Декабрь 1941 года. Блокадный Ленинград. В те очень сложные времена для всех жителей Северной Столицы[1] постоянное чувство голода переросло в жестокую и опасную болезнь – алиментарную дистрофию. Быстрота развития этого заболевания обуславливалась не только сильными морозами, но также физическими и психологическими нагрузками. В итоге, практически все ленинградцы, перенесли алиментарную дистрофию в той или иной степени тяжести.
Блокада 1941–1942 года – это 125 граммов хлеба в день для служащих и иждивенцев (для тех, кто не работал), как правило это были дети, подростки и старики. 125 граммов сырого и липкого, как клей, хлеба.[2]
На улицах уже не пахло, как до войны: свежевыпеченными булочками, выхлопными газами автомобилей, кофе и табаком. С улиц исчезли собаки. Не стало птиц, а кошки стали большой редкостью. Город стал пахнуть сыростью, снегом и влажными камнями. Улицы теперь таили в себе опасность, помимо обстрелов немецкой артиллерии, появились банды грабителей, которые охотились за теми, кто стоял в очередях, выхватывая у них карточки или продукты, врывались в квартиры, забирали ценности и продукты подчистую, не оставляя беззащитным людям даже шанса и обрекая людей на мучительную смерть от голода.
Привычный шум городской суеты поменялся на скрип детских санок, на которых везли тела умерших родственников или соседей в последний скорбный путь...
В одном доме на Выборгской стороне, жила семья, в которой было два человека: дедушка Миша и его внучка Галя. Сын дедушки Миши воевал. От него приходили, но очень редко, военные письма – «треугольники». Маму трёхлетней Гали смертельно ранило ещё летом, она попала под артиллерийский обстрел гитлеровцев. Давно уже закончились отложенные на «черный день» деньги, припасы и ценные вещи. Последний папин костюм был обменян на Дерябкинском рынке (Петроградская сторона, Малый проспект) на стакан семечек, которые достались попугайчику Петюне. У попугая от голода выпали все перья, но он был членом семьи, потому любовью и заботой, в меру детских и старческих сил, он был обеспечен.[3] А ей Холодная осень перешла в ещё более холодную зиму. Ледяной ветер забирал остатки тепла у домов, квартир и едва живых людей. Единственный источник огня и жизни – деревяшки любого происхождения. А настоящие дрова стали большой ценностью. За небольшую вязанку дров просили громадных, тогда денег – 30 рублей. Из игрушек у Гали был пупсик и небольшая кукла, а ей так хотелось саночки, на которых бы её катал папа после того, как вернётся с фронта. Но денег у дедушки на санки уже не было, да и с недавнего времени ассоциация у него с санками и звуком саночных полозьев у него была совсем иная, нехорошая...
К чести ленинградцев, нужно отметить, что никто не посягнул на деревья в парках и садах города.
Когда пришли холода, то первым делом дедушка Миша обменял два золотых кольца и мамину цепочку на печку «буржуйку». Дымоход оказался забит, потому Михаилу Ивановичу пришлось пробить дыру в стене квартиры и соорудить печную трубу. На ней, потихоньку сжигая свою деревянную мебель, грелись, кипятили воду, варили нехитрую еду. Дедушка до войны столярничал, потому дома у него были небольшие запасы столярного клея, из которого, как оказалось, можно было приготовить вполне съедобный студень. Михаил Иванович ещё до войны постелил в квартире паркетный пол, который он же и начал разбирать после того, как сожгли последние книги. Понемногу сжигая в печурке паркетную доску, они смогли продержаться до самого Нового года. И вот Галя заболела. Она больше не хотела кушать. Пила только горячий пустой, заваренный на веточках вишни, чай. В тот день, как обычно дедушка Миша принёс их хлебный паёк, но Галя не обратила на деда никакого внимания. Она лежала на кровати, едва дышала, на вопросы не отвечала, просто медленно моргала и смотрела в потолок.
Дистрофия уже убила весь их подъезд, человека за человеком. Дедушка понимал, что внучка была следующей. Как-то они с поднимались после прогулки к себе на этаж и увидели незнакомую бабушку, которая лежала в парадной. Она не шевелилась, но ещё дышала. Чем ей помочь они не знали. Тогда Галюшка предложила покормить бабушку семечками их попугая, которые они берегли, давали ему по несколько штучек в день. Их ещё оставалось с десяток. Пока дедушка поднимался за семечками и спускался, бабушка умерла. Позже выяснилось, что бабушкой оказалась их семнадцатилетняя соседка с верхнего этажа...
Он смотрел на свою внучку, понимал, что у людей, при сильном истощении, когда уже нет сил играть, кушать и дышать, нет и желания жить. Как разбудить в ней это желание? Дедушка усадил Галю на стульчик, поближе к буржуйке, чтобы она погрелась и тут его взгляд упал на сложенный в углу паркет. За окном скрипели санки – это везли очередного несчастного в последний путь...
Похоронные бригады появились в декабре 1941 года и ежедневно осматривали все закоулки дворов, открытые квартиры и чердаки. Находили умерших людей, грузили на специальный транспорт штабелями и отвозили к ближайшему кладбищу. После того, как трупы были разгружены – разбредались обратно по всему городу за своим страшным грузом, который через время уже был не страшным – привыкли. Местные жители, у кого ещё были силы, использовали для этих же целей детские санки, окрашенные в красный или желтый цвет. Массовая смерть стала частью жизни, впрочем, как и скрип полозьев детских санок.
В доме дедушки Миши и Гали умерших людей складывали в прачечной...
И тут его осенило. Он поднялся, взял несколько паркетин, свой столярный инструмент и начал работу. Через какое-то время, он услышал такой долгожданный голос Гали:
«Дедуля, что это ты там делаешь, неужели саночки?»
Дедушка попытался что-то сказать, но почему-то у него от волнения пропал голос. Тогда он просто кивнул головой, довольно хмыкнул и продолжил работу.
Галя зашевелилась возле «буржуйки» и опять спросила: «Дедулечка, может тебе помочь?»
Дедушка опять кивнул головой и севшим от волнения голосом попросил внучку спеть ему её любимую песенку.
И тут Галя запела. Голос был тихий, еле слышный, но в её глазах появилась искорка жизни...
Когда работа была закончена, дедушка усадил любимую куклу внучки в только что изготовленные саночки и сказал:
«Галя, с этого момента ты мама. Эта кукла твоя дочь и она очень хочет, чтобы ты покатала её на саночках!»
Галя посмотрела на дедушку и попросила у него кусочек хлебушка с чаем, чтобы подкрепиться, потому что у неё сил нет сейчас покатать доченьку.
Дедушка поставил чайник на печку, отрезал хлебушка и с умилением смотрел, как Галюшка отщипывает кусочки, кладёт их в рот и запивает горячим чаем. Через час Галя начала катать саночки по постели, а чуть позже вставать и ходить по квартире. Ходила и катала свою дочку о чём-то с ней разговаривала и иногда пела ей песни.
Уже через три дня Галя попросилась на улицу, потому что её дочке нужен был свежий воздух, да и по снегу санки катаются гораздо лучше, чем по полу квартиры.
Галя выздоровела. Так они вдвоём прокатали куклу до самой весны. Дедушка Миша умер за несколько часов до того момента, как их нашла специальная бригада.[4]
Три девочки – студентки второго курса политехнического, Агния, Лиза и Лена работали в бригаде по поиску детей, у которых умерли родители или опекуны (близкие родственники) для того, чтобы отправлять детей в детские дома.
Эту семью они знали. Во втором подъезде этого дома в живых осталось двое: совсем старенький дедушка и его трёхлетняя внучка. Сами девушки тоже были истощены, но всегда делали обход по всем этажам и квартирам, через «не могу».
Дедушке Мише девушек, которые заходили к ним домой день через день, было жалко и он, как-то попросил их подняться к ним на этаж только в случае, если не будет видно дыма из трубы печки «буржуйки». В тот день девушки шли по своему обычному маршруту, обсуждали последние новости с фронта и как лучше тушить бомбы-зажигалки,[5] которые немцы сбрасывали на город в большом количестве. Подойдя к парадной, Агния подняла голову и вдруг молча сорвалась с места и побежала наверх. Лиза посмотрела на трубу дедушки Миши, охнула и побежала следом за Агнией. На улице осталась одна Лена. Она смотрела на трубу без привычного им дыма, и по её худому лицу текли слёзы. Зайдя в квартиру, девочки увидели мёртвого дедушку, который скрючившись лежал возле печки, в его руках было зажато несколько деревяшек. Рядом с ним лежали деревянные саночки, а возле них замёрзшую, но ещё живую маленькую девочку. Она сидела и гладила дедушку по голове, что-то пела, а у неё из-за пазухи выглядывал облезший попугайчик...
Дедушка смог спасти внучку, вдохнув Любовь в игрушку, в саночки, которая в свою очередь чудеснейшим образом спасла девочку от неминуемой смерти. Любовь всегда творила самые настоящие чудеса...
А саночки сейчас хранятся в Музее-библиотеке «Книги блокадного города», который находится по адресу: Санкт-Петербург, проспект Юрия Гагарина, дом 17.
[1] Северной столицей тогда Ленинград не называли, за это можно и по этапу на север отправиться.
[2] Самым голодным периодом в блокадном Ленинграде был предновогодний месяц 1941 года — с 20 ноября по 25 декабря. Запасов продовольствия в городе почти не осталось, поставки блокировались. Именно тогда была серьезно урезана норма выдачи хлеба. Солдатам, которые сражались на передовой, — по 500 граммов в день, рабочим горячих цехов — по 375 граммов, остальным труженикам — по 250 граммов, служащим, иждивенцам и детям — всего по 125 граммов.
[3] Памятник домашним животным, в данном случае кошке Василисе и коту Елисею находится на Малой Садовой, дом №3. Василиса прогуливается по карнизу дома второго этажа, а Елисей сидит напротив и наблюдает за прохожими.
Считается, что к человеку, который сможет забросить монетку на небольшой постамент к коту, придет удача.
[4] По официальным данным, которые озвучил советский обвинитель в ходе Нюрнбергского процесса, за 872 дня блокады в Ленинграде погибли 630 тысяч человек. На деле же жертв в разы больше — около 1,5 миллиона мужчин, женщин и детей, уверены историки. Подсчитывать всех не успевали, да и просто не могли. Большая часть ленинградцев умерла в первую блокадную зиму 1941/1942 годов — самую суровую, когда столбик термометра опускался до минус 32 градусов, отопления в домах не было, а еды не хватало.
[5] Немецкая авиационная бомба Б-1 Е отличалась от прочих небольшой пробивной способностью, обусловленной предназначением — не пробить накат, бетон или броню, не поразить живую силу или объект осколками или ударной волной, а поджечь строение. При бомбардировках населенных пунктов, особенно крупных городов, массово применялась люфтваффе кассетным способом: до 700 штук в контейнере. Эта зажигательная авиабомба весит 1,3 кг и состоит из электронного цилиндрического корпуса диаметром 50 мм, донной пробки, головки со взрывателем и стабилизатора. Электрон — это высокопрочный и легкий магниевый сплав, который горит ослепительно белым пламенем. Бомба снаряжена пиротехнической смесью на основе термита — высокотемпературного горючего состава. Механический инерционный взрыватель — мгновенного действия.
