспомнить о времени, когда он спал по два часа в сутки. Дымящаяся в переполненной пепельнице сигарета подчеркивала отношение мэра к условностям, которые в настоящее время не стоили ничего, но телевизионщики не забыли наложить предупреждающую надпись, покорно исполняя закон даже во время эпидемии уносящей тысячи жизней каждый день.
«Что же вы делаете? – начал мэр, - Страна обеспечивает нас всем, пока столица и ее окрестности находятся в такой непростой ситуации. В Зеленой зоне за последние сутки зарегистрировано всего пару десятков случаев заражения, что, учитывая ее площадь и активность вируса внутри кольцевой дороги – очень хороший показатель. Еще чуть-чуть и Зеленая зона станет совершенно безопасной, а за ней и Желтая. Москва справится с нависшей угрозой, никто не голодает и не замерзает. Просто нужно перетерпеть.
Я знаю: вы устали, но попытка прорваться через оцепления – это верная смерть. Сидите дома, мы делаем все, чтобы побороть этот кризис. Напоминаю, что если кто-то слышит медные трубы в голове и приступ героизма в пятой точке или просто устал сидеть дома, то мы нуждаемся в вас. Если у вас есть автомобиль – добро пожаловать в бесплатное такси. Мы переоборудуем вашу машину в безопасный транспорт для перевозки тех, кто должен ходить на работу, чтобы остальные могли сидеть дома. Остальных, милости прошу в дружинники. Доставка еды и медикаментов, поддержание порядка и решение всех социальных вопросов только через них. Не хотите помогать – не надо, только не мешайте.
Хочу сказать отдельное спасибо всем тем, кто не имеет возможности отсидеться дома и продолжает выполнять свою работу, рискуя жизнью каждый день: полицейским, медикам, энергетикам и сотрудникам ресурсоснабжающих организации и всем-всем, чей труд не заметен, но необходим».
Арсений Миронович выключил звук и принялся готовить себе завтрак. Вставив очередную капсулу в кофемашину, он улыбнулся, вспоминая жену. Никто не умел так варить кофе, как она. В отличие от этой новомодной техники, ей не нужно было электричество – старинная ручная кофемолка и турка – вот и весь набор инструментов. Несмотря на заявленное производителем высокое давление, кофе из машины не дотягивало до высоких стандартов старика. Как вообще можно сравнивать такие вещи? Это все равно, что сравнивать молоко из пакета, хранящееся полгода, с парным, только из под коровы. Современные дети такого и не пробовали, Арсений громко вздохнул и посмотрел на экран телевизора, где публиковались сводки об умерших и зараженных за последние сутки. И многие уже не попробуют.
Врач рекомендовал Панину воздержаться от кофе, но разве можно назвать эту бурду из капсулы настоящим кофе? Раз в неделю, по понедельникам, он готовил себе любимый напиток по технологии жены, но сколько он не подбирал сорта, сколько не экспериментировал у него не получался «тот самый» вкус. Дело было не в нехватке навыка, а в душевной теплоте, с которой супруга каждый день готовила этот бодрящий напиток. Арсений разрезал остаток куска сыра на две половины и положил на галеты. Поглощая свой нехитрый завтрак, он погрузился в счастливые воспоминания о тех временах, когда они с женой были молоды и беспечны. Бог не дал им детей, но они были друг у друга. Вместе вели быт, вместе начинали бизнес с нуля, вместе смеялись и сообща решали проблемы.
Покончив с завтраком, Арсений посмотрел на часы и решил, что пора открывать магазин. Мельком взглянув на экран, он увидел надпись «Разыскивается» и фотографию мужчины с длинными волосами и щетиной, переходящей в бороду. Он выключил телевизор, надел резиновые перчатки, медицинскую маску – обязательные атрибуты для тех, кто собирался взаимодействовать с внешним миром во время эпидемии и спустился вниз.
Панину повезло иметь недвижимость в самом центре столицы – музыкальный магазин внизу и квартира на втором этаже. Ему не раз предлагали купить эту площадь за хорошие деньги, но он отказывался. Магазин и квартира были памятью о супруге, с которой они вместе начинали как пираты, продавая еще видео- и аудиокассеты, а потом диски. Время неумолимо бежало вперед, менялись форматы и носители, и хобби Арсения превратилось в основную статью доходов магазина. Он всегда восхищался винилом, тщетно пытаясь доказать покупателям, что над пластинками не властно время. Но в какой-то момент все изменилось, и виниловые записи стали очень модным и популярным форматом. Кто-то доставал с антресоли бабушкины проигрыватели, кто-то покупал новые, и все искали любимые произведения на пластинках.
Арсений Миронович открыл магазин и поставил очередной виниловый диск в проигрыватель, наполняя прохладное охваченное эпидемией московское утро душевным голосом Фрэнка Синатры. Старик привык отпирать дверь магазина ровно в семь утра, чтобы бизнесмены в дорогих костюмах, вечно спешащие по делам могли приобрести модный подарок перед работой. Были среди посетителей и постоянные клиенты - меломаны, готовые доплатить за товар «на заказ». Таким хозяин с радостью доставал нужные раритеты и они снова обращались к нему, так как знали, что старик не подведет, несмотря на расценки. Одним из любимых клиентов Панина был молодой человек по кличке Тесла, он владел ночным клубом неподалеку и часто заходил именно в семь утра, чтобы купить что-то для своих партнеров, коллег и друзей, которых у него казалось сотни. Иногда он заказывал что-то для себя, какой-нибудь эксклюзив, достать который не мог никто, кроме «дяди Сени». А бывало, что он просто заходил, чтобы отдохнуть от всего. Выключив телефон, он садился за столик в углу и молча наслаждался игравшей музыкой, перекидываясь редкими фразами с хозяином магазина. Но все это было давно, сейчас, когда смертоносный вирус сковал город страхом, хорошо если магазин насчитывал пять-шесть посетителей в день.
Не прошло и пятнадцати минут, как появился первый клиент. Привычный звон колокольчика у входной двери и у прилавка возник Сашка – паренек четырнадцати лет, живший неподалеку и часто проводящий время в музыкальной лавке Панина. Мальчик, как и следовало последней столичной моде, был в медицинской маске и латексных перчатках черного цвета. Коротко поздоровавшись с «дядей Арсением», он рванул в отдел с музыкальными инструментами и схватил любимую гитару. Старик разрешал ему приходить по вечерам и готовиться к выступлениям в музыкальной школе, поддерживая родителей парня в стремлении оградить того от влияния улицы. Саша взял несколько аккордов и, подойдя к прилавку, громко объявил:
- Берем! – немного помолчал и недовольно добавил: - Наконец.
Колокольчик снова ознаменовал открытие двери, и вошел всегда серьезный и явно не выспавшийся Сан Саныч – отец мальчика. Арсений Миронович пожал руку мужчине и поздоровался, скрывая улыбку по поводу приверженности семейной традиции давать первенцу одно и то же имя. Ему было интересно, а если у Сашки родится дочка, то станет ли она Александрой?
- Решились все-таки? – уточнил Панин, обращаясь к отцу. – Не будете ждать Нового года?
Сан Саныч тяжело вздохнул и ответил:
- Кто его знает, как все обернется завтра. Пусть сегодня порадуется.
Арсений не нашелся, что ответить и одобрительно кивнул.
- Точно ее? – подтрунивал он над довольным подростком, сжимавшим в руках предмет своих мечтаний. – Может, выберешь другую?
- Сто процентов! Шестьсот десятый Перез, что может быть круче? – безапелляционно заявил Сашка.
- Погоди-погоди, - вмешался отец. – Давай послушаем, что опытный человек посоветует. Арсений, может мы не правы и за эти деньги сможем позволить себе что-то… м-м-м… посолиднее, что ли?
Парень возразил и в подтверждение своих слов резко ударил по струнам, подчеркивая чистоту звучания.
- Давайте не будем портить ребенку момент, - снял напряжение Арсений, - если бы существовал универсальный инструмент для всех, то другие производители давно обанкротились. Мне по душе другая гитара, но ведь это не для меня подарок. Тем более за время наших вечерних репетиций он уже с ней сроднился, ведь она у него по-настоящему первая, а с первой желательно по любви, - Панин подмигнул собеседнику, - вы меня понимаете?
- Нет, ну почему, - замялся Сан Саныч, - у него есть гитара. Досталась от меня по наследству. Она и первая.
- Но она ваша, а это первая его.
Отец не стал возражать и, посмотрев на сына, уточнил:
- Берем?
- Однозначно, - расплылся в улыбке Сашка. – А старую возьмем летом на дачу. Они там все офигеют.
Кто все, Сан Саныч уточнять не стал, а расплатившись, лишь коротко сказал:
- Там видно будет.
Они попрощались и ушли, а старик смотрел им вслед и думал о последних словах Сашкиного отца. Он так же не уверен в завтрашнем дне, как и все остальные люди, оказавшиеся внутри карантина. Несмотря на все усилия властей, Красная чума собирала свою кровавую жатву каждый день, давая заразившемуся всего трое суток на прощание с родными. Первый день – икубационный, самый страшный, так как симптомы еще не проявляются, а возможность передать вирус уже есть. Во второй день тело больного покрывается сыпью, из-за чего болезнь и прозвали Красной чумой, и он осознает, что ему осталось жить всего сутки. А третий день проходит в агонии, боль и кровотечения не дают больному соображать здраво. Он агрессивен и опасен. Нередки случаи заражения близких или прохожих, если ему удалось выбраться на улицу. В новостях не раз передавали, как полицейские применяли оружие в отношении таких зараженных, покинувших свои квартиры. Арсений не мог их винить, так как сам пережил последние сутки с зараженным братом, и это был кошмар.
Две недели назад он услышал, что кто-то барабанит в дверь магазина еще до открытия. Спустившись вниз, он обнаружил на пороге свою племянницу Лиду. Они не виделись полтора десятка лет, с тех самых пор, как Арсений Миронович поссорился со своим младшим братом и окончательно разорвал отношения с их семьей. Несмотря на то, что девушка, которую он знал, превратилась в женщину, Панин сразу узнал племянницу и открыл дверь. Она в слезах бросилась к нему на шею, и Арсений сразу пожалел, что впопыхах не надел маску и перчатки. Лида рассказала, что ее отец заразился. Он позвонил ей накануне и рассказал, что покрылся красной сыпью, просил приехать – попрощаться. Она не спала всю ночь, но так и не смогла найти в себе силы, чтобы решиться на эту встречу. Тогда еще никто ничего толком не знал про Красную чуму, было известно, что она передается воздушно-капельным путем и прикосновением, но помогают ли на самом деле маски и перчатки вкупе с плотной одеждой, было неизвестно. Она плакала на плече у дяди и почему-то просила у него прощения за свою трусость, объясняла, что боится за дочь и мужа.
Ссора братьев Паниных случилась, как и полагается, за праздничным столом в кругу огромного количества родственников. Никто не помнил с чего все началось, но в результате разгоревшегося скандала были подняты все обиды. Последней каплей стала фраза Павла в адрес брата: «Правильно, что у вас детей нет, такие, как ты не должны размножаться». Арсений с супругой, как и все бездетные пары, очень переживали на этот счет, но никогда не обсуждали этот вопрос с кем-то помимо друг друга. Такого издевательства, да еще в присутствии жены, он стерпеть не смог и ударил Пашу – говорят, даже сломал тому нос – схватил супругу под руку и покинул квартиру брата, как ему тогда казалось, навсегда.
Арсений Миронович как мог, успокоил Лиду, пригласил к себе наверх и напоил «правильным» кофе. Она рассказала о своей жизни, показала фотографии дочери, а потом, как бы невзначай, попросила дядю проведать брата.
- Никто не знает, сколько ему отмеряно, - говорила она, - но эта эпидемия четко обозначила остаток жизни заразившихся. У вас, дядя Сеня, есть возможность поговорить с братом в последний раз, потому что другого шанса уже не будет. Я не могу, не имею права вас просить, но прошу подумать о такой возможности. Он сожалеет о том, что произошло пятнадцать лет назад. Не подает виду, но очень скучает по вас. Это последнее, что я могу сделать для отца, на что у меня хватило смелости.
Она резко поднялась, чмокнула дядю на прощание в щеку и убежала вниз. Только дверной колокольчик напоминал о ее присутствии. Весь день Арсений прибывал в задумчивости, а вечером все-таки решился поехать к брату.
Несмотря на карантин и просьбу мэра сидеть людей дома, машин на дороге оказалось немало. Кто-то помогал добраться коллегам, другие развозили врачей по домам, не в силах усидеть дома, дружинники занимались доставкой продуктов на дом горожанам. Праздно шатающихся по улицам людей, наоборот, практически не было, но на каждом перекрестке дежурил либо полицейский, либо военный, либо доброволец с красной повязкой на руке. Прохожие попадались, но их было мало, и каждый из них быстро шел куда-то целеустремленной походкой, стараясь обходить по большой дуге идущих навстречу. Все были в масках, поверх которых были повязаны шарфы или платки. Никогда еще Панин не видел одновременно столько людей в арафатках и балаклавах.
Добравшись до дома Павла, Арсений долго сидел в машине, не решаясь подняться в квартиру. Он даже привлек внимание проезжавшего мимо патруля. Осветившие его фонарем полицейские убедились, что красной сыпи у него нет, и посоветовали поскорее убраться с улицы, так как приближался комендантский час. Арсений понял, что выбора у него нет, и ему придется провести эту ночь у брата или в подъезде, но времени на обратную дорогу не осталось, а быть задержанным – это лишний риск подвергнуться заражению.
Когда старик шел к подъезду, то обратил внимание, что чуть ли не в каждом третьем окне застыли фигуры. Люди сидели по домам, телевизор и интернет им уже опостылели, и они развлекали себя тем, что смотрели в окна. Вдруг побежит «зараженный третьего дня», или полиция нейтрализует мародеров, польстившихся на магазин во дворе. Вариантов была масса. Все интереснее, чем очередной раз считать вместе с ведущими новостей погибших.
- Здорово! – сказал Павел, открывая брату дверь. – Заходи. Как там Лидка?
Арсений не ответил. Он смотрел в красные глаза брата, означавшие, что третья стадия уже на подходе. Павел намотал поверх маски шарф, одел шапку и посторонился, чтобы гость мог войти не опасаясь.
- А ты постарел, - сказал Арсений, глядя на усыпанный сыпью морщинистый лоб младшего брата.
- Да и ты не молодеешь, - хмыкнул Паша, предлагая пройти в большую комнату. Сам он сел у приоткрытого балкона, а Сене указал на кресло в противоположном углу у самого входа.
- Прикрой дверь, холодный осенний ветер тебе сейчас ни к чему, - попытался проявить заботу Арсений Миронович.
- Ну, от него я точно не умру, - рассмеялся Паша. Он схватился за шарф и крепко прижал его к лицу, отворачиваясь. Смех перешел в кашель.
Дальше было много слов, извинений, признаний. Братья проговорили до полуночи, а потом у Паши началось кровотечение. Красные слезы он смахивал, но когда кровь пошла из ушей разговор пришлось прервать. Арсений помог брату лечь в постель, испачкав всю верхнюю одежду в зараженной крови, вырывавшейся вместе с кашлем у Павла. Он, как и было обусловлено, запер брата с зале, а сам проследовал в ванную, где избавился от замызганных вещей. Всю ночь он просидел на кухне, ожидая конца последней стадии у брата. Боль пришла к Павлу только под утро. Слушая крики брата, сходившего с ума за стенкой, старик сидел в углу бывшей Лидиной комнаты, по-детски обхватив колени руками и ожидая появления у себя первых симптомов.
Павел Миронович затих около трех часов дня. Сеня заглянул в комнату, увидел бездыханное тело брата и окровавленное постельное белье на полу. Паша катался по нему в попытках унять боль, раздирающую его тело на части. Арсений подавил подступивший к горлу приступ тошноты, представив, что нечто подобное ожидает и его часов через тридцать. Потом взял себя в руки, нашел подходящую одежду в шкафу и позвонил по горячей линии, чтобы сообщить об очередной жертве Красной чумы. Оператор настойчиво пыталась узнать, кто звонит, но Панин сообщил только адрес и пообещал, что дверь будет открыта.
Вернувшись домой, Арсений Миронович два дня просидел в своей квартире, не открывая магазин. Он все ждал первых проявлений болезни, но сыпь так и не началась. Из полуобморочного состояния его вывели очередные сводки о погибших и заразившихся по телевизору, который он не выключал все это время. Среди погибших он увидел Лиду, а ее дочка и муж попали в списки зараженных. Выходило, что племянница подхватила вирус, когда добиралась от него до дома. Она так боялась болезни, что не решилась навестить отца в последний день и была наказана высшими силами за малодушие, а Арсений избежал Красной чумы, потому что для него у них был какой-то свой план, и он ему не нравился. Впервые со дня смерти жены он расплакался, осознавая, что теперь действительно остался совсем один.
За мелкими делами время пролетело незаметно, и Панин собрался закрыть магазин и подняться наверх, чтобы пообедать и вздремнуть полагающиеся сорок минут, которые подарят старику силы поработать до вечера. После Сашки с отцом в магазине практически не было посетителей. Зашли три парня, покрутились у стенда с наушниками, обсудили между собой достоинства выставленных проигрывателей и ушли, так и не обратившись к хозяину за консультацией. Учитывая, что почти все в Москве было закрыто из-за эпидемии, в музыкальный магазин часто заходили люди, чтобы «просто посмотреть». Куда смотрели родители этих парней, отпуская их гулять во время карантина, Арсений не понимал, но не возражал, что кто-то заходит, не преследуя цели что-то купить. Именно для этого он каждый день и переворачивал на двери табличку, меняя надпись с «Закрыто» на «Открыто» - пытался имитировать привычный ритм жизни. Как будто Красная чума не властвует за пределами магазина, нет никаких Зон, и все идет своим чередом.
После пережитого ужаса от возможного заражения и новостей о гибели последних родственников, Арсений Миронович совершенно перестал бояться эпидемии и смерти, как таковой. Он поставил себе задачу умереть с достоинством и, если получится, увидеть, чем все это закончится. Последние дни по вечерам он все чаще думал о том, что станет с его имуществом. Кому достанется магазин и квартира? Кто сохранит его наследие? Что станет с их с женой фотографиями, кто будет помнить ее, когда настанет его час? Старик гнал от себя эти мысли, решив, что у него будут как минимум сутки на составление завещания, когда появится сыпь, и безысходность сама подскажет, что в него вписать.
- Какая приятная музыка и что за чудный голос, - услышал он, когда подошел к двери, чтобы закрыться на обед.
Панин вздрогнул. Он готов был поклясться, что один в магазине. Не было звона колокольчика, а если посетитель вошел, когда выходили парни, то он не мог провести в магазине полтора часа, никак не выдав своего присутствия. Арсений развернулся, пытаясь разглядеть гостя, но тот прогуливался между стендами с пластинками слегка согнувшись и рассмотреть его лицо не получалось.
- Это совместный альбом Луи Армстронга и Дюка Эллингтона, - сказал Арсений, отходя от двери и двигаясь в сторону таинственного посетителя. – Вам нравится джаз?
- Нет, я больше по церковной музыке, как-то, - ответил гость и снова скрылся за поворотом стеллажа, не давая хозяину магазина себя поймать.
- У меня есть прекрасная запись церковного хора, - Панин схватил с полки нужную пластинку и направился наперерез вечно ускользающему гостю. – Хотите пос… - его голос дрогнул, когда он оказался лицом к лицу с потенциальным покупателем.
Мужчина тридцати с небольшим лет с улыбкой смотрел на застывшего в двух метрах от него старика. На лице не было ставшей такой привычной за последний месяц маски. Руки незнакомца не защищали перчатки, как будто он совсем не боялся заразиться. Его вид казался таким знакомым: длинные распущенные волосы до плеч, небольшая бородка, чуть смуглая кожа и спокойные усталые глаза, дарящие умиротворение. Образ дополняла свободная белая льняная рубашка, пара верхних пуговиц которой были расстегнуты. Не хватало только короны из колючек, режущих плоть на голове гостя, чтобы бывший всю жизнь атеистом Арсений рухнул на колени, умоляя его простить за все грехи.
- Это я уже слышал, - сказал незнакомец, глядя на пластинку в руках продавца, - и не раз. Присядем, Мироныч? – он указал на маленький столик в углу магазина.
- Что ты… вы тут делаете? – растеряно произнес Арсений, следуя за гостем.
- Ты звал, и я пришел, - ответил мужчина, усаживаясь напротив хозяина. - Мне стало интересно: кто может так неистово жалеть себя?
- Я не звал. Я не молился!
- Напомнить, что ты говорил, что спрашивал, какого совета просил? Теперь я здесь и можешь узнать все из первых уст, так сказать.
Продолжение следует... прямо сейчас.
