Иван Сергеевич Лихачев был упырь. Как он таковым сделался, он и сам помнил плоховато. Вроде отмечал выданную получку в кафе с сослуживцами, а после набрался храбрости хоть раз по-людски гульнуть и продолжил праздник. Сидел в рюмочной уже хорошенько, как говорится, подшофе, с какой-то вульгарной бабой — а пришел в себя уже один-одинешенек, в ничьей комнате в полузаброшенной коммуналке у черта на рогах. Три дня так безжалостно маялся головой, что выползал только до туалета, опасаясь глядеть в зеркало над бурой раковиной — а под вечер четвертого как-то ожил и последним трамваем добрался до дому. Жена, уже думавшая писать заявление, ни в какую бабу не поверила, собрала вещи и ночным такси уехала к маме — решила, что снова, сволочь такая, запил.
С тех пор Иван Сергеевич жил сам по себе. Ну, не совсем — еще с тараканами. Тараканы поперву ему здорово досаждали — уж больно громко топотали по ночам, а слышать Иван Сергеевич отчего-то стал гораздо лучше. Впрочем, ночью он все равно спал в полглаза — поэтому на работе всякий день был вялый.
Работал Иван Сергеевич начальником бухгалтерии на градообразующем заводе. В его полном подчинении находились шестеро злых на жизнь женщин не первой свежести. Женщин Иван Сергеевич побаивался и для спокойствия делил на баб, теток и дам. Тетки — это те, что стервозные и тощие, а бабы — дородные и голосистые. В отделе тех и этих было поровну, а дамы и вовсе ни одной. Впору было согласиться со знакомым слесарем, что настоящие женщины в эту пору редкость — на весь завод дама была только одна, Зина, секретарша финансового директора. Зина всегда была накрашена, носила платье и настоящие чулки, а главное - у нее была очень красивая шея, без родинок и бородавок. Иван Сергеевич все на нее засматривался и раз, поглядев накануне на видео художественный фильм «Дракула», размечтался, что вот возьмет и пригласит куда-нибудь вечером, а дальше ему виделась сплошная романтика.
В книгах, что Иван Сергеевич потихоньку покупал на развалах, и в заграничных фильмах на вампиров всегда клевали молодые, очень красивые девушки. Правда, Иван Сергеевич совсем не был, как полагалось, стройным импозантным брюнетом. Был он невзрачный интеллигент пятидесяти лет, с небольшим пивным брюшком, лысиной и в потертом буром костюме. Белой рубашки и плаща с алым подбоем в гардеробе тоже не было. Очков, правда, не было тоже — то есть раньше были, но с некоторых пор Иван Сергеевич заметил, что в них все как-то расплывается, а вот без — совсем другое дело. Мрачного родового замка не имелось – только родовая квартира в хрущевке, с коридором, оклеенным газетами. О летучих мышах и волках и мечтать было нечего. Жена была против даже самой завалящей собаки. Хорошо, хоть тараканы были – все веселее.
В общем, книги книгами, но Иван Сергеевич здорово опасался, что любая поклонница такой романтики презрительно скривит нос, когда поймет, что он не настоящий импортный вампир, а так, отечественный упырь. К тому же с женщинами он умел знакомиться плохо. Жена познакомилась в свое время с ним сама (тогда у Ивана Сергеевича еще имелись волосы, брюшка не было, а бурый костюм был еще новый)
.
Так что он страдал, а единственными женщинами в жизни остались подчиненные из бухгалтерии. Подчиненные женщины его недолюбливали, обсуждали и иногда тихо называли кровопийцей и упырем. Бабы говорили «упырь», тетки устало тянули «кровопийца». Секретарша Зина, иногда заходившая в бухгалтерию, закатывала глаза и томно выдыхала «вурдалак проклятый». Иван Сергеевич всякий раз боялся, что они догадались – но это все было так, для красного словца.
Так и жил он себе один - но в этом были и хорошие стороны. В конце концов, женщина могла бы за что-нибудь осерчать и донести, куда следует. Куда именно следует на него доносить, Иван Сергеевич не знал – но справедливо полагал, что какое-нибудь соответствующее ведомство имеется. Был бы человек (или пусть даже не человек), а дело, как говорится, найдется. Иван Сергеевич очень боялся, что за ним могут прийти.
Этот страх достался по наследству от родителей, а им от их родителей – можно сказать, родовой страх. Наверное, импортные вампиры так же, по фамильной привычке, боялись святой воды и крестов. Крестов Иван Сергеевич не боялся. Боялся только следственного изолятора с таким названием. Немного боялся попов и икон – но это еще с тех пор, как его подпольно крестили в раннем детстве. Тогда бабушка отвезла его куда-то, где было темно, страшно и горели свечи. И там были попы – большие, бородатые и жуткие. Маленького Ваню макали в воду – и он подумал, что хотят утопить. С тех пор все это недолюбливал. На иконку на столе у одной из сотрудниц смотрел неодобрительно, но виду не подавал.
Со святой водой Иван Сергеевич как-то не сталкивался. А вот обычная с некоторых пор пугала. Нет, умыться, побриться и по привычке почистить зубы – это куда ни шло. А вот перед принятием ванны он начал испытывать прямо-таки суеверный ужас. Мысль о том, что можно добровольно погрузиться в проточную воду, вызывала дрожь. Так что мылся кое-как – возле раковины. Хорошо еще, что потеть отчего-то перестал.
В книжках и фильмах говорилось, что по поводу воды – это ничего, такое бывает. Это немного успокаивало – то, что случай обычный. Выделяться лишний раз Иван Сергеевич не любил. А с некоторых пор еще и боялся. Ведь выделялся он и так – сильно.
Работа давалась тяжело. Днем все время тянуло в сон, но режим на предприятии у всей финчасти был один, и ни для каких упырей и вурдалаков скидок не предусматривал.
Иван Сергеевич порой думал, не бросить ли бухгалтерию, и не пойти ли там каким ночным сторожем или дежурным, но не решался. Соседи по дому узнают – засмеют. Скажут – сперва в запой, потом жена ушла, а теперь совсем покатился. Да и начальство заводское посмотрит странно – как-никак, с высшим образованием человек. В общем, на работу ходить приходилось – это только в книжках и кино вампиры могли жить в своих замках, разъезжать в каретах и не нести никакой трудовой повинности – одно слово, загнивающий Запад.
Чтобы ходить на работу, Ивану Сергеевичу приходилось мазаться кремом от загара - с ним солнце не жгло, а просто чуть пощипывало. В столовой появляться перестал – еда не лезла в горло. Это заметили, да еще крем от загара сильно пах – и бабы с тетками сначала решили, что он зажрался, а потом пустили слух, что подворовывает. Зина была выше этого – она и сама не ходила в столовую, питаясь фруктами и какими-то салатами в ярких лотках.
Кровь Иван Сергеевич пил редко – тяжело было достать. На животных нападать было жалко, а на людей – страшно. Пару раз в месяц, как становилось совсем невмоготу, он отправлялся в больницу, где за пару бутылок портвейна или водки знакомый запойный санитар выносил банку донорской.
Оба понимали, что чего-нибудь этим вынужденным сотрудничеством да нарушают. Встречались у черного хода, смотрели друг на друга хмуро и подозрительно. Недоверчиво. Оглядываясь, совершали обмен и поскорее прощались – каждому было по-своему невмоготу.
Крови хватало с трудом, но часто ходить Иван Сергеевич опасался – как бы не заподозрили чего.
Как-то раз, когда трубы совсем горели, Иван Сергеевич одурел от голода, набрался храбрости и попытался напасть на человека.
После зарплатного дня, за полночь, он подстерег на трамвайной остановке спящего небритого и помятого мужичка. Наверное, слесаря или грузчика с их же завода.
Иван Сергеевич долго набирался решимости – боялся, что в самый неподходящий момент мимо проедет милиция. К тому же мужичок был какой-то квелый, сизоватый и не очень хорошо пах – луком, водкой и машинным маслом. Подкравшийся Иван Сергеевич долго глядел на его шею и грязный воротник рубахи, а потом зажмурился и представил секретаршу Зину. Неумело оскалился, выпустил когти и почти уже было вцепился в горло, но тут мужичок приоткрыл глаза. Дернувшись, он оттолкнул Ивана Сергеевича, увидел длинные ногти, бледное лицо, почуял запах крема для загара и в панике закричал:
- Ээ, мужик, ты чего? Ты из этих, что ли?
Иван Сергеевич оробел. Он ретировался в кусты, и превратился бы в нетопыря, волка или туман – если б умел. Еще неделю после этого случая пугался любого шороха и вел себя тише мыши – боялся, что мужичок запомнил лицо, донес и теперь за ним уж точно придут.
В конце концов Иван Сергеевич решил больше не смотреть фильмы про вампиров и не читать книги. Они все больше расстраивали. В начале тем, что рисовали картины роскошной жизни, с красотками, каретами и замками – и без талонов и рутинной работы. В конце тем, что героя непременно сжигали, отрубали голову, развеивали пепел - или хотя бы вбивали в сердце осиновый кол. К тому же книги и кассеты приходилось незаконно приобретать с рук, а на это тоже могли обратить внимание. Ведь и без этих источников мудрости Иван Сергеевич знал, что за теми, кто отличается, рано или поздно приходят – а он отличался еще и тем, что читал книги и дома имел видеомагнитофон.
Иван Сергеевич так и не успел уволиться с работы и поменять что-то в жизни, когда за ним наконец пришли.
Времени было где-то между четырьмя и пятью утра, когда противно, оглушительно зазвенел дверной звонок. Иван Сергеевич подскочил на кровати, а потом вжался в матрас, накрылся до подбородка одеялом и обмер. С перепугу даже начал было молиться, но на середине вспомнил бородатых, черных попов и перестал. В дверь позвонили еще несколько раз.
Потом постучали. Сильнее. Начали колотить. Потом вдруг перестали.
Это напугало Ивана Сергеевича еще больше. Он, ни жив ни мертв, выбрался из-под одеяла и неслышно, не надевая тапочек, подкрался к двери. Дрожа, глянул в глазок.
На лестничной площадке стояло трое людей с пустыми, ничего не выражающими лицами. Одеты они были в импортные кожаные куртки. У одного, с виду старшего, на носу были очки в стальной оправе - а в руках сверкающий, даже на вид очень острый топор. У другого Иван Сергеевич с ужасом заметил обструганный колышек и деревянный молоток-киянку – как на школьных уроках труда. У третьего был небольшой ломик с плоским концом.
- Точно он? – спросил в это время тип с ломиком у старшего.
- Точно. Больше никто в квартале вовремя все счета не оплачивает. И за коммуналку, и остальные. За воду еще по подъезду расходы самые низкие. И пить бросил еще недавно, сволочь, на работе сказали.
- Верняк тогда. Он, кровопийца поганый. Враг народа. Петренко, хорош языком молоть, дверь ломай.
Поняв, что сейчас случится, Иван Сергеевич подумал сперва забиться в стенной шкаф - но осознал, что там будут проверять первым делом. Заметался по квартире от безысходности, зная, чувствуя, что не скрыться и его все равно найдут.
Потом бросился в санузел, преодолев привычное отвращение, улегся в ванну и задернул шторку – пусть хоть не сразу. Пожалел, что так и не научился превращаться в нетопыря – но понял, что все равно не решился бы шагнуть в окно. Иван Сергеевич с детства боялся высоты.
Дешевая дверь сопротивлялась недолго. Иван Сергеевич слышал, как по квартире расхаживают, громко топоча тяжелой, казенной обувью. Как открывают сервант, распахивают дверцы шкафа, вытряхивают на пол содержимое ящиков, заглядывают на балкон.
- Дома нету, что ли?
- Может, гуляет где, тварь, - раздался голос старшего. – Петренко, антресоли глянь. А ты давай тут. Ишь, сука, книжки читает. Видак тут у него. Я щас, ванную только проверю.
Слыша шаги и чувствуя непоправимое, Иван Сергеевич забился в ванной и из последних сил кое-как выпустил когти. Сразу же ощутил всю бесполезность этого. По щекам потекли слезы – липкие и тягучие.
Дверь в ванную открылась. Человек вошел внутрь. Закрыл за собой дверь. Некоторое время стоял. Потом резко отдернул занавеску.
Иван Сергеевич подумал, что должен напасть, броситься, хотя бы вцепиться в лицо – но не смог.
Человек сразу же сунул ему прямо под нос лишающий всякой возможности к сопротивлению предмет – красную корочку. Там были какие-то печати, фотография в погонах, буквы и цифры. Иван Сергеевич толком не видел - слезы застилали глаза. Он вжался в холодный металл ванны и почти беззвучно, безысходно зашипел. Он видел только сверкающее лезвие топора. Лезвие было ярким, простым и понятным – и означало конец. Без народного суда, присяжных и права апелляции.
Иван Сергеевич закрыл глаза. Медленно прошла секунда, за ней еще одна. Потом решился, распахнул веки и увидел прямо перед собой лицо в стальных очках.
- Тихо лежи, сссука, - прошипел старший. Потом отстранился, вышел и захлопнул за собой дверь в санузел.
- Нет там его. Походу, на охоту выполз. Никуда не денется, гнида. Петренко, хорош по ящикам чесать, дуйте в контору. Катайте отчет, а потом пробивайте родственников, дачи-х…и, где залечь может. Я еще тут покараулю.
- Уверены, тащлейтенант?
- Х..верены. Он же интеллигентишка паршивый, бухгалтер. Мухи не укокошит. А если сытый вернется, так еще и вялый будет, как тюфяк. Я не таких на башку укорачивал. Все, хорош п..здеть, выполняем.
Две пары казенных ботинок вышли из квартиры. Старший, судя по звукам, вытянул из угла венский стул, грузно уселся, чиркнул зажигалкой. Понесло дымом. Иван Сергеевич подумал, что тот, должно быть, стряхивает пепел прямо на паркет. Паркет был хороший –еще при бабушке с дедом клали. Его было жаль. Себя – еще жальче.
Некоторое время Иван Сергеевич ждал. Лейтенант курил. Потом раздался шорох – швырнул бычок в угол. Позвал:
- Долго лежать там будешь, тварь? Давай, враг народа, выходи.
Иван Сергеевич вылез из ванны. Вышел в комнату. Лейтенант сидел, поигрывая топором, и на Ивана Сергеевича не смотрел. Смотрел он на обстановку – пыльный ковер на стене, ловушки от тараканов, старый телевизор «Рубин». На кучу книг и единственный предмет роскоши – черный элегантный видеомагнитофон. Тот выделялся, как настоящий граф Дракула в бархатном плаще, почему-то угодивший в очередь за молоком и куриными окорочками. Ивану Сергеевичу стало вдруг за него неудобно.
Лейтенант обвел взглядом остальное, включая разгром, учиненный коллегами при обыске – выкинутые с антресолей старые зимние ботинки, какие-то кастрюли, лыжи, маленькую пластмассовую елку. Долго смотрел на грязную литровую банку с больничной маркировкой, стоящую на подоконнике. На донышке банки видны были остатки засохшей донорской крови. В конце концов глаза за стальным очками уставились на Ивана Сергеевича, на его когти и застиранную пижаму для сна. В них читались презрение и непонимание.
- К-к-какое Вы имеете право? – наконец прошептал Иван Сергеевич, сам понимая, какую чушь несет. У тех, кто вламывается в квартиры между четырьмя и пяти утра, всегда есть необходимые права – а если и нет, то чихать они на это хотели.
- Право? – лейтенант удивленно хмыкнул. – Ишь, как заговорил. Нет у тебя никаких прав, усек? Вышли все. Когда кровь сосать начал. Давай, собирайся.
Иван Сергеевич застыл в недоумении. Он думал, что голову ему отрубят прямо сейчас, без проволочек – а потом впишут что-нибудь, как говорится, задним числом. Лейтенанту, наверное, дадут новую звездочку – за то, что в одиночку задержал и ликвидировал врага народа. Куда собираться-то?
Лейтенант, видя такое замешательство, покачал головой из стороны в сторону. Потом указал рукой на тоскливую обстановку квартиры.
- Не понимаю, - сказал он, - зачем такие, как ты, вообще живут? Вот для чего, а?
Иван Сергеевич молчал. Если честно, он и сам не понимал, для чего.
Лейтенант поднялся со стула. Иван Сергеевич сжался, втянул голову в плечи. Лейтенант сплюнул на родовой паркет семьи Лихачевых. Опустил топор.
- Завтра вечером, сука, чтоб тебя тут не было. Зайду, проверю. Квартиру опечатаю заодно. Усек?
Не дожидаясь ответа, он развернулся на каблуках и вышел из квартиры. Хлопнул повисшей на одной петле дверью.
Иван Сергеевич долго стоял, глядя ему вслед. Потом подпер дверь венским стулом, уселся на пол и зарыдал. Рыдал он больше часа. Но потом все-таки успокоился.
Нужно было собирать чемодан. Завтра – первым делом продать видеомагнитофон и ехать на вокзал, покупать билет в Кишинев. Оттуда – пробираться к румынской границе. А там уж – как повезет.
Приняв это первое серьезное решение в своей жизни, Иван Сергеевич неожиданно успокоился. Он собирал чемодан до самого рассвета, а потом решил немного вздремнуть – чтобы набраться сил и проспать самое неприятное время. Заснул легко. Ему снились Карпатские горы, разрушенные древние замки и убегающие с притворным визгом белокурые красавицы в полупрозрачных белых кружевах.
Другие истории автора
https://vk.com/grimfairytales
